На следующий день Скотт забрал её в самом начале четвёртого и повёз к себе на чай. Она улыбнулась, когда он закрыл дверь в свою комнату, потому что в Редклифе это не разрешалось. Его комната была значительно больше, чем её; на столе стояла фотография женщины с аристократическими, немного холодными чертами лица - очевидно, его матери. Они выпили чаю, послушали последнего эстрадного кумира Элвиса Пресли, затем Скотт поставил Фрэнка Синатру с его "Странниками в ночи", и они танцевали, и каждый думал о том, что же на уме у другого. Они сели на диван, и Скотт поцеловал Флорентину, сначала нежно, затем - с чувством. Казалось, он не хотел заходить дальше, а Флорентина была слишком застенчива и неопытна, чтобы самой проявить инициативу. Внезапно он положил руку ей на грудь, словно проверяя, как она отреагирует. Наконец его рука двинулась к воротнику её платья, и он завозился с первой пуговицей. Флорентина не сделала попытки остановить его, и он перешёл ко второй. Скоро он начал целовать её в плечи и грудь. Внезапно он встал и стащил с себя рубашку. В ответ она выскользнула из платья и сбросила туфли на пол. Они пошли к кровати, неуклюже снимая друг с друга остатки одежды. Взглянув друг другу в глаза, они залезли в постель. К её удивлению, занятие любовью продлилось всего несколько секунд.
- Извини, я ужасно себя вела, - сказала Флорентина.
- Нет, это я виноват, - возразил он. - Должен признаться, что первый раз занимался этим.
- И ты тоже? - спросила она, и они оба расхохотались.
Они провели в объятиях друг друга остаток вечера, ещё дважды занимались любовью, и каждый раз - более уверенно, доставляя друг другу всё больше радости. Когда Флорентина проснулась наутро, у неё ломило всё тело, но она была бесконечно счастлива и чувствовала, что остаток жизни они проживут вместе. До конца семестра они виделись каждый уикенд, а иногда - и посреди недели.
Во время весенних каникул они тайком встретились в Нью-Йорке, и Флорентина провела три самых счастливых дня в своей жизни. Они сходили в кино на фильмы "В порту" и "Огни рампы", посмотрели на Бродвее мюзикл "Южный тихоокеанский", а потом отправлялись в рестораны: они побывали в "Клубе 21", у "Сарди" и даже в дубовой гостиной в "Плазе". Днём они ходили по магазинам, музеям и гуляли по парку. Вечерами она возвращалась домой с кучей подарков.
Весенний семестр был наполнен романтикой, и они редко расставались друг с другом. В конце семестра Скотт пригласил Флорентину провести неделю в его особняке в Марблхед, где она смогла бы познакомиться с его родителями.
- Я знаю, ты им понравишься, - сказал Скотт, провожая Флорентину на поезд в Чикаго.
- Надеюсь, - ответила она.
Флорентина часами рассказывала матери о том, какой Скотт чудный парень и что он ей обязательно понравится. Софья была рада видеть свою дочь такой счастливой и не могла дождаться встречи с родителями Скотта. Она надеялась, что Флорентина нашла человека, с которым сможет провести остаток жизни, что это не импульсивное решение и она не пожалеет о нём впоследствии. Флорентина пересмотрела в универмаге "Маршал Филдз" километры шёлка, достаточно красивого для платья, которое покорит сердце матери Скотта.
Письмо пришло в понедельник, и Флорентина сразу же узнала почерк Скотта. Флорентина вскрыла конверт, но в нём была лишь короткая записка о том, что в связи с изменением семейных планов Скотта ей придётся отложить поездку в Марблхед. Флорентина несколько раз перечитала её, выискивая тайный смысл. Памятуя о том, как они были рады друг другу, она решила позвонить ему домой.
- Апартаменты Робертсов, - услышала она голос - видимо, дворецкого.
- Могу я поговорить с мистером Скоттом Робертсом?
Флорентина вдруг почувствовала, что голос её неожиданно задрожал, когда она назвала его имя.
- Кто его спрашивает, мэм?
- Флорентина Росновская.
- Пойду проверю, дома ли он.
Флорентина вцепилась в трубку, с нетерпением желая услышать спокойный голос Скотта.
- Его сейчас нет дома, мэм, но я передам ему, что вы звонили.
Флорентина не поверила и через час позвонила вновь.
- Он ещё не вернулся, - ответил тот же голос.
Она дождалась восьми часов вечера, и всё тот же голос сообщил ей, что Скотт обедает.
- Тогда, пожалуйста, скажите ему, что я звоню.
- Да, мэм.
Через несколько минут ей ответили - заметно менее вежливо:
- Он просил его не беспокоить.
- Я вам не верю. Я не верю, что вы ему сказали.
- Мадам, уверяю вас…
Но тут в беседу вмешался женский голос, явно привыкший повелевать.
- Кто это говорит?
- Меня зовут Флорентина Росновская. Я хотела бы переговорить со Скоттом, так как…
- Мисс Роузновская, Скотт в данный момент обедает со своей невестой и просил его не беспокоить.
- Невестой? - прошептала Флорентина, и её ногти впились в ладони до крови.
- Да, мисс Роузновская! - И телефон умолк.
Флорентине понадобилось какое-то время, чтобы осознать услышанное, потом она громко сказала: "О боже, я, кажется, умру!" - и потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, то увидела, что лежит в кровати, а рядом с ней сидит мать.
- Почему? - было первым словом Флорентины.
- Потому что он был недостаточно хорош для тебя. Настоящий мужчина никогда не позволит своей матери выбирать человека, с которым он проведёт остаток жизни.
Когда Флорентина вернулась в Кембридж, положение не стало лучше. Она не могла больше сосредоточиваться на сколько-нибудь серьёзной работе и часами плакала. Белла старалась как могла, но в основном её тактика сводилась к уничижению противника. "Я бы не взяла такого в свою команду", - говорила она. Другие юноши назначали Флорентине свидания, но она всем отказывала. Её отец и мать были настолько озабочены происходящим, что обсуждали проблему между собой.
В итоге Флорентина чуть было не завалила экзамены, а её наставница мисс Роуз предупредила девушку, что ей надо много работать, если она ещё надеется получить ключ "Фи-Бета-Каппа". Флорентине всё было безразлично. Часть летних каникул она провела в Чикаго, отклоняя все предложения на ужины и вечеринки. В бостонской "Глоуб" Флорентина прочитала подробности "самой знатной свадьбы года" - так газета назвала церемонию бракосочетания Скотта Робертса и Синтии Ноулз, - и это заставило её вновь расплакаться. Не помогло и приглашение на свадьбу Эдварда Винчестера. Позднее Флорентина попыталась забыть Скотта, отправившись в Нью-Йорк и неустанно трудясь в магазинах своего отца. Когда каникулы подходили к концу, она с ужасом подумала о возвращении в Редклиф на последний курс. Никакие советы отца и сочувствие матери не помогали. Родители впали в отчаяние, когда дочь сказала, что ей безразличен её двадцать первый день рождения.
За несколько дней до возвращения в Редклиф на Лейк-Шор-Драйв Флорентина встретила Эдварда Винчестера. Он казался таким же несчастным, как и она. Флорентина помахала ему рукой и улыбнулась. Он помахал в ответ и не улыбнулся. Они стояли друг против друга на разных сторонах улицы, пока Эдвард не подошёл к Флорентине.
- Как Даниэль? - спросила она.
- А разве ты не слышала?.. - уставился на неё Эдвард.
- Что слышала?
Эдвард продолжал смотреть на подругу, подбирая слова.
- Она умерла. - Помолчав, он добавил: - Она сидела за рулём нашего нового "Остина" и ехала слишком быстро. Машина перевернулась. Я выжил, а она погибла.
- Боже! - обняла его Флорентина. - Как же я невнимательна!
- Да нет, я слышал, у тебя тоже проблемы.
- Разве они сравнятся с твоим горем? Ты вернёшься в Гарвард?
- Я должен. Отец Даниэль настоял, чтобы я продолжил занятия. Сказал, что не простит мне, если я брошу колледж. Так что у меня есть повод трудиться. Не плачь, Флорентина, потому что когда я начинаю, то не могу остановиться… Заходи ко мне в Гарвард время от времени. Будем играть в теннис, а ты поможешь мне с французскими глаголами. Как в старые времена.
- Ты думаешь, это возможно? - с тоской спросила она. - Я сомневаюсь.
12
Когда Флорентина вернулась в Редклиф, её встретила двухсотстраничная учебная программа, для знакомства с которой ей понадобились три вечера. Мисс Роуз посоветовала ей выбрать такой предмет, изучать который у неё больше не будет возможности.
Как и все остальные в университете, Флорентина слышала, что нобелевский лауреат профессор Луиджи Ферпоцци приехал в Гарвард в качестве приглашённого лектора и раз в неделю будет вести семинар. Ведущий мировой авторитет в области итальянской архитектуры выбрал в качестве предмета для своих лекций римскую архитектуру в стиле барокко. От студентов требовалось знание латыни и итальянского, очень рекомендовалось также знание немецкого и французского. Группа должна была состоять всего из тридцати человек.
Мисс Роуз не очень высоко оценивала шансы Флорентины на попадание в группу.
- Мне сказали, что очередь на запись в группу к профессору Ферпоцци протянулась от библиотеки Виденера до городского парка. И это - только желающие посмотреть на него. К тому же он женоненавистник. Но раз ты хочешь… - сухо сказала мисс Роуз. - Впрочем, если у тебя ничего не выйдет… - Она взяла лист бумаги и начала писать записку профессору Ферпоцци. - …ты всегда сможешь записаться на какой-нибудь обзорный курс. Там количество студентов в группах не ограничено.
На следующее утро Флорентина появилась в библиотеке Виденера в половине девятого - на целый час раньше, чем профессор начинал официальный приём у себя в кабинете. Она поднялась наверх, остановилась перед дверью с табличкой "профессор Ферпоцци" и смело постучала. Внутри раздался грохот.
- Кто бы там ни был - убирайтесь! Вы заставили меня разбить мой любимый чайник!
Флорентина подавила желание убежать, медленно повернула дверную ручку и заглянула в комнату. Вся она - от пола до потолка - была забита книгами и периодическими изданиями.
Посреди всего этого беспорядка стоял человек, которому можно было дать сорок лет, а можно - и семьдесят. На нём был пиджак из дорогого твида и серые фланелевые брюки, которые выглядели так, будто куплены в комиссионном магазине или достались по наследству от деда. В руке он держал ручку, которая секунду назад была прикреплена к чайнику, а у его ног валялись осколки фарфора и пакет с заваркой.
- Этот чайник служил мне тридцать лет. Я любил его, юная леди! Как вы возместите мне потерю?
- Ну, раз у нас нет под рукой Микеланджело, чтобы вырубить вам ещё один из мрамора, я пойду в универмаг и куплю новый.
Профессор невольно улыбнулся.
- Что вам нужно?
- Записаться на ваш курс.
- Мне по большей части не нужны женщины, - сказал Ферпоцци, не глядя на Флорентину. - И уж тем более такая, которая разбила мой чайник и оставила меня без завтрака. А фамилия у вас есть?
- Росновская.
Профессор внимательно посмотрел на неё, потом сел за стол и что-то записал в своём блокноте.
- Росновская, вам досталось тридцатое место.
- Но вы не спросили меня ни об оценках, ни о рекомендациях.
- Я прекрасно знаю ваши способности, - сказал он со значением. - К занятию на следующей неделе подготовьте, пожалуйста, доклад… - он задумался, - …об одном из ранних творений Борромини - церкви Сан-Карло-алле-Куатро-Фонтане. Всего хорошего.
Профессор ничего больше не добавил и вернулся к фарфоровым останкам на полу.
Флорентина вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Она медленно спустилась по мраморным ступеням, пытаясь собраться с мыслями. Почему он так быстро согласился включить её в группу? Откуда он знает о ней?
Всю следующую неделю Флорентина проводила долгие часы в музее Фогга, изучая научные журналы, делая слайды с репродукций планов Сан-Карло, которые вычертил Борромини, и даже ознакомилась с длинным списком расходов, чтобы узнать, в какую сумму обошлось строительство замечательного здания. Но, несмотря на занятость, она нашла время заглянуть в отдел фарфора одного из универмагов.
Написав доклад, Флорентина отрепетировала его и чувствовала себя уверенно, но это чувство испарилось, когда она вошла в зал, где начинался семинар профессора Ферпоцци.
- А-а, вот и наша домокрушительница! - сказал профессор, когда Флорентина села на единственное оставшееся место перед ним. - Предупреждаю тех, кто ещё не встречался с мисс Росновской: не приглашайте её домой на чай. - Он улыбнулся. - Мисс Росновская расскажет нам о церкви Святого Филиппа архитектора Борромини. - Сердце Флорентины ушло в пятки. - Нет-нет. Я ошибся. Если я правильно помню, речь пойдёт о церкви Святого Карла.
Флорентина сделала доклад на двадцать минут, показывая на проекторе слайды и отвечая на вопросы. Ферпоцци лишь иногда поправлял её.
Когда Флорентина наконец села на своё место, он задумчиво кивнул и произнёс:
- Вот замечательный рассказ о творении гения!
Флорентина впервые в тот день расслабилась, а Ферпоцци неожиданно поднялся со своего места.
- А теперь считаю своей неприятной обязанностью показать вам нечто диаметрально противоположное. Хочу, чтобы все вели записи и были готовы к дискуссии на следующем занятии.
Он повозился с проектором и вставил первый слайд. На экране возникло здание. Флорентина в растерянности уставилась на снимок чикагского "Барона" десятилетней давности. Отель возвышался над небольшими жилыми домами на Мичиган-авеню. В воздухе повисло напряжённое молчание, и один или два слушателя посмотрели, как она отреагирует.
- Варварство, правда? - Ферпоцци улыбнулся. - Я не имею в виду собственно сооружение, которое само по себе есть ничего не стоящий образец плутократического самолюбования, я говорю о воздействии этого здания на город вокруг него. Обратите внимание, как оно ломает линию симметрии, нарушает чувство сбалансированности. Это сделано для того, чтобы снять все сомнения в том, что оно сразу будет бросаться в глаза.
Профессор показал второй слайд. На этот раз это был "Барон" в Сан-Франциско.
- Чуть лучше, - сказал он, оборачиваясь к присутствующим, внимательно слушавшим его в темноте. - Но это всего-навсего благодаря тому, что после землетрясения 1906 года городские власти не разрешают строить здания выше двенадцати этажей. Теперь отправимся за границу.
Ферпоцци повернулся к экрану, на котором появился каирский "Барон". Его сверкающие стеклянные панели отражали хаос на улицах и нищету трущоб. Показав слайды "Баронов" в Лондоне, Йоханнесбурге и Париже, профессор сказал:
- Я хочу услышать ваши критические замечания к следующему занятию. Имеют ли они архитектурную ценность, можно ли оправдать их с финансовой точки зрения? И достойны ли они того, чтобы на них глядели наши внуки? Если да, то почему? Всего хорошего.
Все стали выходить из кабинета, а Флорентина осталась и развернула коричневый пакет, лежавший перед ней.
- Я принесла вам подарок на прощание, - сообщила она и достала из пакета фарфоровый чайник. Когда Ферпоцци протянул руку, чтобы взять его, Флорентина разжала пальцы и уронила чайник на пол. По полу запрыгали осколки. Профессор уставился на них.
- Пожалуй, я это заслужил… - улыбнулся он ей.
- Подобное поведение, - набралась она смелости, - недостойно человека вашего уровня!
- Вы совершенно правы, - согласился он. - Но я хотел убедиться, что у вас есть хребет. Вы знаете, многие женщины так слабы…
- Вы вообразили, что ваше положение позволяет вам…
Он поднял руку, останавливая её.
- На следующей неделе я с удовольствием послушаю доклад в защиту империи вашего отца и с радостью соглашусь, если мне докажут, что я неправ.
- Вы думаете, я приду ещё раз? - спросила она.
- О да, мисс Росновская, если в вас есть хотя бы половина качеств, о которых говорят ваши коллеги. Я сойдусь с вами в рукопашной на следующей неделе.
Флорентина вышла, с трудом удержавшись от соблазна хлопнуть дверью.
В течение следующих семи дней девушка вела беседы с профессорами архитектуры, сотрудниками департамента городского планирования Бостона и специалистами в области архитектурной реставрации. Она несколько раз звонила отцу и Джорджу Новаку и пришла к печальному заключению, что, хотя у всех у них были свои объяснения причин, профессор Ферпоцци ничего не преувеличил.
Семь дней спустя Флорентина явилась на занятия, с ужасом размышляя о том, что скажут её коллеги по группе. Профессор Ферпоцци внимательно посмотрел на неё, когда она садилась на своё место, и обратился к аудитории:
- Оставьте ваши эссе на углу моего стола в конце занятий, а сегодня я хочу поговорить о влиянии работ Борромини на архитектуру церквей в Европе в течение ста лет после его смерти.
После этого Ферпоцци выступил с такой интересной и аргументированной лекцией, что все присутствующие ловили каждое слово. Закончив, он попросил светловолосого юношу из первого ряда подготовить к следующему занятию доклад о первой встрече Борромини с Бернини.
И опять Флорентина не покинула кабинет вместе со всеми. Когда они остались одни, она передала профессору пакет. Он раскрыл его и достал оттуда антикварный фарфоровый чайник, датированный 1912 годом.
- Великолепная вещь, - оценил Ферпоцци. - И останется такой, пока кто-нибудь её не уронит. - Они оба рассмеялись. - Благодарю вас, юная леди.
- Благодарю вас, - ответила Флорентина, - за то, что не стали подвергать меня дальнейшим унижениям.
- У вас столь сильное самообладание, необычное в женщине, что я не счёл необходимым развивать ту тему. Надеюсь, вы на меня не сердитесь, но я бы не простил себе, если б упустил возможность заставить задуматься девушку, которая со временем станет владелицей величайшей гостиничной империи мира. - Такая мысль раньше не приходила Флорентине в голову. - Пожалуйста, передайте отцу, что, когда мне приходится путешествовать, я всегда останавливаюсь в отелях "Барон". И номера, и кухня, и сервис в них гораздо более высокого качества, чем в других крупных гостиничных сетях. Внутри отеля не на что жаловаться, другое дело - взгляд снаружи. Давайте же постараемся, чтобы вы узнали о сыне камнереза столько же, сколько я знаю об одном человеке из Слонима, создавшем гостиничную империю. Мы оба иммигранты и можем гордиться нашим происхождением. Всего хорошего, юная леди.
Флорентина вышла из кабинета под крышей библиотеки Виденера и с грустью подумала, как мало она знает о том, сколько труда её отец вложил в свою империю.
В тот год Флорентина ревностно изучала современные языки, но каждый вторник непременно сидела за стопкой книг, внимая лекциям профессора Ферпоцци.