Савицкий считал все это заслугой майора и уже не третировал его столь рьяно, уныло констатировав факт, что бабники в части иногда бывают полезны. Правда, в последнее время он заметил, что поселковские девчонки в его кабинете не появляются, да и Рязановский в поселок перестал ходить. Все это казалось странным и полковник неосознанно начал следить за майором и девичьим взводом.
Рязановский думал минут пятнадцать. Действовать против "своего" не хотелось, но и оставлять на самотек, оставив девчонок один на один с нахалом, он не мог. Светка Страхова была ему не безразлична, хоть он и скрывал свои чувства от всех. Работай девчонки в отделе связи всем взводом, справились бы легко, но разбросанные по отделам, слаженно действовать они не могли. Спросил:
- Лид, а у тебя план есть? Ты же понимаешь, он мужик, как и я. В какой-то степени я его понимаю. Вы же все симпатичные. Лисянский, хоть и женат, но взаимности хочет. Видимо в семье не все ладно, вот и выделывается…
"Карпуша", как ласково называли девчонки старшую, усмехнулась:
- Да я все понимаю, Жень. Ты не переживай. План есть, только мне твой суперклей нужен…
Она рассказала, ничуть не скрыв, все о своем "плане". Рязановский обрадовался, что ему не придется действовать самому и захохотал. Открыл ключом металлический шкаф, где стояли две стеклянные поллитровые банки с мутноватой вязкой массой, тщательно закупоренной крышками. Достал одну и поставил на стол.
Лидка тут же протянула маленький целлофановый пакет из-под радиодеталей с "молнией". Майор, с трудом откупорив банку, налил в него немного клея. Лидка торопливо застегнула пакет. Улыбнулась начальнику и вышла.
Карпович вошла в комнату связистов свободно. Коды на входных дверях она давно знала. Миронова и Страхова вновь сидели в каптерке.
Попытка "выйти на волю" добавила им неприятностей. Солдаты ушли обедать и Лисянский был один. Все еще без рубашки. Он нахально прижал корпусом обоих девчонок к стене и попытался чмокнуть в щеки. Говоря что-то о симпатии, взаимопонимании и послаблениях.
Обе еле вырвались и сбежали снова в каптерку. Лисянский несколько раз стучал в дверь, но они не открыли и молчали.
В коридоре никого не было и появления Карпович никто не заметил. Из операторской доносились голоса. Солдаты уже вернулись с обеда.
Лидка постучалась к подружкам условленным стуком и те мигом открыли. Оставив пакетик с клеем в каптерке и объяснив план за минуту, Карпович исчезла так же незаметно, как и появилась.
Часов около пяти, перед самым окончанием работы, Лидия появилась в отделении связи. Миронова открыла ей дверь сама и пожаловалась:
- Капитан совсем оборзел! Он приставать начал. Светку в губы поцеловать хотел, когда она телефон разбирала. Считает себя неотразимым с этой шерстью…
Карпович ухмыльнулась:
- Ладно! Давай пакетик и исчезните обе…
Она вошла в комнату со "шкафами" уверенная и спокойная. Удивленно огляделась по сторонам. Спросила обернувшихся солдат и капитана:
- А Нинка со Светкой где?
Лисянский окинул девушку внимательным оценивающим взглядом с ног до головы. По привычке подбоченился, уперев левую руку в бок и чуть отставив ногу вперед. Карпович видела, но ни единым фибром не показала, что все поняла. Судя по взгляду, капитан остался весьма доволен увиденным. Ответил со снисходительной улыбкой:
- Наверняка в каптерке сидят. Что-то они в последнее время обленились…
Лидия удивленно поглядела на него и уставилась на густую поросль волос на груди Лисянского. Сделав вид, что смутилась, опустила голову, сверкнув карими глазами. Начальник связи попался и незамедлительно воспользовался моментом. Улыбнулся весело, блеснув зубами:
- Что, удивлены? Между прочим они мягкие. Можете притронуться, если желание есть…
Последние два слова были произнесены почти что томно. Солдаты, которых капитан абсолютно не стеснялся, застыли с открытыми ртами.
Карпович завела руки за спину, словно в колебании. Незаметно растерла по рукам клей и старательно поднатужившись, покраснела. Протянула руки, трепеща пальцами и опустив глаза, прошептала:
- Ну, раз вы не против…
Прижала руки к его шерстистой груди. Замерла, делая вид, что пытается справиться с волнением. Специально чуть подрагивала пальцами, но не дергала. Клей между тем быстро застывал. Капитан застыло глядел на красивое лицо. Девушка тяжело дышала и он попытался ее обнять. Лидка дернула руками изо всей силы и капитан взвыл:
- Ай! Больно! Ты чего дергаешь!
Два сержанта-второгодка уставились на него в недоумении из-за шкафов: то сам приглашал приникнуть, а теперь орет. Они все слышали и с интересом ждали продолжения. Карпович взвыла, дернув еще пару раз обе руки:
- Это вы специально чем-то грудь намазали, чтоб нас клеить!
Лисянский, ни черта пока не понимая, вцепился в ее руки, удерживая, чтоб было не так болезненно. Он чувствовал, как вырываются волосочки из его кожи. В свою очередь тоже заорал:
- Это ты свои лапы намазала чем-то!
Лидка проорала в ответ, коснувшись его носа своим и яростно уставившись в глаза:
- Не фиг такую роскошную шерсть показывать! Так и хочется погладить, словно кошку!
Сержанты скрылись за рядом шкафов со звучным фырканьем. Капитан рявкнул:
- Убери руки! - Лидка дернула со всей силы ладони и он взвыл: - Оставь на месте! Больно! - Обернулся на хохот парней и поморщился: - Сержанты Кадиков и Букин, возьмите ножницы и разъедините меня и девушку!
Багровые от гогота парни, вылезли из-за укрытия. Икая и часто фыркая, принялись за работу, встав сразу с двух сторон. Осторожно приподнимали руки Лиды от груди капитана, заглядывали сбоку и разрезали волосяные соединения.
Через полчаса руки Карпович были сплошь в коричнево-рыжей шерсти, словно в односторонних перчатках, а на груди капитана, в густой поросли, вырисовались две четких узких ладони. Он подлетел к зеркалу сразу, едва прозвучал последний "чик" ножниц. Взглянул на грудь и взвыл:
- Что я Юле скажу!?!
Лидка, уже направившись к двери, вернулась. Провела обшерствленной ладонью по обкромсанной поросли. На промытый линолеум посыпалась рыжая шерсть. Поглядела в синие глаза капитана и подсказала:
- Что вы в суперклей влипли, где были две женских руки! Или сбрейте все на груди, чтоб улик не осталось…
Лисянский понял, что все было подстроено нарочно и он нарвался сам, а так же догадался: в следующий раз девчонки придумают что-то похлеще, если он появится распахнутым или начнет приставать.
Тяжело вздохнув, отправил сержанта Букина в магазин за бритвой, а сам принялся тщательно намыливать растительность на груди и животе, чтоб немного размягчить ее перед предстоящей экзекуцией.
Он понимал, что придется сбривать все. Одновременно силился придумать оправдание для жены. Юля не знала о привычке мужа ходить на работе распахнутым. Минут через сорок после появления бритвы мужская грудь напоминала ледовый каток с рыжими пеньками.
Руки Лиды Карпович подружки очищали от шерсти целый вечер при помощи косметических щипцов. Хохотали до колик в животе от ее рассказа о выражении лица капитана Лисянского.
Больше начальник связи ни разу не позволил себе сидеть на работе распахнутым. Мало того, он больше не приставал к подчиненным и обнимать не пытался, зато мстил ядовитыми фразами о пользе женщин в армии. Но это длилось не долго…
Лишь в июле следующего года девчонки заметили капитана на пляже. Растительность на груди торчала клочками, словно трава на болоте. Жена загорала рядом.
Едва заметив подчиненных супруга, которых давно знала в лицо, демонстративно отвернулась от приставучего муженька. До Юлии давно дошли сведения из части о том, что произошло в действительности и о кличке. Все уверения Лисянского, что он "пролил клей на себя и вынужден был побриться", на нее больше не действовали. Значительно поредевшая шерсть была бесспорным доказательством ветренности капитана. Карпович успела вырвать волосяного покрова с корнями не так уж и мало…
ИСКОРКИ
В штабе наконец-то провели долгожданный ремонт. Стены сияли свежей ярко-зеленой краской. Потолки белели так, что глазам было больно. Круглые светильники люстр матово светились под электрическим светом. Даже немногочисленные плакаты выглядели нарядно и ярко.
На первом этаже произошли кардинальные изменения. Дежурную часть отделили от коридора сплошной стенкой с небольшим окошечком. Раньше была обыкновенная стойка, доходившая до пояса. Стоявшие в наряде офицеры часто жаловались, что они простывают во время дежурств из-за буквально "не стоявшей на петлях" двери. Это было не лишено логики: днем дверь штаба практически не закрывалась от входившитх и выходивших. Каждый раз холодный поток воздуха устремлялся на дежурного и тот, вместе с солдатом, по этой самой причине, практически постоянно сидели в бушлатах. Хлопанье изрядно надоело и самому Савицкому, хоть его кабинет находился на втором этаже. Когда тяжелая дверь на тугой пружине хлопала, все здание сотрясалось.
На первом этаже, по настоянию полковника, поставили прозрачную стеклянную дверь-вертушку. Дальше следовал небольшой "предбанник" и еще одна дверь, уже на петлях, но без пружины, выходившая в коридор и прямо к лестнице, ведущей на второй этаж. Чтоб она не хлопала, на притвор был набит толстый кусок резины сверху и снизу. Таким образом, тепло в штабе сохранялось, а многие неприятности устранялись. Толщина стекла на вертушке была почти два сантиметра.
Военнослужащие удивлялись, где командир мог добыть такой раритет. Подобные двери давно изготовлялись лишь по спецзаказу. А эта явно была из "ветеранов", судя по слегка погнутому стояку, на который крепилось стекло и кое-где сколам на стекле.
Теперь офицеры перестали толкаться в дверях и свободно входили-выходили. А чтоб дежурный всегда видел, кто идет к штабу или спускается с лестницы, на стену, под небольшим углом, повесили два зеркала. Весь день щитовая дверь была открыта. Дежурному офицеру достаточно было поднять голову, чтоб увидеть, кто находится на лестнице или гремит вертушкой.
Светка Страхова бегала обедать в общежитие. Ей не нравилось, как готовят в солдатской столовой и она предпочитала готовить сама. С вечера варила себе суп и второе и прибегала в комнату. Многие девчонки следовали ее примеру. С часу дня до двух на "женском" этаже роскошно пахло борщами, щами, рассольниками и прочим.
Едва вбежала в подъезд общаги, как дежурная протянула ей вызов на переговоры. Страхова взглянула и вздохнула:
- Ну вот, родители… Неужели письмо не получили или случилось что…
Поднялась наверх. Быстро пообедали вместе с Мироновой, с которой она дружила уже почти год. Оставив Нинку мыть посуду, рванула со всех ног в часть, надеясь перехватить начальника и отпроситься. Переговоры были назначены на три часа дня.
Капитана Лисянского в кабинете не оказалось. Все знали, что начальник с утра вообще не появлялся.
Прапорщик Востротин сообщил, что капитан наверняка находится в штабе. Посетовал, что начальник совсем перестал бывать на рабочем месте, но отпустить Светку "под свою ответственность" отказался:
- Свет, ты же сама знаешь, какой Лисянский вредный, если я отпущу. Потом и меня и тебя загрызет. Беги в штаб. Попробуй сама отпроситься лично у него. Наверняка в финчасти сидит…
Страхова так и поступила. Вывернув из-за угла первой казармы, она заметила капитана, уже подходившего к штабу. Кричать было не удобно и девчонка припустила со всех ног, чтоб успеть перехватить начальника до того, как он зайдет в чей-то кабинет. Лисянский крайне не любил, когда беспокоили во время разговора. Становился вреднее и не сговорчивее во много раз, чем был.
Нинка Миронова шла от магазина с пакетом. До конца обеда было еще целых пять минут и она не спешила. Купила две булочки, чтоб пополдничать со Страховой. Увидев несущуюся к штабу подружку, кинулась за ней, решив, что в отделе что-то произошло.
Вертушка продолжала медленно двигаться, когда Светка подбегала. Она влетела лбом в ребро стекла, не заметив его и сползла на асфальт. Юбка задралась почти до бедер, а чуть загоревшие ноги без колготок оказались раскинуты по обе стороны стекла. На лбу мгновенно начала наливаться синевой и багрянцем здоровенная шишка.
Девчонка сидела на полу и покачивалась во все стороны, но не падала. Перед носом находился торец стекла. На лице Страховой застыла блаженная улыбка.
Дежурного майора, вместе с солдатами, словно ветром выдуло из дежурки. Они молча смотрели сквозь стекла на глупое выражение лица связистки, на стройные ноги, на видневшиеся из-под юбки трусики.
Светка неожиданно приподняла обе руки вверх и все с той же улыбкой принялась что-то ловить в воздухе. Мутные глаза смотрели на что-то невидимое для всех. Она покачивала головой и старательно ловила это "что-то" над головой. Хлопки были звучными, похожими на выстрелы.
Подбежавшая Миронова с ужасом смотрела на шишку и странное поведение подруги. Наклонилась и спросила:
- Ты чего, Свет?
Продолжая ловить что-то невидимое, Страхова весело сказала:
- Искорки ловлю. Такие красивые. Потом на ободок наклею и на голову одену. Вы таких никогда не найдете…
Ни дежурный, ни солдаты не рассмеялись, понимая, что девчонка в шоке.
Нинка попыталась поднять полубессознательную подругу, увидев спускавшегося командира.
Между тем майор спрашивал через стекло:
- Нин, может врача из санчасти вызвать?
Миронова отрицательно махнула рукой и указала мужику глазами за его спину. Тот обернулся и принялся объяснять стоявшему за спиной удивленному командиру ситуацию.
Светка продолжала ловить искорки, правда уже в стоячем положении. Нинка все же сумела поднять ее и поддерживала под оба локтя.
Савицкий, по всей видимости, торопился и влез в угол между стекол.
В это время Страхова почувствовала страшную боль в голове. Схватилась за голову обоими руками, застонала, а потом обоими руками сразу рухнула на стекло впереди.
Дверь въехала полковнику по затылку. Вначале на улицу выпорхнула фуражка, а затем птичкой, держась за затылок, вылетел командир, с трудом удерживаясь на ногах. Пробежав метра три по инерции и гася скорость, он остановился.
Солдат-шофер за рулем командирского УАЗика упал на руль.
Майор отскочил за угол, вслед за солдатами и зажал рот руками, чтоб Савицкий не услышал его гогота.
Девчонки, подброшенные тем же стеклом под пятые точки, обе одновременно ввалились в штаб и едва не упали.
Командир поднял фуражку, отряхнул о колено и недовольно оглянулся: Светка сидела на единственной ступеньке и ревела от боли, а Нинка укоризненно смотрела на полковника. Савицкий вздохнул и вернулся. Все же он был человеком. Подошел к подружкам. Оторвал руки Светки от лба. Посмотрел на налившийся черной кровью вал и скомандовал:
- Ну вот что, обе в машину! В санчасть увезу…
Страхова всхлипнула:
- Мне в три на переговоры… Я за Лисянским бежала, чтоб отпроситься. Его с утра не было…
Командир сам поднял девчонку на ноги. Собственным платком, словно отец, стер слезы с лица и твердо сказал:
- Сходишь на переговоры! Нина, ты сходи с подружкой на переговорный пункт. Мало ли что… - Нашел глазами дежурного и скомандовал: - Филиппов, а ты не знаешь, чего Лисянский в штабе постоянно забывает?
Майор пожал плечами:
- Не знаю. Он постоянно торчит тут и сейчас в финчасти сидит. Позвать?
Полковник подумал и кивнул. Дежурный рванул по коридору к последней двери. Через несколько секунд в коридорчике у входа показался капитан. Увидев двух подчиненных, да еще и не в лучшем виде, с ходу начал оправдываться перед командиром:
- Товарищ полковник, я тут не при чем. Их вообще нельзя ни на минуту одних оставить в отделе…
Савицкий резко перебил:
- Света, между прочим, за вами бежала. Родители переговоры с ней заказали. Вся эта история означает для меня только одно - на рабочем месте после обеда вы не появились. Капитан, я с первого дня вашего прибытия неоднократно замечал, что вы крайне халатно относитесь к своим обязанностям. Уверен, что вас выперли из прежней части за любовь к ничегонеделанию. Я постоянно натыкаюсь на вас в штабе именно в то время, когда вы должны быть на рабочем месте. Я слышал о вашем желании стать майором. Так вот, теперь вам до майора, как до Китая на четвереньках! Вы меня поняли?
Капитан вскинул руку к козырьку, зло поглядев на девчонок. Полковник заметил и довольно спокойно сказал:
- Кажется, девчонки заставили вас побрить тело? В следующий раз вы можете лишиться чего-то более дорогого… Для жены… Подумайте…
У Лисянского на лице застыло такое оторопелое выражение, что дежурный улыбнулся. Капитан уткнул одну руку в бок, как привык делать и стоял, глупо глядя на командира.
Савицкий решил закрепить успех и окончательно "додавить" противного даже ему капитана. Серьезно поглядел на связиста, отметив упертую в бок руку и спросил:
- Товарищ капитан, вы знаете, кто самый гордый в России?
Лисянский растерялся, не понимая, к чему ведет командир, но руку не убрал:
- Не знаю, товарищ полковник…
Полковник на полном серьезе выдал:
- Самый гордый - ночной горшок! Знаете почему?
Лисянский оторопело пролепетал:
- Никак нет…
Глаза Савицкого лучились смехом, когда он к удовольствию насторожившихся солдат выдал в тишине:
- Потому что в него гадят, а он все равно руку в бок упирает!
Капитан резко опустил руку и застыл у стены. Полковник больше ничего не сказал. Придерживая Светку под локоть, Савицкий удалился. Ему вслед гремел смех дежурного и двух солдат-дневальных. Они все по достоинству оценили шутку командира. Через сутки кличка "стриженый гиббон" у Лисянского была сменена на "ночную вазу".
Иван Артемьевич помог девчонкам пройти через вертушку и довел покачивающуюся Светлану до машины. Открыл заднюю дверцу:
- Забирайтесь, спринтеры…
КОМАНДИРСКИЙ ВЗБРЫК
Иначе, чем "бесом в ребро" поведение полковника Савицкого в июле трудно было назвать. Короче, пятидесятидвухлетний мужик влюбился в молодую бабу. Иван Артемьевич увидел Ирину, когда, ради интереса, отправился с ротой солдат на презентацию книги местного автора. Перед выступлением этого самого автора, выступила заведующая бибилиотеки. Высокая брюнетка с темными, почти черными глазами, сразу понравилась командиру. Он и сам не мог бы сказать, что с ним произошло. Его просто неудержимо потянуло к молодой женщине.
Вначале были походы в поселковую библиотеку, как читателя. Затем он стал задерживаться в клубе все дольше и дольше. Сначала командирский УАЗик появлялся в поселке раз в неделю, потом два, а затем каждый день.
Ирина благосклонно взирала на ухаживания полковника. С удовольствием беседовала с ним об искусстве и "вырождении" на Руси истинных ценностей. Не отстранялась, когда он, через нее, пытался достать что-то с полки.
Потом - абсолютно случайно! - произошел первый поцелуй между полок с книгами… И понеслось! Иван Артемьевич пропадал в поселковской библиотеке часами, забывая про обязанности.