Обыкновенно дисциплинированный, Джордж каждый день выходил из дома за сорок минут до начала занятий, через двадцать минут уже был у друга, который, разумеется, спал или просто валялся на кровати, не желая вставать в принципе. "Да бесполезно его будить, сам в школу лучше не опоздай", – неизменно приветствовала его Димкина мать и уходила работать в гостиную, плотно закрыв дверь. Чаще всего Джорджу удавалось выманить друга из дома – хотя бы для того, чтобы купить сигарет. Димке позволялось курить в своей комнате, и вообще всё на свете, кажется, позволялось, но о сигаретах он всё же должен был заботиться самостоятельно.
Родители у него были пожилые, даже, наверное, старенькие, и Маркин время от времени обращался к ним на "вы". Джордж сначала решил, что друга воспитывают бабушка с дедушкой – этим бы можно было объяснить и вседозволенность, но нет, бабушек и дедушек у Димки не было, у него вообще не было никого, кроме родителей, которые тоже были вроде как не "у него", а "друг у друга".
Самой любимой темой для разговоров – у Дмитрия, по крайней мере – был очередной способ всех обмануть и выиграть главный приз в игре под названием "жизнь".
– Так не получится, – обрывал его мечтам крылышки приземлённый Джордж. – Сначала, чтобы получить опыт, надо работать на хозяина, а потом уже на себя.
– Ты так говоришь, потому что знаешь, что сам, как только подрастёшь, станешь хозяином, – свирепо отвечал Дмитрий. Как только появилась такая возможность, отец Джорджа стал частным предпринимателем, а к тому моменту, когда сын заканчивал школу, уже превратился в крупного бизнесмена.
– Нет уж, я лучше своё дело открою, – отбивался Джордж.
– Ты зря так на это рассчитываешь, – обычно отвечал на это Дмитрий. – Мало вырасти, надо повзрослеть, а тебе это в ближайшем будущем не грозит.
Благодаря постоянной благодатной почве для споров, сомнений и противоречий, эти двое стали очень близкими друзьями. Одноклассники даже начали подозревать, что Димка и Джордж освоили телепатию – понимали они друг друга с полунамёка и действовали весьма слаженно как в спорах, так и в драках, а драться им приходилось ощутимо чаще, чем среднестатистическим старшеклассникам.
Но в одиннадцатом классе, ближе к выпускному вечеру, случилось то, о чём уже несколько лет хором молились учителя на педсоветах, – эта парочка рассорилась вдрызг.
Ещё летом Дмитрий обнаружил, как можно легко и незаметно проникать на роскошную крышу старинного дома, находившегося в пяти минутах ходьбы от лицея. На крыше – и в дождь, и в жару, и в холод – эти двое спорили до хрипоты, курили траву, добытую Маркиным через каких-то старых дворовых дружков, пили портвейн и плевали на весь мир. В один прекрасный момент, когда их дружба должна, просто обязана была перескочить на следующий уровень, сделав их единым человеком, неуязвимым существом, что-то пошло не так.
Джордж сидел на краю крыши и как бы небрежно курил. Дмитрий донимал его бессмысленными вопросами: ради чего он прямо сейчас сиганул бы вниз? что удерживает его от данного поступка? и так далее. Дмитрию было скучно – уже несколько дней они ничего этакого не вытворяли, директор лицея и участковый милиционер, должно быть, крепко беспокоятся об их здоровье.
– Конечно, их интересует исключительно моё здоровье, потому что с тобой им всё ясно, – уточнил на всякий случай Дмитрий. – И без меня ты не способен решиться ни на один поступок. Спорим, что, если бы я предложил прыгать с крыши вместе, ты бы прыгнул?
Джордж медленно затягивался, выпускал дым изо рта, стараясь сосредоточиться на том, чтобы выдувать одинаковые ровные колечки – ему было уютно и хорошо, и он не хотел ничего менять. Не сейчас.
Дмитрий пытался расшевелить друга как мог – к сожалению, тот начинал действовать только в ответ на какую-нибудь провокацию, действовать так, чтобы Дмитрию больше не было скучно, но на этот раз Джорджа, видимо, опьянила высота или чёрт его знает, что там внезапно щёлкнуло в его дисциплинированном мозгу. Он перестал отбиваться и оправдываться, поднялся на ноги, подошел к Дмитрию и произнёс несколько фраз – спокойным, будничным тоном. После чего подхватил свою сумку и проскользнул в лаз, ведущий на чердак.
На следующее утро он за другом не зашел – напрасно только тот заготовил издевательскую отповедь. Да и в школе смотрел как бы сквозь Дмитрия, хотя они продолжали сидеть за одной партой. На вопросы по существу, вроде "Не вижу, что там на доске написано, дай-ка списать" или "Что нам задавали по химии?", Джордж отвечал вежливо и исчерпывающе, но не более того. Через неделю Дмитрий, прищурившись максимально презрительно и вызывающе, бросил ему: "Ну ладно, кисни дальше" – и пересел на первую парту, к затюканному зубрилке Коле, который сначала чуть не умер от ужаса, а потом с удивлением обнаружил, что хулиган Маркин соображает куда лучше его самого. Соревнуясь с Колей, просто так, от скуки, которая, впрочем, преследовала его с того момента, как Джордж самоустранился из его жизни, Дмитрий неожиданно окончил лицей с очень приличным результатом. "Взялся бы ты за ум раньше – стал бы медалистом!" – причитала классная руководительница. Она уже забыла о том, что "этот бандит Маркин" в глаза называл её Селёдкой и что именно он притащил тогда в школу тот злополучный газовый баллончик.
На следующий день после получения аттестата (на выпускной он конечно же не пошел – зачем тратить время на такую ерунду) Дима Маркин уехал в Москву, учиться на психолога. Ему всегда было интересно, что происходит в головах у людей и как можно обернуть это к собственной выгоде.
Через несколько лет Дмитрий с Джорджем случайно встретились неподалёку от лицея. Дмитрий приехал продавать квартиру, доставшуюся ему после смерти родителей, ему было очень некогда, очень. И очень плохо. Ему вдруг стало казаться, что его поспешный отъезд окончательно состарил их, что он отнял у стариков с десяток лет жизни, так что оба умерли в один год, друг за другом, а тут ещё Джордж, который, кажется, с ним не разговаривает, а значит, не пошел бы он туда, где ему самое место.
Они пили три дня в той самой квартире, наплевав на покупателей и вообще на всё наплевав, как раньше. Через неделю, когда с делами было покончено, Дмитрий снова уехал в Москву, на прощание попросив друга подготовить к следующей встрече какой-нибудь впечатляющий сюрприз, заверив, что и за ним не заржавеет.
Джордж вроде бы заочно учился интерьерному дизайну или чему-то вроде этого; Дмитрий таких слов не знал и решил, что друг его, как всегда, тратит время на ерунду. Но главное было не в этом. Отец всё же выделил сыну "учебное заведение" – здание, доставшееся ему почти даром то ли за долги, то ли ещё каким-то подобным путём. У этого здания была самая сомнительная в городе репутация – считалось, что помещения в нём арендуют в основном жулики, так что Джордж мог смело приступать к экспериментам, не опасаясь что-то испортить: репутация Мутного дома была испорчена уже давно. Это здание, располагавшееся в двух шагах от Невского проспекта, на углу Стремянной и Поварского переулка, было построено более ста лет назад, но столько раз перестраивалось, что в его коридорах можно было ориентироваться только по компасу, и то говорили, что в некоторых помещениях существует какая-то магнитная аномалия. В качестве бонуса к этому удивительному зданию прилагался двухэтажный павильон непонятного назначения, расположенный во дворе и примыкающий к одной из стен Мутного дома.
Само здание интересовало Джорджа мало – сдавать офисы в аренду было делом скучным и не особенно творческим, поэтому он очень быстро передал эту часть работы специальному агентству. Зато павильон во дворе заинтересовал его чрезвычайно, и вскоре нелепая конструкция преобразилась и благодаря исключительному вкусу самого Джорджа и щедрости его отца превратилась в один из самых модных клубов-ресторанов под названием "Квартира самурая".
Если идти от особнячка, занимаемого Тринадцатой редакцией, всё прямо и прямо, от одного проходного двора к другому, не сворачивая и не петляя, то рано или поздно можно выйти на Стремянную улицу, где и расположено это чудо архитектурной, дизайнерской и кулинарной мысли. Нет, посторонний человек его даже не заметит: зачем привлекать внимание к заведению, и так известному всем, кому надо. О существовании этого клуба знают только те, кому следует: со всех сторон павильон окружен мощными стенами Мутного дома, через тонированные двери которого необходимо пройти для того, чтобы попасть во дворик. У дверей застыли в угрожающе-расслабленных позах охранники системы "Терминатор". В самом клубе "Квартира самурая" есть свои охранники, вооруженные настоящими самурайскими мечами, которые они изредка и неохотно, но всё же пускают в ход, разрешая особенно серьёзные конфликты (вплоть до международных).
Поскольку ресторан законспирирован надёжно, то внутрь пропускают всех, кто выглядит достаточно платежеспособно, так что иногда сюда всё же забредают особенно рассеянные или любопытные посторонние.
Но по ним, как правило, сразу видно, что они – не актуальные персоны культурного процесса, а просто дверью ошиблись. Почти что по всем. Кроме Наташи и Шурика. Их молодость и обаяние в сочетании с абсолютно невинными и бесхитростными физиономиями неизменно производят на обслуживающий персонал "Квартиры" самое благоприятное впечатление: ребят принимают за главарей двух наркодилерских кланов, криминальных вундеркиндов, обсуждающих бескровное решение очередного конфликта между своими людьми.
Мнимые наркодилеры, конечно, и не подозревают, куда они на самом деле изредка захаживают: им важно только то, что в кофейном зале "Квартиры самурая" готовят такие профитроли, каких ни Шурик, ни Наташа нигде больше не пробовали! Стоят они, конечно… но они этого стоят!
На это заведение Наташа как-то раз наткнулась совершенно случайно (кажется, ей нужно было отнести документы в одну из контор, арендовавших помещение в Мутном доме) и запросто, как к себе домой, зашла полюбопытствовать, что это за квартира и какого такого самурая? Внимательные охранники впервые в жизни ошиблись, приняв её за малолетнюю проститутку, срочно заказанную одним из посетителей, и немедленно пропустили внутрь. Никакого посетителя, взалкавшего любовных утех, внутри, разумеется, не было, зато Наташа поняла, где она отныне с удовольствием будет оставлять часть своей зарплаты, и на следующий же день притащила сюда Шурика. "Квартира самурая" – это их общий секрет, и никакая перемена в отношениях не мешает им после очередной получки зайти сюда и отдать должное кулинарному гению местного повара.
Когда Дмитрий Олегович ещё через несколько лет приехал в родной город, Джордж уже был владельцем ресторана, ну а он сам – шемобором-практикантом. Встретились они мельком, потому что по правилам техники безопасности шемобор не должен поддерживать отношения с людьми из своего прошлого, особенно если существует опасность попасть под наблюдение мунгов, а в тот момент такая опасность была. Но, освоившись со своей новой работой и разобравшись, что в ней к чему, Дмитрий Олегович живо перекроил правила по своему вкусу и в следующий визит, и во все остальные тоже, останавливался исключительно у друга. Особенно после той злополучной истории с разоблачением доктора Психеоса, когда уже не правила техники безопасности, а обыкновенный здравый смысл потребовал, чтоб он скрылся и залег на дно хотя бы на месяц.
Ещё до того, как "Квартира самурая" из заброшенного павильончика во дворе превратилась в модный клуб, Джордж поселился неподалёку: снял квартиру на последнем этаже соседнего дома. Квартира эта вроде бы и отремонтирована на современный лад и оснащена всей необходимой бытовой техникой, но выглядит она всё равно как-то мрачно и даже слегка средневеково. Впрочем, Дмитрия Олеговича всё здесь устраивает, особенно маленькая комнатка с эркером, которую он уже почти что привык считать своей.
Узнав кое-какие подробности из жизни модного доктора Психеоса, чья сомнительная слава докатилась и до Санкт-Петербурга, Джордж пообещал, что при следующей встрече удивит друга так, что тот потеряет дар речи. Ему это удалось. Неделю назад, когда Дмитрий Олегович, как всегда без предупреждения, заявился в "Квартиру самурая", он не только потерял дар речи, не только застыл на пороге, но ещё и попытался малодушно сделать ноги.
В кабинете Джорджа, а точнее, в маленькой комнатке неподалёку от служебного входа в клуб, почти ничего не изменилось, только над письменным столом зачем-то балалайку повесили. Но вот сам Джордж – страшно было представить, к какому психотропному излучателю он по неосторожности подошел и насколько обратимы последствия этого облучения. В последние годы Джордж взял привычку бриться налысо, чтобы выглядеть брутальнее, но всё равно имел ухоженный, а временами даже холёный вид и на грубого мачо никак не тянул. Теперь же этот владелец модного клуба перестал бриться. А также стричься и причёсывать волосы. Но этого мало: вместо привычной футболки с какой-нибудь неприличной надписью на английском языке Джордж облачился в рубашку на пару размеров больше, чем требовалось, и перепоясал её ремнём на русский народный манер. Приглядевшись к бороде и причёске, а также к совершенно неуместной балалайке, Дмитрий Олегович начал понимать, какая беда постучалась в этот дом несколько месяцев назад.
– Добро пожаловать, друг любезный! – нараспев произнёс хозяин, выпрыгивая из-за стола навстречу гостю.
– Ты и по обеденным залам в таком виде ходишь? – поинтересовался любезный друг, уворачиваясь от троекратного лобызания.
– Нет, мне там делать нечего. В этой чуждом русскому духу атмосфере. Ну, рассказывай, кто за тобой гонится на этот раз?
– Да нет уж. Пожалуйте сначала вы.
Вероятно, от тоски по бесшабашным школьным годам и милым проделкам своего друга, ставившего на уши чуть ли не весь район, Джордж решил вступить в тайную организацию. Она была настолько тайной, что даже Дмитрий Олегович слышал о ней впервые. Организация называлась "Народный покой", и её девиз был такой – "Оставьте русский народ в покое!" Народопокойцы понемножку взяли от разных партий и объединений – в меру своих скудных исторических познаний, а их лидеры при ближайшем рассмотрении больше всего напоминали мелких жуликов. Как он нашел этих молодчиков и, главное, зачем с ними связался, Джордж объяснять отказался, заявив, что такова была его воля – и точка. Из чего Дмитрий Олегович сделал вывод, что эти молодчики сами нашли его и заманили в свои сети разными анархическими призывами, отдалённо напоминающими его, Димкины, манифесты.
Перемены коснулись не только внешнего облика, но даже имени Джорджа. Теперь его надлежало звать не иначе, как Егорий.
– А это у нас зачем? – мягко поинтересовался Дмитрий Олегович.
– Глупо, согласись, русскому человеку называться нерусским именем, – пояснил Джордж.
– Ты бы для начала кабак свой переименовал, что ли, последовательный ты наш. В "Стрелецкую горницу", например. А? Какова бизнес-идея? Кстати, кроме шуток: ты-то как раз мог бы оформить заведение так, чтоб никаких матрёшек и лаптей, и при этом все бы за версту чуяли народный дух.
– Эта мысль уже приходила мне в голову. Переименую. Переделаю. Как только наши победят, сразу переименую. Сделаю блинную-пельменную, буду квас подавать да мёд хмельной, и не по грабительским ценам, а по истинно народным. Сам за стойкой встану, сам буду гостей привечать.
– Как тебя угораздило-то? – с жалостью поинтересовался Дмитрий Олегович. Надо же – стоит оставить ребёнка одного, и он тут же влипает в историю.
– Я был избран! – гордо объявил "ребёнок". Себя он считал героем, революционером и был уверен, что Димка, этот наймит мирового капитала, ему просто завидует.
– А штаб-квартира вашей удивительной организации находится, конечно, в многострадальном Мутном доме?
– Не такой уж он и многострадальный, – не стал отпираться Джордж. – Так, погоди, а откуда ты знаешь про штаб-квартиру? Какая гадина проболталась?
– И платишь за весь этот пир русского духа тоже ты, – неумолимо продолжал его друг, – потому что был избран.
– Я могу себе позволить помощь товарищам по партии! – вскинулся Джордж. – В конце концов, они меня хотя бы не перебивают и всегда готовы выслушать, а ты носишься по своим секретным делам, всегда сваливаешься как снег на голову, вот как сегодня, и начинаешь надо мной издеваться.
– Это твой крест, – развёл руками Дмитрий Олегович. – И ты, как истинно русский герой, должен смиренно его влачить. Хайр, кстати, тебе очень идёт, придаёт всему облику такой небрежно-отстранённый вид. Вернее, будет придавать, когда ты сбреешь с лица эту ужасную поросль и переоденешься хотя бы в тот аляповатый халат с драконами, который ты носил в мой прошлый приезд.
– Халат, любезный друг, я отдал тебе. Тогда он почему-то не казался тебе аляповатым. А ты его, наверное, оставил в первом же гостиничном номере?
– Нет, подарил какой-то славной проститутке. Ну, не знаю, купи себе другой халат. Давай я куплю тебе халат, или не халат, а наоборот – пижаму; ну или, скажем, обычный, строгий костюм – понимаю, что это скучно и совсем не революционно, но мне стыдно рядом с тобой находиться, понимаешь? А если мне стыдно, то другим каково? Ты хотя бы стираешь иногда это рубище?
– Разумеется. Домработница следит за этим.
– Узнаю старого друга! Ты и на баррикады с домработницей полезешь? Чтобы, значит, если рубашечку чей-то чужой кровушкой забрызгаешь, было кому её моментально почистить?
– Узнаю старого друга! Когда я буду умирать у тебя на руках, ты тоже будешь надо мной издеваться?
– У меня на руках ты умирать не будешь, – серьёзно ответил Дмитрий Олегович. – Я уж постараюсь на этих самых руках дотащить тебя до реанимации. А потом сделать всё, чтобы ты не умер. Но до этого, кажется, ещё далеко, поэтому вернёмся к твоему новому имиджу. Что бы ты ни носил, как бы тебя ни называли твои товарищи по партии – хоть Велеславом Храбрым, хоть Мудромыслом Сильномогучим, – а для меня ты был и останешься Джорджем. Я уже привык к этому парню и не хочу знакомиться с каким-то подозрительным незнакомцем. Не доверяю я товарищу Егорию, ты уж меня прости.
– Тогда нам не о чем разговаривать.
– Хорошо. Значит, я обрею тебя молча.
– Сударь, я сейчас охрану вызову.
– И велишь выпороть на конюшне, да? Или сразу затравишь ручными медведями? Слушай, ты определись сначала, кто ты у нас есть – человек из народа или благородный господин, а то у меня в глазах рябит. Впрочем, это, возможно, от голода.
– Ой, ты же с дороги, правда, – спохватился Джордж. – Ну-ка, давай мы сейчас прокрадёмся на кухню и спросим там у ребят, что они нам сегодня предложат.
К вечеру борода была торжественно сбрита, на смену "рубищу" пришли джинсы и футболка без каких-либо надписей, но Джордж оставил за собой право поддерживать "Народный покой" не только морально, но и материально. Знал бы его папа, на что идёт часть доходов от ресторана, – приехал бы и прикрыл эту лавочку.