- Ну и как вы все это находите? - спросила Линди. В ответ на мои слова, что все не так уж плохо, она произнесла: - Стив. Можно мне вас так называть? Мне все о вас рассказала Грейси.
- Да? Надеюсь, о худшем она промолчала.
- Я знаю, что вы музыкант. И подаете большие надежды.
- Она прямо так вам и сказала?
- Стив, расслабьтесь. Я хочу, чтобы в моем обществе вы чувствовали себя непринужденно. Да, иным знаменитостям нравится, когда публика вытягивается перед ними по струнке. Это придает им в собственных глазах больше веса. Но я этого терпеть не могу. Мне хочется, чтобы вы обращались со мной, будто я ваш близкий друг. Как-как вы сказали? По-вашему, все не так уж плохо?
У Линди было значительно просторнее, чем у меня: собственно, номер состоял из нескольких комнат, а мы расположились напротив друг друга на парных белых диванах; разделял нас низкий кофейный столик из дымчатого стекла, сквозь которое виднелась его опора из мореного дерева. На столике были разбросаны глянцевые журналы и стояла корзина с фруктами, все еще обернутая целлофаном. Как и у меня, высоко под потолком работал кондиционер (от повязок лицо преет), и через приспущенные шторы пробивалось закатное солнце. Горничная принесла мне стакан воды и чашку кофе (там и там торчали соломинки: иначе нам ничего не сервировали) и вышла из комнаты.
Отвечая на вопрос Линди, я признался, что самое здесь для меня тяжкое - это невозможность поиграть на саксофоне.
- Но вам же понятно, почему Борис вам это запретил, - сказала Линди. - Только представьте: если вы подуете в свой инструмент раньше положенного времени, клочья от вашего лица разлетятся по всей комнате.
Идея показалась Линди страшно забавной, и она замахала на меня рукой, будто именно я отпустил эту остроту, приговаривая: "Да будет вам, хватит, сколько можно!" Я тоже рассмеялся и потянул кофе через соломинку. Потом Линди пустилась в рассказы о разных своих друзьях, недавно перенесших пластические операции: как это все обстояло, по их словам, и какие забавные случаи с ними приключались. Все до единого из тех, кого она упоминала, были знаменитостями или связаны со знаменитостью брачными узами.
- Итак, вы играете на саксофоне, - Линди вдруг переменила тему. - Хороший выбор. Это чудесный инструмент. Знаете, что я говорю всем молодым саксофонистам? Советую им слушать прежних профессионалов. Я знала одного саксофониста - тоже, как вы, подающего большие надежды; так он не очень-то слушал всех этих давних мастеров. Уэйна Шортера и прочих. Я ему сказала: вы от прежних профессионалов научитесь многому. Может, это и не так потрясающе, но прежние профессионалы дело знали туго. Стив, вы не против, если я что-нибудь поставлю? Показать вам, о чем я веду речь?
- Нет-нет, ничуть не против. Но, миссис Гарднер…
- Прошу вас, называйте меня просто Линди. Мы тут все равны.
- Хорошо, Линди. Я только хотел уточнить, что не так уж и молод. Мне, собственно, скоро исполнится тридцать девять.
- Неужели? Ну что ж, все равно это еще молодость. Но вы правы: я думала, вы гораздо моложе. С этими эксклюзивными масками, которыми нас Борис наградил, разобраться не так-то просто, верно? По рассказам Грейси я посчитала вас эдаким подающим большие надежды юношей: быть может, родители оплатили операцию, чтобы способствовать вашему оглушительному дебюту. Простите мою ошибку.
- Грейси сказала, что я подаю большие надежды?
- Не придирайтесь к ней. Она сказала, что вы музыкант, и я спросила, как вас зовут. А когда заметила, что ваше имя мне незнакомо, она пояснила: "Это потому, что он еще только подает большие надежды". Вот и все. Э, но послушайте, какая разница, сколько вам лет? У прежних профессионалов учиться никогда не поздно. Мне хочется, чтобы вы послушали вот это. Думаю, вам будет интересно.
Линди направилась к шкафчику и вернулась с компакт-диском в руках:
- Вы это оцените. Саксофон здесь - само совершенство.
В номере у Линди стояла точно такая же аудиосистема "Банг и Олуфсен", что и у меня, и вскоре пространство наполнило сочное звучание струнных. Еще несколько тактов - и сквозь него прорезался дремотный, напоминающий Бена Уэбстера теноровый саксофон и далее повел за собой оркестр. При малом знакомстве с предметом вы бы могли даже принять это вступление за те, какие делал Нельсон Риддл для Синатры. Но затем возник голос, который принадлежал Тони Гарднеру. Песня (я сразу ее вспомнил) называлась, кажется, "Снова в Калвер-Сити" - баллада, особого успеха не имевшая, а теперь ее вообще никто не исполняет. Тони Гарднер не прерывал пения, саксофон следовал за ним, отвечая на каждую строку. Все было легко предугадать заранее, а песня в целом отдавала слащавостью.
Впрочем, через минуту-другую я перестал уделять особое внимание музыке: Линди, впав в мечтательность, медленно танцевала передо мной в такт мелодии. Двигалась она свободно и изящно (к телу хирургический нож явно не прикасался); фигура у нее была стройная, ладная. Надето на ней было, скажем так, нечто среднее между ночной сорочкой и платьем для коктейлей: смахивающее на халат медсестры и в то же время довольно эффектное. К тому же я мысленно пытался кое-что для себя прояснить. У меня сложилось довольно четкое впечатление, что Линди недавно развелась с Тони Гарднером, но поскольку во всей стране я последний, до кого доходят сплетни о шоу-бизнесе, то мне невольно подумалось, что я что-то напутал. А иначе с какой стати Линди танцует вот так, завороженная музыкой, и явно ею упивается?
Тони Гарднер ненадолго умолк, струнные нарастили звучание, вступило соло пианиста. Тут Линди как будто вернулась на землю. Перестала кружиться, щелкнула дистанционным пультом, потом села на диван напротив меня.
- Разве это не изумительно? Понимаете, о чем я?
- Да, это было прекрасно, - откликнулся я, не вполне уверенный, говорим мы только о саксофоне или нет.
- Ваши уши, между прочим, вас не обманули.
- Простите?
- Я говорю о певце. Это именно тот, о ком вы подумали. Если он мне больше не муж, это вовсе не означает, что я не могу слушать его записи, ведь так?
- Разумеется.
- А какой чудный саксофон. Теперь вам понятно, почему мне хотелось, чтобы вы его послушали?
- Да, исполнитель прекрасный.
- Стив, а у вас есть какие-то записи? То есть записи вашей игры?
- Конечно. У меня в номере есть несколько компакт-дисков.
- В следующий раз, дорогуша, когда вы ко мне придете, захватите их, пожалуйста, с собой. Мне так хочется послушать вашу игру. Обещаете?
- Хорошо, если это не вгонит вас в скуку.
- Нет-нет, не вгонит. Надеюсь, вы не сочтете меня надоедой. Тони вечно повторял, что я надоеда, оставь людей в покое, но знаете, мне кажется, это у него был снобизм. Многие знаменитости полагают, что они должны интересоваться только другими знаменитостями. Я никогда так не думала. Я в каждом вижу возможного друга. Возьмите Грейси. Мы с ней сдружились. Со всей домашней прислугой я тоже на дружеской ноге. Видели бы вы меня на вечеринках. Все до одного толкуют между собой о последних фильмах и всяком таком. И только я одна шушукаюсь с официанткой или с барменом. Разве это надоедливость - как, по-вашему?
- Нет, ничуть. Но послушайте, миссис Гарднер…
- Линди.
- Линди. Послушайте, быть в вашем обществе - это словно в сказку попасть. Но эти транквилизаторы меня вконец измотали. Мне, пожалуй, надо пойти прилечь.
- Ох, вы неважно себя чувствуете?
- Ничего страшного. Просто от этих лекарств…
- Вот незадача! Но когда вам станет получше, приходите непременно. И принесите свои записи. Договорились?
Мне снова пришлось заверить Линди, что я чудесно провел время и опять ее навещу. Когда я шагнул за порог, она спросила:
- Стив, а вы играете в шахматы? Я худший на свете игрок, но у меня прелестнейшие шахматы. Мне их на прошлой неделе принесла Мэг Райан.
У себя в номере я достал из мини-бара бутылочку кока-колы, сел за письменный стол и уставился в окно. За ним расстилался розовый закат. Располагались мы почти на самом верху, и мне хорошо было видно, как вдалеке по автостраде катились автомобили. Спустя несколько минут я позвонил Брэдли - и хотя секретарша долго держала меня на линии, он в конце концов взял трубку.
- Как лицо? - озабоченно осведомился он, словно интересовался благополучием любимой животины, оставленной на мое попечение.
- Откуда мне знать? Я все еще Человек-невидимка.
- У тебя все хорошо? А то голос какой-то… упавший.
- Это я павший. Вся эта затея ошибочна. Теперь я это понимаю. Все зря.
Брэдли немного помолчал, потом спросил:
- Операция оказалась неудачной?
- Операция, не сомневаюсь, удачная. Провально все то, к чему она приведет. Этот проект… Ему никогда не осуществиться так, как ты говорил. Зачем только я тебе позволил себя уломать?
- Да что с тобой такое? Ты словно в депрессии. Чем это тебя накачали?
- Я прекрасно себя чувствую. Голова даже яснее, чем была долгое время раньше. В том-то и вся беда. Я вижу теперь все насквозь. Твой проект… Мне надо было тогда уши заткнуть.
- В чем дело? Какой проект? Послушай, Стив, все проще простого. Ты очень талантливый артист. Когда пройдешь через все это - будешь заниматься тем, чем занимался всегда. А сейчас нужно всего лишь устранить одно препятствие, вот и все. Никакого моего проекта…
- Послушай, Брэдли, мне тут плохо. И плохо не физически. Я осознал теперь, что с собой натворил. Это было заблуждение, мне следовало больше уважать себя.
- Стив, с чего ты так завелся? Что-то там случилось?
- Да, черт подери, случилось. Потому я и звоню: мне нужно, чтобы ты меня отсюда вызволил. Мне нужно перебраться в другой отель.
- В другой отель? А кто ты такой? Наследный принц Абдулла? Чем тебе не по нраву этот отель?
- Не по нраву тем, что моя соседка - Линди Гарднер. Она только что меня к себе пригласила и собирается еще не раз приглашать. Вот это мне и не по нраву!
- Твоя соседка - Линди Гарднер?
- Слушай, я больше этого не вынесу. Я только-только от нее, и чего мне стоило это выдержать. А теперь она предлагает играть с ней в шахматы на доске Мэг Райан…
- Стив, ты говоришь, Линди Гарднер - твоя соседка? Ты с ней общался?
- Она поставила запись своего мужа! Черт, сейчас, кажется, поставила другую. Вот до чего я докатился. Дальше некуда.
- Стив, уймись, давай все сначала. Стив, брось молоть что ни попадя, объясни толком. Объясни, каким манером ты стакнулся с Линди Гарднер?
Я постарался немного успокоиться, а потом коротко описал, как Линди меня к себе пригласила и как оно все обстояло.
- Ты ей не нагрубил? - не успел я закончить, поспешил спросить Брэдли.
- Нет, не нагрубил. Держал в себе. Но больше я туда не ходок. Мне нужен другой отель.
- Стив, не нужен тебе другой отель. Линди Гарднер? Ты перевязан - и она тоже в бинтах. Ближайшая соседка. Стив, такой случай выпадает раз в тысячу лет.
- Ничего подобного, Брэдли. Это круг ада. Шахматы Мэг Райан - да боже упаси!
- Шахматы Мэг Райан? И как они выглядят? Все фигуры - ее копия?
- И она хочет послушать мои записи! Настаивает, чтобы я в следующий раз притащил с собой диски!
- Хочет послушать… О господи, Стив! С тебя еще не сняли повязки, а у тебя уже все на мази. Она хочет послушать твои записи?
- Брэдли, я обращаюсь к тебе за помощью. Ну ладно, все у меня ахово, вытерпел операцию - поддался на твои уговоры, идиот - поверил твоим басням. Но мириться со всем этим я не желаю. Не желаю торчать тут еще две недели с Линди Гарднер. Прошу, забери меня отсюда - и немедля!
- Никуда я тебя оттуда не заберу. Понимаешь ли ты, какая важная птица эта Линди Гарднер? Знаешь ли, с какими людьми она водится? И что может сделать для тебя одним-единственным телефонным звонком? Да, с Тони Гарднером она сейчас в разводе. Это ни шиша не меняет. Завлеки ее к себе в упряжку - и с новым лицом перед тобой откроются все двери. Ровно две секунды - и ты в высшей лиге.
- Никакой высшей лиги, Брэдли, не будет, потому как я туда и шага не сделаю и не хочу, чтобы какие-то двери передо мной открывались - разве что благодаря моей музыке. Не верю ни одному твоему слову, не верю этой дури с проектом…
- Тебе, полагаю, не стоит так уж кипятиться. Меня очень волнуют твои швы…
- Брэдли, очень скоро мои швы перестанут тебя вообще волновать - и знаешь почему? Я сорву с себя эту маску мумии, растяну пальцами рот до ушей и докуда мне вздумается! Слышишь, Брэдли?
Я услышал его вздох. Потом он сказал:
- Ладно, утихомирься. Утихомирься. Ты пережил немалый стресс. Это понятно. Не хочешь сейчас видеться с Линди, готов упустить сокровище, которое плывет в руки, - хорошо, я вхожу в твое положение. Но будь вежлив, ладно? Придумай подходящее извинение. Не сжигай за собой никакие мосты.
После разговора с Брэдли мне заметно полегчало, и вечер я провел довольно мирно: посмотрел до середины один фильм, а потом послушал Билла Эванса. Наутро после завтрака появился доктор Борис в сопровождении двух медсестер: ушел довольный. Чуть позже, около одиннадцати, меня навестил барабанщик по имени Ли, с которым я играл в театральном оркестре в Сан-Диего несколько лет тому назад. Пойти ко мне его наладил Брэдли, также занимавшийся его делами.
Ли - славный парень, и я был рад с ним повидаться. Он пробыл у меня час с лишком, мы обменялись новостями о наших общих друзьях: кто где играет, а кто собрал вещички и махнул в Канаду или в Европу.
- Худо, что из нашей прежней команды вокруг мало кто остался, - проговорил Ли. - Славно было проводить время вместе, а теперь кто где - ищи-свищи.
Он рассказал мне о своих последних ангажементах, оба мы посмеялись над разными историями, случившимися в Сан-Диего. Под конец визита Ли спросил:
- А что с Джейком Марвеллом? Как ты это понимаешь? В странном мире мы живем, правда?
- Еще бы, - отозвался я. - Но опять-таки, Джейк всегда был отличным музыкантом. И вполне заслуживает то, что имеет.
- Да, но странно все-таки. Помнишь, каким Джейк был тогда? В Сан-Диего? Стив, ты бы мог сковырнуть его со сцены одним пальцем. А теперь погляди-ка на него. Просто везенье или что другое?
- Джейк всегда был отличным парнем, - сказал я. - Что касается меня, то я только рад, если кто-то из саксофонистов получает признание.
- Признание - это верно. И к тому же прямо здесь, в этом отеле. Постой-ка, у меня это с собой. - Ли порылся в сумке и достал потрепанный экземпляр "Лос-Анджелес уикли". - Ага, вот. Музыкальная премия Саймона и Уэстбери. Джазмен года. Джейк Марвелл. Так, и когда будет это позорище? Завтра в танцевальном зале. Можешь прогуляться вниз и присутствовать на церемонии. - Ли отложил газету и покачал головой. - Джейк Марвелл. Джазмен года. Кто бы подумал - а, Стив?
- Нет, вниз я, пожалуй, не пойду, - сказал я, - Но стаканчик за его здоровье пропущу.
- Джейк Марвелл. Ну и ну, что ж это - мир перевернулся или как?
Примерно через час после ланча зазвонил телефон. Линди.
- Фигуры на доске расставлены, дорогуша. Готовы сыграть партию? Только не отказывайтесь: я на потолок лезу от скуки. Ах да, и не забудьте сейчас прихватить с собой те самые диски. До смерти хочется вас послушать.
Я повесил трубку и уселся на край постели, пытаясь понять, как вышло, что я дал слабину. По существу, у меня даже и намека не прозвучало на отказ. Может, это была элементарная бесхребетность. Или же то, что Брэдли внушал мне по телефону, повлияло на меня сильнее, чем я предполагал. Но времени для раздумий не было: следовало решить, какая из моих записей произведет на Линди наибольшее впечатление. Всякие авангардные штучки заведомо исключались - вроде тех, что я записал в прошлом году в Сан-Франциско с электрофанкерами.
В итоге я выбрал один-единственный компакт-диск, надел свежую рубашку, набросил сверху халат и отправился в соседний номер.
На Линди тоже был халат, однако такой, что в нем она могла бы без особого смущения появиться на кинопремьере. На низком стеклянном столике, конечно же, были расставлены шахматы: мы сели, как и в прошлый раз, напротив друг друга и начали партию. Может, оттого, что руки у нас были заняты, теперь чувствовал я себя раскованней. За игрой разговор шел о том о сем: о различных телевизионных шоу, о любимых европейских городах Линди, о китайской кухне. Громких имен упоминалось гораздо меньше, сама Линди казалась спокойней. После какой-то паузы она спросила:
- А знаете, чем я занимаюсь, чтобы окончательно тут не свихнуться? Хотите, выложу вам мой главный секрет? Только никому ни слова - даже Грейси, обещаете? Делаю полночные вылазки. Только внутри здания, но оно такое громадное, что блуждать по нему можно до скончания дней. А глубокой ночью - это потрясающе. Вчера бродила, наверное, битый час. Ухо нужно держать востро: персонал и по ночам шмыгает туда-сюда, но меня ни разу не засекли. Чуть где зашуршит - я бегом прятаться. Однажды уборщики меня на секунду заприметили, но я мигом укрылась в тени! Это так взбадривает. День-деньской сидишь будто в тюрьме, а тут ты на полной свободе - такое чудо. Как-нибудь возьму с собой вас, дорогуша. Чего только вы не увидите! Бары, рестораны, конференц-залы. Изумительный танцевальный зал. И нигде ни души, всюду темно и пусто. И я наткнулась на одно место - сплошная фантастика, что-то вроде пентхауса, наверное, это будет номер люкс для президента. Отделан он еще только наполовину, но я сумела туда войти и провела там минут двадцать - может, и полчаса, поразмышляла там о всяком. Э-э, Стив, все правильно? Если я пойду сюда и заберу вашего ферзя?
- Ой, да. Думаю, все так. Прозевал. Слушайте, Линди, а вы куда сметливей в игре, чем себя изобразили. И куда мне теперь деться?