Криспус закрыл глаза, покачал головой. Не прошло и минуты, как на столе его запел телефон. Звонил председатель суда.
- Иисусе Христе, Криспус.
- Это твоя женщина, Дек, не моя.
- Она хоть понимает…
- Деклан. Попроси, чтобы тебе принесли кислородную маску, надень ее и подыши немного, это успокаивает. Ради всего святого, она же поехала туда не для того, чтобы выяснить его мнение по поводу "Колеман против Миллера". Она просто любит старого козла.
- Да не в этом же дело!
- Ну, "дело" мы еще получим. Послушай, Кленнденнинн, скорее всего, и в сознание-то не придет, так что нам даже обсуждать будет нечего.
- Надеюсь.
- Что делает немалую честь твоим чувствам.
- Ты же понимаешь, о чем я.
- Твердая рука на штурвале, Деклан. Твердая рука. Дек? Алло?
Когда затренькал ее сотовый, Пеппер уже приближалась к отделению интенсивной терапии. Она вытащила из кармана трубку, откинула крышку, но тут ее придержала за руку медсестра:
- Вам придется отключить его, мэм.
Сестра выглядела готовой вырвать телефон из рук Пеппер, - пока он не привел к сбою всех систем жизнеобеспечения.
ТЕЛЕФОН СУДЬИ ОБОРВАЛ ЖИЗНЬ ГРЕЙДОНА КЛЕННДЕННИННА.
ПРЕДЪЯВЛЕНО ОБВИНЕНИЕ В УБИЙСТВЕ
Уже положив палец на кнопку отключения, Пеппер увидела на экране: "Дек".
Она остановилась, потом развернулась на 180 градусов и быстро прошла в ту часть больницы, где сотовые телефоны не считались смертоносным оружием.
- Я в больнице…
- Я знаю, что ты в больнице, - ответил он. - Видел тебя по телевизору. Тебе там не место.
- Господи, Дек, я же приехала сюда не для того, чтобы обсуждать с ним это чертово дело.
- Не важно. Я хочу, чтобы ты немедленно покинула больницу, Пеп.
На нее уже поглядывали. Она перешла на шепот:
- У него нет родных. Я просто хочу подержать его за руку, вот и все.
- Нет-нет-нет. Это не ваша задача, судья Картрайт. А теперь уходи. И так, чтобы все видели, как ты уходишь. Я хочу увидеть это по телевизору. Скажи журналистам, что ты с ним не разговаривала… что приезжала побеседовать с врачами, узнать, как он.
- Иисусе, Дек. Я не могу оставить его умирать в одиночестве.
- Ты не патронажная сестра. Ты член Верховного суда.
- А ты верховный мудак.
Пеппер нажала на телефоне кнопку "End" и вернулась в интенсивную терапию. Как правило, посетителей в это отделение не допускали, но, по-видимому, для членов Верховного суда здесь делали исключение.
Она провела у его постели полчаса, то присаживаясь, то вставая, то расхаживая по палате. Пересчитала аппараты, к которым он был подключен - девять. Поговорив с главой кардиологического отделения, главой отделения интенсивной терапии, директором больницы, Пеппер убедилась, что для него, для мистера Кленнденнинна, сделано все возможное. И что жить старику осталось недолго. В конце концов она подкатила к его койке стул, отыскала на руке Грейдона место, свободное от датчиков кардиографа и системы измерения уровня кислорода в крови, сжала это место пальцами и села.
Она прошептала старику:
- Я влипла из-за вас в такую историю, не смейте оставлять меня одну.
Внезапно за спиной ее поднялся какой-то шум, и Пеппер, на миг оглянувшись, увидела мужчин в черных костюмах и с головными телефонами. Чей-то командирский голос произнес:
- Мэм?
Она оторвала взгляд от старика: несколько крупных, мрачных мужчин. Один из них сказал:
- Мэм? Вы должны очистить палату.
Пеппер, словно не услышав его, снова повернулась к Кленнденнинну.
- Мэм!
Она услышала свое несколько раз повторенное имя, какое-то бормотание, однако никто на нее больше не рявкал. Две-три секунды спустя вновь поднялся шум, более громкий, палата стала наполняться людьми. Оглянувшись на дверь, Пеппер увидела пораженного горем президента. Глаза у него были красные. Увидела и Хейдена Корка, бледного и осунувшегося. Пеппер встала. С секунду она и президент смотрели друг на друга, не зная, как им поступить, а потом обнялись. Неизбежность смерти сближает людей. Даже Хейден Корк, всегда оставлявший впечатление человека, которого и мама-то родная ни разу в жизни не обнимала, даже он обнялся с Пеппер.
Разумеется, о приезде президента в больницу сообщили все телеканалы. По-прежнему сидевший в своем кабинете Председатель Верховного суда Хардвизер, услышав это сообщение, пробормотал: "Ну, великолепно".
Грейдон Кленнденнинн скончался в 5 часов 42 минуты пополудни. Перед смертью к нему ненадолго вернулось сознание. Он открыл глаза, увидел Пеппер, президента Соединенных Штатов, главу персонала Белого дома и улыбнулся, словно довольный тем, что у его постели собрались столь видные люди.
- Мы победили? - прошептал он.
Слова, конечно, трогательные, какими и должны быть последние слова, но далеко не идеальные. Пеппер все еще пыталась придумать ответ на них, когда веки старика сомкнулись.
Глава 32
ПОЯВЛЕНИЕ КАРТРАЙТ У СМЕРТНОГО ЛОЖА КЛЕННДЕННИННА ОТБРАСЫВАЕТ МРАЧНУЮ ТЕНЬ НА ДЕЛО, И БЕЗ ТОГО ОСЛОЖНЕННОЕ ТРЕБОВАНИЯМИ О ЕЕ ВЫВОДЕ ИЗ СОСТАВА СУДА
Среди тех заголовков, что появились в последующие дни, этот был один из самых умеренных.
Состоявшиеся на Арлингтонском кладбище похороны выглядели событием государственного значения. На них присутствовали: президент, все члены его кабинета (за вычетом одного, неизменно оставляемого в Белом доме на случай внезапного ядерного нападения) и - по настоянию Деклана - все девять членов Верховного суда.
Особенно бросалось в глаза присутствие Декстера Митчелла. Один из телекомментаторов прошептал в микрофон, что происходящее напоминает ему сцену похорон из "Крестного отца". Уж не подойдет ли, когда послышатся удары приколачивающих крышку гроба молотков, Благгер Форкморган к Хейдену Корку, чтобы условиться с ним о "встрече на нейтральной почве"?
Со времени смерти Грейдона Пеппер с Декланом не разговаривала. Правильнее сказать, Деклан не разговаривал с Пеппер. Роль посредника между ними исполнял Криспус.
Часы тикали, приближая день инаугурации, и времени на прекращение огня у армий Митчелла и Вандердампа уже не оставалось. Грейдона Кленнденнинна сменил на его последнем посту Филипп "Флип" Сойер, маститый знаток апелляционного права, работавший некогда в одной с Грейдоном адвокатской фирме, - бывший заместитель министра юстиции, общепризнанный Маттерхорн непредвзятости. Он позволил себе лишь одно публичное выступление, сказав, что не видит необходимости в составлении нового резюме дела и собирается начать с того места, на котором остановился мистер Кленнденнинн.
"Команда Митчелла" также выступала с успокоительными заявлениями, производя под их покровом лихорадочные маневры. Тело Грейдона Кленнденнинна еще не довезли до "Похоронного бюро Голера", что на Висконсин-авеню, а Благгер Форкморган уже подал в суд ходатайство об отсрочке слушания. Он сделал это из расчета на присущую Вандердампу любовь к упорядоченности; ненавистный душе этого уроженца Огайо хаос нарастал с каждым днем, что вполне могло побудить президента поднять руки вверх и уйти в отставку, прихватив с собой - в высших интересах страны - и вице-президента Шмидца. Кроме того, Форкморган направил повестки с вызовом в суд: а) президенту Вандердампу; б) Хейдену Корку; в) судье Пеппер Картрайт; г) находившимся у смертного ложа Грейдона агентам Секретной службы и д) всему персоналу отделения интенсивной терапии. Цель этого деяния состояла в том, чтобы - как выразился Форкморган - установить "истинный масштаб обсуждений ex parte, касавшихся дела "Митчелл против Вандердампа"". Президент Вандердамп, услышав это, попросил Хейдена Корка: "Посмотрите в Конституции, могу я отдать приказ о казни без суда и следствия?"
Выступая на посвященной этому развитию событий пресс-конференции, Благгер Форкморган сказал, что, как ни сожалеет он о том, что ему пришлось сделать, Картрайт по-прежнему отказывается выйти из числа судей, рассматривающих дело "Митчелл против Вандердампа". Цель у него была самая простая - создать впечатление сколь возможно большей предвзятости Пеппер. И он своего добился. Согласно проводившимся почти ежедневно опросам, 80 процентов граждан страны ожидали, что судья Картрайт отдаст свой голос Вандердампу. Аппаратчики Митчелла, ухватившись за эту цифру, рассылали по разнообразным телешоу своих агентов, дабы те визгливо требовали ее импичмента.
Пока же, продолжал Форкморган, "важнейшим обстоятельством является то, что выяснение упомянутого масштаба позволит нам выявить размах и содержание совершенно недопустимых собеседований, проводившихся обвиняемым и судьей". Разумеется, "обвиняемым" президент ни в каком смысле не был, однако само это слово обладало симпатичным криминальным оттенком.
А тут еще медсестра отделения интенсивной терапии, видевшая, как Пеппер обнималась с президентом и главой персонала Белого дома, поведала об этих объятиях репортеру. После чего Пеппер, президент и Хейден Корк, не сговариваясь, пришли к выводу о том, что ждать, когда кто-то ухватится за последние слова Грейдона и пустит их в розничную продажу, осталось уже недолго.
В зале судейских совещаний веяло таким холодом, что оставалось лишь удивляться - почему это ни у одного судьи не идет изо рта парок.
Пеппер, как самая младшая из членов суда, вошла в зал последней и, закрыв за собой дверь, постояла у нее, ожидая, не попросит ли кто-нибудь из судей налить ему кофе. Обычно Сильвио с большим удовольствием требовал от нее этой лакейской услуги, - но не сегодня. Направляясь к своему месту, Пеппер прошла мимо Деклана и ощутила запашок мяты. "О господи", - подумала она, - хотя, с другой стороны, кто решился бы сейчас бросить в него камень? Она и сама с удовольствием приложилась бы сегодня к бутылке.
Председатель начал с изложения нескольких успокоительных административных и хозяйственных вопросов, а покончив с ними, глубоко и приметно вздохнул и сказал:
- Думаю, прежде чем мы займемся всем этим, будет правильным спросить, не имеется ли у кого-либо из вас замечаний… общего характера.
Все молчали. Большая часть судей смотрела в стол - с таким вниманием, точно на его поверхность проецировался хороший кинофильм.
- Я думаю, мы могли бы… по крайней мере… - начал наконец Мо Готбаум: так медленно, как если бы слова его были ведрами с водой, которые он вытягивал одно за другим из глубокого колодца, - обсудить вопрос об отводе судьи.
Сказанное им секунду-другую повисело в воздухе. Затем Мо добавил тоном более живым:
- Я понимаю, что такое решение может быть только личным. И вовсе не имел в виду какое-либо принуждение. Однако при прочих равных условиях для всех нас имело бы смысл, по крайней мере, обсудить этот вопрос… как таковой.
- Кто-нибудь видел статью в "Юридическом вестнике"? - решился наконец открыть рот и Сильвио.
Вопрос его породил молчание осязаемо неловкое, поскольку статью, написанную деканом юридического факультета Фордэмского университета - alma mater Пеппер (о боже, боже), - читали все. Озаглавлена она была так: "Самоотвод сейчас или импичмент несколько позже?"
- Я читала ее, - сказала Пеппер.
- Да? - с нехарактерной для него краткостью отозвался Сильвио. - Ага. Ну тогда…
Душераздирающее молчание.
- Шеф, вы позволите мне сказать несколько слов? - спросила Пеппер у Деклана.
- Конечно.
- Во-первых, - сказала она, - я хочу извиниться перед вами. Я сделала то, что сделала, потому что считала себя обязанной поехать туда. Что касается объятий, каждый, кому случалось оказаться вблизи смертного ложа, знает, как это… происходит. Никакого обмена приветствиями между заговорщиками там не было.
- Да, но то было отнюдь не простое смертное ложе, - брюзгливо отметил судья Харо.
- Я в курсе, Майк, - ответила Пеппер. - Есть и еще кое-что, о чем вам, по-моему, следует знать. Перед тем как испустить дух, мистер Кленнденнинн спросил: "Мы победили?"
Судьи просто смотрели на нее. Никто не произнес ни слова. В конце концов Пэги Плимптон спросила:
- Кто-нибудь мистеру Кленнденнинну ответил?
- Пока я пыталась придумать, что сказать, он умер.
Послышался рокот - низкий рокот, показавшийся поначалу звуком, с каким втягивают воздух пораженные бронхитом легкие, но быстро проявивший истинную свою природу: то был смех. Он исходил от судьи Криспуса, исходил из самой глубины его существа, как лава исходит из вулкана. Плечи Криспуса содрогались, в глазах его стояли слезы, руки стискивали край совещательного стола.
- Я, аха… ахаааа… простите, простите. Это вовсе не… хаааа-хааа-хаааааа. Я просто… хааааа…
Рутинерша смотрела на него, как смотрит истовая прихожанка на епископа, пукнувшего во время чтения Нагорной проповеди. Несколько финальных содроганий - и Криспус вытер платком глаза.
- Прошу прощения, - сказал он. - Я просто…
Засим последовало новое извержение, по завершении коего Криспусу удалось выдавить:
- Простите. Простите.
Наступило молчание, нарушаемое лишь тиканьем старинных часов.
- Я думаю… - начал председатель суда.
- Вы позволите? - перебила его Пеппер.
Деклан молча повел ладонью: говорите.
- Я понимаю, что решение о самоотводе должна принять я сама, и хочу поблагодарить Мо, напомнившего мне об этом. Однако никакого обсуждения ex parte не было. И в этих обстоятельствах я предоставляю вам решить, вправе ли я голосовать по "Митчеллу". - Она встала. - Я подчинюсь любому решению, какое вы примете.
- Нет-нет, - сказал Деклан и звучно прихлопнул ладонью по столу. - Так у нас дела не делаются.
- У вас есть идея получше?
- Это ваше решение. И не просите, чтобы мы приняли его за вас. Возьмите ответственность на себя. Речь идет о вашей совести. О вашей чистоте. А подтвердить их наличие простым голосованием никто не может.
Пеппер еще составляла мысленно ответ на эту тираду, когда судья Харо негромко, но очень отчетливо осведомился:
- Применимо ли в данном случае слово "чистота"?
Пеппер резко повернулась к нему.
- Знаете, Майк, - ровным тоном произнесла она, - я давно уже хочу сказать вам кое-что. А именно: поцелуйте меня в жопу.
Насколько нам известно, за всю историю Верховного суда такие слова в его совещательном зале еще ни разу не произносились. Все словно окаменели. Председатель суда взирал на Пеппер с ледяным презрением.
- Я буду у себя, - сообщила, беря со стола бумаги, Пеппер. - Когда проголосуете, уведомьте меня о результате.
Пеппер погрузилась в цепенящие разум мелочи: переписала черновик уже просроченного заключения, проверила точность его ссылок и даже пересмотрела еще не оплаченные ею счета, - всем этим она занималась, пока не начала ощущать себя подобием зомби. Взглянув наконец на часы, она обнаружила, что прошло почти сто двадцать минут. Долго же они голосуют. Или эта задержка предвещает события более грозные? Может быть, коллеги составляют петицию, призывающую ее к добровольной отставке? А то и статьи постановления об импичменте? Нет, сказала она себе, вспомни университетский курс конституционного права - такими делами занимается конгресс.
В конце концов кто-то постучался в дверь кабинета. Пеппер подняла на нее взгляд, ожидая увидеть Криспуса, присланного в ней в качестве скорбного вестника. "Я пытался отстоять вас, девочка моя, но без толку: они считают, что самое правильное для вас - подать в отставку…" Но нет, в дверь вошел Деклан, выглядевший не то пьяным, не то секунду назад получившим звучную оплеуху.
- Выглядишь препаршиво, - сказала она.
Деклан опустился в стоявшее напротив ее стола кресло.
- Как ты? - спросила Пеппер.
- Как ты и сказала - препаршиво.
- Ты снова?..
- Да нет, пропустил рюмочку перед совещанием, вот и все. Я, наверное, мог бы сейчас и бутылку высосать, но, боюсь, не поможет.
Молчание.
- Ну так что, вы решили, что мне среди вас не место? - спросила Пеппер.
- Нет. Дело не в этом.
- А в чем? Вид у тебя такой, точно тебе гигантский броненосец ползадницы откусил.
- Криспус мне все рассказал.
- О чем?
- О ФБР. И о Харо.
- Черт, он не должен был это делать.
- Не знаю с чего и начать. Поэтому начну с извинений.
- Извинениями мне здесь никто не обязан.
- Я поговорил с Майком. С глазу на глаз.
- По-твоему, это было разумно - в разгар нашей дурацкой бури?
- Речь идет о принципах, Пеппер.
- Проклятье, да меня уже тошнит от принципов. Вандердамп баллотировался из принципа, и посмотри, чего он добился. Страна того и гляди взорвется. А обязанности детонаторов взвалили на нас. Принципы. От них-то все наши беды и происходят. Я не желаю ничего больше слышать о принципах.
Как ему следует отнестись к этой декларации, Деклан, похоже, не знал.
- Так что же имел сказать мистер Чистота? - спросила Пеппер.
- Не многое.
- Он мог просто-напросто отпереться от всего. Доказательства-то я уничтожила.
- Доказательства ты уничтожаешь так же умело, как пользуешься нашим "Интранетом". Криспус вытащил обрывки из мусорной корзины и склеил их заново.
- Ах он, скользкий…
- Я показал листок Майку. И вот эта часть нашей беседы доставила мне огромное удовольствие. Он, как то и следует, побледнел. Начал лепетать что-то о гестаповской тактике и процессуальном праве. Очень мне хотелось попросить его подать в отставку.
- Мера немного драконовская, ты не находишь?
- Драконт изображен на фризе Большого зала - ты, наверное, заметила.
- Еще бы. Рядом с Моисеем и Десятью заповедями, в которых его борода закрывает все "Не". Тебе, кстати, следовало бы что-то сделать с этим. Так чем все закончилось?
- Закончилось тем, что я обязал его извиниться перед тобой на совещании суда, оно начнется через пятнадцать минут. За попытку запятнать твою чистоту. А затем ему придется предложить тебе отказаться от самоотвода. И насколько я могу судить, все остальные его поддержат. Что касается утечки информации и ФБР, об этом ничего больше сказано не будет, никем и никому. Тебе же придется извиниться перед ним - за предложение поцеловать тебя в жопу.
- Чисто сработано, шеф, - сказала Пеппер. - Очень чисто.
- Да, - ответил Деклан. - Я тоже так думаю.