- Позвольте мне, ваше высокопревосходительство? - поднялся Ханжин.
- Пожалуйста, генерал. - По лицу Колчака пробежала едва уловимая гримаса раздражения, мохнатые брови колыхнулись и замерли.
"Нет, видать, не всем угодил", - смекнул Безбородько, вглядываясь в лицо Ханжина - своего непосредственного начальника.
- Господа! Действительно, моя армия первоначально имеет значительное превосходство на участке, где я нанесу главный удар. Но так будет лишь в начале. В период развития операции в действие будет втягиваться все больше сил красных, а протяженность фронта возрастет втрое. Учитывая боевую мощь формирующегося сейчас Волжского корпуса генерала Каппеля, я гарантирую полный успех на первом этапе наступления. Но в дальнейшем, господа, наличных сил Западной армии будет явно недостаточно. Поэтому я уже сейчас прошу снять с северного участка армии генерала Гайды не менее одного корпуса и придать его мне. Простите, генерал Гревс, но военные люди должны трезво учитывать обстановку: северное направление с его болотами, лесами и бездорожьем я считаю блефом. Никогда англо-американские войска не смогут взять Вологду. Давайте развивать успех на главном направлении. Еще раз настоятельно прошу принять мое предложение о создании во втором эшелоне моей армии резерва от двух до трех свежих корпусов.
Колчак внешне бесстрастно слушал Ханжина, но в голове его быстро происходили сложные расчеты. "С одной стороны, хорошо, что Ханжин выступил против американца: он прав по существу, но возражение идет не от меня. Однако, с другой стороны, надо показать союзникам, кто здесь хозяин: давно ли они прочили Жанена в Верховные?.. Новгородское вече открывать не будем".
Он мягко обратился к Лебедеву:
- Нас досадует упорство генерала Ханжина. Прошу вас разъяснить господам, как будут развиваться в дальнейшем события.
- Слушаюсь. - Лебедев, обязанный Колчаку своим стремительным возвышением, укоризненно поглядел на Ханжина. Тот ответил ему свирепым взором. - Достоверно известно, что взятие Уфы явится сигналом для массовых вооруженных восстаний крестьян, задыхающихся от продразверстки. Подготовкой восстания занимаются сейчас вполне надежные люди. Восставшие крестьяне будут организованы в отряды, под руководством опытных офицеров. В Первой, Пятой и Четвертой армиях красных тоже начнутся восстания, ряд частей перебьет своих комиссаров и с оружием в руках перейдет на нашу сторону. Эти выступления тщательно готовятся людьми, специально засланными в части и штабы красных. Таким образом, армии генерала Ханжина будет открыта широкая дорога, своего рода Невский проспект, точнее, Волжский проспект вплоть до Самары. Вот почему мы не ставим сейчас вопрос о создании у него резервных корпусов. Вы удовлетворены, генерал?
- Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, - пробурчал Ханжин.
Колчак встал, резко отодвинул кресло:
- Мне кажется, господа, вопрос ясен. Разрешите считать наш план генерального наступления принятым? В таком случае продолжим обсуждение в более приятной обстановке. Прошу всех в столовую. Шампанское уже на столе. Прошу вас, господа!
10-15 февраля 1919 года
Уральск
Ослепительно блестит снежная равнина. Кажется, повсюду под голубым небом - один только раскаленный белый снег. Но нет, снег белый только вблизи от саней, дальше он слегка розоватый, к горизонту - зеленовато-серый, потом голубой, а вдали краски темнеют и где-то переходят в узенькую фиолетовую полоску. Бежит-вьется среди сверкающего великолепия зимней степи едва заметная дорога. То вскинется она на пригорок, то пропадает за ним, а вот вылетела уже на ровное место: тут бы ей в струнку вытянуться, так нет, извивается, петляет, уходит, как лиса от собаки, и тянется без конца и краю.
Из-за небольшой высотки выскочила лихая тройка степных коней, запряженных в крытый возок. Да как засвистел-закричал возница, да как огрел кнутом коренника - еще бойчее рванули невысокие темно-гнедые коньки, отклонились-упали назад седоки, только "эх!" от удовольствия и сказали.
Дорога начала взбираться на долгий подъем. Кони пошли шагом, белый пар валил от них, высоко поднимаясь в хрустальном, морозном воздухе. Возница соскочил на дорогу и пошел рядом с возком.
- Как зовут-то тебя? - спросил один из седоков, плотный и ясноглазый усач.
- Егор, а по батюшке Пантелеймонович. А тебя, прости за любопытство?
- Михаил, а по батюшке Васильевич. Ну что, дедусь, много по нарядам приходится ездить? - Фрунзе тоже вылез из возка, зашагал, разминая ноги.
- А то нет! Шатается тут вашего брата взад-вперед. Откуда только берутся? И всем спешка, всем срочно.
- Война, дедушка! Тут не засидишься.
- Это мы знаем, что война. А скоро ли она кончится?
- Кто ж ее знает! Слыхал, небось, что у Колчака триста тысяч солдат мобилизовано?
- Мобилизовано! Это разве вояки?! Нешто они всерьез воевать будут?
- А то нет? - подзадорил Фрунзе.
- Хрена с два! Какой же им интерес за белых воевать?
- За красных-то мужики воюют?
- Воюют, коли красные не обманывают. Опять же большевики землю отдали мужичкам. Да и сам Ленин из мужиков.
- Это кто же сказал?
- Сам я слыхал. Чапай на митинге говорил. Я ведь прошлый год под ним в отряде служил - в обозе кухню возил.
- Ну, как он командир?
- Одно слово - герой! И в наших мест уроженец. Ничего не боится - заговор имеет. Все, почитай, "Георгии" получил в германскую. Пуля его не берет. А уж сам рубит - как полоснет, так до седла казака и развалит! Ей богу, не вру! А сейчас, говорят, в Москву к Ленину поехал, за правдой. Ну вот, многие его бойцы по домам разошлись, другим не верят, подвоха боятся. А ему, ух, какая вера есть! Но, милые! - Подъем кончился, они вскочили на возок.
Егор Пантелеймонович свистнул, дернул вожжи, кони вновь понеслись, только снег запушил в лицо.
Далеко впереди показалась черная змейка обоза. Она заметно росла, расстояние быстро сокращалось. На санях, поверх плотно упакованных тюков, лежали возничие.
- Что везете, товарищи? - спросил Фрунзе.
- А вон у командира обоза спроси, - мотнул головой вперед стрелок. - А мы каждому проезжему отвечать не обязаны.
Фрунзе довольно ухмыльнулся в усы. Догнали командира в голове колонны. Он спал, завернувшись в тулуп. Командарм не стал его будить, приподнял край брезента: крепко увязанные валенки. Хорошо!
- Куда путь держите? - спросил он у возницы.
- В двадцать пятую дивизию.
- Так. Отлично. А командира разбуди, скажи, что командующий армией велел поменьше спать: фронт близко!
Егор Пантелеймонович, уразумев, кого он везет, гикнул, взмахнул кнутом, и возок мигом умчался вперед, оставив окаменевшего от удивления возницу.
Русский сторожевой город Уральск встречал их во всем своем зимнем убранстве. Иней посеребрил пушистые деревья, мороз изукрасил окна домов. Белыми столбами неподвижно стояли над крышами дымы. На улицах оживление, много военных - в шинелях, полушубках, у всех за плечами винтовки. То и дело встречались конные обозы, караваны навьюченных верблюдов. И над всем этим - шум от неумолчной пальбы из винтовок и непрекращающегося карканья ворон.
- А ну-ка, Пантелеймонович, замедли!
Навстречу возку двигалась группа оживленных, румяных красноармейцев. Несмотря на мороз, грудь нараспашку, некоторые навеселе.
- Гляди, ребята! - Один боец указывает на деревья поодаль, куда опускается крикливая стая. Мигом человек десять сдернули винтовки, вскинули их, залп! Одна ворона падает, десятки с истерическим гомоном взлетают кверху и беспорядочно кружатся.
- Что за безобразие! - возмутился Фрунзе. - Товарищи красноармейцы, из какой части? - грозно спросил он.
- Мы-то? Из бригады Плясункова.
- А зачем стреляете по воронам, да еще в городе?
- А нам никто не запрещает, - весело ответил белозубый, широкоплечий боец. - Патроны дадены, вот и примеряемся. Кто в белый свет, как в копеечку, а мы, уральские охотнички, проверяем винтовочки на птичках. Может, и вы, гражданин хороший, хотите пальнуть?
- Товарищи бойцы! Я, командующий Четвертой армией, категорически запрещаю стрельбу без прямой военной необходимости.
Бойцы застыли по стойке "смирно", кое-кто спешно застегивался.
- Вот вы, - обратился Фрунзе к своему веселому собеседнику, - неужто не понимаете, что выбрасывать на ветер народное богатство - преступление перед республикой? Скоро дело до боя с Колчаком дойдет, а вы к тому времени весь боезапас по воронам сожжете, и бери вас враг голыми руками, горе-охотничков! Так и объясните всем товарищам, а о нашей встрече доложите своему командиру.
Тройка помчалась по улице. А в городе продолжалась беспорядочная стрельба.
- Я подсчитал количество выстрелов за эти десять минут, - сказал Новицкий. - Если перевести их количество на дневной расход, получится около двухсот тысяч патронов, сожженных зря. А ведь они так развлекаются много дней подряд.
- Какое все-таки безобразие! Какая распущенность! Здесь придется поработать дольше, чем думали! Интересно, прибыл ли уже сюда Иваново-Вознесенский рабочий отряд?
- Должен был позавчера прибыть.
- Федор Федорович, попрошу вас отдать приказ: завтра в десять часов на площади построить все части гарнизона для смотра. А сегодня надо провести общегородское собрание партийного и советского актива. Я вижу, это дело срочное!..
Примерно в тот же час, что и возок Фрунзе, с другой стороны в Уральск въезжали исправные санки, запряженные парой крепких, но притомленных каурых коньков. Укутанная в шубу и пуховый платок, сидела в них со скромным баульчиком на коленях Галина Ивановна Нелидова.
Сани остановились у бревенчатого двухэтажного дома, верх которого занимал Семенов - вридкомиссар плясунковской бригады. Сытно пообедав, он стоял у окна, прочищая твердой соломинкой зубы. Что это?! Мираж? Сновидение? Галина? Сюда? Не может быть! Что-то горит, если она в открытую решилась приехать!.. Может быть, ему грозит опасность, и она сочла нужным предупредить его?! Теряясь в догадках, он понесся вниз, громыхая по деревянной лестнице. В сенях его встретил вестовой:
- Товарищ комиссар, прибыла какая-то гражданка, уверяет, что ваша жена.
- Да-да, конечно же, конечно! Лошадей и повозочного отведи в комендантский взвод, до утра можешь быть свободен!
Он опрометью бросился к ней - своей старой любви, к вечной своей тревоге и радости, обнял ее, расцеловал, снова обнял, отстранился, снова расцеловал в обе холодные с мороза щеки.
- Рад? - спокойно спросила она, когда они поднялись наверх.
- Боже мой, конечно! Но почему такой неожиданный, такой рискованный приезд?
- Да так, соскучилась по тебе, вот и приехала на денек-другой. Ничего устроился, неплохо. Кто тебе постель согревает, хозяйка? Немножко дрябловата, щами пованивает, но в общем-то еще ничего.
- Ах, Галя, никак я к твоей манере шутить не привыкну. Так что же случилось?
Она сбросила на скамью шубу, платок, задумчиво прошлась по комнате - гибкая, все такая же молодая, с мороза еще более красивая, неожиданно распахнула дверь, выглянула - никого.
- Хочешь покурить? - Она достала серебряный портсигар. - Возьми вот эту, среднюю.
Он взял папиросу, присмотрелся и спичкой осторожно достал из глубины свернутую тоненькую бумажку. Он развернул ее, посмотрел на свет, затем послюнил. Под влиянием влаги начали проступать темные буквы. "При первой возможности ликвидируйте Фрунзе - лучше всего на митинге. Убийцу застрелите. Возмущайтесь, сожалейте. Готовьте бригаду к переходу с оружием к Ханжину. Последний предупрежден. Документ уничтожить. Центр". Семенов внимательно перечитал приказ, затем сжег его и остановился в задумчивости.
- Ах, Сашка, - Нелидова подошла к нему и крепко обняла, прижавшись от колен до подбородка, - давно-то мы с тобой не праздновали встречу по-настоящему! А зажирел ты, друг мой, что выложенный кот. Нехорошо. Ну много ли успел здесь? Сколько у тебя верных людей?
- Ах, Галя, Галя, и на груди моей ты не забываешь о деле… Может быть, все эти разговоры потом?
- Погоди, котик. И потом тоже. Значит, сколько таких, что можно положиться? А Плясунков что за тип? В кулаке у тебя? Любишь ты, друг мой, фразу, ох любишь! По-твоему, я ведь тоже у тебя в кулаке - так, что ли, хвастал ты Гембицкому? Ну, не переживай, не переживай: это мое дело, как я узнала! Главное, сейчас я у тебя и впрямь в руках. Ну-ка, обними покрепче. Ах, молодец! А что, сможешь ты поднять бригаду? Смотри, я ведь крепких мужчин уважаю! Героев! - Она многозначительно засмеялась. - Нет, Сашка, недаром я все же люблю тебя: какие дела тебе поручают! Значит, как у тебя люди по полкам расставлены?.. Ну, какой же это допрос? Своей пользы не понимаешь - ведь твою цену из моего доклада установят. Понял? Ну не ершись, давай, котик, по-деловому, по-современному. Я слушаю…
На следующее утро, выполняя приказ, к городской площади стали подходить войска: батальоны Плясункова, отдельные части 22-й дивизии, штабисты. Под звуки небольшого духового оркестра, чеканя шаг, строго выдерживая дистанцию между ротами, прошел Иваново-Вознесенский отряд. При каждой роте сани с "максимом", при полковом знамени два командира с шашками наголо. Ткачи прошли, красуясь слаженностью, выправкой, силой. Новенькое обмундирование, островерхие шапки, как древнерусские шлемы, винтовки с блестящими штыками - все это выделяло их из других частей.
Плясунков стоял перед своей бригадой, перекрещенный портупеями и поясом, с шашкой на левом боку, с маузером на правом, с биноклем на груди, в заломленной набекрень папахе. Семенов - в черном полушубке, в черной папахе - подошел к нему и громко, не приглушая голоса, сказал:
- Их превосходительство кофием наслаждаются, а бойцы здесь должны мерзнуть!
- Да, старые порядочки вводит, - сплюнул в сторону Плясунков, - парадами забавляться вздумал.
Санки с командармом вылетели на площадь и поехали к правому флангу, где стояла бригада Плясункова. Фрунзе вышел из них и направился к стоящим перед строем бригады Плясункову и Семенову. В трех шагах от них он остановился, ожидая, что Плясунков скомандует бригаде "смирно!" и представится ему. Но комбриг и его комиссар, подбоченясь, лишь глядели на командарма, и не думая докладывать ему.
Сзади них, переступая с ноги на ногу, стояли бойцы, стояли даже не рядами, а отдельными группами. У кого винтовка висела за спиной, у кого на ремне перед грудью, а некоторые держали винтовки под мышкой прикладом, стволом вниз. Шинели неподпоясанные, полушубки не застегнуты, шапки и папахи набекрень, из-под них торчат косматые чубы.
"И это двадцать пятая, героическая в прошлом дивизия! - подумал Фрунзе. - Не знаю пока, друзья-командиры, что вы за птицы, но на провокацию меня не возьмете".
Подходя к Плясункову, он протянул ему руку:
- Товарищ Плясунков, должно быть?
- Так точно! - невольно вытягиваясь, ответил тот.
- Что ж это вы, строевых команд не знаете?
- Да уж мы такие, неученые, - досадуя на свой порыв, вызывающе ответил тот. - Кадетских корпусов не кончали, а вот белых генералов били!
- А хороший командир, преданный советской власти, и без кадетских корпусов должен знать азбуку военной службы. Без воинской дисциплины сильного врага вы не побьете! Пойдемте, поближе посмотрим ваши полки.
Фрунзе пошел вдоль строя, не повторяя приглашения.
Плясунков двинулся за ним, остановился было, поглядев на Семенова, который глазами сделал ему знак стоять на месте, но затем махнул рукой и пошел за командующим.
Фрунзе шел не торопясь, всматриваясь в лицо каждого бойца. Вот он увидел приплясывающего от морозца вчерашнего своего знакомого, стрелка по воронам. Винтовка у него была под мышкой, штыка не было, руки засунуты в рукава, как в муфту. Узнав Фрунзе, красноармеец взял винтовку к ноге, вытянулся.
- А где же ваш штык, товарищ уральский охотничек?
- Виноват, товарищ командующий. Да нам толком никто ничего и не объясняет. - Он нагнулся, вынул штык из-за голенища и примкнул его к винтовке.
Отойдя от него, Фрунзе вполголоса кинул Плясункову:
- Вот так, товарищ комбриг! Устами рядового бойца дана полная характеристика вашего стиля командования!
Плясунков молча следовал за Михаилом Васильевичем. Они подошли к четкому строю рот и батальонов Иваново-Вознесенского отряда.
- Отряд!.. Смир…но!.. Равнение напра…во! - послышалась уставная команда.
- Здравствуйте, товарищи красноармейцы и командиры рабочего отряда! Здравствуйте, дорогие ткачи! - громко поздоровался Михаил Васильевич.
- Здравия желаем, товарищ командарм!.. - последовал радостный ответ раскатом сотен голосов ("Эх, и сколько же родных, знакомых лиц!").
- Поздравляю вас с переименованием в двести двадцатый стрелковый полк и включением в развертываемую сейчас двадцать пятую боевую дивизию! - громко и торжественно произнес он. - Ваш образцовый строевой порядок и внешний вид позволяет надеяться, что вы не подведете своих иваново-вознесенских товарищей, пославших вас на Восточный фронт против Колчака. Уверен, что и в боях с нашим злейшим врагом вы покажете образцы храбрости, отваги, боевой смекалки, стойкости и преданности делу революции. Рабочему полку ткачей ура!
- Ура!.. - пронеслось над полком.
Закончив обход, Фрунзе возвратился к санкам, напротив бригады Плясункова, и поднялся на сиденье.
- Товарищи красноармейцы, командиры и политработники семьдесят третьей бригады двадцать пятой дивизии! В прошлом вы завоевали себе славу непобедимых, стойких и преданных революции полков Красной Армии. Но во что превратилась ваша бригада сейчас? Вас пришлось вывести в тыл с линии фронта. Вы потеряли свою боеспособность. В ваших рядах были предательства, невыполнение боевых приказов, дезертирство.
Были случаи грабежей и насилия. Разве это боевые батальоны и полки Красной Армии знаменитой дивизии, которой командовал Чапаев? Вы стоите как вооруженная толпа, а не как воинская часть Красной Армии! За стрельбу и беспорядки в городе, за поведение на фронте и здесь на смотре объявляю перед строем бригады строгий революционный выговор всему командному и политическому составу бригады. Надеюсь, что вы правильно поймете это наказание и быстро исправите свои ошибки.
- Понял? Выговаривает! Кому? Нам! - со злобной радостью сказал Семенов.
- А сейчас все полки, участвовавшие в освобождении Уральска, подвести к зданию Думы для вручения наград за боевые заслуги!
На большом столе были разложены часы, портсигары, браунинги, маузеры с надписями на них: "За освобождение Уральска. РВС 4-й армии".
Когда список бригады Ильина из 22-й дивизии был исчерпан, начдив 22-й дивизии Дементьев подал команду:
- Комбриг Плясунков, вызывайте отличившихся для вручения им наград!
- А здесь холодно раздавать награды! - громко прозвучал ответ Плясункова. - Мы их дома в тепле распределим. Комиссар Семенов, возьмите поднос с подарками!
- Спокойно, Федор Федорович! - тихо сказал Фрунзе, увидав, как подался вперед Новицкий. - Дуги гнут с терпеньем и не вдруг. Полагаю, что у Плясункова попросту не приготовлены списки. А вот почему? В этом мы разберемся. Обстоятельно разберемся!
- К церемониальному маршу! - прозвучал голос Ильина, которому поручили командовать парадом.