Собрание сочинений в десяти томах. Том первый. Повести и рассказы - Михальский Вацлав Вацлавович 33 стр.


Там, где раньше преобладала фронтовая фактография, свидетельства художника-очевидца и прямого участника событий, теперь по необходимости в силу вступает воображение. А что может быть в искусстве сильнее и плодотворнее воображения?

Отблески минувшей войны озаряют все творчество писателя. Силой своего художественного воображения Вацлав Михальский воссоздает картины войны, участником и свидетелем которой он не был.

Но ведь и Толстой не был ни участником, ни свидетелем-современником Отечественной войны 1812 года. Он написал "Войну и мир" через шестьдесят лет после этой войны. Но силой своего воображения он превратил исторические источники, которыми пользовался, в настолько достоверную картину, что мы уже навечно считаем его художественный вымысел как бы самой историей.

Писательское воображение победило эмпиризм исторических материалов и даже свидетельства современников-очевидцев и прямых участников событий.

В свое время это вызвало целый град нападок на Толстого со стороны военных историков. И тем не менее "Война и мир" на века осталась "Войной и миром", а нападки военных специалистов и историков – забыты.

Не сомневаюсь, что в нашей советской литературе все чаще и чаще будут появляться произведения послевоенных писателей, которые по-новому осмыслят события Великой Отечественной войны, хотя они и не были ее участниками и даже свидетелями.

К таким произведениям относится и "Баллада о старом оружии" Вацлава Михальского. Она названа автором повестью, но я воспринимаю ее как маленький роман, весьма искусно сплетенный из целого ряда самостоятельных новелл, рассказывающих как о событиях военных лет, так и о событиях сегодняшних, роман, где прошлое и настоящее находятся в постоянном взаимодействии. В центр этого маленького романа автор положил историю о старой дагестанской женщине Патимат, темной и неграмотной, которая на второй день войны ушла из родного аула искать своих двух сыновей на фронте, для того чтобы передать им оружие предков и свое материнское благословение. А уходя, заняла место себе на аульском кладбище, между дедом и отцом своих детей, ее мужем. Огородила место камнями и приказала аульчанам, чтобы никто его не занимал. Сказала, что придет домой умирать. Но слова своего не сдержала. Она погибла героической смертью на фронте, так и не отыскав своих сыновей. Таков магистральный сюжет повести Вацлава Михальского. Однако писатель обогатил свой магистральный сюжет еще многими отдельными новеллами, связанными с судьбой героической женщины Патимат, с ее пребыванием на фронтах Великой Отечественной войны. По ходу действия повести мы знакомимся с разными людьми, с их судьбами, с их духовным складом, с их внешним обликом, всегда написанными ярко и объемно, уверенной рукой художника.

Нет необходимости перечислять все эти новеллы. Читатель их прочтет и оценит по достоинству. Хочется все же обратить внимание на фигуру некоего лейтенанта Зворыкина, маленького военного, бюрократа, чей портрет весьма точно схвачен писателем. Зворыкин требует, чтобы все было по уставу. Что, конечно, хорошо, но бывают же исключения! Все люди, с которыми сталкивается Патимат, любили ее и уважали как собственную мать. Она и сама считала их своими детьми. Исключение составил один лейтенант Зворыкин. Он не то чтобы недолюбливал ее, а никак не мог согласиться, что при воинском подразделении и вдруг – старуха. "Не по уставу она тут была, и это коробило и смущало душу лейтенанта Зворыкина. Его учили в училище уставному порядку, учили блюсти дисциплину во всей строгости, и старуху он воспринимал как подрыв своего авторитета".

Вацлав Михальский делает в дальнейшем глубокий анализ характера лейтенанта Зворыкина, что хотя и несколько выпадает из общей архитектуры всей вещи, но зато дает читателю повод поразмышлять над тем, каким образом и почему в нашем обществе рождаются такие характеры, как Зворыкин. "Баллада о старом оружии" посвящена событиям Великой Отечественной войны, но связана с сегодняшним днем, в ней остро ощущается единство прошлого и настоящего.

Несколько в другой манере, но все с той же психологической глубиной и изобразительной силой написана и другая повесть Вацлава Михальского – "Печка". Если "Балладу о старом оружии" я позволил себе назвать не повестью, а маленьким романом, то с таким же правом "Печку" можно назвать "романом-очерком". Действительно, это не повесть в общепринятом смысле, а скорее очерк, очерк тоскующей детской души, но очерк настолько многоплановый и глубокий, что его также можно причислить к жанру романа.

Хотя и запоздало начав издаваться в Москве (через семнадцать лет после издания первой книги рассказов в Махачкале), Вацлав Михальский сразу обратил внимание читателей и критики свежестью своего незаурядного таланта. У него верный глаз, острый аналитический ум. Он прекрасно владеет словом и знает ему цену. Ведущая сила его творчества – воображение. Он как бы заново проходит путь писателей – своих предшественников, внося много нового в изображение традиционных событий.

Хочется сказать о некоторых особенностях писательской манеры Вацлава Михальского. У него слово не только обозначение предмета, но также и его душа, психея, то есть слово содержит в себе больше, чем на первый взгляд может показаться.

Так, например, в повести "Печка" есть такое место:

"Даже само слово семья всегда имело для меня, если можно так сказать, тепловое значение. Семьей всегда было для меня нечто, пронизанное общим теплом. Сначала в нашей семье все-таки появился я, а потом печка, но как бы я жил без печки… Мне это так же трудно представить, как нелегко вдруг заговорить сейчас о себе в третьем лице и свою мать Татьяну Петровну называть Таней".

Каждая вещь, каждый человеческий характер (а их много в прозе Михальского) как бы созданы хотя и на старом, известном уже материале, но созданы заново и наделены новой душой. Хотя насчет известности материала, может, и не совсем верно. Дело в том, что Вацлав Михальский, как я сейчас знаю, напечатал многие из своих работ в Москве с интервалом в десять-пятнадцать лет после их создания.

Показателен в этом смысле остросюжетный, многоплановый роман "17 левых сапог", увидевший свет в Махачкале в 1967 году, не замеченный критикой и впервые явившийся широкому кругу читателей лишь в 1980 году. Та же самая участь постигла и "Катеньку", и "Балладу о старом оружии". Хотя такую ситуацию и не назовешь удачной для автора, но зато теперь ясно, что его произведения обладают большим запасом прочности. А это серьезный признак.

Сейчас, когда лучшие произведения Вацлава Михальского сошлись под одной обложкой в томе "Избранного", особенно хорошо видны такие качества писателя, как понимание жизни простых людей, человечность, высокая степень искренности и редкий дар воображения, позволяющие одухотворять героев, делать их живыми.

Уверен, что долгая жизнь в сердцах читателей суждена многим героям Вацлава Михальского, и прежде всего таким, как непобежденный Алексей Зыков из романа "17 левых сапог", старая горянка Патимат из "Баллады о старом оружии", изумительная русская девушка Катенька из одноименной повести. Неискушенному проза Вацлава Михальского может показаться традиционной, но опытный глаз видит ее новизну, она как бы еще раз подтверждает золотое правило: что талантливо, то и ново. В том числе и в поисках формы. Интересен в этом смысле и последний по времени написания роман "Тайные милости", как бы составленный из множества правдивых и острых осколков жизни.

Вацлав Михальский пишет в своих романах, повестях, рассказах о людях юга России, а если точнее, о людях, живущих сегодня или живших еще недавно на узкой полоске прикаспийской земли, зажатой между горами и морем. Этот своеобразный уголок нашей великой России отмечен исключительной многонациональностью – здесь проживает свыше тридцати только коренных дагестанских народностей. Хорошее знание обычаев, нравов, устоев столь смешанной среды позволяет Вацлаву Михальскому создавать произведения, проникнутые духом настоящего, живого, а не парадного интернационализма. Писатель нигде не подчеркивает эту тему – она живет в его повестях, романах и рассказах так же естественно, как и в самой изображаемой им жизни. Читая произведения Вацлава Михальского, невольно задумываешься над тем, какое это великое достижение нашей страны – дружба ее больших и малых народов.

В прозе Вацлава Михальского хорошо уравновешены изобразительное и повествовательное, главные элементы художественного произведения, что делает его работы доступными для самого широкого круга читателей. Особенно четко прослеживается это качество в повести "Катенька". Хотя и это, на мой взгляд, не повесть, а тоже как бы маленький роман, щедро насыщенный историческими событиями и людьми, связанными с Первой мировой войной и началом Октябрьской революции. Несмотря на свою историчность, "Катенька", как и роман "17 левых сапог", как и все остальные повести-романы Вацлава Михальского, крепко привязана к сегодняшнему дню. Герои этого романа дожили до наших дней, претерпев целый ряд психологических изменений. В исследовании этих изменений и заключен смысл всего произведения.

Исключение составляет сама Катенька, центральный персонаж всей вещи. Она не дожила до наших дней, но ее душа воплотилась в другой девочке, уже нашего времени, тоже Катеньке.

Вацлав Михальский написал пленительный портрет девушки Катеньки, которая явилась как бы собирательным типом, вобравшим в себя все то лучшее, что есть в чистой, хрустально-прозрачной, самоотверженной душе русской женщины-героини. К слову сказать, женские образы в прозе Михальского всегда достоверны и неповторимы. Но Михальский не был бы Михальским, если бы наряду с положительными героями, наряду с Катенькой не написал героя отрицательного – революционера-фразера, который на поверку оказывается обыкновенным трусливым обывателем. К сожалению, бывают и такие, и честный писатель не может пройти мимо этого явления.

В "Страничке из писательского блокнота", опубликованной в журнале "Вопросы литературы", Вацлав Михальский высказал, между прочим, такую мысль:

"Так уж устроен белый свет, что порой случай замыкает целые круги жизни, меняет судьбы или дает им новое дыхание. Не в меньшей степени это относится и к литературной работе, механизм ее пока не поддается логическому анализу, но все-таки здесь есть некоторые вполне очевидные магистральные линии, одна из них – движение от житейского случая к поэтической мысли, от факта жизни к художественному вымыслу".

Прекрасно сказано.

Творчество Вацлава Михальского, в том числе и его последний на сегодняшний день роман "Тайные милости", в известной степени подтверждает это его высказывание, в чем могут убедиться читатели "Избранного" Вацлава Михальского.

Март 1984 года

Валентин Катаев

Примечания

Повести

Катенька – Повесть написана в 1965 году. Впервые опубликована в 1965-м в Дагестанском книжном издательстве в книге Вацлава Михальского "Да святится имя твое".

По повести снят фильм "Катенька" (1987, СССР, К/ст. им. Горького). Премьера: ноябрь 1988. Жанр: мелодрама. Автор сценария: Вацлав Михальский. Режиссер: Леонид Белозорович. Оператор: Михаил Роговой. Композитор: Александр Кобляков. Художник: Борис Дуленков. В ролях: Оксана Арбузова, Виктор Гоголев, Владислав Демченко, Майя Булгакова, Елена Дробышева, Вадим Андреев, Всеволод Платов, Сергей Скрипкин, Надежда Евдокимова, Мария Барабанова, Артур Нищенкин.

Печка – Повесть написана в 1977 году. Впервые опубликована в 1978-м в журнале "Октябрь". Это была первая публикация художественной прозы Вацлава Михальского в Москве.

В 1979 году за эту повесть, а также за ряд литературно-критических статей о современном литературном процессе, опубликованных на страницах газеты "Правды", писатель был удостоен премии Союза писателей СССР имени К. А. Федина.

Холостая жизнь – Повесть написана в 1979 году. Тогда же впервые опубликована в журнале "Октябрь".

Баллада о старом оружии – Повесть написана в 1963 году. Первоначальное название "Да святится имя твое".

По повести снят фильм "Баллада о старом оружии" (1986). Производство: К/ст. им. Горького. Премьера: октябрь 1986. Жанр: военный фильм, драма, приключения, экранизация. Автор сценария: Вацлав Михальский. Режиссер: Геннадий Воронин. Оператор: Леонид Литвак. Композитор: Анна Икрамова. Художник: Виктор Власков. В ролях: Патимат Хизроева, Сергей Скрипкин, Александр Демьяненко, Виктор Борцов, Леонид Белозорович, Константин Мезенцев, Магомед-арип Сурхатилов, Ирэна Дубровская (Кокрятская), Борис Чунаев, Валерий Алексеев, Дадат Сайднуров, Борис Клюев, Михаил Шишков, Валентина Клягина.

Рассказы

Воспоминание об Австралии – Рассказ написан в 1988 году. Тогда же впервые опубликован в журнале "Октябрь".

Свадебное платье № 327 – Рассказ написан в 1988 году. Тогда же впервые опубликован в журнале "Октябрь". Дал название книге В. Михальского, в которую вошли созданные ранее романы, повести и рассказы (М.: Современник, 1989).

Капитолийская волчица. – Рассказ написан в 1973 году. Опубликован в первой московской книге В. Михальского – "Стрелок" (М.: Современник, 1980). Кошка на дереве (с. 353). – Рассказ написан в 1967 году. Опубликован в первой московской книге В. Михальского – "Стрелок" (М.: Современник, 1980).

"В надежде славы и добра…". – Цикл из пяти рассказов: Орфей (1976), В пределе земном (1961), Облако (1975), Стрелок (1975), В Переделкине (1969). Написанные в разное время рассказы собраны автором в цикл для публикации в авторском сборнике "Стрелок" (М.: Современник, 1980). С тех пор неизменно включается писателем в книги его произведений в данном составе под общим названием "В надежде славы и добра…".

"Все уносящий ветер…". – Цикл из трех рассказов: На улице (1973), Ветер (1973), Тристан и Изольда (1974). Впервые опубликованы в составе цикла в книге "Стрелок". Цикл дал название авторскому сборнику В. Михальского, вышедшему в издательстве "Советский писатель" (М., 1981).

"Десять воспоминаний". – Цикл из десяти коротких рассказов: Пловец (1975), Морская свинка Мукки (1960), Дикарь (1961), Дед Лейбо (1975), Попутчик (1972), В такси (1975), В автобусе (1975), Сосед (1975), Старуха (1975), Журавли (1975). Впервые опубликованы в составе цикла в книге "Стрелок".

От автора

Впервые я напечатался в 1960 году в костромской газете "Северная правда". Как я попал в Кострому? До сих пор не попадал никак и думаю, что уже не попаду.

В моей жизни часто правил бал Его Величество Случай. Вместе со мной поступал в Литинститут поэт Анатолий Беляев, кажется, он поступил на заочное отделение. А перед его отъездом домой, в Кострому, я дал ему свой рассказ "Семечки" – один из тех четырех рассказов, с которыми я прошел творческий конкурс в Литературный институт.

Анатолий сказал:

– У нас в газете работает очень умный человек – Игорь Дедков. Может быть, он напечатает.

Так оно и случилось.

Лет через двадцать замечательный литературный критик Игорь Дедков уже работал в Москве. И однажды, где-то совместно заседая, мы познакомились, но знакомства почти не поддерживали. Почему? Понятия не имею. Могу сказать, что Игорь Дедков был не только талантливый, но и красивый обаятельный человек. Очень жаль, что он так рано умер.

Первую книгу "Рассказы", изданную в Махачкале в 1963 году, я хочу поместить в десятом томе, в разделе "Приложение". А в этом, первом, томе я собрал только те рассказы, что уже были напечатаны в моем "Избранном" (1986 и 1998). Среди этих рассказов есть и большие, и совсем короткие: как образец – рассказ "На улице", он занимает всего семь строчек.

В обращении "К читателям" я был не точен. Там я говорил, что не писал 18 лет (1982–2000), но, оказывается, в 1988 году я написал два рассказа "Австралийский туман" и "Свадебное платье № 327". Первый рассказ я напечатал в газете "Литературная Россия", а второй в журнале "Октябрь". Это был очень короткий всплеск, когда я попытался что-то сделать, а потом просто забыл об этих рассказах и опять погрузился в текучку, или, как замечательно сказал Сергей Есенин, "в житейскую мреть".

А что касается рассказов "Капитолийская волчица" и "Кошка на дереве", то что я могу о них добавить?

Первый рассказ написан в 1973 году, по свежим следам моей поездки в Италию. В 1972 году я шел с махачкалинского пляжа босиком (ноги были еще в песке) по главной улице города, в одной руке держал сандалии, а в другой – вафельный стаканчик с мороженым, который с удовольствием надкусывал. Навстречу мне попался Расул Гамзатов, который, видимо, шел к себе на работу в Союз писателей Дагестана. Тут нужно заметить, что в те времена Расул Гамзатов пользовался неподдельной всенародной славой на территории всего Советского Союза и был представлен едва ли не во всех руководящих структурах страны.

– Италию поедешь? – спросил меня вместо "здравствуйте" Гамзатов.

Я утвердительно кивнул головой. Молча, потому что рот у меня был занят мороженым пломбир.

Так мы прошли друг мимо друга. Через две недели я получил на домашний адрес телеграмму из Москвы, из иностранной комиссии Союза писателей СССР: "Подтвердите возможность поездки составе делегации Союза писателей СССР Италию".

Я подтвердил телеграммой. И еще через две недели прямо из Махачкалы оказался в Венеции. В римском аэропорту Фьюмичино, куда мы прилетели из Москвы, нас пересадили из большого самолета в маленький и сразу привезли в Венецию. Это был сентябрь 1972 года. В Венеции мы остановились на три дня – это я хорошо помню, потому что совсем не спал. Я слышал много баек о том, что в таких поездках кто-то за кем-то следил, но подтвердить этого не могу. В нашей делегации из семи человек свобода передвижения была полная. В первую же ночь, бродя один по Венеции, я услышал из раскрытых окон особняка очень хорошую игру на рояле. Наверное, какая-то венецианка, которой не спалось, играла Первый концерт для фортепиано с оркестром Петра Ильича Чайковского.

Рассказ "Капитолийская волчица" я написал по следам именно этой поездки за границу.

С "Кошкой на дереве" была совсем другая история. Но тоже связанная с поездкой. На этот раз в поездку отправился не я, а моя мама и мой младший брат. Они поехали к нашей с братом старшей сестре Елене в Новочеркасск, а я остался дома один. И вот в ночь с 31 декабря на 1 января 1968 года я накатал рассказ "Кошка на дереве". Почему именно его? Может быть, потому, что недавно видел кошку, которую загнали на дерево собаки. Я тогда ее выручил. А теперь написал рассказ.

Никогда в жизни, даже в отрочестве, я не писал стихов, но зато писал короткие рассказы. Я посылал их во все московские журналы, но их никогда никто не печатал.

Назад Дальше