Так или иначе, вечер той пятницы застал президента в его прибежище посреди гор Катоктин одиноко лежащим в постели с верным псом Дуайтом и чашкой мороженого, перемешанного с измельченной черной малиной, - существует в штате Огайо такой деликатес. Первая леди почтила в тот вечер своим присутствием обед в Нью-Йорке, имевший целью привлечь внимание общественности к определенной болезни. Все еще раздраженный фиаско Берроуза, президент переключал каналы в поисках приличного турнира по боулингу и наткнулся на "Шестой зал суда". Дальнейшее, как говорится, история.
Эпизод, который ему подвернулся, был посвящен истории бывшей жены, каковая, желая отомстить бывшему мужу за несправедливое, как она полагала, разделение капитала, прокралась в его отсутствие в винный погреб несчастного и, собственноручно орудуя штопором, вскрыла, одну за другой, несколько сотен бутылок удостоенного многих наград бордо, заменив вино диетическим виноградным соком, а затем снова заткнув каждую бутылку пробкой и залив оную пробку сургучом. Это одно из самых известных дел "Шестого зала суда". Принося присягу, бывшая жена жалостно поднимает вверх руку, перехваченную ортопедической скобой.
- Могу ли я спросить, - спрашивает председательствующая, судья Картрайт, - что у вас с рукой?
- Вывих запястья, ваша честь.
Судья Картрайт, даже не попытавшись скрыть улыбку, объявляет:
- Это замечание присяжным принимать во внимание не следует.
- Возражение, - произносит обвинитель. - Основания, ваша честь?
- Пока не знаю, - пожимает плечами судья Картрайт. - Но какие-нибудь непременно придумаю.
Лежавший на кнопке переключения каналов палец президента Вандердампа замер. Вскоре он, как и миллионы других американцев, почувствовал, что увлечен и захвачен. Он досмотрел шоу до конца. И обнаружил, что совершенно пленен обаянием и дерзкими манерами - не говоря уж о внешности - судьи Пеппер Картрайт.
- Пеппер? - вслух спросил себя президент. - Это что же за имя такое для судьи - Пеппер?
Лежавший на соседней подушке Дуайт поднял голову и навострил уши, решив, что ему удалось уловить силлабическое сходство между услышанными им словами и словом "крекер".
Президент Вандердамп не был человеком повелительным и уж тем более склонным повелевать - то есть поднимать среди ночи подчиненных, чтобы задать им требующий безотлагательного ответа вопрос. Даже прогуливая Дуайта вокруг Белого дома, он сам подбирал оставляемые псом следы жизнедеятельности его организма. Правда, однажды президент приказал среди ночи эскадрилье Б-2 нанести бомбовый удар (более чем заслуженный), но и то главным образом потому, что не хотел будить своего престарелого министра обороны, который только что перенес очередную операцию на простате и сильно нуждался в сне.
Вот и теперь он потянулся к президентскому ноутбуку, компьютеру поистине ослепительных возможностей, и ввел в поисковое поле "Гугла" слова "судья Пеппер Картрайт" и "Шестой зал суда". Заснул он в ту ночь много позже обычного.
На следующее утро, за завтраком, президент спросил у слуги:
- Джексон, вы когда-нибудь видели по телевизору такое шоу: "Шестой зал суда"?
- Да, сэр.
- Что вы о нем думаете?
- Я смотрю его при каждой возможности, сэр.
- А что вы думаете о судье - о судье Пеппер?
- О… - И Джексон улыбнулся - не как слуга президенту, но как мужчина мужчине. - Она мне ужасно нравится, сэр. Такая толковая леди. Так здорово со всем управляется. И она страшно…
- Продолжайте, Джексон.
Джексон ухмыльнулся:
- Страшно привлекательная.
- Спасибо, Джексон.
- Еще один гренок, сэр? Пока они не остыли.
- Да, - ответил президент, - пожалуй. Но только, Джексон, - ни слова первой леди.
- О нет, сэр.
Глава 2
- Хороший эпизод, - сказал Бадди Биксби, создатель и продюсер "Шестого зала суда" и по совместительству супруг его звезды.
Разговор происходил сразу после записи очередного эпизода - в гримерной Пеппер, комнате, в шутку прозванной ее "судейской камерой".
- И что же в нем не так? - спросила Пеппер, снимая судейскую мантию, под которой обнаружился лифчик, колготки и туфли на высоком каблуке - зрелище, способное довести до инфаркта любого мужчину с неисправным сердцем; впрочем, муж, уже проведший в браке шесть лет, удостоил его лишь скользящим взглядом.
- Я сказал - "хороший эпизод", - ответил Бадди. - Что я еще должен был сказать?
- К слову "хороший" ты прибегаешь, если думаешь, что эпизод гроша ломаного не стоит. Когда он кажется тебе и вправду хорошим, ты несешь обычную для продюсера-мачо ахинею. "Роскошный, на хер, эпизод". "В самую точку, на хер".
- Это был роскошный, на хер, эпизод. У меня дыхание, на хер, перехватило.
- Ты - единственный известный мне человек, который ухитряется, произнося такие фразочки, создавать впечатление, будто его донимает зевота. - Пеппер извлекла из коробочки гигиеническую салфетку и начала стирать грим. - Ну так что тебя угрызает?
- Нас обходит "Закон и порядок".
Пеппер вздохнула:
- Никто нас не обходит. Все идет хорошо.
- Мы потеряли половину очка. - Даже самое малое падение рейтинга "Шестого зала суда" воспринималось Бадди как аварийная ситуация.
- Что это на тебя нашло? Дергаешься как уж на сковородке.
- Некоторые твои приговоры…
- Чем они тебе не нравятся?
- Тебе не кажется, что ты даешь поблажки женщинам?
- Нет, не кажется. Ты, собственно, о чем?
- Эта сучка спустила в канализацию на сто пятьдесят тысяч долларов изысканного французского вина! А ты приговорила ее к шести часам успокоительной терапии?
Пеппер бросила салфетку в мусорную корзинку.
- Ну а ты чего бы хотел? Чтобы ей фенол в вену вкололи? Или повесили?
- Могла бы заставить ее выпить весь этот виноградный сок. Это еще куда ни шло. А то успокоительная терапия. - Бадди покачал головой. - Хорошо еще, что ты террористов не судишь. Они бы у тебя сидели по курортам да маникюр делали.
Пеппер расчесывала волосы, стараясь отключиться от слезливого заламывания рук и критиканства, которым ее муж предавался после съемок каждого эпизода. Чем лучше шло дело, тем сильнее проявлялась его потребность изводить себя предчувствиями некой неотвратимой беды - черта, когда-то казавшаяся симпатичной, но теперь уже несколько поднадоевшая. И в особенности волновал Бадди "Шестой зал суда" - высший из взлетов его творческой фантазии. Правда, с учетом других затей Бадди - "Прыгунов": реалити-шоу, построенного на осуществляемых камерами слежения съемках людей, которые прыгают с мостов; "ЧО" (медицинская аббревиатура "чудовищного ожирения"); а теперь еще и шоу под названием "Иэсхад": "комедии" о пяти патриотичных южанах, решивших отправиться в Мекку и взорвать главную из исламских святынь, Каабу, - слово "творческая" выглядело не вполне уместным. Всего у Бадди было на ходу целых восемь шоу. И, согласно журналу "Форбс", они приносили ему 74 миллиона долларов в год. Однако "Шестой зал суда" оставался жемчужиной его короны.
- Я лишь хочу сказать, что они выглядят откровенно феминистскими… твои приговоры.
- По-моему, мы это уже обсуждали.
- Ну, извини, что указываю тебе на то, о чем талдычит весь белый свет. Я лишь хочу сказать - если, конечно, высокий суд не против, - что ты даешь поблажки женщинам. А вот когда тебе мужик попадается, ты набрасываешься на него точно долбаная пиранья.
- Бадди, голубчик, - сказала Пеппер, - этот бывший муж, к вину которого ты относишься, как к святой воде, оказался, когда дело дошло до алиментов, прижимистым, что твои тиски. И проливать реки слез из-за его "Петрюса" урожая восемьдесят второго года я не собираюсь. - Она хмыкнула. - Я бы на ее месте раскокала эти бутылки об его маковку. Одну за другой.
- Что и доказывает мою правоту, - торжествующе объявил Бадди.
- Доказывает так доказывает. Успокойся сам и меня оставь в покое.
Она немного поплясала, натягивая джинсы и ковбойские сапоги из ящеречьей кожи. Простая белая блузка со стоячим воротом, бирюзовые сережки, замшевый жакет, наплечная сумка: внешность женщины, хорошо знающей улицы Нью-Йорка. В сумке лежал среди прочего "смит-и-вессон" 38-го калибра, модель "Леди Смит", подарок ее дедушки. Разрешение на оружие у нее имелось.
- Можно мне сказать всего лишь одно слово? - спросил Бадди.
- Нельзя, дорогой. Но мне почему-то кажется, что ты все равно скажешь.
- Ты знаешь, какой процент наших зрителей составляют мужчины?
- Нет, мой сладкий. Предоставляю заниматься этими мелочами тебе. Я всего лишь простая пожилая девушка из Плейно.
- Ну да, ну да. Так вот, мой маленький кактусовый цветочек, возможно, тебе будет интересно узнать, что шесть процентов зрителей-мужчин мы уже потеряли.
- Проклятье, - сказала Пеппер. - Похоже, мне остается только одно: броситься с Бруклинского моста. По крайней мере, ты получишь отличный финал для последнего сезона "Прыгунов".
Бадди умоляющим тоном спросил:
- Но… неужели тебя это совсем не волнует?
- Меня волнует лишь то, что я могу опоздать к маникюрше.
- Не, но ты скажи, почему мы добились такого успеха - исторически говоря - у мужской части аудитории?
- Предположительно потому, что вершила правосудие на манер царя Соломона.
- Это, разумеется, главный фактор. Но в чем состоял другой?
Пеппер направилась к двери.
- Извини, - сказал Бадди, - я тебе наскучил?
- Да. И очень сильно.
- Тогда позволь сообщить тебе самое главное. - И Бадди понизил голос так, точно сообщал нечто совершенно секретное. - Спонсоры недовольны.
Пеппер округлила глаза.
- Ну да, конечно, - сказал Бадди. - Можешь пристрелить вестника, если тебе станет от этого легче. И все-таки "хаммер", "Будвайзер"… я не сказал бы, что они счастливы.
- Бадди. Бадди. Мы занимаем на телевидении седьмое по популярности место. Я просто не вижу никакой проблемы.
- Проблемы? Ну так я скажу тебе, в чем состоит проблема. Она состоит в том, что я волнуюсь.
- Хорошо, - сказала, забрасывая сумку на плечо, Пеппер. - Если это позволит мне наконец уйти отсюда, я обещаю - клянусь, - что следующая же женщина-обвиняемая, будь она трижды ни в чем не повинной, отправится, сука такая, прямиком в Гуантанамо и узнает почем фунт лиха.
Бадди разулыбался:
- Благодарю вас, ваша честь.
Пеппер Картрайт и Бадди Биксби, родившиеся, соответственно, в Плейно, штат Техас, и Нью-Рошелле, штат Нью-Йорк, принадлежали к совершенно разным мирам, однако за семь лет до описываемых здесь событий нашли друг дружку в зале суда - настоящего то есть, - а именно в шестом зале Лос-Анджелесского главного суда первой инстанции.
Бадди был в то время среднего (что означает - отнюдь не высокого) уровня продюсером местных теленовостей, быстро приближавшимся к пятидесятилетию. Жизнь и карьера его состояли из целого ряда "почти". Ему почти удалось заснять попытку "Пискли" Фромм застрелить президента Джеральда Форда; он почти уже взял в прямом эфире интервью у миллиардера-затворника Говарда Хьюза; почти купил "Майкрософт" по шесть долларов за акцию; почти получил видный пост в Нью-Йорке.
Как-то раз Бадди даже попросили произнести речь на двадцать пятой годовщине его университетского выпуска, и он страшно обрадовался этой возможности - и прорадовался несколько дней, пока староста его группы, которого Бадди от души ненавидел целых двадцать девять лет, не позвонил ему и не сказал полным ликования голосом: забудь, со мной только что связался первый из тех, к кому я обращался с этой же просьбой. Далее мы цитируем: "Ты не обижайся, но он по сравнению с тобой важная шишка, ха-ха, так что ладно, увидимся на встрече, начальничек".
Жопа.
Той ночью, лежа с гигантским пакетом чипсов в постели и с экзистенциальной мрачностью озирая потолок, Бадди отчетливо представил себе свою могильную плиту, на которой значилось: "Здесь покоится Бадди Биксби. Почти".
Как-то раз на работе, как раз в то время, когда Бадди тужился, пытаясь придумать, чем бы заполнить прореху в еженедельном итоговом выпуске новостей, один из репортеров упомянул о женщине-судье, увиденной им в суде первой инстанции: "Роскошная баба. Рос-кош-ная. Меня так и подмывало выскочить на улицу и совершить какое-нибудь преступление".
И Бадди отправился в суд - посмотреть, что это за птица такая. Табличка на двери шестого зала суда извещала: "ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩАЯ СУДЬЯ ПЕППЕР КАРТРАЙТ". Пеппер Картрайт, подумал он, ничего себе имечко. А войдя в зал, увидел женщину тридцати с небольшим лет, высокую, с пышными темно-каштановыми волосами, холодными синими глазами, высокими скулами и глубокими ямочками на щеках. Женщина улыбалась, однако по лицу ее было видно - с ней лучше не связываться. Она носила очки и то снимала их, то снова надевала, а когда снимала, задумчиво покусывала дужку. По выговору Бадди сначала принял ее за южанку, но вскоре сообразил: Техас. Напористая, дерзкая, сексуальная. Ей не хватало лишь одного - ковбойской шляпы.
Слушалось дело о вооруженном нападении. Нападении с применением опасного для жизни насилия. Для грабителя обвиняемый был слишком хорошо одет. И защищали его сразу три адвоката.
Когда Бадди вошел в зал, жертва нападения как раз сидела на свидетельском месте, подвергаясь перекрестному допросу защиты.
- Мистер Эн-ри-кец, - выговорил по складам адвокат, стараясь придать самой фамилии жертвы криминальный оттенок, - вы показали, что мой клиент, мистер Барсон, цитирую, "угрожал" вам. Не могли бы вы определить для суда значение глагола "угрожать"?
- Возражение, - устало произнес обвинитель.
- Поддерживается, - объявила судья Картрайт. - Снимите этот вопрос, адвокат.
- Ваша честь, я всего лишь пытаюсь…
- Если вы не уверены в значении слова "угрожать", я попрошу секретаря суда снабдить вас экземпляром словаря Уэбстера. В нем вы сможете найти этот глагол - в непосредственной близости от другого: "угробить" - в скобках "время".
- Мне известно, что означает "угрожать", ваша честь. Я всего лишь пытаюсь установить, известно ли мистеру Энрикецу…
- Продолжайте допрос, адвокат. И поторопитесь. А то мне случалось видеть ледники, которые продвигались вперед быстрее, чем вы.
На скамье присяжных раздались смешки. Один из оставшихся сидеть рядом с обвиняемым адвокатов улыбнулся, но, обнаружив, что на него смотрит клиент, снова впал в суровое оцепенение, за которое ему, собственно, и платили.
Мистер Энрикец, как вскоре понял Бадди, судил школьный футбольный матч. Ответчик же был, судя по всему, отцом восьмилетней футболистки. Ему, похоже, не понравились какие-то неблагоприятные для команды его дочери решения мистера Энрикеца, и после матча он попытался - предположительно - переехать мистера Энрикеца на парковке своим "мерседесом".
Вскоре последовал спор относительно того, следует ли суду учитывать цену принадлежащего ответчику "мерседеса". Обвинитель раз за разом повторял фразу "оружие стоимостью в сто тысяч долларов", а защита раз за разом возражала против нее.
- Мистер Сетракян, - сказала, обращаясь к обвинителю, судья Картрайт, - вы пытаетесь вынести на рассмотрение суда некие моменты социо-экономического характера? Если позволите мне провести аналогию, то дешевый ствол, продающийся на субботних распродажах за десять долларов, - оружие не менее смертоносное, чем изготовленный в Лондоне и стоящий сто тысяч долларов дробовик с богатой гравировкой. Или вы добиваетесь чего-то другого?
- Ваша честь, - сказал обвинитель, явно получавший от всего происходившего немалое удовольствие (впрочем, то же можно было сказать и о каждом, кто присутствовал в зале суда, включая и присяжных). - Я просто пытаюсь установить тот факт, что оружие, в данном случае "мерседес" класса Е, ценой в сто тысяч долларов…
- Возражение, - одновременно произнесли два адвоката.
- По одному возражению на клиента, если вы не против, - сказала судья. - Так вот, мистер Сетракян, - снова обратилась она к обвинителю, - вы с великой помпезностью установили тот факт, что автомобиль ответчика стоит кучу денег. Сильно сомневаюсь, что это обстоятельство, доносимое вами до нашего сведения с тонким изяществом отбойного молотка, ускользнуло от внимания тех из присяжных, которым пока еще удалось не заснуть.
- Ваша честь, - улыбаясь, произнес обвинитель, - вы сегодня очень суровы со мной.
- Прошу меня простить, мистер Сетракян, - отозвалась судья Картрайт, снова надевая очки и слегка втягивая щеки. - "Из жалости я должен быть суровым. Несчастья начались, готовьтесь к новым". Продолжайте, прошу вас. Продолжайте. Давайте попробуем закончить слушание еще до начала следующего ледникового периода.
После объявления перерыва Бадди отыскал кабинет судьи Картрайт, предъявил охраннику свое журналистское удостоверение и был пропущен внутрь. Судья Пеппер Картрайт стояла за письменным столом. Бадди, замерев на месте, таращился на нее.
- У вас какое-то дело или вы просто поглазеть пришли? - осведомилась она.
- Нет. Извините, - сказал, продолжая таращиться, Бадди.
- Так чем могу быть полезна, сэр?
- Вот эти слова, которые вы сказали обвинителю. "Из жалости суровым должен быть…" Что они означали?
Во взгляде судьи Картрайт обозначилось недоумение.
- Это, видите ли, цитата из Шекспира.
- Шекспира? - повторил Бадди. - Не врете?
- Разумеется, вру. - И судья Картрайт вздернула подбородок. - Вы хорошо себя чувствуете, сэр?
- О да, - ответил Бадди. - Роскошно.
Глава 3
В субботу утром, когда весь прочий мир еще спал, играл в теннис или перелистывал за чашкой кофе утренние газеты, глава персонала Белого дома Хейден Корк сидел, как обычно, в своем рабочем кабинете, внося последние пометки в предназначенные для президента Вандердампа документы, посвященные третьей его (вздох) попытке заполнить (проклятое) место Бриннина.
Поражения, которые они потерпели с кандидатурами Куни и Берроуза, измотали и обессилили Хейдена Корка, однако в жилах его еще пульсировал адреналин. Как правило, он оставался человеком холодно спокойным, но ведь ничто так не возбуждает, как охота за головами, имеющая целью подобрать кандидата на место в Верховном суде Соединенных Штатов. А для президента страны ничто, кроме, быть может, войны, не имеет такого значения, как успех в назначении члена Верховного суда, - факт, на который раз в четыре года неизменно указывает тот, кто завершает предвыборную гонку вторым.
Вчера, перед его отлетом в Кемп-Дэвид, Вандердамп сказал Хейдену, что имя нового кандидата необходимо определить к понедельнику.
- Проверьте, может быть, мать Тереза свободна, - кисло посоветовал он.
- Насколько мне известно, сэр, она умерла.
- Тогда попробуйте папу римского.
- У меня есть одна идея, - осторожно произнес Хейден. - Но боюсь, она вам не понравится.
- Продолжайте.
- Декстер Митчелл.
Обычно безмятежное лицо президента, лицо уроженца штата Огайо, пошло морщинами.