- А как же вы, ваше величество? - не веря своим ушам, переспросила я.
- Я не покину этот дворец, - ответила она.
Я хотела что-то сказать, но она властно остановила меня.
- Ступай с миром.
Когда я покидала ее дворец, то чувствовала себя самой несчастной женщиной на свете. Я долго пыталась понять, что заставило ее исчезнуть и замуровать себя в четырех стенах. В голову приходило только одно: Нефертити так боялась увидеть гибель царя, что в минуту отчаяния предпочла бежать. Но я уверена, что она оставила мужа с намерением вернуться к нему после ухода всех остальных. Более того, я не сомневаюсь, что Нефертити пыталась вернуться, но ее к нему не пустили. Не верь тем, кто утверждает обратное. Ты услышишь разные мнения; каждый будет настаивать, что говорит правду, но у всех этих людей есть свои причины лгать. Жизнь научила меня никому не верить и никому не доверять. С тех пор много воды утекло, но я продолжаю гадать, заслуживал ли Эхнатон столь печального конца. Он был благородным, правдивым и любящим человеком. Почему они не ответили на его любовь, почему набросились на него как дикие звери и разорвали на части его самого и его царство так, словно он был их врагом? Несколько лет назад я видела его во сне. Он лежал на земле, и из глубокой раны на его шее сочилась кровь. Я уверена, что они убили его и сделали вид, будто он умер своей смертью.
Мутнеджмет
Мутнеджмет было немного за сорок. Медовые глаза этой красивой, стройной женщины светились умом. В ее присутствии я чувствовал себя скованно и понимал, что преодолеть эту отчужденность будет нелегко. Мутнеджмет, дочь Эйе и Тей и единокровная сестра Нефертити, жила в отдельных покоях отцовского дворца. Поклонники у нее были, но замуж она так и не вышла; причина этого навсегда осталась тайной. Когда я сел перед ней и разложил свои письменные принадлежности, Мутнеджмет приступила к рассказу:
- Судьбе было угодно, чтобы мы приняли участие в трагедии еретика. Моего отца Эйе выбрали в его учителя, и от него мы слышали о странных идеях царевича. Эхнатон не нравился мне с самого начала. Я сомневалась в его рассудке; время доказало мою правоту. Но Нефертити придерживалась другого мнения. Я всегда знала, что она жаждет привлекать к себе внимание. Часто она превращала обычный спор в настоящий диспут - только для того, чтобы показать, какая она умная. И все же я удивилась, когда она высказала свое мнение о бредовых речах наследника престола. Никто не сомневался в ее остром и блестящем уме. Но самым большим пороком Нефертити была ее неспособность к искренности. Она говорила, что заменила Амона Атоном, но на самом деле отвергла всех богов ради бога, о котором мы раньше никогда не слышали.
Однажды днем я случайно подслушала ее разговор с Эйе.
- Отец, пожалуйста, скажи царевичу, что я верю в его Бога, - попросила Нефертити.
- Не болтай глупостей! - взвился отец. - Ты сама не понимаешь, что говоришь!
Я боялась, что ее ересь навлечет проклятие на всех нас. Моя вера в прежних богов была непоколебимой. Да, я признала нового бога, но только по необходимости. В конце концов, я была членом царской семьи. Кроме того, я надеялась, что смогу успешнее защищать своих богов, если окажусь внутри, а не снаружи правящего круга. Но ты должен понять, что я никогда не отказывалась от своей веры. Никогда.
Впервые я увидела еретика на праздновании тридцатилетия правления Аменхотепа III. Его внешность была такой же уродливой, как его идеи. Он с самого начала показался мне хилым и болезненным. Не верь тому, что ты слышал о высокой любви Эхнатона и Нефертити. Мы росли вместе; я слишком хорошо знала ее, чтобы верить, будто это отталкивающее, женоподобное создание имело хоть что-то общее с мужчиной ее мечты, о котором она грезила всю юность, проведенную в отцовском дворце.
Во время праздника Хеб-Седа проявилась истинная натура Нефертити - натура опытной шлюхи, бесстыдно выставляющей напоказ свою красоту. Я помню, как она пыталась привлечь внимание Хоремхеба, но он отверг ее заигрывания. Когда меня попросили выступить перед царем и царицей, я танцевала с достоинством девушки из знатной семьи. И выбрала песню, славившую нашего фараона:
Когда ты пришел на великий праздник,
Все осветилось, как горизонт после шторма.
Ты - источник тепла, конец голода
И убежище от бурь.
В отличие от Нефертити, которая вызвала ужас публики, исполнив непристойный танец; конечно, это помогло ей привлечь внимание нескольких порочных молодых людей. Хуже того, она спела песню, которой постыдилась бы последняя шлюха:
Пои нас своей красотой,
Пока мы не опьянеем.
Вечером я пошла ставить силки,
Надеясь, что в них попадем мы оба.
Приди, возьми меня за руку
И отведи туда,
Где мы будем только вдвоем.
Мой отец опустил голову от стыда, мать сначала остолбенела, а потом сурово посмотрела на нее, требуя объяснений. Даже профессиональные певицы шептались друг с другом, не веря своим ушам. Когда ночью мы вернулись домой, я не сомневалась, что предметом грез Нефертити был Хоремхеб. Она надеялась, что утром он постучит в нашу дверь. Но судьба приготовила сюрприз не только нам, но и всему Египту. Нефертити пригласили на встречу с царицей Тийей. Она вернулась из дворца невестой Эхнатона.
- Разве наследник не обязан закрепить свои права на трон, женившись на особе царской крови? - спросила я мать.
- Если фараон согласился женить сына на девушке, не принадлежащей к царскому роду, это не имеет значения, - ответила Тей. - Вспомни, фараон и сам женился не на царевне. - Потом она нежно поцеловала меня в лоб и прошептала. - Потерпи, Мутнеджмет. Никто не сомневается, что ты превосходишь Нефертити во всех отношениях. Но когда в дело вмешивается судьба, мы превращаемся в бессильных наблюдателей. Постарайся утешиться тем, что ты станешь сестрой царицы, почти царевной. Не забудь: твое собственное счастье будет зависеть от верности сестре.
- Спасибо за совет, мама, - решительно ответила я. - У меня хватает ума, чтобы понимать свои новые обязанности. Однако ты напрасно надеешься, что я откажусь от своих богов.
Позже мы с Нефертити поговорили с глазу на глаз.
- Ты действительно любишь его? - спросила я.
- Кого ты имеешь в виду? - лукаво ответила сестра.
- Твоего будущего мужа, конечно.
- Он не человек, а чудо! - с жаром воскликнула Нефертити.
- И как мужчину тоже?
- В каждом жреце есть что-то от мужчины, а в каждом мужчине - что-то от жреца. Эти вещи неотделимы друг от друга.
Мне было ясно, о чем думает Нефертити; я видела ее насквозь. Она разделит трон с царем, станет царицей и жрицей, после чего сможет тешить свою похоть где угодно. Так она и поступала, пользуясь половым бессилием мужа и его политикой, запрещавшей наказания. Я узнала о сексуальных извращениях Эхнатона во время ежедневных посещений гарема. Там знали то, о чем не догадывались даже его ближайшие друзья. Именно обитательницы гарема рассказали мне о греховной связи между царем и его матерью - единственной женщиной, в объятиях которой он мог преодолеть свое половое бессилие. Великая царица была одновременно его матерью и матерью его дочери. Раньше наша страна ничего подобного не знала. Тогда я поняла, что судьба предназначила мне стать свидетельницей самого мрачного времени в истории Египта, и поклялась всегда стоять за правду, чего бы это мне ни стоило.
Аменхотеп III умер, и Нефертити стала царицей Египта и всей империи. Мы влачили в Фивах смертельно скучные дни, пока не переехали в Ахетатон, самый прекрасный город на свете. На первых порах там было чудесно. Мы жили удобно и счастливо. Боги дали еретику передышку и проторили ему путь к успеху, но только для того, чтобы он еще глубже погряз в грехе. Амон отомстил за себя как раз тогда, когда Эхнатон счел, что его бог непобедим.
- Куда смотрят боги? - спросила я мать, оставшись с ней наедине. - Почему они ничего не делают?
- Мутнеджмет, это значит, что новый бог - истинный, - к моему изумлению, ответила она.
Я смотрела на нее, не веря своим ушам. Казалось, мир, который я знала, рухнул, а ему на смену пришел другой. Но звезда Эхнатона начала гаснуть так же быстро, как и вспыхнула, и на горизонте заклубились грозовые тучи. Вскоре они накрыли Ахетатон.
- Наконец-то Амон дал волю своему гневу, - сказала я отцу.
- Ты говоришь так же, как эти злобные жрецы.
- Отец, скажи, каков твой долг в такое время?
- Мутнеджмет, я не нуждаюсь в том, чтобы мне напоминали о моем долге, - с досадой ответил он.
Однажды я спросила Нефертити:
- Как ты собираешься защищать свой трон?
Мы делаем все, чтобы защитить трон Единственного Бога, - ответила она. Но ее пыл меня не убедил.
Не подумай, что ее слова были продиктованы преданностью своей вере. Чем-чем, а преданностью Нефертити не отличалась. Она просто боялась предупредить мужа о последствиях его упрямства, опасаясь, что он лишит ее доверия и выберет себе другую жену, с которой разделит трон. Пытаясь вразумить приближенных Эхнатона, я обнаружила, что главный писец Тото тайно сохраняет верность Амону. Тото стал посредником между мной и верховным жрецом Амона. Это было настоящей пыткой. Я очутилась перед выбором: либо моя семья, либо моя страна и мои боги. Присоединившись к лагерю жрецов, я рисковала миром в семье и даже собственной безопасностью.
- Верховный жрец хочет переманить царицу на нашу сторону, - однажды сказал мне Тото. - Он просит твоей помощи.
- Поверь мне, я пыталась. Не думай, что в таких простых вещах мне нужна подсказка верховного жреца. Но, увы, Нефертити так же глупа, как и еретик.
Верховный жрец убедил царицу Тийю посетить Ахетатон. Когда ее попытка провалилась, он лично прибыл в город, чтобы сделать приближенным Эхнатона последнее предупреждение. Тото не соглашался с верховным жрецом. Он настаивал на незамедлительной карательной экспедиции.
- Предадим город нечестивых огню! - заявлял писец.
Я очень хотела привлечь на нашу сторону начальника полиции Хоремхеба, обладавшего в Ахетатоне неограниченной властью. Поскольку этого человека считали крайне простодушным, я отправилась прямо к нему, однако убедилась, что он очень осторожен. Возможно, он не доверял мне (так же, как на первых порах не доверяла ему я). Пришлось встретиться с Хоремхебом несколько раз, прежде чем я окончательно убедилась, что он - наш человек. Я ждала до тех пор, пока Египет не оказался на грани гражданской войны.
- Нам нужно изменить стратегию, - сказала я. Хоремхеб посмотрел на меня с любопытством, и я продолжила: - Мы не можем позволить Египту сгореть дотла.
- Ты не говорила с сестрой? - деликатно спросил он. - Она повторяет слова царя. Два дурака. - Моя прямота заставила его вздрогнуть.
- Что ты предлагаешь? - резко спросил он.
- Ради блага страны позволено все, - ответила я.
После короткой паузы Мутнеджмет продолжила:
- Это была настоящая трагедия. Хуже вторжения гиксосов. Наверно, ты уже не раз слышал, как все кончилось. Эхнатон был безумен; к несчастью для всех нас, он унаследовал трон Египта и использовал его для распространения своих бредовых идей. Еще бо́льшая вина лежит на Нефертити, потому что ума ей хватало. Но она стремилась утолить свое честолюбие и получить как можно больше власти. Когда слава Эхнатона начала угасать, она просто бросила его. И даже пыталась присоединиться к его врагам - возможно, в надежде стать новой царицей. Но где она теперь? Сидит в полном одиночестве, горюет и кается.
Мери-Ра
Лицо Мери-Ра без слов говорило о печали, царившей в его душе. Кожа этого довольно высокого, стройного мужчины лет сорока пяти была бронзовой от солнца. Он жил в маленьком домике один, без слуг и рабов. Когда-то Мери-Ра был верховным жрецом Единственного и Единосущего Бога в Ахетатоне, городе света. Я посетил его в крошечном городке Дешаша, расположенном в двух дня пути к северу от Фив. Прочитав отцовское письмо, он с улыбкой спросил:
- Зачем ты взваливаешь на себя такое бремя?
- Чтобы найти правду, - ответил я.
- Приятно знать, что на свете еще есть человек, ищущий правду, - кивнув, сказал Мери-Ра. - Наверно, я был единственным, кого увезли из Ахетатона силой. Я отказался покинуть своего царя. Голос Бога молчал, храм был разрушен, но судьба еще не сказала своего последнего слова. - Он посмотрел на меня грустными карими глазами и начал рассказ:
- Мне повезло: я с детства был одним из ближайших друзей царевича. Нас с Эхнатоном неудержимо влекло к мистике. Мы вместе изучали культы Амона и Атона. Я был очарован им так же, как многие взрослые. Восхищался его чувствительностью и даром предвидения. Эхнатон был выдающимся теологом. Он благословил меня словами, которые позже завоевали сердце каждого:
- Я люблю тебя, Мери-Ра. Не отказывай мне в своей любви.
Его любовь проникла в мое сердце и охватила душу. Часто он звал меня в свое убежище, расположенное с западной стороны дворца, на берегу Нила. Это был навес на четырех колоннах, окруженный лотосами и пальмами. Вместо пола там была густая трава, а в середине лежала зеленая циновка с подушкой. Эхнатон просыпался рано утром, еще в темноте. Когда за полями вставало солнце, он пел гимн Атону. Эхо его нежного голоса до сих пор звучит у меня в ушах и опьяняет, как запах ладана:
О Атон, вершина неба,
Животворящий Бог,
Когда твои лучи появляются на востоке,
Мир становится праздником света.
О Атон, животворное Солнце,
Сияющее в небе,
Твой свет объединяет два царства
И все, что ты создал.
Ты далеко от нас, но твои лучи
Здесь, на земле.
Когда вставало солнце, мы ощущали блаженство и начинали бродить по саду.
- Нет радости более чистой, чем радость молитвы. - Его лицо сияло. Но даже тогда жизнь Эхнатона не была легкой. Провал попытки освоить военное дело огорчил его. - Мери-Ра, отец не откажется от мысли сделать из меня воина, - однажды пожаловался царевич. Потом он посмотрел в зеркало в золоченой раме и вздохнул. - Увы! Ни красоты, ни силы.
Смерть старшего брата Тутмоса оставила неизгладимый шрам на его душе. Только еще более глубокая рана - смерть любимой дочери Макетатон - смягчила боль от потери, перенесенной в детстве. Он горько оплакивал брата. Смерть была страшной тайной, не дававшей ему покоя.
- Что такое смерть, Мери-Ра? - спрашивал он. Я молчал, избегая банальных ответов, которые он презирал. - Даже Эйе не знает, - продолжал Эхнатон. - После своего ухода возвращается только солнце. А Тутмос не вернется никогда.
Такова была вечная война, которую он вел со слабостью и горем. Эхнатон выбрал дорогу такую же прямую, как солнечные лучи, каждое утро сулящие погожий день. В одно прекрасное утро я встретил царевича на его обычном месте. Эхнатон побледнел, но в его остановившемся взгляде не было страха.
- Солнце - это ничто, Мери-Ра, - не ответив на мое приветствие, сказал он. Я не понял, что он имел в виду. Он притянул меня к себе на циновку и продолжил: - Слушай меня внимательно, Мери-Ра, ибо я говорю правду. Вчера вечером со мной произошло чудо. Моим спутником была темная ночь, ласковая, как любящая невеста. Я изнывал от желания увидеть Создателя. И вдруг ощутил тысячи видений. Мне открылась правда, куда более явная, чем то, что видит глаз. Я услышал голос нежнее запаха цветов, сказавший: "Наполни свою душу моим дыханием. Отвергни то, что дал тебе не я. Я - Создатель. Я - источник, из которого струится жизнь. Я - любовь, мир и радость. Наполни свое сердце моей любовью и утоли жажду всех страдающих душ на земле".
Его лицо сияло от экстаза.
- Не бойся правды, Мери-Ра, - продолжил он, - потому что в правде ты найдешь счастье.
Я затаил дыхание, а потом пробормотал:
- Какой ослепительный свет…
- Пойдем. Живи со мной в правде. - Он потянул меня за руку.
- Я буду с тобой, мой царевич. До самого конца.
Эхнатон стал первым жрецом Единственного и Единосущего Бога. Он стал моим учителем и духовным пастырем, отвечавшим на мои вопросы раньше, чем я успевал их задать. Однажды я сказал:
- Я верю в твоего Бога.
- Радуйся! - воскликнул он. - Ты будешь первым жрецом в его храме!
Эхнатон рассказал о своей новой вере нескольким близким друзьям. Когда он женился на Нефертити - а их брак был счастливым, - его больше всего радовало, что она тоже поверила в Единственного и Единосущего. Отвергать других богов он стал позже. Во время правления отца Эхнатон не мог делать то, что ему нравилось. Став царем, он перешел к решительным действиям. Сначала он отрекся от всех богов, потом запретил поклоняться им, закрыл храмы и раздал их имущество беднякам. При Эхнатоне я стал верховным жрецом Единственного Бога. Когда мой государь решил закрыть храмы, я предупредил его:
- Ты бросаешь вызов силе, которая пережила века и распространилась по всей стране - от Нубии до моря.
- Все жрецы - мошенники, - уверенно ответил он. - Они распространяют суеверия, морочат голову беднякам и лишают их последнего куска хлеба. Их храмы превратились в бордели, в которых не осталось ничего святого, кроме их плотских желаний.
Позже я открыл, что в слабом теле Эхнатона скрывалась сила, о которой никто и не догадывался. Его смелость превосходила смелость Хоремхеба и Мея, слывших храбрецами. Для всех остальных он был загадкой, но для меня был ясен как солнце. Он истово любил своего Бога и целиком отдавался служению Единственному и Единосущему, не думая о последствиях. В проповедях, которые он читал во время незабываемого путешествия по империи, для меня не было ничего удивительного. Не удивлялся я и тому, что он хранил верность своему девизу "любовь и мир" даже в чрезвычайных обстоятельствах. Он обитал в безбрежной империи Бога и подчинялся Его приказам. Для Эхнатона мудрость политиков и сила военных не имели значения. Его интересовала только правда. Его обвиняли в том, что он живет в мире иллюзий, и называли безумным.
Однако правда состояла в том, что в испорченном, иллюзорном мире жили они сами; эти люди были толпой бесноватых. На самом деле престол заботил его меньше всего на свете. Я помню, в какой ужас пришел царевич, когда после смерти отца его вызвали на коронацию.
- Разве обязанности фараона не будут держать меня вдали от моего Бога? - мрачно спросил он.
- Мой государь, - с жаром ответил я, - небу угодно, чтобы царская власть сделала для Единственного то же что ваши пращуры делали для своих фальшивых богов.
- Ты говоришь правду, Мери-Ра. - Казалось, на душе у него полегчало. - Они приносили в жертву своим богам бедных крестьян. Я буду сражать зло и приносить его в жертву моему Богу. Стану орудием в Его руках, чтобы разрывать оковы тех, у кого нет силы.