* * *
Граф приехал в Тулу через неделю, на рассвете. Оставив на почтовой станции карету и настрого запретив кому-либо сообщать о себе, он вдвоем с адъютантом пошел по городу и, расспросив встречных, направился в инвалидную роту. Однако почтовый смотритель тотчас послал сынишку к полицмейстеру, тот бросился к генералу Чичерину, денщик которого прибежал на дом к Непейцыну. Так вышло, что не успел еще Аракчеев окончить осмотр ротного хозяйства, как Сергей Васильевич в полной форме, с ранее написанным рапортом, в котором проставил нонешнее число, подъезжал к казармам.
"Сделаю вид, будто про корпус вовсе не помню, не видал его никогда. Во всем строгую официальность соблюду, - думал Непейцын. - А уж если захочет сам, так пусть знак подаст…"
- С цейхгауза на конюшню прошли-с, - доложил выскочивший навстречу ротный писарь, видно, стоял у окошка, караулил командира.
- Егор Егорыч здесь? - спросил Непейцын о капитане Козлове, к которому уже сам послал давеча Федора.
- Только пришли-с. И сряду к людям…
Аракчеев стоял около третьего от двери денника, спиной к входу. Фельдфебель Прохоров, зажав между колен заднее копыто гнедого жеребца Веселого, показывал генералу подкову, которую из вежливости очищал от навоза пальцем.
Сергей Васильевич видел сутулую спину в форменном поношенном сюртуке, за которой сцепились два красных кулака, и фуражку, низко насаженную на красные же оттопыренные уши.
- Ладно, пусти ногу, - приказал знакомый скрипучий голос. - Проверь, поручик, на крупе да под брюхом, какова чистка.
Белая замшевая перчатка адъютанта скользнула по атласной шерсти Веселого и осталась без пылинки.
- Молодец, хорошо смотришь за конями! - похвалил Аракчеев.
- Рад стараться, ваше сиятельство! - гаркнул Прохоров. - сутки полные с прошлой чистки прошли, ваше сиятельство.
"Ну и бестия! Верно, сейчас, когда гость уже по роте ходил, коней щеткой да чистым тряпьем протерли", - подумал Непейцын.
Генерал повернулся к двери и встретился взглядом со стоявшим в трех шагах Сергеем Васильевичем. Против прежнего лицом немного худее, щеки втянуты, губы в нитку, а в глазах нечто вроде смешка мелькнуло. Четко приставь ногу, вытянись и замри с двумя пальцами у шляпы, как по-новому, на прусский манер, приказано…
- Рапортую вашему сиятельству, что в причисленной к Тульскому оружейному заводу подвижной инвалидной роте нумер четвертый все обстоит благополучно. Налицо штаб- и обер-офицеров четыре, унтер-офицеров и музыкантов двадцать три, рядовых сто шестьдесят шесть, больных, сданных в госпиталь, семеро…
Граф взял бумагу с рапортом и, не читая, передал адъютанту.
- Не ждали таково рано, майор? Прошу простить, что с постели поднял, но бонжурить не умею, ради службы сил не щажу. Докладывали, будто и вы каждодневно с утра здесь бдите. Верю и за то хвалю. Пищу казенную, фуражную кладовую, амуничник, цейхгауз, конюшню без вас осмотрел. Остались люди…
- Пожалуйте, ваше сиятельство, на плац, - опять приложился к шляпе Сергей Васильевич.
- Верно, калеки все? Как инвалидную роту смотреть, то жалобы слушать, что люди плохи. А гоплиты в полевое войско надобны.
- Мои на здешнюю службу годны. У нас главная статья караулы, и на них людей едва хватает. Ваше сиятельство просил генерал Чичерин еще роту добавить, а то завод растет, постов все больше…
- Читал, разберу. Но паки уклонения от фрунта под предлогом службы караульной не моги давать. Сам учишь?
- И сам. Но более капитан Козлов, старший мой субалтерн.
- Посмотрю ваше старание.
На плацу вытянулся недвижный фронт построенной в две шеренги роты. Стоявший на фланге Козлов зычно выкрикнул:
- Рота, смирно! Глаза нале-во!
В полной тишине были слышны только шаги подходивших, звон шпор и внятное поскрипывание непейцынской ноги. "Эх, черт, забыл смазать шарниры! На кулибинской-то никогда не скрипели".
- Слушай на кра-ул! - скомандовал Козлов.
Барабаны ударили "встречу".
Около флангового солдата Аракчеев остановился, шагнул вбок и, вытянув шею, прищурив один глаз, вперился в линию выровненных киверов, грудей, ружей. Еще раз шагнул, встал тем же манером против второй шеренги и тут даже присел - животы, что ли, и приклады проверял?.. Вот сейчас и сыщет что-нибудь для придирки.
- Стоят исправно. Хоть бы и не инвалидам, - услышал сквозь бой барабанов Сергей Васильевич.
Пошли вдоль фронта. Солдаты замерли с вздернутыми подбородками, с уставленными перед собой глазами, с побелевшими пальцами, сжавшими ложа и шейки ружей. Казалось, не видят, не дышат.
Дробь барабана оборвалась - начальник мог поздороваться с частью. И опять слышались только шаги, звон шпор и скрип искусственной ноги. Непейцыну показалось, что Аракчеев чуть склонил в его сторону голову - прислушался. Но вот остановился как раз против середины фронта. Сергей Васильевич встал за графом. Да уж, отработал строй Козлов. Как игрушечные солдатики, прибитые к одинаковой ширины дощечкам, стоят полтораста человек. Ровно разбегаются в обе стороны линии штыков, султанов, прикладов, носков.
- Здорово, молодцы! - негромко, гнусаво сказал Аракчеев.
- Здравия желаем, ваше сять-ство! - единым выдохом гаркнули инвалиды.
- Благодарю за службу! - прогнусавил граф.
- Рады стараться, ваше сять-ство!..
Шагнул было по фронту, но, приостановясь, отнесся к Непейцыну:
- Дён десять назад его инператорское величество в канун отбытия своего в действующую противо супостата армию приказать соизволил, чтоб инфантерия в таковом строю имела интервалы между взводами, как ноне капральства прежние именовать повелено, на корпус более прежнего, дабы удобнее совершать перестроения во взводную колонну… Дошел уже до тебя сей высочайший приказ?
- Никак нет, ваше сиятельство, не получали такового, - уверенно ответил Сергей Васильевич. Он сам всегда читал все приказы и передавал офицерам, что нужно для исполнения.
- Так пусть хоть по-старому оную эволюцию совершат и мимо нас проследуют. Мы сюда отступим, а ты капитану своему прикажи.
Они были рядом с Козловым, застывшим на правом фланге роты. Непейцын только кивнул ему и отошел за Аракчеевым и его адъютантом к стене гауптвахты, как раздалась команда:
- Рота, на пле-чо! К церемониальному маршу, в колонну по первому взводу, правое плечо вперед. Шагом… - Пауза. Коротким выдохом: -… арш!
И разом ударили в землю выброшенные вперед левые ноги.
"А как все предсказал бухгалтер!" - думал Сергей Васильевич, глядя, как, рассекшись на четыре ровные части, но не ломая в них равнения, рота повернулась перпендикулярно своему прежнему положению и, дрогнув, остановилась. Новая команда - и все четыре барабанщика, оказавшиеся теперь в ряд впереди, загремели шаговую дробь. Шеренга за шеренгой маршируют мимо. Отлично прошли, не сломав нисколько равнения, не нарушив дистанции между капральствами… или как их… взводами… Опять все так слаженно, будто раздвижные солдатики-игрушки ходят в умелых руках. Ай да Козлов!
Даже Аракчеев ухмыльнулся.
- Чисто ходят, - повернулся он к майору. - Еще ружейные приемы так же отделать - и хоть в гвардию на повышенный оклад молодцов перевесть… А засим, господа офицеры здешней роты, прошу отсюда уйтить. Произведу опрос претензий.
"И тут бухгалтер оракулом оказался", - подумал Непейцын, заворачивая за угол гауптвахты рядом с Козловым. И сказал:
- Ну и мастер вы, Егор Егорыч, в строевом деле!
- Не последним в дивизии считался, - приосанился капитан.
Минут через десять прибежал адъютант:
- Его сиятельство просят к роте! - И вполголоса: - Всем довольны солдаты отозвались.
Когда подошли, граф спросил:
- День ноне, кажись, постный?
- Постный, ваше сиятельство! - подтвердил адъютант.
- Всем по чарке водки, по фунту рыбы. Спасибо, молодцы!
- Рады стараться, ваше сять-ство! - рявкнули солдаты.
- Посмотрим казарму, Сергей Васильевич, - сказал Аракчеев.
"По имени-отчеству! Значит, доволен", - решил Непейцын.
- А как капитан твой по хозяйству? Знает ли толк в довольствии, в швальне, в переписке? - спросил на ходу граф.
- Отменно хорош во всем, - заверил Непейцын и подумал: "Решает, можно ли Козлову роту дать, когда я батальон получу…"
В казарме все сошло хорошо, хотя Аракчеев не поленился взлезть на лавку под ротной иконой и, перекрестясь, повозить рукой по тыльной ее стороне. Пыли и там не оказалось нисколько.
- А теперь пойду на постоялый, чай пить да соснуть часок перед тем, как завод смотреть. Здесь-то все знакомо, а там механика разная, ум надобно натуживать, - закряхтел граф.
- Мои дрожки к услугам вашего сиятельства, и прошу ко мне откушать и отдохнуть, - пригласил Непейцын.
- Спасибо, Сергей Васильевич! Дрожки возьму на полчаса. А насчет хлеба-соли дозволь субординацию соблюсть. Нонче, верно, меня обедать генерал ваш попросит, а завтра, перед дорогой, изволь, накорми по старой дружбе. Только чур - никаких гостей, чтоб побеседовать… - Аракчеев обернулся и нашел глазами Козлова: - А фрунтовому мастеру особое спасибо! - Он поклонился чуть не в пояс.
- Рад стараться, ваше сиятельство! - выкатил глаза капитан.
- Я твоего старания, сударь, не забуду. Таких и государь наш жалует… - И снова обратился к Непейцыну: - Ну, проводи, Славянин. Прикажи нас бережно везть, ухабы здешние - ох!.. А Филатка твой жив ли?
- Здесь, со мной. Только вольный теперь, цеховой столяр. Отпустил его за то, что меня в очаковском рву сыскал и выходил.
- Ну-ну, - пожевал губами Аракчеев, направляясь к воротам. - Твое дело. Я же так полагаю, что в том холопья обязанность, чтоб за господина своего живот положить, ежели понадобится, как наша с тобой - за государя. Аль не верно говорю? - Он покосился зеленым глазом на Сергея Васильевича.
Тот ответил:
- Истинная правда, ваше сиятельство!
- Раз службе конец, я тебе Алексей стал, а не сиятельство.
- Слушаю, Алексей Андреевич.
- Ну, хоть так… А ты ведь Васильевич? Не спутал? В голове-то всякого складено… Вот при опросе давеча едва вспомнил, почем на мясо да на соль жалованья нижних чинов прибавляется…
Непейцын хотел сказать, но граф остановил его:
- Постой! Будто по семьдесят две копейки на мясо да по двадцать четыре на соль. Верно ли?
- Истинно так, Алексей Андреевич.
- А цены сготовленному в заводе вашем оружию, думаешь, не помню? Ружья пехотного восемнадцать рублей пятьдесят шесть копеек, драгунского - шестнадцать рублей восемьдесят две копейки, гусарского - четырнадцать рублей тридцать четыре копейки. Так ли?
- Того, правду сказать, не знаю, как оно мне постороннее.
- А мне, брат, не оказывается постороннего… Жди завтре в полдень. Всегда-то в два часа обедаю, а в дорогу… У тебя жены ведь нету?
- Не завел еще, Алексей Андреевич.
- Поспеешь ужо. Я к тому, что в сертуке буду. Ну, трогай. "Все знает обо мне, хитрюга! - провожая глазами дрожки, думал Непейцын. - Обед с Ненилой обсудим. Но как угадать, что любит? Или и про сие Тумановский скажет?"
* * *
Уехав из роты в полдень, он только поспел разоблачиться и начать разговор о кушаньях, как явился один из чичеринских денщиков с приглашением к двум часам на обед. Вот как быстро излюбленный аракчеевский час стал известен генералу. Изволь-ка снова пристегивать ногу, затягиваться в мундир, вязать шарф…
По дороге Сергей Васильевич велел Фоме остановиться около квартиры бухгалтера, рассчитывая, что ежели приглашен на обед, то, верно, прибежал домой прифрантиться и можно подвезти его к Чичериным, расспросив о вкусах графа.
Вступив в прихожую, Непейцын увидел двух девочек - Любочку и вторую, поменьше, которые в дверях гостиной отнимали друг у друга какую-то синюю подушку и при этом так смеялись, что едва не стукались лбами. Увидев гостя, они замерли, разом сделали ему реверанс и убежали, а на смену им вышла Екатерина Ивановна.
- Яков Яковлевич в должности, - сказала она. - Да пожалуйте. Любочка, кликни Васю принять шинель Сергея Васильевича.
Присев в чисто прибранной, несмотря что никого, очевидно, не ждали, гостиной, Непейцын сказал, почему надеялся застать Тумановского и что хотел спросить. Екатерина Ивановна улыбнулась:
- На вопрос ваш могу и я ответить. Муж не раз мне толковал, что великий, мол, человек, а любит щи с говядиной, битки с гречневой кашей и на сладкое коврижки да яблоки. Насчет же того, чтобы Яков Яковлевич пришел мундир сменить, то коли и зван, то сего не сделает. - Улыбка Екатерины Ивановны стала лукавой. - Граф, видите ли, франтовства в подчиненных не терпит. Тем больше, ежели чиновник к столу прямо из канцелярии… А небось к вам до приезда моего или еще к кому вот как раздушившись ходил, да еще с лорнеткой?..
- Было, - улыбнулся и Непейцын.
- Уж таков мой мусье Тумановский! - заключила Екатерина Ивановна с интонацией, по которой было неясно, гордится она мужем или слегка подсмеивается над ним.
Сергей Васильевич хотел встать, но хозяйка удержала его движением руки:
- Вы за прошлый разговор, пожалуйста, извините. В тот день я от мальчиков грустное письмо получила, да еще генеральша мне сказала, что отправку сыновей в Пажеский корпус все оттягивает, их жалеет. Вот я и запечалилась. Якову Яковлевичу надобно, чтобы офицерами вышли, а по мне, пусть бы по гражданской, но зато никто бы их не тиранил… Вот девочки при нас, и как хорошо!..
* * *
Видно, генерал Чичерин не посоветовался с бухгалтером о кушаньях, а может, почел невозможным подавать за парадным обедом щи и битки с кашей. После разнообразных закусок чередой пошли консоме, осетрина, телятина, цыплята, ананасы, ореховые торты. К каждому блюду подавалось новое вино. Аракчеев, сидевший между хозяином и хозяйкой, явился сюда тщательно выбритый, в шитом золотом генеральском мундире с двумя орденскими звездами. Сергей Васильевич, сидевший напротив, заметил, что граф выучился опрятно и спокойно есть. И следа не осталось жадности, с которой поглощал кадетские трапезы. Выучился еще говорить любезности дамам. Госпоже Чичериной сказал, что слышал об ее покровительстве местному девичьему пансиону и что такая забота дополняет красоту ее не менее, чем жемчуга и бриллианты. Потом похвалил повара и убранство стола.
Но на этом почел нужную меру галантности выполненной и заговорил с генералом о заводе. Оказывается, он не лег отдохнуть, а более четырех часов осматривал все, что хотели ему показать, и то, мимо чего старались провести. Начал с вопросов, что сделано для увеличения на будущий год выпуска оружия, во что встанет расширение плотины, о котором услышал нынче, и может ли доложить государю, что тульские клинки и стволы не уступят предложенным англичанами, на память называл множество цифр, дат, имен. Да, прав был Захаво, что этот не чета большинству генералов-сибаритов, не играет аристократа, держит в голове все, что ему поручено, во все сует свой некрасивый толстый нос.
Под конец обеда, когда уже было выпито за государя, за генерал-инспектора, за хозяев, за победы над французами, над турками и за процветание завода, несколько размякший хозяин стал уговаривать графа задержаться в Туле, уверял, что губернатор будет в отчаянии, не представившись его сиятельству, что они с губернатором устроят в честь высокого гостя обед, бал и фейерверк, что дворянство и милиционное начальство, конечно, также…
- Э, ваше превосходительство, - прервал Аракчеев, - я до балов не охотник. Приехал по делу, что надобно, осмотрел, и господин губернатор не моя статья. Так пусть визитировать меня не утруждается, принять их не смогу, потому что завтра об сие время уж буду в дороге, а до того отобедаю у майора Непейцына. (Все сидевшие за столом, человек до двадцати, обернулись к Сергею Васильевичу). Ведь мы с ним в корпусе вместе возрастали, под крылом доброго Петра Ивановича Мелиссино, царство ему небесное! - Аракчеев привстал и, глядя в тарелку, осенил себя крестом. - И вот он, - граф, сев, через стол ткнул пальцем в Непейцына, - мой единственный за жизнь репетитор. Полгода в гиштории и географии наставлял. Терпеливо, по-братски учил. А в первый самый день в корпусе, когда кадеты надо мной насмехаться стали - и тогда я не красивей нонешнего выказывался, - он же меня от них оборонил. Такое забыть разве бог велит? Вот и хочу старую дружбу поддержать со Славянином - так его в корпусе прозывали… А будет в Петербурге, то милости прошу ко мне, как равно и ваше превосходительство, - отнесся он к начальнику завода. И вдруг, приподнявшись и кланяясь, повернулся к своей соседке: - Вас же, сударыня, не могу, не смею-с просить, чтоб с супругом пожаловали, как бобылем одиноким, монахом истинным живу-с…
Тут Сергей Васильевич понял, что Аракчеев подвыпил: трезвый он, наверное, не стал бы так фиглярничать. А граф, усевшись, уставился вдруг в потолок, надув щеки, и замолчал, видно забыл, о чем хотел говорить далее.
Молчал, глядя на него и весь стол. Но вот Аракчеев опустил глаза, нашел в конце стола заводского комиссионера, и все головы тотчас обратились туда же.
- А про тебя, любезной Захаво, - возгласил Аракчеев, - я не зря начальство твое спрашивал, увижу ль ноне. Сказать тебе хотел, что разговора нашего не забыл и его превосходительству тебя рекомендовал к определению на самый завод. Но получил в ответ резонное возражение, что без тебя доставка разных металлов бессумненно умедлится, как ты чиновник из самых расторопных. - Граф опять смолк на минуту и продолжал поучительно: - Таково и выходит - кто старательно служит, того с места начальство не отпущает. Просился я тому с полгода у государя, чтоб ослобонил от департамента, с которым маеты на трех генералов, оставил мне одну гвардейскую артиллерию - тоже дело не малое! - а его величеству то неугодно. "Потерпи, - сказать изволили, - некем мне тебя заменить…"
Аракчеев смолк, и через несколько минут стол зажужжал сдержанным разговором, зазвенел посудой…