* * *
Я начал постепенно обживаться, подыскивать себе подходящую комнату. Облазил весь замок…
Некоторые комнаты в замке были просто как черные дыры: кто бы в них не зашел или что бы в них не оставили - все пропадало. Были комнаты без потолка и, соответственно, без пола. Я любил, сидя у провала в таких комнатах, смотреть вниз, в другую комнату, как в колодец. Иногда, покурив, я засыпал на полу, просыпался от того, что внизу начинали шуметь. Так я однажды увидел мистера Скоу, который в растерянности ходил по комнате внизу, спотыкаясь о выкорчеванные половые доски, ощупывал свое пальто, карманы, снимал папаху, приглаживал волосы, перебирал какие-то коробки, смотрел в окно… и был похож на сумасшедшего в своей палате. Замок был настоящей клиникой. Я стал подумывать о вагончике, бродил по деревне, искал подходящий… Постоянно путался… все дома были одинаковые, чем-то они походили на партизанские постройки. Сразу было трудно понять, какие из них обжиты, а какие нет. Пустовавшие вагончики были в жутком беспорядке, но все равно мало чем отличались от занятых. Я не сразу привык. Закутков в Хускего много. Между домиками тропинки, обсаженные кустами и деревцами, на ветвях которых какие-нибудь игрушки или штучки болтаются, за кустами и деревцами огороды, за огородами сады, а в них снова домики, домики, и живут в них люди или нет, сказать совсем не просто…
Некоторые тропинки вились вокруг одних и тех же вагончиков. Покрашены все домики были одинаково: в красно-бело-зеленые и вдобавок синие и оранжевые цвета. Поэтому первое время мне казалось, что домиков в Хускего гораздо больше. Например, вагончик Фредерика и Иоакима находился чуть в стороне от других. Если я шел к нему мимо пирамиды через сад Эдгара, то вначале видел пристройку их кухни (сам дом выглядел просто массивной зеленой постройкой с фонарями над входом в кухню), и узорчатую террасу с полосатыми красно-белыми столбиками не было видно совсем; если я топал из замка через сад Патриции и Жаннин, то видел их террасу, часть патио, полянку с местом для костра, на которой могли быть забыты беленькие стульчики; а когда я терялся и выходил к домику Ивонки, то шел уже оттуда и выходил к огороду Иоакима, откуда видна тыльная, запущенная часть дома братьев, и было совершенно очевидно, что это обычный строительный вагончик. Короче, как ни пойдешь, отовсюду он разный!
Домик Гюнтера найти было тоже совсем не просто. Он притулился к трем постройкам: мастерской, пустому вагончику, в котором окотилась кошка Марианны (мы с Дангуоле пошли смотреть котят и попали вместо этого в мастерскую, где нас, держащихся за руки, увидела жена Гюнтера и улыбнулась), и ангару. Домик был такого скромного и неприметного вида, точно подражал хозяину, застенчивому до крайности немцу; казалось, домик мог сжиматься и даже прятаться за елки, уходя от смущения под землю. Был он построен робко и неуклюже, это чувствовалось сразу. Строили его годами, и до сих пор чего-то в нем не хватало, где-нибудь что-то топорщилось, какая-нибудь доска отломилась, оголив прокладку, зубья проволоки, клочья стекловолокна.
Я несколько раз искал Гюнтера и попадал в мастерскую, которая напоминала казарму. В ней устраивали барбекю, возле дерева, что проросло сквозь бетонный пол, от него во все стороны тянулись впечатляющие трещины. Ветвистое сильное дерево уходило вверх, в небо, сквозь пролом в крыше! Меня это завораживало. Попадая в мастерскую, я оставался в ней на несколько часов. Что-то меня там постоянно задерживало. Я сидел на полуобгоревшей покрышке, глядел на ствол дерева, поднимал глаза от пролома в полу к пролому в крыше, посматривал на обшарпанные стены, выглядывал в пробитые и обросшие мхом окна, перебирал ржавые инструменты, рылся в металлических коробочках, изображая слесаря, вспоминал моего мастера на седьмом судоремонтном заводе, бродил по каменному полу, пиная какую-нибудь крышку от банки, повторяя "как это все бессмысленно!.. как бесполезно!..", курил, разглядывая прекрасные трещины, сквозь которые пробивались сорняки. Из мастерской потихоньку переходил в ангар, в котором была просто свалка. Оттуда можно было не уйти вообще. Там можно было остаться навеки: столько всего там было!
Чаще всего мне приходилось бродить по деревне в поисках старика Винтерскоу…
* * *
Как-то тихим вечером я сидел в своем вагончике один (Дангуоле уехала на похороны дяди, а, как позже выяснилось, попала на свадьбу брата), думал… ставил водочные компрессы на ногу, делал коктейли, топил печь… выдавливал письмо матери…
Зашел старик. Попить чайку или поболтать. Я не разобрал его предлога. Он его недостаточно разжевал.
Спросил про ногу. То да се. Слово за слово… Котенок прыгнул ему на колени. Старик гладил его, восторгался: "Какие голубые глаза!.."; сказал, что у меня самая лучшая печурка в Хускего. Улыбался. У меня поднялось настроение. Я ему искренне обрадовался: больше не мог мучиться с письмом, не мог придумывать матери детали того вымышленного мира, который я и мой дядя посредством редких писем и телефонных звонков выстраивали у нее в воображении, - все это изводило меня. Я готов был говорить с ним хоть всю ночь, лишь бы не возвращаться к письму.
Старик пришел не просто так. Это было очевидно. Он никогда просто так не заходил. Он, конечно, хотел что-то сказать. Как всегда, начал издалека. Сделал вид, что ни с чем таким не пришел; сделал вид, будто по-приятельски зашел, так просто… Я налил чаю. Он сказал, что зашел, потому что долго размышлял над моими словами…
Я поинтересовался, над какими именно, - к несчастью, дабы произвести на него сильное впечатление, я много всяких глупостей успел посеять в его уме. Теперь у него было достаточно поводов для начала любой беседы.
Он вспомнил, что я как-то ему сказал, что датчане мне интересны, они кажутся мне загадочными…
Я подтвердил…
Он спросил:
- Вы все еще так считаете?
Я кивнул.
- Очень странно, - пробормотал он, - очень странно… Датчане народ пустой, ничем не выдающийся, а язык?.. что вы скажете о языке?..
- Это необычный язык, - сказал я. - Чем-то отдаленно напоминает нидерландский…
- Примитивный! - отрезал он, но, не остановившись на этом, запальчиво начал ругаться: - Язык кухарок и фермеров! На этом языке великих вещей не выразишь! Так, как на латыни или санскрите, например… Датский язык, молодой человек, очень ограничен, очень. Вы этого еще не понимаете, потому что не говорите, не знаете этого языка в должной мере, чтобы почувствовать эту нехватку… А вот когда выучите и попробуете общаться, вы тогда поймете, как не хватает слов для того, чтоб о себе рассказать! Только о себе рассказать, не говоря о вещах космических, не говоря о философии! Куда там! Без заимствованных слов не обойтись. В датском очень, очень много заимствованных слов. Теперь датский в точности, как наши магазины техники, в которых практически ничего нашего не продается. У нас нет такого богатства, такого языкового наследия, как у немцев в философии, у французов, итальянцев, русских или англичан в литературе. По-датски не было написано ничего, что можно было бы сравнить с такими шедеврами, как Божественная комедия, Госпожа Бовари, Война и мир… Никого, кого можно было бы рядом поставить с Боккаччо или Достоевским…
- Был Кьеркегор…
- Ах, да это исключение из правил. Он в нашей истории случайный гений, я вам так скажу. А гений, как дух, выражается знаками, не словами. Гению все равно, чем себя выражать. Это редчайший дар в веках. Да и тот до сих пор не оценен… Не понят до конца… Ох, если бы он был оценен и понят, мы жили бы совсем в другой Дании! А тут, - он постучал пальцем по ручке кресла, заземляя нас окончательно, - этого нет вообще. Даже близко. В этой глубинке… Хм… Тут одна мышиная возня. В этом месте собраны исключительно невежественные представители датской нации. Мне даже неловко перед таким талантливым и образованным молодым человеком, как вы, что вам приходится сталкиваться с этой бездной невежества тут. Но это, может, и хорошо. У вас хотя бы не будет иллюзий на этот счет.
Понизив голос и глядя на меня с какой-то мистической болью, он сказал:
- Они не читают книг… Они не читают книг вообще! Они только играют музыку и курят гашиш. Из поколения в поколение. Я видел беременных женщин, которым теперь пятьдесят, как они курили гашиш. И потом родились вот эти парни, которые…
Он сделал паузу, вздохнул.
- Да и что от них ждать, - продолжил он, - если их матери, вынашивая их, курили гашиш! Гашиш! Беременные! Нудистки! Они теперь тоже играют музыку и курят гашиш. Только играют и курят! Тот же Фредерик… Еще бы мы могли на него полагаться! Чему тут удивляться? Мусор не вывезен - водостоков нет как нет - электрик уже в караване, уже пьяный и с какой-то оравой таких же пьяных… мочатся на кусты мяты и наши ивы! Возмутительно! - Он глянул на меня и мгновенно остыл, собрался: - Но я зашел, чтобы предложить вам задержаться на зиму Вы ведь не собирались никуда ехать, не так ли? Вот и замечательно… Дело в том, что надо топить замок. Да, надо прямо сейчас пробовать запускать систему. Это единственное, что может приостановить действие разрушительных сил, работающих над стенами замка вдвойне усердно зимой. Да и есть вероятность, что я вернусь не один.
- Вы уезжаете?
- А разве я не сказал? Да, я еду в Россию, у меня уже все улажено, виза и так далее, меня, можно сказать, ожидают, чтобы оформить всякие документы, сделать визы монахам… Тем более нам нужен порядок в замке. Я всего лишь предлагаю вам пока подумать об этом. То есть - у нас нет человека, которому мы, то есть я, мог бы доверить регулярный уход за замком и следить за котлом. Потому что топить замок - дело вовсе не шуточное. Это старая система, за которой нужно присматривать. Тут так просто не обойдется. Каждый час надо смотреть. Это серьезное дело. Доверить какому-то наркоману это дело я не могу. Мы не имеем права рисковать. А вам я доверил бы. Так что прошу вас подумать над моим предложением. Пока подумайте, а я потом зайду, и если вы согласитесь, то можно будет обсудить детали. Только прошу побыстрее думать, потому как завтра я уезжаю.
- ???..
- Завтра я еду по делам. За специалистом. Он будет осматривать систему. Мы будем пробовать ее запускать. В прошлом году мы пытались, он сказал, что система будет работать еще сто лет. Посмотрим, что он скажет теперь, посмотрим, что происходит… Может, вообще все напрасно. Я не хотел вас беспокоить до того, пока систему не опробовали… С другой стороны, я не знал, стоит ли пробовать завести систему, если вы не согласитесь… Имеет ли смысл ее запускать, если некому за ней присматривать? Если вы согласитесь, то мы завтра же запустим ее и купим запасы вечером… или через час. Через час Нильс едет в город, он нас подбросит. Вам надо что-нибудь в городе?
- Да… было бы неплохо, чего-нибудь купить пожевать.
- У вас есть деньги?
- Совсем немного.
- Немного… Тогда собирайтесь. Плата, разумеется, как обычно. И бесплатное питание включительно. Мы посовещались тут и решили, что вы были бы самой подходящей кандидатурой. Так что думайте… Через час я зайду.
- Я согласен, - сказал я кротко.
* * *
- Система старая, - сказал старик, кладя руку на трубу - мягко, чувственно, с любовью. - Такая громоздкая… потому как построена уже после испанской чумы… слышали, конечно.
- Да, - ответил я бодро, - конечно, слышал. От испанки Шиле умер.
- И еще двадцать пять миллионов… Система старая, поэтому топить придется осторожно… и понемногу… Лучше часто, помаленьку, чем нагрузить и взорвать замок… Понимаете, о чем я говорю?
- Как же, конечно, понимаю. Я работал истопником. Я знаю, как надо.
- Ага, это хорошо, хорошо. А я думал, вы в школе работали.
- Ну, я сторожем работал… и топил заодно.
- Ага.
- Просто истопник пил и засыпал. Топить было некому. Вот я и начал. Потом платили за двоих.
- Ага, понимаю. Это по-русски называется убить двух зайцев. Sich zwischen zwei Sttihle setzen, по-немецки будет, хм…
- Мда… Там, правда, поновей система была и поменьше, - стал лопотать я на всякий случай, - да принцип тот же, я полагаю…
- Будем пробовать… Это эксперимент… Значит, нужно соблюдать осторожность и следить за показаниями индикатора. Чтобы вода в бойлере не закипела! Не забывайте об этом!
- Конечно, конечно…
* * *
Где тут она тебе, дед, закипит. Жди! Размечтался! Уголь просто фантастически горючий. Прогорает как сухой спирт. А система разболтана, из всех щелей так и валит. Хорошо если до шестидесяти градусов дотянет, да только что толку - не держит ни черта! Закинь ты хоть сто килограммов, он как порох сгорит - и все! Ни тепла, ни шлака. Все выветривается. Браги в таком котле не сваришь! Что уж говорить про кубометры воды!
Я три дня топил вприглядку - забрасывал каждый час по ведру, никакого эффекта.
Люди приходили посмотреть, заходили в бойлерную, стояли, косились на индикатор, удивлялись: неужели работает?.. Я отвечал, что вроде бы работает… Старик все ходил из залы в залу, из комнаты в комнату, трубы трогал, едва теплые, носом воздух нюхал, мебель переставлял. Было не совсем ясно: греет или нет…
Басиру пришел с чайничком своего зеленого чая, попили чаю, он спел песню на своем, исполнил ритуальный танец джю-джю, пожелал удачи, расцеловались, попросил следить за черепашкой и отапливать их дом тоже, уехал с Ивонкой на фестиваль в Пакистан или Индию… прощался как навсегда! Прижимал меня к себе, похлопывал по спине огромными ладонями, в глазах - слезы.
Старик гремел своими ботами наверху, трогал трубы, прикладывал руку к батареям, заодно на прочность проверял. Теплые. Ржавые. Чуть греют. Слегка разболтаны. Мой котенок всюду шастал за ним. Тот его заметил, закудахтал: блё ойне! Голубоглазик! Поймал, посадил за пазуху. Так с ним куда-то и ушел…
Приходил мистер Ли, за ним - сыновья, покурили, поболтали… Я расспросил их о Мэтью. Они сказали, что он был сущий черт! Посмеялись.
- Он хотел посеять целое поле конопли, - засмеялся Джош.
- Убеждал старика, что так он сможет получить очень много конопляного масла и вдобавок - веревку, самую прочную на свете веревку, из которой можно плести канаты… - пояснил Фредерик.
- Он хотел открыть мануфактуру, - сказал Иоаким, - он так это называл: Huskegaard&Co.
- Да-да, точно, - вспомнили ребята и засмеялись, обыгрывая это название: Huskegaard&Co - Fuskegaard&Co.
Иоаким рассказал, что размолвка между стариком и Мэтью началась после строительства общежития для монахов. Как-то мистер Винтерскоу объявил, что скоро приедут монахи, надо что-то строить, какое-нибудь общежитие, какой-нибудь временный хостел… Старикан был в панике! Мэтью быстро подогнал человека, который в считанные дни возвел старые стены баронской конюшни, врезал шикарные рамы на модерновых замках; они привезли воз сена-соломы для крыши, стекло, двери, даже тумбочки… Но тут мистер Скоу получил известие из Питера, что никто не приедет: старик останавливает работы, а Мэтью уходит с головой в грибную митоту, и с тех пор его уже не интересовали ни хостел для монахов, ни замок, так как это были всего лишь осколки им отрицаемой реальности.
- Таков был Мэтью… - сказал Джош.
- Это далеко не все, - заметил Иоаким.
- Да, он был горазд на выдумки, - кивал Джош.
- Он пытался получить особый вид магического гриба, - припомнил Иоаким. - Чтобы странствовать в мирах… Круче ЛСД. Долго бился над какими-то лампами и удобрениями…
- Он в замке устроил целую лабораторию! - воскликнул Джош. - А?
- Да, да… Там вышел целый скандал! - кивал Фредди. - Что там случилось, Ким?
- Он чем-то накормил нашего оленя… - сказал Иоаким. - У нас тут в парке бегает олень…
- Ну, не олень, он не такой большой, - сказал Джош. - Но бегает быстро. Влетит во двор, пронесется как ветер… Не сразу и поймешь, что это было! Он так мою рубаху украл! Рогами зацепил и побежал… Нет, не олень. Просто козел.
- Это датский олень, hombre, - поправил его Иоаким, - датский олень! - добавил он, посмотрев строго на Джоша, а затем продолжал: - Мэтью накормил его чем-то, какой-то химической гадостью, вот он и бегал, как интерсити. А Мэтью за ним, рыскал по лесу и полям в целлофановом костюме, в маске, с совком, пакетами, охотясь на дерьмо оленя… Патриция или Жаннин, короче кто-то решил, что раз он так оделся, должно быть, использовал что-то радиоактивное… А сам знаешь, как у нас тут с этим делом… Экология! Природа! Не дай бог какую срань просыпал или разлил! Выкинут к чертям! Вот его и прищучили… У него в замке несколько канистр убойных химикатов обнаружили. Никакой техники безопасности, все правила хранения были нарушены, сроки вышли… Старик был в панике! На собрании коммуны суд устроили… Он тогда как-то вывернулся, но потом старик не вытерпел и выгнал его с концами… за что, не помню… Фредди, за что Скоу выгнал Мэтью?..
- А?.. Не помню… Там было за что… Там много чего было… Жаль, что ты его не видел, - вздохнул Фредди, хлопая меня по плечу, - ты бы сразу все понял… Это был такой тип… такой тип! Второго такого просто нет!!!
- А фотография?.. - выпучил глаза Джош. - Покажем ему фотографию! Ким? У тебя должны быть фотографии!
- Да нет никаких фотографий! - скривил лицо Иоаким.
- Он всем запрещал его фотографировать. Он же считает себя учеником Хуана… и не фотографируется!
- Да-а… - засмеялся Фредди, хлопая себя по ляжкам. - К нему приходил дон Хуан!
- В сновидениях, - пояснил Иоаким.
- Что вы плетете? - вдруг встрепенулся Джош. - Первый раз слышу!
Братья посмотрели на него с улыбкой, покачали головами…
- Неудивительно, - сказал Фредди.
- Ты так много куришь, - заметил Иоаким. - Передавать дальше надо, hombre! - Иоаким вырвал джоинт из пальцев Джоша. - Хорошо, если ты завтра вспомнишь, о чем мы тут сейчас говорили…