Эхнатон взошел на трон, чтобы начать самую яростную из войн. Он сражался за счастье людей, как повелел ему его Бог. И во время этой войны превзошел в силе и стойкости самого Тутмоса III.
Когда он рассказывал о своей религии в номах, люди радовались. Они встречали его с любовью и цветами.
Он каждый день укреплял веру людей, особенно самых близких. Они выстраивались перед троном, и когда Эхнатон заканчивал обсуждать с Нефертити государственные дела, он говорил с ними о религии, ибо был уверен, что они заслуживают Божьей благодати.
Какое-то время Мери-Ра молчал. Потом он испустил тяжелый вздох и продолжил:
- А потом на нас стала надвигаться одна черная туча за другой, гонимые ветрами ненависти, которые бушевали как внутри страны, так и за ее пределами. Каждый воспринимал несчастья в силу своей веры. Некоторые дрогнули, но моего государя это не напугало.
- Бог меня не покинет, - говорил он. Однажды в храме Эхнатон насмешливо спросил: - Приближенные советуют мне умерить пыл, а мой Бог велит укреплять веру. Кого я должен слушать, Мери-Ра? - Вопрос был чисто риторический.
Когда дела пошли совсем плохо, в храм пришел Хоремхеб.
- Мери-Ра, ты верховный жрец Единственного и ближайший друг царя, - сказал он.
- Это всего лишь дар Бога ничтожнейшему из слуг фараона, - ответил я, гадая, что привело его ко мне.
- Ситуация требует смены политики, - начал он.
Я решительно ответил:
- Внимай только Божьему гласу.
Он нахмурился.
- Я надеялся на деловой разговор.
- Вести деловые разговоры способны лишь искренне верующие, - отрезал я.
Узнав о решении приближенных Эхнатона покинуть царя под предлогом защиты его жизни, я сказал Эйе:
- Я не могу одобрить возвращение к язычникам.
Мой государь отказался пойти на компромисс. Нельзя сказать, что Эхнатона не заботило благополучие страны; у него тоже был свой план, позволявший избежать гражданской войны. Он собирался выступить перед народом и мятежниками в одиночку. Царь не сомневался, что сможет заново обратить людей в свою веру. Но к тому времени приближенных Эхнатона успели убедить, что его собираются убить, а если они не согласятся уйти, то скоро заплатят за это собственной жизнью. Все бросили его. За мной пришли вооруженные воины. Стражам, оставшимся с Эхнатоном, было приказано остановить царя, если он попытается выйти из дворца. Так они помешали ему обратиться к народу. От него ушла даже Нефертити. Не могу представить себе, что она сделала это добровольно; думаю, ее тоже увели силой. Он очень переживал за веру, которую пытался растить в душах людей и потратил на это всю свою жизнь. Потом мы узнали, что он заболел, а сразу вслед за тем пришла весть о его смерти. Честно говоря, я сомневаюсь, что его смерть была вызвана болезнью. Думаю, что грязные руки жрецов Амона наконец добрались до его чистой, непорочной души. Он умер, так и не узнав, что я не хотел покидать его до последнего.
Мери-Ра снова умолк. Он долго смотрел на меня, а потом сказал:
- Эхнатон не умер и не умрет. Потому что он обрел вечную правду. Настанет день, когда он победит. Он слышал голос Бога, обещавший никогда не покидать его.
Мери-Ра протянул руку, открыл стоявший рядом шкафчик, достал лежавший там свиток папируса и протянул мне.
- Здесь записаны все его проповеди и гимны, - сказал он. - Изучи их, юноша. Может быть, твоя душа любителя правды найдет некоторое утешение в его словах. Ты бы не отправился в такой долгий путь без важной причины.
Мей
Чтобы встретиться с Меем, мне пришлось совершить поездку на окраину империи, в Рано-Колбура, где стояли палатки его Пограничной армии. При Эхнатоне он командовал вооруженными силами страны и в новую эру по праву сохранил свой пост. Это был пожилой человек огромного роста, с суровым лицом. Он показался мне довольно тщеславным. Прочитав отцовское письмо, Мей обрадовался возможности поговорить. Думаю, я дал ему возможность излить свои чувства, редкую в этой отдаленной местности.
- Еретик! Подлый простолюдин, извращенность которого заставляла опускать глаза первых вельмож страны! Армейские барабаны умолкли, торжественные знамена были опущены; с трона фараонов доносились звуки музыки. Я, командующий вооруженными силами, был вынужден прозябать в праздности в то время, когда империю рвали на части. Наши верные друзья и союзники молили о помощи, а я не мог и пальцем пошевелить. Так продолжалось до тех пор, пока их крики не растаяли в воздухе. Потому что при Эхнатоне армия потеряла боевой дух. Мы стали предметом насмешек и легкой жертвой для бандитов.
К счастью, я никогда не относился к числу его близких друзей. Но долг службы требовал, чтобы я время от времени ездил в Ахетатон. При этом я неизменно спрашивал себя, как этому извращенцу удалось обмануть таких людей, как Эйе, Хоремхеб и Нахт. Я всегда чтил богов и традиции своей страны и пришел в неистовый гнев, когда впервые услышал о его пресловутом новом боге. Когда Эхнатон приказал закрыть храмы, я был уверен, что на всех нас падет страшное проклятие. Однажды мне пришлось приехать в Фивы. Вечером меня посетил верховный жрец.
- Надеюсь, мой визит не смутил тебя, - сказал он.
- Для меня это большая честь. Мой дворец к твоим услугам. - Моя прямота заставила его опешить.
Жрец поблагодарил меня, а потом сказал:
- Ты спасен, Мей. Понимаешь, люди лишились своего единственного утешения. Они привыкли искать убежища у богов, приносить им жертвы и получать их благословение. В трудную минуту они торопились к жрецам, которые были их поводырями как на этом, так и на том свете. А посмотри на этих бедняг сейчас. Они похожи на заблудившихся овец.
- Что толку в жалобах? - с досадой сказал я. - Разве наш долг не заключается в том, чтобы избавить страну от его безумия?
- Если мы поступим так, как ты советуешь, начнется страшная война, - после недолгого раздумья ответил жрец.
- Значит, решения нет?
- Есть. Нужно убедить его приближенных.
- И надеяться нечего.
- Мы прибегнем к крайним мерам только тогда, когда у нас не останется выбора.
- Если понадобится помощь военных, я вам ее гарантирую, - сказал я.
Убедить людей из ближайшего окружения Эхнатона все же удалось, но на это ушло больше времени, чем мы рассчитывали. Стране уже начинала грозить гражданская война. Оставалось только одно: спасти то, что оказалось под руинами.
Люди спрашивали себя, почему светлый сон превратился в кошмар. Лично я считаю, что это было неизбежно. Все объясняется слабостью еретика, как телесной, так и умственной. Царица баловала сына и прятала его от всех. Когда же царевич смог сравнить себя с такими умными и талантливыми сверстниками, как Хоремхеб, Нахт и Бек, это возбудило его ревность. Контраст был разительный. Он таил свой позор под вуалью женственной мягкости и нежности, но в глубине души мечтал уничтожить всех, кто сильнее его, будь то бог или жрец, и стать единственной силой в стране. Некоторые люди видели его душевную слабость и пользовались ею в собственных корыстных целях. Они быстро приняли его религию - не из страха перед его властью или веры в его бога, но исключительно из алчности. Его слабость поощряла жадных и честолюбивых. Они пели с ним в храмах, а потом выходили и отнимали у бедняков последнее. Когда люди начали бунтовать, он обращался к ним с проповедями любви, вместо того чтобы послать войска. Эти продажные твари покинули своего недоумка только тогда, когда им самим начала грозить смерть. Они бросили фараона и присоединились к его врагам, нагруженные добычей. Именно поэтому я и возражал, когда верховный жрец Амона предложил поторговаться с ними.
- Не нужно предупреждать их, - сказал я. - Не езди в Ахетатон. Позволь моим воинам захватить их врасплох, уничтожить и восстановить справедливость.
Тото с жаром поддерживал меня, но верховный жрец выступал за мирные переговоры и возражал против кровопролития.
- Наши потери и так слишком велики, - говорил он. - Нам не нужны лишние сложности.
Я понимал его мотивы. Он не давал мне согласия на штурм, боясь, что в случае победы я стану защитником отечества и получу право претендовать на трон. Тогда бы ему пришлось иметь дело с сильным царем и действовать только в указанных мной рамках. Поэтому он решил доверить престол юному Тутанхамону. Теперь все они кружат над троном как стервятники - верховный жрец, Эйе и Хоремхеб. И все же ныне Египет находится в куда лучшем положении, чем при еретике. Эхнатона оставили умирать в тоске и одиночестве. Что же касается Нефертити, то она ждет своего конца в руинах языческого города.
Молчание Мея означало, что рассказ окончен.
- Главнокомандующий, кстати, о Нефертити. Мне хотелось бы узнать о ней больше, - сказал я.
Он презрительно махнул рукой.
- Красивая женщина, родившаяся шлюхой. У нее была одна цель - сесть на трон и получить возможность заняться своим любимым делом: соблазнять мужчин. Не верь разговорам о том, что она была толковой царицей. Будь это правдой, при ее правлении страна не рухнула бы в яму продажности и разрухи. Она тоже бросила Эхнатона в последнюю минуту, когда он лишился той крошечной власти, которая у него еще оставалась. Но Нефертити опоздала и не сумела вовремя забраться на другой корабль.
Махо
Махо я посетил в его деревне, расположенной к югу от Фив. При Эхнатоне он был начальником полиции Ахетатона, а теперь зарабатывал себе на жизнь крестьянским трудом. Когда я встретился с Махо, ему было сорок лет. У него была хорошая фигура, грубые черты лица и грустные глаза. Закончив читать письмо моего отца, он закинул руки за голову и некоторое время оставался в такой позе, собираясь с воспоминаниями.
- Когда Эхнатон покинул наш мир, родник радости пересох, - начал он. - О Египет, да простят тебя боги!
Эхнатон впервые обратился ко мне, когда я был простым дворцовым стражем. Человеку моего положения о беседе с царевичем и мечтать не приходилось. Я часто видел его в саду издалека. Однажды утром он с любопытством подошел к моему посту, словно впервые заметил мое существование. Я окаменел. Он смотрел на меня до тех пор, пока я не восстановил дыхание и по моим жилам вновь не побежала кровь.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Махо.
- Откуда ты родом?
- Из деревни Фина.
- Чем занимается твоя семья?
- Сельским хозяйством.
- А почему Хоремхеб взял тебя в стражи?
- Не знаю.
- Он берет к себе только смелых. - Мое сердце сжалось от счастья, но я промолчал. - Я вижу, ты честный человек, Махо. - Я едва сдержал радость. - Ты примешь мою дружбу? - спросил он.
- Я не заслуживаю такой чести, - выдавил я, пытаясь справиться с потрясением.
- Мы будем часто встречаться, друг мой.
Ты не поверишь, но именно такой была моя первая встреча с царевичем. Именно так он отбирал людей. Мы обменивались короткими репликами, когда Эхнатон видел меня в дворцовом саду. Я следил за его жизнью издалека. Сначала я слышал о том, что он почитает Атона, а потом узнал о Единственном и Единосущем. Я часто слышал, как он пел прекрасные гимны своему Богу. Мое сердце полностью открылось ему. Вышло так, что его любовь стала чарами, навеки приковавшими меня к этому человеку. Признаюсь, я плохо понимал то, что он говорил. Меня долго смущал этот его таинственный невидимый бог, который любит людей и не наказывает их. Я не прекращал верить в Амона, но из любви к Эхнатону верил и в другого бога тоже. Он был самым жалостливым человеком на свете. Не причинял вреда ни людям, ни животным, никогда не пачкал руки кровью и никого не осуждал. Даже закоренелых преступников. Унаследовав трон после смерти отца, он вызвал меня и сказал:
- Махо, я не собираюсь заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Ты будешь получать свое жалованье в любом случае. Ты согласен присягнуть, что веришь в Единственного и Единосущего?
- Да, мой государь. Я готов принять за Него смерть, - тут же ответил я.
- Ты станешь начальником полиции, - спокойно сказал он, - и никто не будет требовать, чтобы ты отдал за Него жизнь.
Я был готов сражаться со жрецами, хотя меня с детства учили любить и почитать их. Но за все время работы в полиции Эхнатона я ни с кем не сражался. За исключением одного раза. Но и тогда я сделал это без разрешения царя.
- Отныне, - сказал он мне в день моего назначения, - оружие для тебя - всего лишь украшение. Исправляй людей любовью, как я тебя учил. Помни: что нельзя вылечить любовью, страхом не вылечишь.
Когда мы ловили вора, то просто возвращали людям украденное. Потом отправляли его работать на плантации и учили словам мира и любви. Пойманных убийц мы отправляли на рудники. Но и там в свободное время они изучали новую религию. Нас много раз обманывали, наказывая за щедрость, но Эхнатон не огорчался.
- Скоро вы увидите, как дерево любви начнет приносить плоды, - упрямо повторял он.
Эхнатон начинал день с посещения храма, где он в одиночестве молился и пел свои гимны. Потом он общался с людьми, стоя на террасе своего дворца. Они с Нефертити ездили по Ахетатону в царских носилках без всякого сопровождения. Иногда выходили из носилок, чтобы приветствовать людей, собравшихся вокруг. Старых традиций, отделявших фараонов от простого народа, больше не существовало. Где бы ни оказалась царская чета, она всех призывала к любви и почитанию Единственного и Единосущего Бога.
Однажды утром молодой подчиненный доложил мне:
- Я слышал, как приближенные царя подозрительно шептались друг с другом.
Это было началом конца. Чиновники брали взятки, крестьяне страдали, а вся империя была охвачена мятежами. Обман и злоба текли рекой, как воды Нила. Я боялся, что царь впадет в уныние, но препятствия только укрепляли его убежденность и решимость. Он был уверен в победе. Никогда не сомневался в том, что любовь преодолеет все. "Тьма сгущается перед рассветом", - говорил он. В эти мрачные дни жрецы подослали к царю убийцу. Он прятался в кустах неподалеку от беседки Эхнатона и преуспел бы, не всади я ему в грудь стрелу. Только тогда царь понял, какая опасность ему грозила. Он помрачнел и долго смотрел в лицо убийце, испускавшему последний вздох.
- Ты выполнил свой долг, Махо, - наконец неохотно сказал он.
- Ради спасения моего государя я бы пожертвовал жизнью, - ответил я.
- А ты не мог взять его живьем? - тем же тоном спросил он.
- Нет, мой государь, - честно ответил я.
Он грустно промолвил:
- Жрецы сговорились совершить гнусное преступление. Они потерпели неудачу, но мы тоже опустились до зла.
- Иногда в борьбе со злом нельзя обойтись без меча, - ответил я.
- Именно так они и говорили со времен Менеса, объединившего два царства. Но удалось ли им одолеть зло? - Тут царя посетило вдохновение, и он воскликнул: - Придет время, когда восток и запад будут залиты светом одновременно!
Но это время так и не пришло. Наоборот, становилось все хуже и хуже. Окружавшие его люди проявили свою истинную суть и отпали, как сухие листья под осенним ветром. В них не было ни веры, ни преданности. Они лгали и лицемерили до последней минуты, а потом бросили царя, притворившись, что таким образом спасают ему жизнь.
Я вернулся в Фивы с сердечной болью, которая не оставляет меня и по сей день. Меня уволили со службы, как многих других, преданных фараону, после чего я вернулся в свою деревню оплакивать Эхнатона. Сначала мне сообщили, что царя держат в его дворце как в тюрьме, а потом - что он заболел и умер. Я был уверен, что они убили его.
Почему прекрасный сон закончился так быстро? Почему Бог отступился от него? Какой прок жить, если Эхнатон оставил нас?
Махо дал волю скорби и надолго умолк. Я тоже молчал, уважая его чувства, но потом все же спросил:
- Как бы вы описали Эхнатона двумя словами? - Казалось, мой вопрос его удивил.
- Он был сама мягкость и доброта. Это следует из того, что я рассказал. Добавить мне нечего.
- А Нефертити?
- Она была сочетанием красоты и ума.
После небольшой паузы я подсказал:
- О ней многое болтали…
- Скажу как бывший начальник полиции: ни в каких грехах она замечена не была. Правда, на нее бросали похотливые взгляды Хоремхеб, Нахт и Мей. Но могу заверить, что она никого не поощряла. Эти люди должны были знать свое место.
- Как по-вашему, почему она его оставила?
Он огорченно развел руками.
- Это тайна, которую я так и не смог постичь.
- Мне кажется, что вы потеряли веру в бога своего царя.
- Я потерял веру во всех богов вообще.
Нахт
Нахт принадлежал к старинному знатному роду. Ему было немного за сорок; рост у него был средний, а кожа светлая, с розоватым оттенком. Он поразительно владел собой намного лучше, чем те, с кем я уже встречался. При Эхнатоне он был хранителем царской казны, в новую эру не занял никакого поста, но время от времени его вызывали в Фивы для консультаций. Я встретился с Нахтом на его родине, в номе Декма, расположенном в Средней Дельте. Он приветствовал меня, напомнив о старом родстве наших семей, а потом приступил к рассказу. Я пропускаю то, что уже знал.
- Признаюсь, я человек невезучий. Не сумел воспользоваться выгодами своего положения. Не только потерял все шансы взойти на престол, но и собственными глазами видел крах империи. Я ушел из политики и общественной жизни, но всегда буду жалеть об этом. Часто я спрашиваю себя: "Что собой представлял мой царь Эхнатон?" Или лучше сказать "еретик", как его называют сейчас?
Я был одним из его друзей детства, как Хоремхеб и Бек. Я мог бы долго говорить о его необычно женственной внешности, его тщедушном теле и странной наружности. Но все это не мешало нам любить его и восхищаться его умом и зрелостью не по годам.
Конечно, у Эхнатона были недостатки. Я первым открыл его самый большой изъян - полное отсутствие интереса к государственным делам. Они наводили на него скуку. Он насмешливо наблюдал за тем, как его отец соблюдал распорядок дня, предусмотренный традициями, на которых держался престол: вставал в один и тот же час, принимал ванну, ел, молился, совещался со своими приближенными, а затем посещал храм.