– Не вдову и не проститутку. По-моему, она иностранка и сбежала от беспорядков из Дели. Попыталась прикинуться мальчишкой. Но для этого она слишком красивая.
Всё любопытнее и любопытнее.
– Сколько ей лет?
– На вид – столько же примерно, сколько тебе.
Теперь я попался.
– Ее зовут Майя.
У меня все перевернулось внутри – как в тот раз, когда я на спор перепрыгнул через сломанные перила. Я и теперь мог, если получится, прослыть невероятным смельчаком или сломать себе шею и выставить себя дураком.
– Эй, Сандип, ты куда пропал?
– Здесь я, здесь.
– На ней были джинсы и футболка с надписями по-английски: "Победа" спереди и "Никогда не сдавайся" на спине.
Нет, я не верю в судьбу.
– А волосы совсем короткие. И, судя по всему, стригли их неумело и впопыхах. Да еще и тупыми ножницами.
Я не верю, что участь каждого предопределена наперед.
– Да, и чуть не забыла, Сандип. Она не говорит. Не знаю, то ли не может, то ли не хочет. Но она точно пережила что-то страшное. Вот поэтому-то ты мне и нужен.
Я встрепенулся всем телом. Наконец-то в нашем унылом городе посреди пустыни начнется что-то настоящее. И я буду в самом центре того, что началось. Бок о бок с девушкой по имени Майя.
И камень запоет
Сестра говорит: Если захочешь, Сандип, то у тебя и камень запоет.
Она имеет в виду, что люди говорят мне то, о чем обычно молчат.
(Мясник на рынке под видом молодого барашка продает собачатину.)
Делятся со мной личным. Своими тайнами.
(Хари любит переодеваться в вещи своей сестры.)
У тебя дар, – говорит Парвати. – Всех так и тянет тебе открыться.
(Теджаль получила "отлично" по математике за то, что позволила мистеру Банерджи потрогать себя за грудь – а мне не позволяет!)
Никакой хитрости на самом деле в этом нет. Надо просто слушать и ни за что не осуждать. Поразительно, как меняются люди, почувствовав себя в безопасности. Они льнут к тебе. Шепчут на ухо. Иногда даже плачут, признаваясь во лжи или в дурных поступках.
(Наш сосед мистер Гупта влюблен в сестру собственной жены. Они встречаются тайком и читают друг другу стихи. Третий ребенок у нее, возможно, от него.)
Если кто-то и сможет разговорить Майю, то только ты, Сандип. Она не устоит перед твоими чарами.
Или перед моей красотой, – добавляю я.
Это я так пошутил.
Я не красавец, и это ни для кого не секрет. Руки у меня за прошлый год выросли гораздо сильнее, чем ноги. Прическу пригладить абсолютно невозможно, сколько бы масла я себе на голову ни лил. Губы у меня слишком толстые. Уши хлопают на ветру. Многим кажется, что я похож на козла. Даже амме показалось, когда Бариндра принес меня из пустыни. Мне было всего шесть. Она сказала, что никогда не видела такого страшненького ребенка. Может, у меня в то время и хвост был?
Майя не устоит перед твоим голосом, братец.
Терпение. Терпение – это главное. Поторопишься – и не видать тебе чужих секретов.
Куда нам еще сирота!
Амма ее заранее ненавидит. Когда она в первый раз услышала имя Майя, у нее, как и у меня, перевернулось нутро. Да так, что ее аж вывернуло. Желтое алу бхарта. Зеленый мунг дал. Мягкие непережеванные кусочки роти. Всё это очутилось на полу.
Смотри, что ты наделал, Бариндра! Из-за этой девчонки пропал
весь обед! А вдруг я больше никогда не смогу есть?
Амма очень нервная и впечатлительная. Это оттого, объяснила мне Парвати, что она из знатного рода. Ее родители были кшатриями, но из-за того, что она хромала, сваха не сумела найти ей жениха из той же касты, и амме пришлось выйти за Бариндру из более низкой касты вайшьи.
Когда появился я, отпрыск презренных кочевников, семья спустилась еще ниже по общественной лестнице. И виноват в этом был сердобольный Бариндра.
Она наверняка проститутка! – разоряется амма. – Что про нас скажут соседи?
Они скажут, что мы добрые и щедрые, – отвечает Бариндра. – Мы приняли Сандипа, когда ему нужен был дом, примем и эту девочку.
А почему из всех известных мне семей мы одни спасаем сирот? Сколько, например, детей усыновил Ганди? Ни одного.
А ему бы, наверно, стоило. Родные дети были у него не дети, а сплошное огорчение. Да и к тому же, Мина, это только на время. Пока не отыщется ее настоящая семья. Мы правильно поступим, если возьмем ее, – не отступает Бариндра. – Вот увидишь.
Увижу я то, как наша семья скатится еще ниже. Так мы скоро вообще из всех каст вылетим, и придется нам туалеты мыть!
Когда буря наконец затихает, Бариндра отводит меня в сторонку. Ничего страшного не происходит, Сандип. В семьях же не обязательно должны царить тишь да гладь. Хорошая семья – как сталь: от закалки в огне становится крепче. И тогда ей никакие испытания не страшны.
То есть, если так и дальше пойдет, наш дом может ночью сгореть, а мы спокойно проспим до утра и проснемся целыми и невредимыми.
Как мы узнали про Майю
Каждую субботу после обеда мы с аммой и Бариндрой идем на почту и там втискиваемся все втроем в телефонную кабинку. Совершаем наш еженедельный звонок Парвати. Амма брюзжит. Бариндра благодарит Парвати за деньги, которые она присылает, чтобы платить аюрведическому доктору аммы.
(Он втирает ей в ногу песок и берет по десять рупий за визит!)
Я с детства привык к тому, как мутнеет стеклянная дверь от наших общих луковых испарений. Мы, скрючившись, жмемся друг к другу, как мягкие коричневые какашки в туалетной трубе.
(Отличный образ. Похоже, из меня выйдет писатель!)
Мне приходится дожидаться своей очереди поговорить
с Парвати (Жди здесь, из кабинки не выходи! – велит мне амма)
в желтом, пропахшем карри чаду. Он сгущается с каждым
выдохом, с каждым вопросом:
– Сколько у вас там в Джодхпуре градусов, а, Парвати? Да? У нас столько же.
– Сколько просят за рис? А за курицу? А за бананы? Ай-яй-яй! Ты платишь слишком дорого! Надо торговаться, как Сандип, пока не назовут нормальную цену!
– Ты купила себе новое сари или опять все деньги отдала неблагодарным беднякам?
– А ты слышала, что твоя двоюродная сестра Сунита весной замуж выходит? А она, между прочим, тебя на пять лет младше!
Но в прошлую субботу беседа так и не успела войти в наезженную колею – Парвати сразу заговорила про Майю, отказала матери в удовольствии обсудить накопившиеся за неделю сплетни.
– Гони упрямую девчонку в шею! На улице она живо заговорит.
– Но, амма, она не из Индии. Она здесь погибнет. Нет, мы обязаны попытаться ей помочь. Дай трубку пите.
Амма распахнула дверь кабинки, выпустив наружу облако едкого сердитого пара. (Как джинна из бутылки?) Стоя посреди почтового отделения, она в голос причитала сквозь слезы. Амма понимала: когда Бариндра узнает, в каком состоянии девочка, он обязательно вызовется помочь.
Мина, будь добра, потише, а то я не слышу, что говорит Парвати! – прокричал он ей через стекло.
Амма взяла себя в руки и пошла домой. Дома она встретила нас вопросом: И кому только могло прийти в голову назвать ребенка Майей?
И сразу после этого ее вырвало.
Тот, кто освещает путь
Парвати назвала меня Сандипом.
(Ей пришлось дать мне имя, потому что после пыльной бури я совсем ничего не помнил.)
Ей было всего шестнадцать, когда она решила проверить, не осталось ли кого-нибудь под остывающими тушами коз. Сначала она вообще подумала, что это только козьи шкуры.
Она услышала плач. Или блеяние. Козленок? Но тут заметила детскую ногу – в месте, где детской ноге взяться вроде бы неоткуда.
Сколько времени? День или дольше проспал я под защитой павшей козы? Неизвестно. В живых не осталось никого, кто мог это знать.
Я помню только, как кто-то вытаскивает меня из влажной мягкой тьмы, прижимает к бьющемуся сердцу. Чье-то дыхание сдувает песчинки с моих заскорузлых век. Мне улыбается богиня. Улыбка ее лучится любовью.
(Черт. Ну что это за сентиментальные сопли!)
Годы спустя Парвати призналась, что в момент, когда мы с ней впервые встретились взглядами, она поняла, чему посвятит свою жизнь.
Нет большей радости, Сандип, чем когда знаешь, что ты спас человеческую жизнь.
Когда я дохожу до этого места, некоторые девчонки позволяют моим рукам залезть дальше обычного.
Сын
Домой меня принес Бариндра. Мина, у меня есть сын! – прокричал он с порога. Амма залилась слезами. Парвати говорит, она в буквальном смысле рвала на себе волосы.
Виноватой у нее выходила сваха (тогда уже покойная).
Эта ведьма слишком поздно стала искать мне мужа, и поэтому не нашла ничего лучше тебя! И вот ты теперь притаскиваешь в дом сироту!
До Парвати доходили разговоры, что амма должна бы радоваться, что вообще вышла замуж. Как старшую дочь в семье, ее должны были выдать первой, но двум младшим сестрам больше повезло с расторопными свахами. В конце концов амму просватали за брата мужа средней сестры. Он был на десять лет ее младше, поэтому приданое пришлось увеличить вдвое. (Эти деньги позволили Бариндре завершить образование и стать учителем.)
Вопреки разнице в происхождении, возрасте, темпераменте (и тому, что одна нога у аммы была короче другой) брак получился удачным. Бариндра был не против, чтобы жена держала его на коротком поводке. Скоро у них родился ребенок – прекрасная дочка, которую назвали Парвати.
Но когда появился я (пыльный маленький козопас), амма решила во что бы то ни стало родить своего сына. Дом несколько месяцев ходил ходуном от неустанных попыток зачать новую жизнь. (Бариндра был только рад, что в Мине снова проснулась страсть.) Однако практического результата шумные любовные утехи не принесли. Амма объявила, что из детородного возраста она вышла, и нехотя взяла на себя заботу обо мне.
Парвати всегда говорила, что я был ребенком, который принес в семью счастье и согласие. Но ведь все дети их приносят, да, Сандип?
Оставайся самим собой
Парвати позвонила вчера вечером.
– Когда увидишь Майю, просто будь собой, – говорит она.
– Что ты имеешь в виду?
– Веди себя естественно.
– А когда я себя веду неестественно?
– Ну, слишком не хлопочи. Не обращайся с ней как с больной или ненормальной. Постарайся оставаться самим собой.
Парвати – единственная, кто считает, что мне хорошо и правильно оставаться собой.
Амме кажется, что я даже слишком остаюсь собой и что это мой большой недостаток. Она бы рада заслать меня обратно в пустыню, чтобы я был собой там, в местах своего низкого рождения.
Пусть возвращается к корням, – убеждает она Бариндру. – Пусть живет там, где ему было назначено судьбой.
Но Бариндра думает по-другому.
Не надо быть собой, – твердит он мне. – Будь лучше! Превзойди назначенное тебе от рождения! Перед тобой открыты все пути. Проложи свою собственную дорогу, но только не на песке, Сандип! А такую, чтобы была неподвластна ветрам. Для этого нужно получить образование.
Вера в меня Бариндры даже беспочвеннее, чем представления, живущие в голове аммы. Он, похоже, не считает мое кочевническое происхождение препятствием на пути к успеху.
Ганди преобразил страну, чтобы мальчишке вроде тебя были открыты любые высоты!
Амма смотрит на вещи практичнее.
Аттестат об окончании средней школы – это уже замечательное достижение. (А выше тебе пробиться никто и не даст. Ей даже не приходится произносить этого вслух.)
Парвати говорит, что я должен все за себя решать сам.
Стань тем, кем хочешь стать, Сандип, но во всем будь лучшим.
А я тем временем работаю гидом – освещаю, так сказать, путь туристам, желающим осмотреть город, где запросто могла бы рассказывать свои сказки Шехерезада! Я самый красноречивый и разговорчивый знаток Джайсалмера. И при этом ПОЛОВИНУ своего заработка отдаю родителям. Так что никто не вправе называть меня плохим сыном даже несмотря на то, что я неродной и некрасивый. И на то, что я бросил учебу.
Святилище
Амма стоит на коленях. Склонила голову перед серебряными фигурками. Это Ганеша и Кришна. Ярко светятся желтым две масляные лампадки. Рядом вянут цветы жасмина. Я хочу тихонько, на цыпочках пройти мимо, но у нее словно глаза на затылке.
Сандип?
Да, амма.
Не хочешь узнать, о чем я молюсь?
Нет.
И что, никогда не хотел?
Это меня не касается.
Ну наверняка же хоть немножко интересно. Ты ведь мальчик любознательный. За одиннадцать лет хоть разок точно задумался.
Я молчу. Этому приему я выучился у Бариндры.
Меньше говоришь – меньше поводов тебя обругать.
Ну так что?
У тебя есть своя тайная жизнь, амма. И я отношусь к ней с уважением.
Надеюсь, у тебя, Сандип, никакой тайной жизни нет.
Никакой. Ни перед кем из богов мне пасть ниц никогда не хотелось.
Я не про это! Я хотела сказать… Ладно, неважно. Сандип, а тебе не страшно за свою душу? Что ей, может быть, еще тысячи раз придется возвращаться в этот мир?
Нет, амма. Мы же с тобой знаем, что когда-нибудь я возвращусь в пустыню. Там, наверно, и поджидает меня моя душа.
Как спрятавшаяся ото всех лиса. Да, и запомни, Сандип: ты не должен касаться.
Касаться чего?
Ты не должен касаться девчонки. Сироты, которую шлет нам Парвати. Даже если ее уже касались, все равно не смей. Тебе ясно?
Яснее некуда.
Вот и хорошо. Завтра утром пойдешь на вокзал. Джодхпурский экспресс приходит в девять. Я не хочу, чтобы люди видели меня с ней. А Бариндра, слава богам, будет у себя в школе. Так что остаешься ты. Встретишь ее и быстренько приведешь домой. По пути никуда не заходите. Понял?
Да, амма, понял.
Ночной разговор
Мне не спится.
Амма и Бариндра спят очень шумно. Старая дадима храпит ничуть не тише сына с невесткой. Всё вместе похоже на одновременное прибытие на станцию трех поездов.
Я слышал, что в некоторых странах члены семьи спят в разных комнатах. Своя комната есть у каждого из детей, своя у родителей. Представляю, как тихо и мирно там по ночам. Тебя не будят крики матери, которую напугал дурной сон. Не просыпаешься оттого, что косичка сестры, как крысиный хвост, щекочет тебе лицо.
Но когда спящих разделяют стены, трудно подслушать, о чем они шепчутся по ночам.
Очень странная девочка, и непонятно откуда.
Не разговаривает, да еще с таким именем. Ох уж это имя! Это плохой знак, Бариндра! И о чем только вы с Парвати думаете?
О чем мы думаем? О том, что мы индусы. А девочка, скорее всего, из сикхов. Поэтому мы перед ней в долгу.
Сикхи так дочерей не называют! И к тому же то, что произошло в Дели, к нам с тобой, Бариндра, не имеет никакого отношения. Нашей вины в этом нет!
Если мы не будем помогать жертвам, на нас тоже ляжет вина. И что ты привязалась к имени?
Имя как имя, довольно распространенное.
Бариндра, это имя я уже одиннадцать лет слышу по ночам в своем доме. Думаешь, это совпадение?
Во сне
Она выходит из пустыни в золотом сари. Длинные, до пояса, волосы развеваются на ветру. В руке – розовая морская раковина. Она подносит раковину ко рту и дует в нее.
Над песками летит мое имя.
Майя, – зову я ее.
Каждый раз, когда мне снится этот сон, я громко выкрикиваю это имя.
14-21 ноября 1984
Вокзал
Черт!
Только не опоздай, Сандип, – несколько раз повторила Парвати. – А то она может убежать.
Куда ей бежать-то? Кругом пустыня, а дальше на запад – Пакистан. Но кто ж по своей воле побежит в Пакистан?
Но черт, так или иначе я опаздываю. Бегу через ступеньку. Уворачиваюсь от носильщиков с чемоданами на голове. Протискиваюсь сквозь семейство, вышагивающее всемером в ряд, как на демонстрации протеста.
Поосторожнее, идиот! – кричит глава семьи, когда я перепрыгиваю через голову самого мелкого из его отпрысков.
Прошу прощения! И спасибо! – отвечаю я через плечо. Амма требует, чтобы я был почтительнее с людьми.
(Ты же, как ни крути, сын пастуха.)
Пойди отыщи ее в этом воняющем туалетом, потном океане не вполне человеческих тел!
Парвати говорила, что Майя не выносит толпу. Сразу пинает всякого, кто подойдет слишком близко. И правильно делает – очень многие заслуживают хорошего пенделя.
Я бегу по вагонам. В третьем классе пахнет мочой. Во втором – мокрой козой. (Неожиданно уютный запах.) А спальный вагон с кондиционером? Вдруг Парвати решила шикануть?