Такая огромная стройка пожирает уйму бетона. Все здесь рассчитано на применение машин и гигантских подъемных кранов. Вот почему, когда электричество было выключено, строителям пришлось преодолевать немалые трудности.
Бригады бетонщиков были пополнены рабочими, снятыми с покрытия и со второго объекта.
Баро сказал Панталону:
- Теперь вас будет гораздо меньше наверху, на пятнадцатом. Хорошо, если бы вам удалось не снижать темпов!
Панталон задумчиво поскреб под мышками.
- Сделаем все, что можно. Но мы ведь не двужильные.
Оставалось поставить к лебедкам людей. Никому особенно не хотелось браться за эту работу. Придется здорово попотеть у лебедки, чтобы доставить наверх столько бетона, сколько кран поднимал за один раз. Баро обратился к парашютисту:
- Скажи‑ка, ты вот тогда говорил…
- Ладно, иду! - отрезал парашютист и решительно направился к зданию.
- А я беру вторую лебедку! - заявил Жако и, не ожидая ответа, бросился за парашютистом.
- Эй, вы, погодите! Надо по два человека на каждую лебедку, - крикнул вдогонку Баро.
- Я пойду с Жако!
И Мимиль побежал вслед за приятелем.
- Хочешь работать с парашютистом? - спросил Баро у Октава.
- Гм… Почему бы и нет?
Наконец всех расставили по местам. Сперва работа шла медленно, потом все скорее и скорее. Парни, приставленные к лебедкам, понемногу освоили, на какой высоте надо остановить крюк, чтобы снять пустую бадью, избежав при этом двух лишних поворотов рукоятки, как сразу прицепить и поднять с земли полную до краев бадью. Они освоили, когда при повороте рукоятки надо налечь на нее изо всех сил, а когда несколько ослабить нажим, предоставив действовать напарнику. Вначале рабочим, подносившим к лебедкам полные бадьи, приходилось ждать, так как приготовление бетона подвигалось быстрее, чем подъем; приходилось ждать и рабочим, наклонявшимся над пропастью с высоты пятнадцатого этажа, так как укладка бетона шла быстрее, чем его доставка. Насмешки парней летели вниз по шахте подъемника, и эхо гулко повторяло их. Длинный Шарбен и Рыжий из Шанклозона готовили бетон. Они подходили к лебедке Жако, ставили полную бадью на землю и говорили с издевкой:
- Что‑то дело не больно шибко подвигается!
Жако бросал быстрый взгляд на другую лебедку, у которой ждали с двумя бадьями четыре человека, и отвечал:
- Если тебе здесь не нравится, можешь обратиться к соседям. Факт!
- Нет, спасибо! Я здесь прикреплен.
Рабочие, занятые приготовлением бетона, постепенно расширяли кольцо гравия, полные бадьи множились. Ребята, приставленные к лебедкам, быстро снимали пустую бадью и вешали полную. Все их движения были точны и хорошо согласованы. Тот, кто останавливал лебедку, снимал пустую бадью, а другой поднимал обеими руками полную и прицеплял ее к крюку. В этот момент его напарник успевал поставить храповик в рабочее положение, и оба парня начинали вертеть рукоятки. Но хотя бадьи быстро поднимались вверх и стремительно падали вниз, останавливаясь точно в полутора метрах от земли, теперь уже шесть рабочих с тремя полными бадьями стояли в очереди перед каждой лебедкой, и немудрено, так как производство бетона тоже ускорилось. Подносчики не знали пощады:
- Эй, пошевеливайтесь, ребята! Заснули вы, что ли, у своей кофейной мельницы!
С Жако пот лил градом. Он уже сбросил кашне, рабочую блузу. Мимиль тяжело дышал. Чтобы легче было работать, парашютист считал:
- Раз, два… а… а… Раз, два… а… а…
Октав ругался при появлении каждой новой бадьи.
Сняв пустую бадью, Жако вдруг остановил лебедку.
- Один момент! - бросил он подносчикам.
Он сбегал куда‑то и вернулся с крюком в руке; вскочил на лебедку и прикрепил его рядом с первым крюком, потом спрыгнул вниз и, отстранив четверых подносчиков, бросил Мимилю:
- А ну, давай поднажмем!
Они повесили рядом две бадьи. Прежде чем взяться за рукоятку, Жако крикнул парашютисту:
- Где нам до вас, мы в армии не служили!
Двое парней, работавших у второй лебедки, остановились, приглядываясь. Октав прошептал своему напарнику.
- Ничего не скажешь… смекалистые ребята!
Парашютист побледнел, яростно схватился за рукоятку, но тут же ее выпустил.
- Где это вы раздобыли крюк?
- В лавочке, конечно, ловкач ты этакий! - ответил Жако, расхохотавшись. И он налег на рукоятку, подмигнув Мимилю. Две бадьи были так тяжелы, что парням показалось, будто трос лебедки не сдвинулся с места. От напряжения мышцы на шее вздулись, ребята закрыли глаза.
Спаренные бадьи поднимались гораздо медленнее, и, несмотря на выигрыш в количестве, получался проигрыш во времени.
Но вскоре четыре подъемщика привыкли к дополнительной тяжести и темпы работы настолько убыстрились, что в очереди теперь стояло уже не больше одной бадьи. Парни, приставленные к каждой лебедке, настороженно следили за своими противниками. Жако орал, не оборачиваясь:
- Не лезь ты из кожи вон, черт возьми! Надо оставить хоть несколько бадей для других. - И тут же говорил шепотом напарнику: - Пошевеливайся, Мимиль, не то они нас переплюнут!
- Посмотрите‑ка на этих бахвалов, - кричал в свою очередь парашютист, - настоящие петухи: вся сила у них в глотке.
И шахты подъемников, словно рупоры, громко разносили веселые голоса парней.
Доски помоста гнулись под тяжестью бадей с бетоном, и подносчики каждый раз придумывали новые шутки.
- Эта бадья для министерства…
- А вот эта для Акционерного общества…
Вдруг сверху донесся голос Ахмеда:
- Эй вы, потише, больше не успевай!
Жако выпрямился, уперся руками в бока, дважды проделал упражнение для корпуса и с торжествующим смехом обернулся ко второй лебедке. Парашютист, продолжавший крутить рукоятку, пожал плечами. Жако сказал очень громко Мимилю:
- Придется пополнить бригаду на покрытии. Бедняги… - и проревел, обращаясь к парашютисту: - …они прямо с ног сбились там, наверху!
И он тотчас же прицепил две новые бадьи, появившиеся во время этой короткой передышки.
Шум гравия, перекатываемого лопатами, становился все громче, подносчики тащили бадьи чуть ли не бегом, и дощатый помост ходуном ходил у них под ногами.
В шесть часов прозвучал свисток, и оживление, царившее на стройке, сразу прекратилось. Но рабочий день не кончился, как обычно. Люди оставались на местах в нерешительности. Бадьи были подняты лишь на греть высоты здания. Жако решительно взялся за рукоятку, и обе бадьи мигом взлетели на пятнадцатый этаж. Наверху Ахмед и Али опорожнили их, и несколько камешков упало вниз, ударяясь о стенки шахты. Жако, кряхтя, потянулся. Но тут он заметил, что длинный Шарбен и его рыжий помощник стоят сзади с новой бадьей. Тогда Жако снял пустую бадью, отдал ее взамен полной, еще раз поднял бетон на пятнадцатый этаж и остановил лебедку только тогда, когда услышал, что двое алжирцев опорожнили и эту бадью.
Потом обмотал вокруг шеи кашне, надел свою рабочую блузу, застегнул ее и, бросив Мимилю: - Пошли? - устремился вверх по лестнице. Мимиль последовал за ним.
- Куда вы? - крикнул Шарбен.
Жако отозвался с третьего этажа:
- Хочу посмотреть, что делается наверху.
Шарбен и Рыжий побежали вслед за ними. Парашютист с Октавом тоже.
Добравшись до покрытия, они заметили, что уже наступила ночь. Ларидон, Моктар, Вислимине и Салем укладывали в опалубке последние бадьи бетона. Рири убирал обрезки проволоки и свои кусачки. Панталон, спустив засученные рукава на свои огромные ручищи, с трудом застегивал обшлага. Али соскабливал с бадьи лопаткой присохший бетон. Хуашуш ходил взад и вперед, подбирая инструменты. Виктор сидел на краю опалубки, свесив ноги над бездной, и курил.
Жако, Шарбен, Мимиль, Рыжий, парашютист и Октав встали в ряд перед покрытием, сделанным после того, как выключили ток. Парашютист вынул сигарету, закурил и пустил пачку по рукам. Когда пачка вернулась, он, не глядя, пощупал ее, скомкал и бросил. Все смотрели как зачарованные на железобетонное покрытие.
- Можно сказать, что мы его подняли на собственном горбу, факт, - прошептал Жако.
- Да уж хозяин тут ни при чем! - добавил Шарбен.
Мимиль насмешливо крикнул:
- Мы перекрыли хозяина с перекрытием! - и рассмеялся. Остальные удивленно посмотрели на приятеля, словно он заговорил на иностранном языке. Смех Мимиля сразу оборвался. Рири лениво потянулся и вздохнул:
- Черт возьми!.. До чего спать хочется!
Ветер затих, сырая холодная пелена тумана незаметно окутала все кругом.
Вдали морем сверкающих огней расстилался Париж. Железные дороги и шоссе казались светящимися пунктирами. По дорогам бежали легковые и грузовые машины, похожие на светлячков. Сияли красные и зеленые семафоры станции Антони, сверкали желтой россыпью неоновые лампы. Из долины, словно вздох облегчения, доносился приглушенный шум.
Ребята выпрямились и застыли на месте, любуясь панорамой.
- Вот это да!.. - прошептал Жако.
- Да! - хрипло подтвердил Панталон. Он откашлялся и изо всех сил топнул по свежему бетонному настилу, словно вся долина находилась у него под ногами.
Виктор с трудом поднялся.
- Пошли, что ли?
Никто не отозвался. Виктор подошел к лестнице и стал спускаться. Слышно было, как он нащупывал ногой перекладины и пытался что‑то насвистывать.
Рири заметил, зевая:
- Мы притащили его сюда… чтобы вас заменить… Он работал на террасе… Не больно себя утруждал.
Он потер свои отяжелевшие веки двумя пальцами, перебирая в воздухе остальными, и прибавил:
- Виктор говорит, надо быть ослом, чтобы так убиваться на работе. А тем более, когда нет хозяина, который тебе платит.
- Может, как раз поэтому мы и работаем за троих, - нерешительно проговорил длинный Шарбен.
Они все еще не могли оторвать глаз от развернувшейся внизу панорамы. Рири громко чихнул; тогда ребята вдруг задвигались, подняли воротники, засунули руки в карманы, вобрали голову в плечи и один за другим стали спускаться по приставной лестнице.
В ночной тишине раздался странный шорох: это ветер пробежал по стреле подъемного крана.
- Обошлись и без тебя, - прошептал Жако совсем тихо, себе под нос.
* * *
Всякий раз, когда Клод Берже пытался, заикаясь, сообщить какую‑нибудь новость, рассказ его затягивался до бесконечности. А история была очень проста: Милу опять оказался на мели. В последний раз, последний по времени, он устроился грумом в отель "Лютеция". Нарядившись в форму с блестящими галунами, он целые дни торчал перед подъездом отеля, на бульваре Распай. Вчера, захлопывая дверцу автомобиля, он прищемил хвост вечернего платья от Жака Фат, в котором была дочь какого‑то министра, и вырвал целый клок. Милу тут же выставили вон.
Клод рассказал все это Жако, зайдя за ним в семь часов вечера. Ребята должны были собирать деньги в пользу бастующих. Но из‑за того, что Клод заикался на каждом слове, они сильно задержались. Да он еще вздумал любезно расспрашивать мать Жако о здоровье сынишки. Кашель и рвота у Лулу не прекращались. В больнице все врачи по очереди осматривали его, но были согласны только в одном: надо подождать, пока болезнь пройдет.
- Он стал худой - худой.
Мадам Леру сжала руки под фартуком и заодно уж вытерла их. Широко раскрыв глаза и вытянув шею, она с тоской проговорила:
- На личике остались одни глаза.
Клод и Жако начали свой обход с Замка Камамбер. Дверь открыла мадам Валевская, улыбнулась, узнав их, и позвала сына. Боксер был в халате, над бровью красовался липкий пластырь. Рей успокоил друзей: он совсем оправился после последнего боя и продолжает тренироваться, но теперь надевает шлем, чтобы защитить висок.
В четверг на следующей неделе в зале "Ваграм" Рею предстояла встреча с Тити Мартели. Перед ним поставили еще одно препятствие на пути к чемпионату Франции.
Как только Жако рассказал ему о забастовке на Новостройке, Рей вышел в соседнюю комнату и вернулся оттуда с конвертом в руке.
- Большего я сейчас сделать не могу, зайдите к нам через недельку, если дела у вас не наладятся.
Рей упрекнул Клода за то, что тот нерегулярно ходит на тренировки. Чемпион как раз собирался в "Канкан" и предложил Клоду пойти с ним, но тут же спохватился:
- Ну да, понимаю. Сегодня вечером ты…
В столовой Клод и Жако заметили на буфете темные очки, но не решились расспрашивать об этом приятеля.
Они хотели было миновать квартиру Жибонов, но дверь открылась, и мадам Жибон насильно вручила им пятисотфранковый билет.
- Мимиль, правда, бастует вместе с вами, - сказала она, - но отец его работает в Париже, в водопроводной сети, и пока что получает заработную плату. Берите, берите же! Это не Мимиль жертвует, а его отец!
Они собирались постучаться к Берланам в первом этаже, когда заметили спускавшегося по лестнице Ритона. Он предложил сопровождать приятелей. Хорошо… но в таком случае Клод мог бы пойти на тренировку. Клод сначала наотрез отказался, но Жако сумел его уговорить:
- Скажи‑ка лучше, что ты совсем выдохся. Да и что тут зазорного после такого денечка, как сегодняшний!
- Дело не в этом…
- Ладно, тогда отправляйся и не морочь нам голову!
Жако постучался к Берланам. Все семейство было в сборе за столсм: муж, жена и двое близнецов. По запаху, шедшему от супа, нетрудно было догадаться, что он не очень‑то наваристый.
Жако не решался сказать, зачем они пришли, не решался просить денег.
- Я слышал, рабочие заварили кашу на Новостройке? - весело спросил Берлан. - Вы чертовски правы. На нашем заводишке тоже не мешало бы объявить забастовку. А то никак не сведешь концы с концами. Да и зима выдалась тяжелая, беда за бедой так и валится. Только не очень это сподручно сейчас, забастовка… Но каким же ветром вас занесло сюда в такой поздний час?
- Да вот собираем пожертвования для бастующих и подумали…
Берлан сделал знак жене. Она достала из кошелька стофранковый билет, подошла к камину и приподняла крышку фаянсовой банки с надписью "Цикорий". Опустила туда руку, послышался шелест бумаги. Она вытащила еще один стофранковый билет и приложила его к первому. Снова опустила руку в банку, пошарила там, но ничего больше не зашелестело. Она закрыла крышку, подошла к двери, поискала в кармане своего пальто, висящего на гвозде, и извлекла оттуда третий стофранковый билет, который и присоединила к двум остальным. Опять порылась в этом кармане, потом во всех других, подошла к Жако и протянула ему три билета, жалобно взглянув на мужа. Берлан покачал головой.
- Это все, что мы можем сделать, парень. Тебе следовало бы зайти сейчас же после получки.
Жако нерешительно сунул деньги в карман и поблагодарил сдавленным от волнения голосом.
На улице Ритон надолго закашлялся.
- Со здоровьем‑то у тебя, видно, не стало лучше?
Ритон вытер платком рот.
- Да, все то же, - сказал он. Потом, чтобы переменить разговор, спросил: - Вы уже много собрали?
- Не знаю, надо посчитать… Ведь Рей дал деньги в конверте, - Он вынул конверт, открыл его. - Билет в пять тысяч франков!
- Что ты скажешь, а?
- Ну и мировой же парень Рей!
Мадам Мунин сама открыла им дверь. Она была явно заинтригована.
- Добрый вечер, месье. Что вам угодно?
- Да вот… как бы вам… объяснить…
- Входите или оставайтесь снаружи, но только закройте дверь, квартиру выстудите! - крикнул мужской голос.
Когда дверь за ними закрылась, Жако и Ритон почувствовали себя неловко. Тесная комната, спальня и столовая в одно и то же время, была обставлена с таким искусством, так любовно прибрана, что казалась совсем игрушечной. Жако и Ритон впервые проникли в дом к молодой чете Мунин, которая ни с кем в Гиблой слободе не зналась. Новенькая мебель, купленная в рассрочку после долгих обсуждений, крашеные стены, радиоприемник из пластмассы, занавески и найлоновая драпировка у входа - все было чисто, опрятно, выдержано в одном тоне, как в настоящей современной квартире. На небольшом квадратном столе, покрытом белой скатертью, друг против друга стояли два прибора. Было тепло, и пахло яичницей с шампиньонами. Из крошечной кухни вышел молодой Мунин; на нем был женский фартук, в руках он держал нож для чистки картофеля - последний крик моды, одна из немногих новинок Салона домоводства, которая была ему по карману.
Мунин всегда помогал жене готовить ужин, это была одна из привычек влюбленных супругов.
- Добрый вечер, ребята. В чем дело?
- Да вот. Мы работаем около Антони, на Новостройке. Жилые дома строим…
- Так. Ну и что же?
- А то, что… мы объявили забастовку.
- Нашли время! Как раз теперь люди так нуждаются в квартирах.
- Вот потому‑то…
- С квартирой приходится самим выходить из положения… Когда мы сюда приехали, это был попросту подвал. Большой, но все же подвал. А теперь это квартира, маленькая, правда, но все же квартирка. Комната и кухня… но вполне приличные.
Он посмотрел вокруг, вдруг поморщился, переставил один из бокалов, стоявших на комоде по бокам будильника, и, довольный восстановленной симметрией, продолжал:
- Забастовки ни к чему хорошему не ведут! Пример: забастовал обслуживающий персонал метро. Результат: стоимость проезда увеличилась. Расплачиваются всегда одни и те же. Сидеть сложа руки - это ни к чему хорошему не ведет.
- Вот потому‑то мы…
- Послушайте меня, ребята, вы молоды, шесть или семь лет назад и я был таким же. Каждый пустяк я принимал к сердцу, всем увлекался. Позже я понял, что к чему, и теперь уже не занимаюсь политикой, не читаю газет. Стараюсь сам выпутываться. Вот почему я придерживаюсь строгого распорядка жизни. Тщательно учитываю свои расходы. Экономлю. Если бы люди меньше тратили денег на выпивку, они меньше бы жаловались на жизнь.
Юная мадам Мунин положила на стол подставку и вскоре принесла из кухни дымящуюся суповую миску. Жако и Ритон поняли, что им пора ретироваться.
- Вы уже что‑нибудь собрали в нашем квартале?
- Да, до сих пор никто в Гиблой слободе нам не отказывал.
- Мне хотелось бы, чтобы вы поняли мою точку зрения, ребята.
Он вздохнул, засунул руку за найлоновую драпировку и вытащил свой портфель.
- Пусть люди не говорят, что мы одни ничего не дали, - прошептал он.
И вручил им сто франков.
Остановившись перед дверью Бэбэ, Жако сказал:
- Иди туда один…
- Что ты, ведь я даже не работаю на стройке, - Ритон закашлялся, отдышался и спросил: -Чего ты боишься?
Жако пожал плечами и постучал.
- Скорее входите, дети мои, - сказала мадам Тасту, - не то холоду напустите.
Бэбэ гладила в столовой. При виде Жако она замерла с поднятым утюгом в руке.
- Добрый вечер, Ритон. Добрый вечер, Жако
- Добрый вечер, Бэбэ, - ответил Ритон.
Бэбэ поставила утюг и выключила его.
Ритон принялся объяснять, зачем они пришли, а девушка, схватив охапку выглаженного белья, открыла дверцу шкафа и скрылась за ней. Она вышла оттуда, лишь когда услышала, что Жако благодарит ее мать за несколько стофранковых билетов.
- Спасибо, мадам Тасту.
- До свиданья, Бэбэ.
- До свиданья, Ритон. До свиданья, Жако.