Выбрав третью фразу из соответствующего раздела, Джордж поинтересовался у извозчика, какое вознаграждение тот сочтет для себя приемлемым.
Столь неуместный для нашей возвышенной беседы вопрос оскорбил извозчика в лучших чувствах, и он сказал, что никогда не требует денег с господ иностранцев, от нас он готов принять какой-нибудь памятный подарок - скажем, булавку с бриллиантом, золотую табакерку или какую-нибудь другую безделушку.
Так как стала собираться толпа, да и наша шутка, похоже, зашла слишком далеко, мы поспешили залезть в коляску и тронулись под улюлюканье зевак. Через некоторое время мы попросили извозчика остановиться рядом с театром "Эстли" - у обувного магазина, одной из тех затоваренных лавчонок, которые, стоит им открыться, тут же извергают свой обильный товар наружу. Коробки с обувью были свалены на мостовой и в ближайшей канаве. Ботинки пышными гроздьями свисали с окон и дверей. Ставни, словно виноградной лозой, увиты были связками черных и коричневых сапог. Также и внутри магазин был буквально завален обувью. Хозяин, когда мы вошли, был занят тем, что с помощью молотка и стамески открывал ящик с новой партией товара.
Джордж приподнял шляпу и сказал:
- Доброе утро.
Хозяин даже не обернулся. С первого же взгляда он показался мне человеком довольно неприветливым. Он что-то пробормотал себе под нос - это могло быть "доброе утро", а могло и не быть - и занялся своим делом.
- Ваш магазин порекомендовал мне мой друг м-р X., - продолжал Джордж.
На это хозяин, если следовать разговорнику, должен был бы ответить:
"М-р X. - достойнейший джентльмен, всегда рад буду оказать услугу его друзьям".
Однако вместо этого он сказал:
- Не знаю такого. Понятия не имею.
Ответ обескураживал. В разговорнике приводились три или четыре способа приобретения обуви Джордж, тщательно все взвесив, остановился на варианте с "м-ром X." "как наиболее изысканном". Вы некоторое время разговариваете с продавцом об этом "м-ре X", а затем, когда между вами устанавливается полное взаимопонимание, вы непосредственно переходите к основной цели вашего визита, намерению приобрести пару туфель, "недорогих, но хороших". Этот же хмурый, недовольный жизнью человек определенно ничего не понимал в тонкостях этикета и розничной торговли. С таким деликатничать бессмысленно, надо сразу переходить к делу. Поэтому Джордж отказался от варианта с "м-ром X." и, перевернув страницу, наугад зачитал первую попавшуюся фразу. Выбор был не самый удачный: хозяин любого обувного магазина принял бы вас за слабоумного. В данном же случае, когда обувь буквально обступила вас со всех сторон, фраза эта вообще была лишена всякого смысла:
- Мне довелось слышать, что вы торгуете ботинками.
Тут хозяин отложил молоток и стамеску, исподлобья посмотрел на нас и заговорил не спеша, низким, хриплым голосом:
- А для чего я, по-вашему, держу здесь обувь - для запаха?
Такие люди всегда начинают спокойно, но затем все больше и больше распаляются, гнев их увеличивается, как на дрожжах.
- Что я, по-вашему, - продолжал он, - обувь, что ли, коллекционирую? Зачем я, спрашивается, держу магазин - для здоровья? Вы что думаете, я так люблю ботинки, что ни за что не расстанусь ни с одной парой? Для чего я их, думаете, развесил - любоваться? Их что здесь - мало? Вы где находитесь - на международной выставке обуви, что ли? Здесь что, спрашивается, - музей обуви? Вы когда-нибудь слыхали, чтобы человек держал обувной магазин, а обувью не торговал? Зачем я их здесь, по-вашему, держу - для красоты? Вы за кого меня принимаете - за круглого идиота, что ли?!
Я всегда говорил, что пользы от этих разговорников никакой. Сейчас же нам был просто необходим английский перевод расхожего немецкого выражения "Behalten Sie Jhr Haar auf".
Ничего подобного в этой книжке не было. Однако я отдаю должное находчивости Джорджа: он отыскал фразу в сложившейся ситуации просто незаменимую:
"Что ж, зайду к вам в другой раз, когда выбор побогаче будет. Счастливо оставаться!"
С этими словами мы сели в кеб и уехали, а хозяин, стоя в дверях среди коробок с обувью, что-то кричал нам вслед. Что он кричал, я не уловил, но прохожие слушали его с неподдельным интересом.
Джордж хотел остановиться у другого обувного магазина и повторить эксперимент; он уверял, что ему и впрямь надо купить пару домашних туфель. Но нам удалось уговорить его отложить покупку до приезда в какой-нибудь заморский город, где торговцы либо уже привыкли к подобным речам, либо более дружелюбны от природы. Но на покупке шляпы он настоял, заявив, что без нее путешествие будет ему не в радость. В результате пришлось остановиться у маленького магазинчика на Блэйкфрайерс-роуд.
Хозяином магазинчика оказался приветливый коротышка. Был он слегка навеселе, и, в отличие от продавца обуви, необычайно любезен и предупредителен.
Когда Джордж, раскрыв разговорник, спросил: "Есть ли у вас в продаже головные уборы?", коротышка не только не рассердился, но стал в задумчивости скрести подбородок.
- Головные уборы, говорите? - переспросил он. - Дайте-ка подумать. Ага, - и приятная улыбка засияла на его добродушном лице, - можно поискать, авось что-нибудь и найдется. Но скажите, почему это вас так интересует?
Джордж объяснил, что хочет купить кепку, дорожную кепку, но вся загвоздка в том, что кепка нужна хорошая.
Хозяин огорчился.
- Эх, - сказал он, - боюсь, ничего не выйдет. Вот если бы вам понадобилась плохая, никудышная кепка, которая только на то и годится, чтобы ею окна мыть, тогда бы я еще смог предложить вам кое-что. Но хорошая кепка - нет, таких не держим. Хотя постойте, - продолжал он, прочтя на выразительном лице Джорджа явное разочарование, - не уходите. Есть у меня на примете одна кепчонка, - он полез куда-то под прилавок, - не скажу, что очень хорошая, но все лучше того, чем я обычно торгую.
Он протянул нам кепку.
- Ну как? Сойдет?
Джордж стал примерять кепку перед зеркалом и, отыскав в книге соответствующую фразу, изрек:
- Это кепи подходит мне по размеру, но скажите, как вы находите, к лицу ли оно мне?
Хозяин отошел в сторону и окинул его придирчивым взглядом.
- Сказать по правде, - процедил он, - оно вам не идет.
Он отвернулся от Джорджа и обратился к нам с Гаррисом.
- У вашего друга, - сказал он, - очень своеобразное лицо: он красив, но такая красота не всегда бросается в глаза. Так вот, в этой кепке его красота в глаза не бросается.
Услышав это, Джордж решил, что с него хватит, и сказал:
- Ладно, беру. Мы, видите ли, спешим на поезд. Сколько с меня?
- Цена этой кепки, сэр, четыре шиллинга шесть пенсов, хотя, по мне, она и половины того не стоит. Прикажете завернуть в оберточную бумагу, сэр, или в бумажную обертку?
Джордж сказал, что заворачивать не надо, заплатил хозяину четыре шиллинга шесть пенсов серебром и вышел. Мы с Гаррисом последовали за ним.
На Фенчерч-стрит мы после длительных переговоров заплатили кебмену пять шиллингов, после чего он отвесил нам еще один церемонный поклон и попросил передавать от него привет австрийскому императору.
Обменявшись в поезде впечатлениями, мы пришли к выводу, что проиграли со счетом 2:1, и раздосадованный Гаррис выкинул разговорник в окно.
Наш багаж и велосипеды уже находились на пароходе, который ровно в двенадцать поднял якорь и двинулся вниз по реке.
Глава V
Отступление, предваряемое поучительной историей. - Первое достоинство этой книги. - Журнал, не пользовавшийся успехом. - Его девиз "Обучение посредством развлечения". - Обучение или развлечение? - Популярная игра. - Мнение специалиста по английскому законодательству. - Второе достоинство этой книги. - Избитый мотив. - Третье достоинство этой книги. - В каком лесу жили девы. - Описание Шварцвальда.
Рассказывают, что как-то шотландец влюбился в девушку и решил на ней жениться. Как и все его соплеменники, человек весьма осмотрительный, он заметил, однако, что супружеская жизнь людей его круга, поначалу сулящая прочный союз, со временем превращается в кромешный ад, и все потому, что жених или невеста, желая "показать товар лицом", тщательно скрывают перед свадьбой свои недостатки. Постановив, что с ним ничего подобного не произойдет, никаких горьких разочарований не будет, шотландец делал предложение следующим образом.
- Я гол как сокол, Дженни. Мне нечего тебе предложить: ни денег, ни земли у меня нет.
- Дэви, мне нужен только ты!
- Этого маловато, любимая. Я всего лишь нищий оборванец, ни на что не годный. К тому же я и собой не хорош.
- Это как сказать: посмотри на других, они еще страшней будут.
- Какое мне дело до других, любимая. Плевать я на них хотел.
- Дэви, с лица воду не пить, некрасивый муж лучше красавчика. Зато никуда ты от меня не денешься, будешь дома сидеть, а не гоняться за юбками, как другие. С красавчиком ведь хлопот не оберешься.
- Плохо же ты меня знаешь, Дженни, бабник я, каких поискать, не смотри, что рожей не вышел. Ни одной девчонки не пропущу. Намучаешься ты со мной, Дженни, так и знай.
- Зато, Дэви, сердце у тебя доброе, и потом, ведь ты меня любишь?
- Люблю, Дженни, да боюсь, что скоро и ты мне надоешь. Я, конечно, добр, но это только пока все идет нормально, пока меня против шерсти не погладили. Сидит во мне какой-то бес - можешь у матушки спросить, это у меня отцовское. Как что не по мне - такой скандал учиню! Да и характер у меня с годами испортится, это уж как пить дать.
- Уж больно ты к себе строг, Дэви. Ты честный парень. Это главное. Я тебя лучше знаю, чем ты сам. Из тебя хороший хозяин выйдет…
- Скажешь тоже, Дженни! Если честно, водится за мной один грешок. Что ж тут хорошего, если я спокойно на выпивку смотреть не могу. Как учую виски, так рот сам собой и разевается, точно у лохтейского лосося. Пью, пью, все никак напиться не могу.
- Зато трезвый ты очень хороший, Дэви.
- Кто знает, Дженни. Не люблю, когда мне надоедают.
- Ничего, Дэви, я тебе надоедать не стану. Ты ведь будешь работать?
- Работать?! С какой это стати, Дженни? Нет, о работе лучше даже не заикайся, терпеть не могу работать.
- Ладно, Дэви, но ты ведь будешь стараться? Старание - это главное, как говорит наш пастор.
- Постараться-то постараюсь, да что толку, Дженни? Мне и на кусок хлеба не заработать. Человек слаб и грешен, а такого слабака и грешника, как я, Дженни, еще свет не видывал.
- Ладно-ладно, Дэви, это хорошо, что ты со мной откровенен. Другие наврут с три короба, а потом - мучайся с ними. А ты ничего не скрываешь, Дэви. Я, пожалуй, пойду за тебя, а там посмотрим, что из этого выйдет.
Что из этого вышло - никому не известно, в истории об этом ни слова, но, надо полагать, жена шотландца уже не имела права ни при каких обстоятельствах проклинать судьбу. Но даже если она и жаловалась на жизнь (язык женщины далеко ведь не всегда поступает в соответствии с законами логики), ее муж Дэви мог быть спокоен: ни одного упрека в свой адрес он не заслужил.
Подобно Дэви, я тоже хочу быть откровенен с читателем этой книги. Я хочу, ничего не скрывая, остановиться на ее недостатках. И не хочу, чтобы у читателя сложилось об этой книге превратное впечатление.
Учтите, из этой книги вы не вынесете никаких полезных сведений.
Если кому-нибудь придет в голову с помощью этой книги проделать путешествие по Германии и Шварцвальду, он заблудится, не добравшись и до устья Темзы. Но и это еще не самое страшное. Чем дальше он окажется от родных мест, тем с большими трудностями столкнется.
Жизнь научила меня, что осведомленность не является моей сильной стороной.
В молодости я работал в газете, из которой впоследствии вышли многие современные научно-популярные издания. Мы по праву гордились тем, что познавательные факты преподносились читателю в увлекательной форме. Где кончалось познание и начиналось развлечение, читатель должен был определить сам. Мы, например, давали советы, как вступить в брак, - серьезные, обстоятельные советы, и если бы наши читатели им следовали, то они сделались бы предметом зависти всех женатых людей в мире. Мы сообщали нашим подписчикам, оперируя цифрами и фактами, как нажить состояние, разводя кроликов. Наши доводы звучали настолько убедительно, что читателей, должно быть, удивляло, почему мы продолжаем выпускать газету, а не несемся сломя голову на рынок за парочкой кроликов-производителей. Я неоднократно информировал наших подписчиков о человеке, приобретшем двенадцать кроликов селекционных пород; через каких-нибудь пару лет они приносили ему годовой доход в две тысячи фунтов, и доход этот неудержимо рос из года в год. Возможно, деньги ему были не нужны. Возможно, он не знал, что с ними делать. Но деньги сами шли ему в руки. Что до меня лично, то мне никогда не встречались кролиководы, зарабатывающие по две тысячи в год, хотя, насколько мне известно, двенадцатью производителями селекционных пород обзаводились многие. Вечно с ними что-нибудь да случалось; должно быть, атмосфера, царящая в крольчатнике, убивала в хозяине всякую инициативу.
О чем мы только не информировали наших читателей: и о количестве лысых мужчин в Исландии - цифры, на мой взгляд, выглядели весьма внушительно; и о том, сколько копченых селедок уместится между Лондоном и Римом, если вытянуть их в прямую линию, голова к хвосту; и о том, сколько в среднем слов за день произносит женщина… Такого рода данные призваны были возвысить наших читателей над читателями других периодических изданий.
Инструктировали мы наших подписчиков и о том, как лечить кошек от эпилепсии. Лично я не верю - да и тогда не верил, - что кошачья эпилепсия излечима. Если бы моя кошка страдала эпилепсией, я бы постарался продать ее, а то и просто отдать. Но мы почитали своим долгом отвечать на все письма читателей. Какой-то идиот заинтересовался этим вопросом, и я перерыл кучу справочных изданий в поисках ответа, пока наконец в какой-то старинной поваренной книге в самом конце не нашел того, что искал. Каким образом эта информация попала туда - ума не приложу К кулинарным рецептам она не имела решительно никакого отношения, в книге не было и намека на то, что из кошек, пусть даже исцеленных от эпилепсии, можно приготовить что-нибудь съедобное. Автор делился своими соображениями об излечении эпилепсии у кошек из чистого великодушия. Впрочем, лучше бы он этого не делал; после публикации в редакцию хлынул поток гневных писем, и мы потеряли как минимум четырех подписчиков. Один наш читатель, например, сообщал нам, что совет обошелся ему в два фунта - именно в такую сумму была оценена разбитая кухонная посуда, вдобавок было разбито оконное стекло, а у самого читателя появились симптомы заражения крови. Что же касается кошки, то припадки у нее участились Рецепт же был весьма прост. Осторожно, чтобы не причинить кошке боли, вы зажимаете ей голову между колен и ножницами надрезаете хвост. Именно надрезаете, а не отрезаете весь хвост или часть его.
Как мы сообщили нашему читателю, операцию следовало проводить в саду или в сарае; лишь полный идиот станет оперировать кошку на кухне, да еще без ассистентов.
Учили мы читателей и этикету. Мы рассказывали им, как обращаться к пэру и архиепископу, а также как правильно есть суп. Мы учили застенчивых юношей вести раскованную светскую беседу. Мы учили кавалеров и дам танцевать "по науке". Мы решали любые религиозные сомнения наших читателей и в качестве предложения разослали подписчикам моральный кодекс, качеством оформления не уступающий старинным витражам.
Дела газеты шли неважно, время подобных изданий, как видно, еще не пришло, и в результате пришлось расстаться с рядом сотрудников. Лично я вел несколько рубрик, в том числе, если мне не изменяет память, "Советы матерям" - здесь неоценимую помощь мне оказала моя домохозяйка (она развелась с мужем, похоронила четырех детей и в семейных проблемах разбиралась недурно); а также - "Как обставить квартиру" (чертежи прилагаются); колонку "Советы начинающим авторам" - искренне надеюсь, что мои рекомендации принесли им большую пользу, чем мне самому, и еженедельную рубрику "Откровенный разговор с молодым человеком", за подписью "дядя Генри", который, судя по его рекомендациям, многое повидал и пережил на своем веку. А с какой симпатией относился "дядя Генри" к подрастающему поколению! Все их проблемы были ему хорошо знакомы, он сам сталкивался с ними в своей юности. Я и сейчас порой перечитываю советы "дяди Генри", и хотя многим они не подходят, лично мне они по-прежнему кажутся мудрыми, доброжелательными. Порой я думаю, что, прислушайся я сам к советам "дяди Генри", и у меня не было бы в жизни столько ошибок, я был бы умней, рассудительней, спокойней - не то что сейчас.
Тихая, измученная женщина, снимавшая комнатенку за Тоттенхэм-Корт-роуд и отправившая мужа в сумасшедший дом, вела у нас разделы "Кулинарные рецепты", "Советы по воспитанию" - что-что, а советы мы давать умели - и полторы странички "Светской хроники". Писала она от первого лица, витиеватым, развязным слогом, от которого, насколько я могу судить по нашей периодике, еще далеко не все отказались: "А теперь, с вашего позволения, я расскажу вам, в каком необыкновенном платье я была на приеме в особняке "Глориус Гудвуд". Князь С… но уместно ли мне повторять глупые сплетни, преследующие этого человека? Он вел себя по меньшей мере опрометчиво, поэтому представляю, как ревнует бедная графиня…" и т. д. в том же духе.
Несчастное создание! По сей день стоит она у меня перед глазами в своем поношенном сером балахоне, закапанном чернилами. Изможденный вид, бледное лицо неопровержимо свидетельствовали о том, что среди приглашенных на прием в княжеский особняк "Глориус Гудвуд" ее не было…
Более невежественного человека, чем владелец нашего издания, я не встречал; как-то он со всей серьезностью заявил в письме нашему подписчику, что Бен Джонсон написал "Рабле" исключительно ради денег, ибо ему не на что было похоронить свою матушку; когда же ему указывали на его вопиющие ошибки, он лишь добродушно смеялся; он вел раздел "Общие сведения", и вел, надо сказать, превосходно, сверяясь в своей работе с дешевым изданием популярной энциклопедии. Что же касается материала для раздела "Сатира и юмор", то его поставлял нам наш рассыльный, используя для этого пару великолепных ножниц.