Сто монет (роман и повести) - Курбандурды Курбансахатов 20 стр.


- Твои дела никогда не кончатся, Тойли. А люди никуда не сбегут, если ты придёшь к ним на час-полтора позже. Довези меня только до города. А дальше я сама найду. Я знаю их телефон.

- Если знаешь телефон - позвони.

- С тобой невозможно договориться, Тойли. Неужели же, имея машину, ты хочешь заставить меня стоять на дороге и просить людей подвезти? Ну, что же, ладно, если хочешь, так и сделаю…

Поняв, что спорить бесполезно, Тойли Мерген повёз жену в город и высадил её у самого дома Сульгун.

- Приехать за тобой?

- Сама приеду.

- А может быть?

- Что - может быть?

- Может быть, зайдём вместе?

- Нет, ты всё испортишь! Езжай, тебе же надо побывать сегодня у семи дверей, - сказала Акнабат и, поправив на голове платок, вошла в новый двухэтажный дом.

- Проходи, проходи! - обрадовалась Дурсун. - Мы столько лет не виделись, но ты, не сглазить бы, всё такая же. Лицо, глаза - хоть куда!

- Ай, какое там лицо, Дурсун! - вздохнула Акнабат. - Старею, старею. Заботы о детях старят.

- Было бы здоровье, Акнабат, всё остальное не страшно.

- Это верно, это верно.

- Хорошо, что ты пришла. Только сейчас тебя вспоминала. Странная история сегодня приключилась, - перешла на шёпот Дурсун. - Только моя Сульгун ушла на работу, как ко мне гостья пожаловала. Я её совсем не знаю. Говорит без умолку. Есть такие люди - никого, кроме самих себя, не слушают. Пойдём, выручи меня. - И Дурсун провела Акнабат в просторную и светлую комнату, застланную большим иомудским ковром.

Посреди комнаты, заняв чуть ли не половину ковра, лежала дородная, чернявая женщина и потягивала зелёный чай. Акнабат показалось её лицо знакомым, но она не могла вспомнить, где видела толстуху, да, по правде сказать, и не особенно старалась. Но, как положено, спросила о здоровье и тоже присела на ковёр.

- Вы поболтайте, пейте чай, пока не остыл, а я разогрею обед, - сказала Дурсун и ушла на кухню.

С минуту обе женщины молчали. Первой заговорила толстуха.

- Меня-то вы, конечно, не знаете, но зато знаете моего мужа. Я жена Сервера из Геокчи.

"Кто у тебя спрашивает, чья ты жена? - подумала Акнабат. - Хорошо, если эта баба уберётся отсюда, а то ведь не даст поговорить с Дурсун". А вслух вежливо ответила:

- Очень приятно.

Толстухе явно не терпелось поговорить.

- А вы жена Тойли Мергена? - продолжала она. - Прошлой весной, когда председатель нашего колхоза женил своего младшего сына, я, кажется, видела вас там на свадьбе.

- Возможно.

- Вы приехали тогда на новенькой "Волге". Помню, машину вёл сам Тойли Мерген. Да, кстати, а что сейчас делает ваш муж?

Акнабат нахмурилась.

- Работает. Пейте чай, пока не остыл! - сухо бросила она.

Толстуха догадалась, что её вопрос не понравился собеседнице.

- Ах, боже мой, - засуетилась она. - Я вам чаю не предложила? Пейте! - Она наполнила стоявшую перед ней пиалу и, придвинув её к Акнабат, снова затараторила: - Последнее время у меня голова кругом, идёт. Не помню, что делаю, что куда кладу. Был бы мой сын трактористом, всё было бы просто. Уплатила бы калым и бросила бы молодуху ему в объятия. Нет, с моим так не сделаешь! Трудно тем матерям, у которых сыновья с образованием. Возьму, говорит, в жёны не какую-нибудь колхозницу, а чтобы ровней была. А где её, ровню, взять? Один аллах знает… И у вас, кажется, такой сын?

Чернявая скосила глаза на Акнабат, но, не дождавшись ответа, опять заговорила:

- Наверно, вы видели моего сына. Его то и дело вызывают в сёла. Скоро год, как он работает рядом с дочерью Дурсун. Сульгун животы режет, а мой Айдогды детишек лечит. Он уже кандидат. И защищал не где-нибудь в Ашхабаде, а в самой Москве. Ты, говорю ему, чему хотел, выучился, нечего тебе холостяком ходить. Уж чего, чего, а красивых девушек в нашем селении сколько хочешь. А насчёт калыма, говорю, не беспокойся, дай бог здоровья твоему отцу, то, что есть у людей, и у меня найдётся. Но хоть голову ему отрежь, не слушается! Сначала увиливал от разговора. Дескать, погоди, подожду ещё. А уж когда я ему все уши прожужжала, он тут, дня два назад, признался мне. Есть, говорит, такая девушка. И назвал её имя - Сульгун.

Акнабат, погружённая в думы о собственном сыне, не обращала внимания на трескотню чернявой. Но тут сама не заметила, как спросила:

- Какое имя назвал?

Та с явным удовольствием повторила:

- Сульгунджан! Кого бы я ему ни называла, он говорит - нет. Или она, или никто… Люблю, говорит, нравится, говорит. Я ему и сказала: "То, что нравится тебе, понравится и мне". Вот и занялась этим делом.

У Акнабат после этих разговоров чай в горло не шёл. Она поставила налитую пиалу на ковёр и дрогнувшим голосом спросила:

- А девушка что говорит? Она тоже его любит?

- Сульгунджан?

- Да, Сульгунджан.

- Если бы девушка не сказала тёплого слова, парень не стал бы посылать свою мать сватать её. Недавно захворал ребёнок наших соседей, живот у него болел, какой-то приступ, так они на одной машине приезжали. Я поглядела на их фигуры, как красиво они выглядели в белых халатах, ну, прямо загляденье. Если они будут работать вместе и облегчать страдания недужных, разве, думаю, плохо. Нет, очень даже хорошо! Только Дурсун, вроде, немного упрямится. И причину почему-то прямо не говорит. Не знаю, может быть, даже хочет меня этак вежливо выпроводить. Но я не намерена отступать. Я вот сижу тут, у неё в доме, и не двинусь с места, пока она не скажет что-нибудь определённое.

- Правильно, правильно, зачем же вам уходить, - ответила Акнабат и, не развязывая привезённого узелка, торопливо поднялась. - Я пошла.

- Ты что встала, милая? - удивилась вошедшая с миской в руках Дурсун. - Посидела бы. Я ведь обед принесла.

- Спасибо! Считай, что я уже поела. Будь здорова!

И Акнабат ушла, готовая лопнуть от злости на собственного сына.

Не успел Тойли Мерген, вернувшись из города, поставить машину в гараж, как подкатил на мотоцикле его заместитель.

- Что слышно, Нобат?

- Хвалиться нечем, Тойли-ага, - ответил тот и, словно стыдясь, что не успел побриться, погладил подбородок. - Сборщиков у нас маловато.

- Сборщиков прибавим, Нобатхан.

- Хорошо бы.

- А что Гайли и Артык? Пришли?

- Пока нет, Тойли-ага.

- Интересно… Мне показалось, что она этот раз и они поняли.

- Гайли-ага, если и не пришёл сегодня, придёт завтра. Как только продаст морковь. А вот об Артыке разговор другой.

- Какой ещё разговор?

- Сам-то я не ходил к нему, не видел, но от людей слышал. Кто-то сорвал у него дверь. Кто-то, якобы, повыдергал ему бороду. Но это ещё ерунда, Позавчера вечером, говорят, видели его на большой дороге. Будто идёт голый, ну, совсем голый, в чём мать родила. В общем, пошёл слух, что Артык свихнулся, сошёл с ума.

Поскольку история с дверью Артыка и его бородой была Тойли Мергену известна, он не высказал удивления и не впал в растерянность, как это случилось с Нобатом, а довольно спокойно сказал:

- Уж кто-кто, в Артык с ума не сойдёт. А ты куда едешь?

- В правление и на полевой стан.

- Не посчитай за труд, подвези меня на склад.

В новом просторном складе имелось всё необходимое для колхозного хозяйства - от гвоздей и оконных петель до гусениц для тракторов.

В помещении было прохладно - только что вымыли цементный пол. В углу, на аккуратно сделанном топчане, лежал, подложив под локоть две подушки, заведующий складом Эсен Сары. Тойли Мерген улыбнулся и покачал головой: дескать, вот кому хорошо живётся!

Низкорослый, с огромным животом, Эсен Сары казался совсем круглым. Весёлый шутник, он знал великое множество анекдотов всех времён и народов.

В каком бы настроении ни зашёл к нему человек, Эсен не отпустит его, пока не развеселит. И Тойли Мерген, когда чувствовал себя особенно усталым, специально шёл к Эсену отдохнуть. Но при всём этом Эсен Сары за шутками и прибаутками никогда не забывал о работе. Это был добросовестный и чрезвычайно аккуратный во всех делах человек.

Увидев вошедшего бригадира, Эсен Сары обхватил обеими руками свой необъятный живот и, свесив с топчана коротенькие ноги, приветливо сказал:

- Заходи, Тойли-ага. Что-то не видать тебя в последнее время. Ребятки! - крикнул он парням, сгружавшим с машины муку. - Эй, ребятки, если чай у вас закипел, несите сюда. И заварите как следует. Дадим Тойле-ага крепкого чая!

- Я только что пил, Эсен!

- Никто ещё не опивался чаем, Тойли-ага! Ну-ка, садись! - И он похлопал рукой по топчану.

- Мы с тобой посидим, чайку попьём, а кто будет собирать хлопок?

- О хлопке потом поговорим.

- Охотно бы посидел, Эсен, да некогда.

- А я, признаться, не думал, что ты такой печальник! - рассмеялся Эсен Сары. - Если дальше так пойдёт, станешь вроде моего тёзки!

- Какой ещё тёзка?

- И прежде, говорят, был один человек по имени Эсен-печальник. - Не успев ещё рассказать притчу, Эсен Сары засмеялся. - Из-за каждой мелочи - то ли посильнее подует? ветер, то ли посильнее припечёт солнце - бедняга печалился и впадал в панику. Однажды прибежал его сынишка лет десяти и закричал: "Папа! Какая радость, у нас появился ослик!" - "Поздравляю, сынок! Теперь это избавит нас от необходимости ездить вдвоём на одном осле! Я буду садиться на ослицу, а ты на ослика!" - сказал отец, у которого даже настроение улучшилось. Но тут сын сообщил, что у ослика нет ни ушей, ни хвоста. Эсен-печальник снова опустил голову: "Это плохо, сынок!" - Ну, папа, не печалься, ведь это осёл, какая разница - есть у него уши и хвост или нету?" На это Эсен-печальник изрёк: "Если, сынок, человеку не суждено быть счастливым, то, оказывается, и ослик у него рождается не похожим на других. Когда он, бедняга, вырастет и мы нагрузим на него пшеницу и поедем на мельницу, а в тот день непременно пройдёт дождь, наш осёл завязнет в грязи и нам не за что будет вытягивать животинку, потому что у него так и не вырастут уши и хвост". И мой тёзка погрузился в безысходную печаль.

- Что ты хочешь этим сказать? - спросил Тойли Мерген и сел рядом с Эсеном Сары.

- Хочу сказать, - главное, что хлопок есть, а уж до снега он на полях не останется.

- Если мы с тобой будет болтать, а не собирать, то он не то что до снега, а и до нового года останется на полях.

- Сборщики найдутся, Тойли-ага. На худой конец соберёт машина. Говорят, Шасолтан получает ещё две машины.

- А пока что сборщиков не хватает. И на одни машины надежда плохая, - сказал Тойли Мерген и похлопал по карманам, ища сигареты. - Поэтому, Эсен, оставим шутки и поговорим о деле.

- Если есть дело, зависящее от меня, считай, что оно уже сделано! - Ещё не зная, что имеет в виду бригадир, кладовщик попытался своей готовностью сгладить неуместную шутку.

- Ты не торопись! - Тойли Мерген закурил и разок затянулся, давая понять, что дело серьёзное. - Я пришёл сюда не за товаром. Я пришёл в поисках людей. Сколько человек у тебя работают?

- У меня? - Эсен задумался.

- Да, у тебя на складе.

- Пожалуй, человек двадцать.

- Неужели ты не знаешь, сколько у тебя людей?

- Прежде было двадцать четыре человека, - ответил Эсен Сары и принялся считать, загибая пальцы. - Сначала ушли двое. Потом трое… У меня сейчас девятнадцать человек. А что?

- Сколько среди них моих родственников?

- Ты что же, занимаешься подсчётом своей родни?

- Да, подсчитываю.

- В трудное положение ты меня поставил, - сказал кладовщик, почесав свою толстую шею.

- Хоть и трудно, а мне надо знать, Эсен.

- Ну, ей-богу, я не знаю. В нашем селе почти все родственники! - И Эсен Сары снова засмеялся.

- Я серьёзно, Эсен.

- Да, вижу, что серьёзно, но…

- И к тому же, - перебил его Тойли Мерген, - не могу сказать, что не спешу.

- Я тоже твой родственник. Меред - тоже, хоть и дальний. И Бяшим, его младший брат. Ну, право же, других сейчас не смогу припомнить.

- Тогда давай, Эсен, сделаем так. Ты выясни сегодня же - дальних и близких, а завтра отправь их на хлопок.

- Послушай, Тойли, а что скажет Шасолтан?

- Шасолтан скажет, что мы с тобой молодцы. Не так уж у вас сейчас много работы. Хватит с тебя и пятерых.

- Не меньше семи человек нужно оставить здесь.

- Значит, семеро справятся тут? Так чего же ты до сих пор держал столько людей?

- По правде говоря, я не думал об этом…

- То-то и дело, что никто не хочет думать, ждут, когда кто-то подскажет. А ведь всем одинаково по одной, голове отпущено.

- Признаю, Тойли, ты прав. Но не так-то это просто, есть у меня и скандалисты.

- Начни с себя, тогда никто слова не скажет! - Тойли-Мерген встал.

- Я бы с радостью.. - И, словно двуногий арбуз, Эсен Сары слез с топчана. - Но посмотри на мой живот, разве он даст мне нагнуться?

- Если пять дней походишь на хлопок, от твоего живота и следа не останется. Потом сам благодарить будешь, - сказал Тойли Мерген и, кивнув, вышел.

После склада он постучался в окошечко колхозной кассы. Окошечко не сразу открылось. Бригадир рассердился на кассира. Сидит там, хихикает и делает вид, будто не слышит, что стучат.

- Оразмамед! Ты почему заставляешь меня ждать?

Тойли Мерген недолюбливал Оразмамеда, хотя когда-то жалел его. Рос парень без отца, а Тойли Мерген хотел, чтобы он учился, одевал его и кормил, заботился о нём, пока свадьбу ему не справил. А парень-то оказался прижимистым. Гостей к себе не звал, но посидеть за чужим столом любил. Отпустил бакенбарды, Одевался по последней моде, а мать и жена ходили в вылинявшем тряпье. Недавно Тойли Мергену сказали, будто этот жадюга заставляет свою семидесятилетнюю мать ткать ковры, потому что собирается покупать машину. Ковры-то дорогие.

Услышав голос Тойли Мергена, Оразмамед перестал смеяться, открыл окошечко и, вытянув шею, вытер белоснежным платком слезящиеся от смеха глаза:

- Ах, это вы, Тойли-ага? Не заставил ли я вас ждать? Читал арабские сказки и до слёз смеялся.

- Почему ты в рабочее время закрываешь окошечко и читаешь сказки?

- Сейчас у меня перерыв, Тойли-ага, вы же сами говорили, что в перерыв положено отдыхать.

- А, по правде сказать, я не знаю, что ещё делать кассиру, как не отдыхать.

- Это вы напрасно, Тойли-ага. Посидели бы хоть денёк в этой конуре, вы бы поняли, что и у кассира работа нелёгкая.

- Раз тебе трудно, освободи место.

Оразмамед вытаращил глаза и подался назад.

- Место это я получил, не подавая никаких заявлений, - в нос пробурчал он. - Вам деньги нужны, я посмотрю ведомость.

- Не беспокойся. Мне не деньги нужны, ты мне нужен. Не люблю разговаривать, когда собеседник прячется за стеной.

Кассир щёлкнул ключом и вышел из боковой двери.

- Где твоя жена? - продолжал допрос Тойли Мерген.

- Моя жена? Должна быть дома. А что?

- Чем она занимается?

- Чем может заниматься женщина, Тойли-ага? - ухмыльнулся Оразмамед. - Чай вскипятит, обед сготовит, испечёт чурек.

- У тебя, слава богу, есть ещё мать. Разве нельзя, чтобы всё это делала она?

- Ай, Тойли-ага, мало что ли хлопот в туркменском доме? У меня и для двух женщин работа найдётся.

- Если бы у тебя были дети, я бы и разговора такого не вёл… А не многовато ли, чтобы одного человека обслуживали две рабыни?

- Я вас не понял, Тойли-ага. - Парень был явно растерян.

- Сейчас поймёшь. Завтра сдашь кассу своей жене.

Оразмамед молчал.

- Опять не понял.

- Понять-то понял, но справится ли она с этой работой, всё-таки женщина?

- Насколько мне известно, вы вместе окончили техникум и отметки у неё были не хуже твоих.

- Не отметки работают, Тойли-ага, а человек.

- Не заносись! Завтра чтобы я тебя здесь не видел!

- А где же мне быть, если не здесь?

- Не знаешь?

- Нет! - сказал Оразмамед и затряс своей маленькой головой.

- Хлопок будешь собирать! Не хихикать и прихорашиваться в пустой комнате, а делать полезное дело.

Оразмамед гордился своей должностью и вдруг такая неприятная неожиданность!

- Так, по-вашему, это бесполезное дело? - попытался он возразить бригадиру. - А что скажет правление? Что скажет председатель?

- Я не собираюсь с тобой торговаться, Оразмамед! С председателем всё согласовано.

"Вот и на водокачке есть один такой же бездельник, пойду к нему", - подумал Тойли, отойдя от кассы. И тут навстречу ему попался Дурды Кепбан.

- Салам алейкум, Тойли-ага!

- А, Дурды, ты! Как здоровье, как поживаешь? - остановился Тойли Мерген. - Почему тебя не видно?

- Вообще-то я собирался зайти. - И, словно застеснявшись чего-то, Дурды Кепбан сделал паузу. - Пусть отвяжется от нас этот ревизор… Куда направляешься?

- Обхожу родственников. Хочу повидать ещё одного бездельника - на водокачке.

- Идём, я тебя немного провожу. Сидеть ведь тоже надоедает.

Тойли Мерген закурил и предложил сигарету главному бухгалтеру.

- Что за ревизор? - спросил он.

- Агаев приехал.

- Агаев? А, тот подхалим. Что у вас собирается ревизовать?

- Он приехал ревизовать не нас, а тебя.

- Сам приехал или прислали?

- Сам бы он сюда и носа не показал.

- Кто прислал?

- Ханов.

- Вот как. Что ж, пусть ревизует.

- Почему - "пусть ревизует"?

- А почему - нет?

- А потому… потому, что ты коммунист!

Почувствовав, что Дурды Кепбан не на шутку рассержен, Тойли Мерген приостановился и серьёзно сказал:

- Коммунист. Ну и что из того?

- Коммунисту надо верить или нет?

- Вот ты куда хватил. - Тойли Мерген медленно двинулся дальше. - По-моему, это большой разговор, так вот на ходу мы ни о чём не договоримся.

- Почему не договоримся? - напал на бригадира Дурды Кепбан. - По моим представлениям, коммунист - самый добросовестный, самый чистосердечный человек. Мне кажется, что подозревать такого человека, ревизовать, проверять его - дело ненужное.

Тойли Мерген довольно долго молчал, потом спросил:

- Газеты читаешь?

- А?

Тойли Мерген повысил голос:

- Газеты, спрашиваю, читаешь?

- Читаю.

- Во вчерашнем номере нашей районной газеты есть интересный очерк. Называется "Настоящий коммунист". Видно, написал опытный человек. Если бы ты прочитал про этого "настоящего", то не стал бы напирать на меня со своими "почему".

Назад Дальше