- Ахх! - произнес президент с интонацией человека, который лежит на столе хорошего массажиста. - Это искупает все остальное. Ладно, какой у вас размер?
- Размер, сэр?
О чем он, черт подери, спрашивает?
- Обуви.
Самый могущественный в мире человек скрылся в большом одежном шкафу и вышел оттуда, держа в руках пару женских тапочек для боулинга - восьмого размера. Тапочки были красно-бело-синие, а на носках их красовалось по маленькому орлу.
- Я их сам спроектировал, - сказал президент и добавил: - Только, если можно, не говорите об этом никому. У меня нынче хватает проблем и без прессы, ржущей над тем, что я расходую мое свободное время, - которого у меня, вообще-то говоря, и нет, - на проектирование патриотических тапочек для боулинга.
- Ни слова ни единой душе, сэр.
- Господи, до чего же тут хорошо и тихо, - сказал президент. - Наверху может весь мир взорваться, а отсюда и не услышишь ничего. Хотя, конечно, если он взорвется, мне об этом доложат. Меня по восемнадцати раз за ночь будят, чтобы доложить о том, что я и так узнаю утром. Наверное, это такое приложение к личному самолету, лимузину и бесплатному жилью. Ну хорошо, судья, мы с вами оказались здесь. Прав ли я, полагая, что вы спрашиваете у себя: "Какого черта я тут делаю и что ему от меня нужно?"
- Это было бы… да, сэр. У меня как раз сейчас мелькнул в голове этот вопрос.
Президент, улыбнувшись, сказал:
- Я хочу выдвинуть вашу кандидатуру в члены Верховного суда.
У Пеппер округлились глаза.
- Верховного суда… чего, сэр?
- Соединенных Штатов.
Президент взял шар, тщательно прицелился и пустил его по дорожке. Шар сбил почти все кегли, стоять остались лишь две - самые крайние.
- Душераздирающее зрелище, - сказал он. - Только брешь пробил. То же самое случилось на прошлой неделе с Майклсом на турнире "Байер Классик". Впечатление было такое, что он просто не может попасть в воротца. Вы, наверное, не…
- Нет, сэр, я этого не видела.
- Дьявольски интересный был турнир. Сплошные импровизации. Боб Репперт выдал шесть страйков подряд.
- Да, на это, наверное, стоило посмотреть.
- Ну еще бы.
Президент пустил второй шар и сбил одну из оставшихся кеглей.
- Девятка и спэйр - это большая разница. Дорожка ваша, судья.
Первый шар Пеппер ушел в "канаву". Второй, неторопливо прокатившись посередине дорожки, сбил все десять кеглей - так медленно, что ей показалось, будто они валятся по очереди, одна за другой.
- О, прекрасно, судья. Прекрасно. Давайте ненадолго присядем. Вы видели, что произошло с двумя моими последними кандидатами в члены Верховного суда?
- Да, сэр, ну, то есть я смотрела по телевизору часть слушаний.
- То, что они сделали с этими двумя, просто позор.
- Мне это показалось… политической игрой.
- Сенатор Митчелл. Он меня очень не любит. Впрочем, меня там никто не любит. Но им не следовало отыгрываться на двух достойных людях. Однако все это в прошлом. Они повеселились. Теперь мой черед.
И внезапно Дональд Вандердамп показался Пеппер не таким уж и мягким. В глазах его вспыхнуло мефистофельское лукавство, совершенно не вязавшееся с тапочками и курткой для боулинга.
- Я собираюсь предложить им кандидата, от которого у них случится полноценный эпилептический припадок. - Президент слегка всхрапнул. - И самое замечательное, что они ничего с ним сделать не посмеют. О, это будет забавно. Очень забавно.
- Сэр, - произнесла Пеппер, - можно я кое-что скажу?
- Ну разумеется, - радостно ответил президент.
- Я, конечно, польщена тем, что ваш выбор пал на меня, однако, если вы не против, я бы отличнейшим образом обошлась без этого.
- О нет, - сухо ответил президент. - Поздно. Все уже решено.
- Решено?
- Мной, судья, - уже без всякой улыбки сообщил он. - Ваша страна нуждается в вас. Простите, что выражаюсь языком армейского плаката. Но положение именно таково.
Пеппер вдруг почувствовала себя запертой в замкнутом пространстве.
- Я понимаю, вам хочется свести счеты с сенаторами, сэр, но ведь вы собираетесь воспользоваться для этого моей жизнью. А мне она нравится такой, какая есть. - И Пеппер прибавила: - Не сочтите меня неблагодарной.
- Вы не хотите попасть в Верховный суд?
- Я этого не говорила, сэр. Я имела в виду…
- Что?
- Господин президент, я ведь судья-то телевизионный, - напомнила ему Пеппер.
- Вы были и настоящим судьей.
- Ну да, в суде первой инстанции. Но я думаю, из этого вовсе не следует, что моей квалификации хватит для работы в Верховном суде.
- Судья Картрайт, - произнес президент, постаравшись подпустить в свой голос толику раздражения, - вам не приходило в голову, что я это мое предложение пусть и самую капельку, но обдумал?
- Разве что самую капельку.
- Квалификация у вас более чем достаточная. Помилуйте, да согласно Конституции, для того чтобы заседать в Верховном суде, даже судьей быть не обязательно.
- Если бы мы следовали этому правилу, возможно, Верховный суд был бы получше нынешнего.
- Вот и я о том же.
- Я пошутила, сэр.
- Я навел о вас справки в "Гугле", - сказал президент. - Звучит почти неприлично, правда? Мой персонал просто с ума сходит, когда я захожу в Интернет. Скорее всего, они думают, что я обшариваю порнографические сайты и это того и гляди выплывет наружу. Так или иначе, я о вас кое-что знаю. Техас. Обзор судебной практики в Форэме - отличный, кстати сказать, университет. Высшего класса, но позволяющий начинать с нуля. Работа клерком у федерального судьи в Калифорнии, стажировка в прокуратуре, суд первой инстанции в Лос-Анджелесе, затем "Шестой зал суда".
Пеппер неловко поерзала в кресле:
- Вы неплохо управляетесь с "Гуглом", сэр.
Президент кивнул.
- Я временами думаю, что при той информации, какую из него можно выкачать, ФБР и ЦРУ нам попросту ни к чему. - Он задумчиво насупился. - Мы могли бы сэкономить на их бюджете. Объединить ФБР и ЦРУ в министерство "Гугла". Хм. Об этом стоит подумать. Однако, пока они существуют, эти ведомства проведут на ваш счет рутинное расследование - не говоря уж о пяти грандильонах журналистов, которые постараются заработать Пулитцеровскую премию, доказав, что в шестнадцать лет вы курили травку. Вы в шестнадцать лет травку курили?
- Нет, сэр.
- Какое облегчение.
- Я отложила это дело до семнадцати.
Президент некоторое время молча смотрел на нее, потом сказал:
- Что же, полагаю, каждый, кто не курил в юности травку, выглядит в наши дни странновато. А…
- Кололась ли я героином? Нет, сэр.
- Вот и отлично, - обрадовался президент. - Стало быть, с этой стороны нам опасаться нечего. Однако, как вам известно, сенаторское слушание - штука не для слабонервных. Можете спросить об этом у судей Куни и Берроуза. И поскольку вы здесь и мы затронули эту тему, скажите, много ли скелетов громыхают костями в вашем платяном шкафу?
- В моем шкафу такой бардак, что места для скелетов там не хватает.
- Хороший ответ, - сказал президент.
- Поэтому они у меня по дому болтаются.
- Дело Руби.
- Да, это один из моих призраков, сэр.
- Боже мой, но ведь вас тут винить не за что. В шестьдесят третьем вас и на свете еще не было.
- Нет, но… - Пеппер вздохнула. Эта тема не принадлежала к числу ее любимых. - Но, если говорить об общей рубрике "грехи отцов"… Собственно, там и греха-то не было, per se. Разве что неверная оценка ситуации. Комиссия Уоррена папу полностью оправдала. Однако это событие, можно сказать, изменило всю его жизнь.
- Расскажите о нем. Если вам не трудно.
Пеппер поколебалась, однако, понимая, что президент предлагает ей отрепетировать рассказ, который она, скорее всего, так или иначе вынуждена будет повторить, начала:
- Папа прослужил в полиции Далласа недолго, всего несколько месяцев. В воскресенье, которое последовало за убийством президента, ему поручили охрану гаражного входа в полицейское управление в тот день, когда туда должны были привезти Освальда. Ну и вот, стоит он на посту, и к нему подходит тот мужчина, - комиссия Уоррена установила, что он там действительно прогуливался и ничего больше, - видит какую-то суету и суматоху и спрашивает у папы: "Что у вас тут творится?" Папа отвечает: "А это сюда Ли Харви Освальда должны привезти, который президента Кеннеди застрелил". Мужчина говорит: "Да ну, правда? Ничего, если я на него взгляну? Будет о чем внукам рассказать". Папа, он папа и есть, человек по преимуществу милый, дружелюбный, ну, он и сказал: "Да наверное, вреда от этого никому не будет". А мужчина оказался Джеком Руби.
Президент задумчиво покивал.
- Сами понимаете, какую взбучку папа в итоге получил. Однако для всех - кроме людей, зарабатывающих на жизнь теориями заговора, - было более чем очевидно, что ни к какому заговору он причастен не был. Он был просто-напросто Роско Картрайтом. Патрульным Далласского управления полиции. Хотя полицейская его карьера на этом и закончилась.
Президент покивал снова.
- Папа стал очень набожным. После переживаний, подобных этому, такое случается со многими. Другое дело, что "подобных этому" вообще-то и не бывает. Папа подался в разъездные продавцы Библии. Это у него получалось лучше, чем несение постовой службы. Он заработал хорошие деньги. И очень скоро обзавелся собственной дистрибьюторской сетью. Потом родилась я, и родители купили домик в Плейно, неподалеку от Далласа. Мама преподавала в средней школе английский язык и литературу. Меня и назвали-то в честь героини Шекспира. Пердита. Однако отец решил, что это имя выглядит слишком уж по-мексикански, и кончилось тем, что я обратилась в Пеппер. Призрак номер два вас интересует?
Президент покивал еще раз.
- Мама увлекалась гольфом. Родители записались в маленький деревенский гольф-клуб, носивший название "Сельский клуб "Райская долина"" - звучит, если вдуматься, довольно иронично. Как-то в воскресенье, после полудня, - мне еще и десяти не было - она сказала: "Пойдем, моя сладкая, мячик погоняем". Папа заявил: "Элен, нехорошо играть в гольф в священный день отдохновения". В той части белого света воскресенье все еще именовали "священным днем отдохновения", - во всяком случае, тогда. А мама сказала: "Роско Картрайт, я целую неделю тружусь как ишачиха, преподаю, работаю чуть ли не во всех благотворительных организациях города и совершенно не понимаю, почему благой Господь забьется в истерике, если я поиграю в гольф в мой свободный день". Папа надулся и удалился в гараж, чтобы поиграть там со своими инструментами, - мужчины всегда так делают.
Президент Вандердамп покивал опять - на сей раз в знак согласия.
- Мы добрались до четвертой лужайки. И неожиданно началась гроза. В тех местах такое часто бывает. Мама сказала: "Беги, спрячься под деревом, милая, а я еще разок ударю по мячу". Ну а потом…
Голос Пеппер пресекся.
- Простите, - сказал президент.
- Она стала двенадцатым в том году человеком в США, убитым молнией на поле для гольфа. Я прочитала об этом в газете - вместе с сотней статей, твердивших, что никакой молнии не было, а был, сами понимаете, заговор.
- Вам пришлось нелегко.
- В этом смысле наша страна выглядит временами на редкость смешной. Есть люди, которые просто-напросто отказываются принимать очевидное. Хотя папа не счел случившееся результатом заговора. Он счел его prima facie свидетельством того, как Всемогущий относится к людям, играющим в гольф в священный день отдохновения. Произнес замечательную надгробную речь. Тут-то и выяснилось, что у него своего рода талант по части выступлений перед публикой. Наверное, изучение Библии сказалось. Он процитировал любимый мамин сонет Шекспира. Тот, в котором говорится:
Ничто не может помешать слиянью
Двух сродных душ. Любовь не есть любовь,
Коль поддается чуждому влиянью…
Так или иначе, он подождал, пока мы вернемся домой, а уже дома свалился в том, что тогда называли нервным срывом. Серьезным нервным срывом. Приехали санитары и увезли его в место, которое в те дни именовалось либо "домом отдыха", либо "фермой радости". Я перебралась к деду - папиному отцу, - к Джи-Джи. Он у нас шериф в отставке. В общем-то он меня на самом деле и вырастил. Очень милый старикан, но жесткий, как солдатский сапог. Желаете услышать о призраке номер три, сэр?
- Продолжайте, - сказал президент.
- Ну так вот, в том "доме отдыха" подвизались большие поклонники электрошоковой терапии. Папу они отпустили домой через три месяца. Какое-то время он просто сидел в кресле, пуская слюни и глядя в экран телевизора, даже выключенного. Я слышала, как Джи-Джи сказал однажды: "Похоже, они пропустили через мальчика столько электричества, что хватило бы товарняк прогнать отсюда до Эль-Пасо". Джи-Джи большой мастер слова.
Как бы там ни было, в конце концов папа слюни пускать перестал. И однажды вечером объявил за жареной курицей, что ему открылся абсолютно новый смысл его жизни - он должен свидетельствовать о Слове. Джи-Джи просто выкатил на него глаза и сказал: "Передай мне крекеры". Но папа говорил серьезно. Он купил на свои сбережения старый склад и переделал его в церковь, которую назвал "Первой Скинией Дня Отдохновения в Плейно". И вместо распятия приколотил к стене мамины клюшки для гольфа. Молния, ну, в общем, приварила их одну к другой. На меня, - Пеппер вздохнула, - это произвело сильное впечатление.
Папа начал свидетельствовать о Слове, и довольно скоро у него образовалась собственная паства. В то время кабельное телевидение только еще начиналось, ему нужно было заполнять чем-то эфирное время, вот оно и ухватилось за папу. Его "Час Всевышнего" назывался "Аллилуйя для всех" - и сейчас так называется. Очень скоро он стал большим человеком. Возможно, вы о нем даже слышали. Преподобный Роско. Церковь разрослась, у нее теперь двенадцать тысяч прихожан. Папа каждый год устраивает большое барбекю. Приезжает губернатор, да и все политики штата тоже. Если честно, я думаю, что им больше всего нравится его личный реактивный самолет. "Дух Один", так он называется. Папа посылает его за ними.
В общем, пока папа приобретал славу проповедника, я жила с Джи-Джи. Он водил меня в суд, в тюрьму, научил стрелять. Я хорошо управляюсь с пистолетами. Хотя, наверное, говорить об этом громко не стоит - вдруг наш разговор подслушивают люди из Секретной службы. Как раз Джи-Джи и настоял на том, чтобы училась я на востоке страны. Хотел убрать меня подальше от мира Роско. К этой его благочестивой возне Джи-Джи всегда относился с большим сомнением. Я отправилась в Коннектикут, в школу-интернат. Всех девочек там звали либо Эшли, либо Мередит. Там я впервые поняла, что лето можно где-то "проводить". Я попала в общество, совершенно для меня непривычное. Сами понимаете, другим девочкам не доводилось разговаривать в тюрьме с убийцами и большинство их не отличало ствол пистолета от рукоятки. И пускать табачный дым кольцами они тоже не умели. Вот, собственно, и все. Остальное вы уже выяснили в "Гугле". Так вы по-прежнему относитесь к вашей идее серьезно?
Внимательно слушавший ее президент Вандердамп ответил:
- Да. Более чем. Разумеется, ситуация складывается необычная. Но думаю, вы именно та, кто при таком раскладе и требуется.
- Я никак не могу избавиться от чувства, что это шутка и только я одна ее не понимаю, - сказала Пеппер.
- Я предложил сенату двух самых выдающихся юристов страны, и сенаторы просто-напросто высморкались им на головы.
- И следующим носовым платком стану я?
- Нет. Если мы правильно разыграем наши карты, вы станете следующим членом Верховного суда США. Вы напрасно себя недооцениваете, Пеппер. Вы - телезвезда. Кое-кто называет вас "Опрой нашей судебной системы". Вы нравитесь людям. - Он хмыкнул. - А я жду не дождусь возможности увидеть физиономию Декстера Митчелла, которому никак не удается понять, что же ему теперь делать…
- Обосраться или свихнуться?
- Право же, судья, - сказал президент. - Такие слова, да еще в присутствии президента США…
- Это вы у нас политик, не я, - отозвалась Пеппер. - Но знаете, мне кажется, на следующих выборах все это может выйти вам боком.
- Открою вам маленькую тайну, - сказал президент, - но только пусть она тайной и останется. Хорошо?
- Да, сэр, думаю, мне удастся ее сохранить.
- Я не собираюсь снова баллотироваться в президенты.
Пеппер вытаращила глаза:
- Нет? Это немного необычно.
- Разумеется. Я считаю, - и вы можете проверить в "Гугле", прав я или не прав, - что президент, который проводит четыре года, не хлопоча о своем переизбрании, может добиться гораздо большего, чем тот, который каждую секунду каждого дня трясется над своим рейтингом. А как легко заметить, - улыбнулся он, - я потратил два с половиной года вовсе не на попытки стать самым популярным в стране человеком.
- Да уж, - согласилась Пеппер. - Что нет, то нет.
- На Капитолийском холме меня ненавидят. А почему? Потому что я накладываю вето на их билли о расходах. Да что уж там, я разъярил их настолько, что они даже начали собирать подписи, которые позволят внести в Конституцию поправку, ограничивающую правление президента одним сроком. И только для того, чтобы достать меня! Боже милостивый. Это все равно что ввести сухой закон, чтобы удержать от пьянства одного-единственного человека. А пока они довольствуются тем, что развешивают по фонарным столбам моих кандидатов на место, освободившееся в Верховном суде. Ладно, не позволяйте мне заводиться на тему "Конгресс Соединенных Штатов". Что касается вашей кандидатуры, - он прихлопнул Пеппер по колену и ухмыльнулся, - они быстро обнаружат, что вздернуть на виселицу вас - задача не из легких. Итак, судья Картрайт. Готовы вы послужить вашей стране?
- А менее зловещую формулировку придумать нельзя?
- Ну да, звучит зловеще, не так ли?
- Я могу все обдумать?
- Да. Разумеется. Однако ответ я хотел бы получить в понедельник.
- Может быть, лучше в пятницу, а? Неделя мне предстоит суматошная. Начинается оценка рейтингов и…
Президент молча смотрел на нее.
- Юная леди, - наконец сказал он, - я пришел к вам с богатыми дарами, а не с предложением как-нибудь встретиться со мной за ланчем.
- Да, сэр. Простите, сэр. Я не хотела показаться неблагодарной. Просто, понимаете, любое решение дается мне с великим трудом.
- Вы же судья. Принимать решения - ваша работа.
- Видите ли, в чем дело, я родилась под знаком Весов.
Президент покачал головой:
- Вы только на слушаниях об этом не говорите.