Это были божественные минуты для дерева, когда Лизочка, так звали девочку, возилась там в низу. Она, то облокачивалась, то прикасалась к дереву. И от этого по коре вверх пробегало что-то тёплое. Если бы дерево могло опустить свои ветки и погладить это человеческое создание по головке… Но это было не возможно. И поэтому свою любовь оно проявляло по-своему. Дерево отдавало этому ребёнку свою живительную энергию. Оно ухаживало за этим человеческим созданием, как могло: если было жарко, то листики располагались так, что бы была густая тень, да и дождь, если начинался внезапно, дерево старалось укрыть её по дольше, чтобы дождь не сразу мог её намочить, пока мама не заберёт Лизочку. Конечно, когда шел дождь, для дерева были долгожданные дни: оно и радовалось этому, и огорчалось. Дерево знало, что именно в такую погоду Лизочка болела чаще всего. В эти дни она редко показывалась в окне. Но если иногда мелькала её белокурая головка, то дрожь пробегала по всему стволу дерева, от нетерпения увидеть девочку. Иногда Лизочка подолгу стояла в окне, замотанная шарфом. В эти минуты дерево изо всех сил тянулось к ней, не зная, что делать. Очень хотелось развеселить это грустное личико. Оно раскачивалось в разные стороны и взмахивало ветками.
Лизочка улыбалась и говорила:
– Мамочка, посмотри, мне дерево машет веточками. Посмотри, мамочка, ведь ветра нет, а оно машет. Я знаю, мамочка, это оно мне машет веточками. А как ты думаешь, дереву холодно?
– Нет, дорогая, не холодно, оно же дерево. Хватит там стоять, отойди от окна.
– А когда я уже пойду гулять? Я уже не кашляю.
– Скоро, скоро, сокровище моё.
И вот всё-таки наступало это "скоро", этот долгожданный день, когда Лизочка выходила на улицу.
Все ветки у дерева, взлетали вверх и опускались вниз.
Можно было подумать, как будто было дуновение ветра. Дерево шелестело листочками. Зовя её к себе:
– Иди ко мне, Лизочка, иди, прикоснись, притронься. Я дам тебе больше здоровья, чем все эти доктора.
Лизочка улыбалась дереву, подходила к нему. Её, тянуло к нему, как магнитом. Она не понимала, почему, но рядом с деревом чувствовала себя очень хорошо, даже кашель становился мягче, а вскоре и совсем прекращался. Лизочка чувствовало тепло, которое давало дерево. Она подолгу стояла, прижавшись к нему, и тихо-тихо рассказывала, как она болела, как её лечили, как приходила тётя доктор и выписывала горькие таблетки, которые пить она ни как не хотела. А ещё приходила медсестра утром и вечером делать укол.
– Если б ты знало, как это больно! Я так плакала…
В эти минуты дерево замирало и тоже плакало: на листиках выступали капельки влаги. Если бы оно могло, хоть что-то сделать! Но что тут сделаешь, если тебе Богом дано стоять и молчать!?
Лизочка потом приносила свои куклы, садилась на маленькую скамеечку и играла, бормоча себе что-то под носик.
В эти минуты дерево грустно смотрела в окно на мать девочки и вздыхало:
– Вот если бы она знала, что моими плодами, а не лекарствами можно вылечить Лизочку. Ну, неужели она не видит, что мои плоды собирают все, кому не лень? Но только не она! Что-то надо делать, чтобы она обратила, наконец, на меня внимание. Но вот что и как?
Но пока всё, что могло делать дерево, – это создавать около девочки чистый воздух и отдавать ей свою живительную энергию.
Был сентябрь. На других деревьях такие же плоды только ещё набирали сок, а на этом дереве уже были огромные сочные гроздья. Дерево очень гордилось этим, ловя взгляды людей.
"Мама Лизочки должна обязательно обратить на меня внимание! Такого ни на одном дереве нет"!
Оно приподнимала ветки и с удовлетворением разглядывала свои плоды.
Вот уже опять, наверное, месяц Лизочки не было видно ни на улице, ни в окне. Дерево очень переживало, качаясь из стороны в сторону в забвении.
Наконец, дерево увидело, как к дому подъехала машина скорой помощи. Было видно, как вынесли Лизочку, и внесли в машину. Дерево взмахнуло всеми ветками, сотрясая своими плодами, которые свисали огромными гроздьями:
– Куда вы её несёте? Вот возьмите, сделайте лекарство, и ваша девочка будет здорова! Ну почему вы люди такие?.. Почему ничего не видите? Ведь всё что надо, всегда рядом, всегда под рукой, только протяни и возьми! Животные и те знают, где и когда какую травку пожевать, а эти люди как будто не с этой планеты, ни чего не чувствуют, ни чего не видят, такие не разумные!..
Дверца в "скорую" захлопнулась, и машина уехала.
– Боже, вразуми этих людей! Почему они слепы и глупы? Ведь я так старалась, что бы меня заметили.
Дерево приподняло ещё раз свои ветки и бессильно опустило их:
– Неужели не видать? Не может быть! Видать! Да ещё как видать! Я чувствую, как на меня с нетерпением смотрят люди. Вот скоро ударит мороз – и готово. Да, готово!
Дерево продолжало не терять надежду.
– Её мама должна поднять глаза! Она должна увидеть! Где же Лизочка? Как она там?
Мама девочки периодически появлялась. Вид у неё был озабоченный. Она заходила ненадолго домой и опять уходила. Однажды она опять зашла домой, вышла, и вдруг остановилось, оглянулось, и внимательно посмотрела на дерево.
Дерево замерло:
– Что это значит?
Мама Лизочки ушла, а дерево с недоумевающей надеждой замерло:
– Что бы это значило?! Неужели она поняла?! Неужели до неё дошло?!..
На следующий день дерево опять увидело "скорую" которая остановилась прямо рядом с ним. Оно сначала отпрянуло назад, но потом подалось вперёд. Дверца машины открылась, и дерево увидело на руках у мамы Лизочку.
Какая радостная дрож пробежала по всему дереву!
Мама, обращаясь к Лизочке, спросила:
– Это дерево? Да, сокровище моё?
– Да! Мамочка, поднеси меня ближе, пожалуйста.
Шофер вышел и подошёл, тоже, спрашивая:
– Это из-за этого дерева была такая истерика у вашей дочурки?
– Да. Каждый день просила привезти её сюда, к этому дереву. Даже стала отказываться от еды. Вот врачи и разрешили, даже машину дали.
Наконец Лизочка прикоснулась к дереву, и судорожно облегчённо вздохнула.
В этот момент дерево чувствовала себя как человек, который может спасти, но ему не дают, а ещё у него связаны руки и заткнут рот.
Что тут можно сделать!?
Всю жизненную энергию, которая скопилась за это время, дерево стало посылать в Лизочку.
Но рука вдруг оторвалась.
– Мамочка!.. Пожалуйста!.. Ещё!.. Не уходи!..
– Мы пока никуда не уходим, не капризничай.
Шофёр стоял и разглядывал дерево.
– Очень красивое, – заметил он, – вы знаете, эти плоды ещё и лечебные. Какие они большие. Никогда таких не видел. Вот только не припомню, от какой они хворобы. Ну, что поехали? У меня ещё вызова.
"Скорая" уехала. Лизочка очень плакала уезжая. Ей не хотелось покидать дерево.
Больно было на всё это смотреть, и сделать было ничего нельзя.
После того как "скорая" увезла Лизочку прошло недели три. Всё это время дерево находилось в небытии.
И вот то, что, наконец, оно увидело, трудно было, представить, даже предвидеть. Ну, всё, что угодно, но только не это!..
Из дома вынесли небольшой гробик. В нём лежала Лизочка.
– Когда? Как? Это же Ли-зоч-ка!..
Прошелестело дерево. У него сработали тормоза, и всё ушло куда-то в землю. Дерево заскрипело и треснуло.
Похоронная процессия прошла мимо, и стала удаляться. По мере удаления плоды стали скручиваться и чернеть. Дерево смотрело в след уходящей Лизочки и чувствовало, что тоже уходит. Больше ни кто не увидит плоды на этом дереве, и весной оно больше ни когда не зазеленеет. Дерево ушло вслед за девочкой.
ТАМ!..
ВЫСОКО-ВЫСОКО НА НЕБЕ, ИХ ДУШИ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТРЕТЯТСЯ!!!
ОНИ СЯДУТ НА КАКОМ-НИБУДЬ КРАСИВОМ ОБЛАКЕ, ИЛИ НА РАДУГЕ…
ОНИ БУДУТ БОЛТАТЬ НОГАМИ, БУДУТ СМЕЯТЬСЯ, БУДУТ ОБНИМАТЬСЯ!!!
А ЕЩЁ ОНИ БУДУТ НАЗЫВАТЬ ДРУГ ДРУГА ПО ИМЕНИ…
Кусок атласа
Глава первая
Купленный кусок атласа предназначался для шторки.
У Анны Петровны в зале было небольшое окно, абсолютно ненужное. Оно выходило почему-то в соседнюю комнату. Уже никто и не помнил, для чего оно было нужно.
Но теперь Анна Петровна решила, что оно портит весь интерьер зала.
На окно повесили шторку.
Но в зале, где висело много разных картин, некоторые доставшиеся по наследству, были очень старинные. На них изображались далекие её предки. На их фоне шторка смотрелась убого.
– Да, – сказала Анна Петровна, – что-то не так. Надо будет отдать её Дашеньке. У нее золотые руки. Такое получается, что сам и люди любуются.
Принесенный атлас Дашенька натянула на большие квадратные пяльцы. Долго, смотрела на него, чему-то, улыбаясь. Видимо представляла будущий рисунок. Прикасаясь к этому куску ткани, Дашенька ощущала сначала прохладу, которая сразу под руками теплела. Разный материал имел разный характер. То шов получался не ровный, как не старайся, то нитка застревала и без конца рвалась. С этим не было никаких проблем. Иголка скользила ровно, без зацепок, Дашенька меняла только, то один, то другой цвет. И пела. Она всегда пела, когда работа была в радость. Вышивая, она поглаживала, любуясь.
Прошел не один день пока, наконец, шторка была готова.
Глава вторая
Анна Петровна стояла и молча, смотрела на шторку.
Да, такой красоты она давно не видела.
"Действительно у этой девушки руки золотые. Надо будет подарить ей что-нибудь из своих платьев".
Дашенька же стояла, замерев, с прижатыми руками к груди.
Она не могла понять, нравится или нет барыне её вышивка.
Ну, то, что красиво, это она знала, скорее чувствовала. А вот вдруг надо было как-то по-другому вышить.
Анна Петровна, наконец, улыбнулась. Дашенька облегченно вздохнула и тоже улыбнулась.
Анна Петровна была по натуре своей не многословна. И поэтому всё, что она могла сказать это:
– Молодец, Дашенька, зайдешь ко мне после ужина.
Шторку несли в зал целой процессией. Впереди шла Анна Петровна, за ней Дашенька со шторкой, следом ещё несколько слуг. Шторку натянули и повесили. Ещё некоторое время, постояв и посмотрев на свою работу, все разошлись.
Оставшись одна, шторка стала оглядывать зал. Он был большой, стены были высокими. Посередине стоял черный рояль. Около стен стояли стулья с очень красивыми резными ножками. Спинки и сиденья были оббиты красным атласом. Шторка это сразу отметила. Наверно таким же, как и я, была раньше. От чего ей стало приятно сознавать, что рядом есть хоть что-то родственное.
На стенах висели картины разной величины в красивых резных рамах. На них изображались мужчины, женщины или просто, как вон та, маленькая картина – ваза с цветами.
Рядом со шторкой, слева, висела большая картина: красивая дама в шляпе, и в дорогом атласном платье.
– Надо же, платье-то атласное!
Шторке захотелось поговорить с этой картиной. Она чуть потянулась навстречу к картине, обращаясь к ней, сказала:
– Извините, можно мне спросить у вас?..
Но в ответ картина фыркнула пренебрежительно. И обращаясь к герцогу напротив, сказала:
– Вы только посмотрите! Эта тряпка еще смеет со мной разговаривать!
– Не обращайте на неё внимания, сударыня.
Такого шторка не ожидала, у неё даже края завернулись от досады.
– Тряпка, – это же надо такое сказать! Ну, какая я тряпка? Сама Анна Петровна любовалась мной. И вообще я не просто так вишу, я закрываю окно. А значит, я нужнее, чем эти картины, которые просто так висят, и пользы от них ни какой. Пыль только собирают.
Ей хотелось чувствовать свою значимость, и она в этом себя убеждала. Так ей было легче.
Глав третья
Однажды в зал двери распахнулись, от чего шторка зашевелилась. Слуги бегали туда-сюда, заносили столы, что-то выносили. Двери закрывались и открывались. Шторка, ходила ходуном. Наконец, она не выдержала и спросила у маленькой картины с цветами:
– Что случилось?
У большой картины она не рискнула спросить.
Картина долго пренебрежительно молчала.
Шторка терпеливо ждала.
Наконец, картина с нескрываемым раздражением сказала:
– Такое бывает каждый год. Сегодня именины у нашей хозяйки.
– Наверно, это очень интересно? – сказала шторка, пытаясь продолжить начатую беседу.
Но картина больше не отвечала.
Шторка не обиделась. Она, стала просто с интересом наблюдать за происходящим.
Где-то заиграли музыканты. Их шторке не было видно, но это напомнило шторке о Дашеньке. Ведь шторка рождалась с песнями.
Но вот стали появляться незнакомые, но очень важные мужчины и женщины в красивых нарядах, совсем как на картинах. Люди ходили от одной картины к другой, восхищаясь при этом. Шторке всё больше, и больше становилось, как-то, не по себе. Она, наконец, поняла, что ей тоже хочется, Что бы её заметили.
– Ну чем я хуже их? Я тоже красивая. А они старые. Каждой лет по сто с хвостиком. А я новенькая, Вон как ниточки мои блестят. Ведь новое всегда лучше, чем старое. Правильно вон та дама сказала, что им цены нет. Конечно, нет, какая же может быть цена, если с этого герцога краска сыпется. Нет! Они меня просто не видят в этом углу. Ну почему это окно именно здесь, а не где-нибудь посередине?
Из этой самоистязающей обиды шторку вывел возглас:
– Ах!
Шторка замерла! Перед ней стояла дама в красивой шляпе с перьями. Она смотрела прямо на неё.
– Ах, – опять сказала дама, – боже, какая прелесть!
Она обернулась и, обращаясь в зал, позвала:
– Георгий Петрович, подойдите сюда, будьте любезны.
Подошел солидный мужчина лет сорока пяти.
– Посмотри дорогой, ты видел ещё такое где-нибудь? Какое чудо!
Шторка точно знала, что ни вверху, ни внизу никаких картин не висело.
Значит, это "ах" предназначалось ей шторке. Да-да! Именно ей.
Перед шторкой уже стояло человек пять, и все разглядывали её. Да, её разглядывали как те картины! Ей захотелось закричать:
– Вот видите! Я тоже!
Что тоже она не знала, но что тоже – это она точно чувствовала и знала.
Перед собой она слышала, – прелесть, прелесть!
И от этого вся её сущность заполнялась гордостью за себя.
Эти важные люди не обошли её своим вниманием. Они заметили её тут, в этом углу. И восхищались, пожалуй, даже громче, чем картинами.
Когда праздник закончился и зал, наконец, опустел, шторка с нескрываемой радостью и любопытством посмотрела на картины. И тут она услышала:
– Нет, вы только поглядите, – сказала картина с дамой в красивой шляпе, – эта тряпка вообразила себе, что она может сравниться с нами!
– Успокойтесь, сударыня, она не стоит, чтобы вы так нервничали, – поддержал её герцог.
– Господа, господа, – вмешалась картина с рыцарем на коне, – неужели этот кусок тряпки заслуживает, чтобы вы ему уделяли столько внимания.
– Да барон, вы правы, у нас, действительно, есть о чем поговорить.
Шторка взглянула на стулья, как бы ища у них поддержки, ведь они тоже оббиты атласом. Но стулья жили своей какой-то жизнью, и не вмешивались ни во что. И шторка осталось в гордом одиночестве переварить эту обиду.
– Ну почему они так со мной, почему? Только потому, что я шторка, а не картина? Но вот если бы меня одеть в рамку, я бы была не хуже их.
Шторке очень нравились рамки у картин. Она с тоской и каким-то трепетом разглядывала узоры на рамах. Они придавали картинам богатый и роскошный вид.
К Анне Петровне частенько заезжали знакомые. А теперь, некоторые специально посмотреть на шторку. Шторке было очень приятно. Однажды шторка опять увидела ту даму, которая её первая заметила. Дама стояла перед шторкой и больше не восхищалась, она стояла и молчала. От чего шторке стало как-то не по себе. Затем она ушла, и больше её шторка не видела.
Однажды Анна Петровна зашла в зал с двумя дамами, которые слышали об этой шторке и теперь стояли и смотрели. Восхищениям не было конца. Дама в черной шляпе, наконец, сказала, что этой шторке не место здесь висеть.
– Да-да, – подхватила другая дама, – её надо оформить и повесить на видное место. А окно надо просто заделать.
"Хорошо, – подумала Анна Петровна, – надо будет подумать над этим предложением. Ведь действительна хорошая работа. Молодец Дашенька".
Глава четвёртая
Оставшись одна, шторка стала обдумывать весь этот разговор.
"Что значит оформить? И что значит не место ей тут? По-моему, я неплохо справляюсь со своими обязанностями".
Ей хотелось спросить, что это всё значит, Хотя бы у той картины с цветами. Но она не решалась. Она боялась опять услышать в свой адрес какие-нибудь колкости.
Через несколько дней дверь открылась, и шторка увидела Дашеньку. Дашенька шла прямо к шторке, рядом шли еще две девушки. Дашенька подошла к шторке. Та всей силой подалась навстречу, колыхнувшись при этом. Дашенька улыбнулась, погладила её. Шторка замерла, ощущая давно забытое чувство. Как часто она вспоминала об этих руках. Ей невыносимо захотелось услышать её песни и чтобы её руки опять, и опять трогали и гладили её.
Шторку сняли с веревки. Натянули на почти такие же пяльца, на которых Дашенька её вышивала. Затем измерили, поставили и ушли.
Шторка недоумевала, – что всё это значит? Она, силилась понять, но не могла. Ей было трудно сосредоточиться в таком непривычном положении. В таком виде шторка простояла дня два.
И вот дверь открылась, и в зал вошли два мужичка. Один нес сундучок с инструментами, другой нес (кто бы мог подумать!) раму. Рама была очень красивая, резная, покрытая лаком. Шторка посмотрела по сторонам. – Для кого предназначалась эта рамка? Кому? Картины все были в рамах. Может новую картину собираются вешать?
Мужички, подошли к натянутой шторке, и поставили около неё раму.
– Неужели мне? – прошептала про себя шторка, – быть не может! Но ведь поставили около меня! Значит! Фух!
У шторки дух перехватило.
– Ну да, это мне! Меня хотят одеть в раму. Невероятно!
Сколько втайне, от всех она мечтала об этом!
И вот, смотрите, все смотрите!..
Наконец шторка было в раме. Рама, была свежая, пахла лесом и лаком. Пока её вешали, она украдкой поглядывала на картины. Она видела, вернее, чувствовала в них удивление и досаду.
– Ну вот! Ну, вот теперь я им покажу, что я не тряпка, и теперь я даже не шторка, а настоящая картина.
С этими словами её, наконец, повесили.
Она висела теперь, на противоположной стороне, и вид зала был совсем другой. Она просто висела и не о чем не думала, просто осваивала своё новое качество.