- Ладно, давайте сделаем так. Поскольку вы гость, а я вас явно отвлекла своими разговорами, прикинусь, будто ничего не заметила. Правда, это будет честно с моей стороны? Скажите, Стив, не припомню, спрашивала ли уже вас об этом. Вы ведь женаты, верно?
- Да.
- И как ваша жена ко всему этому относится? То есть это ведь совсем недешево. На эти деньги она могла бы не одну пару туфель себе купить.
- Она согласна. Собственно, это и была ее идея, с самого начала. А вот кто из нас сейчас считает ворон?
- Ах ты боже мой. Игрок из меня все же никудышный. Не хочу совать нос не в свои дела, но скажите: а она часто вас навещает?
- На самом деле не приходила ни разу. Но так уж мы договорились, еще раньше.
- Да?
Линди выглядела озадаченной, поэтому я добавил:
- Это может показаться странным, понимаю, но мы оба так решили.
- Так-так. - Помолчав, Линди сказала: - И что, получается, что вас никто здесь не навещает?
- Почему же? Посетители бывают. Вот как раз сегодня утром приходил один. Музыкант, с которым мы вместе работали.
- Да? Отлично. Знаете, дорогуша, я сроду не была уверена, как именно ходят эти слоны. Если я что-то напутаю, вы мне подскажете, хорошо? Жульничать не в моих правилах.
- Конечно. - Я продолжил: - Приятель, который сегодня ко мне приходил, сообщил мне одну новость. Немного странную. Из-за совпадения.
- И что?
- Несколько лет назад в Сан-Диего мы оба знавали одного парня-саксофониста по имени Джейк Марвелл. Может, вы о нем слышали. Он теперь в люди выбился. А тогда, во времена нашего знакомства, он ничего из себя не представлял. Пройдоха из пройдох. Умел, что называется, очки втереть. Держать инструмент толком не научился: вечно пальцы у него в клапанах вязли. Недавно слышал его - и не один раз, так он вперед ни чуточки не продвинулся. Но ему здорово повезло, и теперь он пошел в гору. Клянусь вам, лучше, чем прежде, играть он не стал - ну ни на кончик мизинца. А что за новость, угадаете? Этот самый Джейк Марвелл завтра получает солидную музыкальную премию - прямо здесь, в этом отеле. Назван джазменом года. Ну не дикость ли, а? Сколько вокруг талантливых саксофонистов, а награду решили вручить Джейку! Я заставил себя умолкнуть и, оторвавшись от шахматной доски, со смешком более примирительным тоном добавил:
- Что ж тут поделаешь?
Линди сидела выпрямившись и не сводила с меня глаз:
- Скверно, скверно. А этот Джейк, вы говорите, полное ничтожество?
- Простите, но тут мое дело сторона. Хотят вручить премию Джейку, так почему бы и не вручить?
- Но если он никуда не годится…
- Другие ничем не лучше. Я просто так говорю. Извините, но лучше пропустить мои слова мимо ушей.
- Ах да, кстати, я вспомнила. Вы принесли с собой свои записи?
Я показал на компакт-диск, лежавший рядом со мной на диване:
- Не знаю, будет ли вам это интересно. Слушать вовсе не обязательно…
- О нет, обязательно - и очень даже. Дайте-ка взглянуть.
Я передал Линди компакт-диск:
- С этими ребятами я играл в Пасадене. В основном стандарты - старый свинг, немного босановы. Ничего особенного, я принес только потому, что вы просили.
Линди, изучая коробку компакт-диска, поднесла ее близко к глазам, потом отодвинула подальше.
- Это вы на снимке? - Она снова приблизила коробку к глазам. - Мне, знаете ли, любопытно, как вы выглядите. Или, точнее сказать, как выглядели.
- Я там второй справа. В гавайской рубашке. Держу гладильную доску.
- Вот этот? - Линди впилась взглядом в компакт-диск, потом взглянула на меня. - Ого, да вы просто милашка. - Но произнесла она это вяло - голосом, лишенным убедительности. Мне даже послышалась в нем нотка жалости. Впрочем, она тут же поправилась: - О'кей, давайте же послушаем!
Когда она двинулась к "Банту и Олуфсену", я сказал:
- Девятая дорожка. "Ты рядом". Там я солирую.
- Итак, слушаем "Ты рядом".
Я остановил выбор на этой дорожке после некоторого раздумья. Музыканты в том составе были перворазрядные. По отдельности каждый из нас питал более дерзкие амбиции, но объединились мы с вполне сознательной целью исполнять качественный ходовой материал, какой требуется публике за ужином. Наша трактовка песни "Ты рядом" - а в ней мой саксофон от начала и до конца ведет главную партию - отстояла не очень-то далеко от епархии Тони Гарднера, однако я всегда искренне ею гордился.
Вы, быть может, думаете, что эту песню уже исполняли на все возможные лады. Что ж, послушайте нашу запись. Послушайте, скажем, второй припев. Или хотя бы тот момент, когда мы заканчиваем бридж, и ансамбль переходит от полууменьшенного септаккорда третьей ступени к малому мажорному септаккорду шестой ступени с пониженной ноной, и я иду вверх интервалами, которые и сыграть-то вроде невозможно, а потом держу светлую, нежнейшую ноту си-бемоль. Думаю, там есть оттенки, выражающие страстное желание и печаль, какие вам вряд ли до того приходилось встречать.
Так что можно сказать, я не сомневался, что эту запись Линди одобрит. И первые две-три минуты казалось, что она ей нравится. Загрузив компакт-диск, она не села на диван, а, как и в прошлый раз, когда ставила запись мужа, принялась мечтательно раскачиваться под медленный размеренный ритм. Но потом ее движения перестали вторить ритму, и она застыла на месте, спиной ко мне, со склоненной головой, словно пыталась сосредоточиться. Поначалу я не счел это дурным знаком. И только после того, как Линди прошла к дивану и села на место - хотя музыка звучала еще вовсю, - я понял: что-то неладно. Из-за повязок я, разумеется, не мог проследить за выражением ее лица, но то, как она тяжело опустилась на диван, будто туго набитый манекен, сулило недоброе.
Едва композиция закончилась, я взял пульт и нажал на стоп. Все то время, которое показалось вечностью, Линди не пошевелилась, сохраняя напряженную и неловкую позу. Потом, немного подтянувшись, принялась вертеть в руках шахматную фигуру.
- Очень мило, - произнесла она. - Спасибо, что дали мне послушать.
Фраза прозвучала шаблонно, но Линди, похоже, и не имела ничего против.
- Быть может, это не совсем в вашем вкусе.
- Нет-нет. - Голос у Линди был негромкий, бесцветный. - Это очень мило. Спасибо, что дали мне послушать. - Она поставила фигуру на доску и сказала: - Ваш ход.
Я посмотрел на доску, стараясь припомнить, на чем игра прервалась. Чуть помолчав, осторожно спросил:
- Быть может, эта песня - у вас связано с ней что-то особенное?
Линди вскинула голову, и я ощутил, как под бинтами лицо у нее вспыхнуло гневом. Но ответила она прежним спокойным тоном:
- Эта песня? Ничего у меня с ней не связано. Совершенно ничего. - Внезапно она рассмеялась - коротким, недобрым смехом. - Ах да, вы имеете в виду, не связана ли эта песня с ним, с Тони? Нет-нет. Он никогда ее не исполнял. А вы играете очень мило. Вполне профессионально.
- "Вполне профессионально"? Что под этим понимать?
- Я хочу сказать… что это вполне профессионально. Примите это как комплимент.
- Профессионально?
Я встал с дивана, пересек комнату и вынул диск из проигрывателя.
- С чего это вы так взъярились? - Голос у Линди звучал по-прежнему отстраненно и холодно. - Я сказала что-то не то? Простите. Я старалась быть вежливой.
Я вернулся к столику, вложил диск обратно в коробку, но садиться не стал.
- Так мы будем доигрывать партию? - спросила Линди.
- Если не возражаете, у меня дела. Надо позвонить по телефону. Разобраться с бумагами.
- С чего это вы так взъярились? Не понимаю.
- Нисколько я не взъярился. Время поджимает, вот и все.
Линди все-таки поднялась с дивана, чтобы проводить меня до двери, где мы и расстались, обменявшись сухим рукопожатием.
Я уже упоминал, что после операции сон у меня разладился. В тот вечер меня вдруг охватила усталость, я лег пораньше, крепко проспал несколько часов, но глубоко за полночь проснулся и заснуть снова уже не смог. Поворочавшись в постели, встал и включил телевизор. Показывали фильм, который я смотрел в детстве; я пододвинул кресло и, приглушив звук, досмотрел оставшуюся часть. Потом понаблюдал за двумя проповедниками, которые старались перекричать друг друга перед бесновавшейся публикой. На душе у меня, в общем, было хорошо. На расстоянии миллиона миль от внешнего мира чувствовал я себя вполне уютно. Поэтому, когда зазвонил телефон, сердце у меня из груди едва не выпрыгнуло.
- Стив, это вы?
Звонила Линди. Голос у нее звучал странно, и я подумал, уж не выпила ли она.
- Да, это я.
- Час поздний, я знаю. Но только что, проходя мимо, увидела у вас под дверью полоску света. Решила, что у вас тоже нелады со сном, как и у меня.
- Пожалуй, что так. Соблюдать режим не получается.
- Да-да, это верно. Именно так.
- У вас все хорошо? - спросил я.
- Конечно. Все хорошо. Даже очень. Теперь мне стало ясно, что Линди не пьяна, но установить точно, что с ней, у меня не получалось. Вряд ли она была чем-то особенно взбудоражена: просто ей не спалось и, возможно, ее волновало что-то такое, что ей хотелось мне сказать.
- У вас вправду все хорошо? - переспросил я.
- Да, все хорошо, но… Послушайте, дорогуша, мне хочется кое-что вам передать.
- Передать? Что именно?
- Лучше я промолчу. Мне хочется, чтобы это был сюрприз.
- Звучит заманчиво. Хорошо, я зайду и возьму - может, после завтрака?
- А я-то надеялась, что вы зайдете и заберете прямо сейчас. То есть это сейчас у меня, а вы не спите, и я не сплю. Час поздний, я понимаю, но… Послушайте, Стив, о том, что было чуть раньше, что произошло. У меня такое чувство, что я должна объясниться.
- Пустяки! Я вовсе ничего…
- Вы на меня вскинулись из-за того, что подумали, будто мне не понравилась ваша музыка. Но это совсем не так. На самом деле все обстоит наоборот, в точности наоборот. Что вы мне проиграли - запись той песни "Ты рядом"? Она у меня из головы не выходит. Нет, не из головы - из сердца. Из сердца она у меня никак не выходит.
Я не знал, что сказать, и не успел еще подобрать слова, как Линди снова заговорила:
- Так вы зайдете? Прямо сейчас? И тогда я вам толком все объясню. А самое важное… Нет-нет, молчу. Это должен быть сюрприз. Приходите - и увидите. И опять захватите с собой тот диск. Ладно?
Едва отворив дверь, Линди забрала у меня диск, точно я был мальчиком-рассыльным, потом схватила за запястье и втянула в комнату. На ней был прежний эффектный халат, но на сей раз выглядела она не совсем безупречно: одна пола халата свисала ниже другой, а к вырезу на груди, на краю повязок, прилипла какая-то пушинка.
- Вы, я так понимаю, только что с вашей ночной прогулки, - начал я.
- Я так рада, что вы на ногах. Не знаю, как дождалась бы утра. А теперь слушайте: я ведь уже сказала, что приготовила для вас сюрприз. Надеюсь, он вам понравится. Думаю, непременно понравится. Но сначала надо, чтобы вы почувствовали себя непринужденно. Давайте снова послушаем вашу песню. Напомните - какая там дорожка?
Пока я усаживался на привычное место, Линди возилась с проигрывателем. В комнате стоял полумрак, воздух освежал приятной прохладой. Затем "Ты рядом" зазвучала чуть ли не на полную громкость.
- Вам не кажется, что мы потревожим соседей? - спросил я.
- Да ну их. Дерут с нас дорого, так что это не наша проблема. Но тише, тише! Давайте слушать!
Линди, как и раньше, начала раскачиваться под музыку, однако на этот раз не остановилась после первого куплета. Наоборот: по мере продолжения песни она как будто уходила в нее все глубже, вытянув руки перед собой, словно обнимала ими воображаемого партнера по танцу. Когда песня закончилась, Линди выключила проигрыватель и замерла неподвижно, стоя спиной ко мне в дальнем углу комнаты. Она простояла так, казалось, очень долго, а потом подошла ко мне.
- Не знаю, что и сказать, - проговорила она. - Это потрясающе. Вы чудный, чудный музыкант. Вы - гений.
- Спасибо вам.
- Я это сразу поняла. Правда-правда. Потому и повела себя так. Сделала вид, что мне не нравится, притворилась злюкой. - Линди села на диван лицом ко мне и вздохнула. - Тони вечно мне за это выговаривал. Но я всегда так поступала, тут уж я ничего не могу с собой поделать. Стоит мне столкнуться с человеком, ну, по-настоящему талантливым, с таким, кого наделил даром сам Господь Бог, и мне никак не удержаться: мое первое побуждение - поступить именно так, как я поступила с вами. Не знаю, что это, может, просто ревность. Вот порой вы видите вокруг себя женщин, и все они какие-то невзрачные. И вдруг в ту же комнату входит красавица: их от этого корчит, они готовы глаза ей выцарапать. Когда я встречаю кого-нибудь, кто похож на вас, со мной происходит то же самое. В особенности если такое случается неожиданно - как это было сегодня - и застает меня врасплох. То есть вот вы тут сидите, я принимаю вас за обыкновенного человека из публики, а потом вдруг… вдруг оказывается, что вы совсем не такой. Понимаете, о чем я? Во всяком случае, я пытаюсь вам втолковать, почему я раньше повела себя так гадко. У вас были все основания на меня вскинуться.
В тишине глубокой ночи мы оба помолчали.
- Что ж, я вам признателен, - проговорил я наконец, - признателен вам за эти слова.
Линди внезапно выпрямилась:
- А теперь сюрприз! Погодите здесь минутку, не двигайтесь.
Она направилась в соседнюю комнату, и я слышал, как она там выдвигает и задвигает ящики комода. Вернулась она, держа перед собой обеими руками какой-то предмет - но что именно, понять было нельзя из-за наброшенного на него шелкового платка. Линди остановилась посередине комнаты.
- Стив, я хочу, чтобы вы подошли и взяли это. Это должно выглядеть как церемония награждения.
Я растерянно поднялся с дивана. Когда я приблизился к Линди, она сдернула платок и протянула мне блестящую безделушку из бронзы:
- Вы полностью этого заслуживаете. Это ваше. Джазмен года. А может, и всех времен. Примите мои поздравления.
Линди вложила безделушку мне в руки и легонько поцеловала меня в щеку сквозь повязку.
- Благодарю вас. Вот уж действительно сюрприз. Очень приятный на вид. А что это такое? Аллигатор?
- Аллигатор? Да ну, что вы! Это парочка целующихся херувимов - и премиленькая.
- А-а, да, теперь я вижу. Что ж, Линди, спасибо. Даже не знаю, что и сказать. В самом деле красотища.
- Аллигатор!
- Простите. Это мне так показалось оттого, что у одного из них нога больно уж далеко вытянута. Теперь вижу. В самом деле красотища.
- Так, это ваше. Вы этого достойны.
- Я тронут, Линди. Право же, тронут. А что тут такое внизу написано? Не взял очки.
- Там написано: "Джазмен года". А что другое могло быть там написано?
- Там так и написано?
- Конечно, именно так.
Я вернулся к дивану со статуэткой в руках, сел и задумался.
- Послушайте, Линди, - помолчав, сказал я. - Я об этом экземпляре, который вы мне сейчас преподнесли. Но разве возможно такое - да нет, - чтобы вы натолкнулись на него во время одной из ваших ночных прогулок?
- Возможно. Конечно же, возможно.
- Понятно. Но разве возможно - да нет, - что это настоящая награда? То есть тот самый приз, который собирались вручить Джейку?
Линди ответила не сразу. Потом, не меняя застывшей позы, сказала:
- Разумеется, настоящая. Какой был бы смысл преподносить вам какое-нибудь старое хламье? Должна была свершиться несправедливость, а теперь восторжествовала истина. И это главное. Да-да, дорогуша, вот так. Вам же ясно, что только вы достойны этой награды.
- Ценю ваше мнение. Но это… это, э-э… что-то вроде кражи.
- Кражи? Не вы ли вчера сказали, что этот Джейк полное ничтожество? Что он шарлатан? А вы гений. Кто же здесь готовится стать вором?
- Линди, где в точности вы наткнулись на эту штуку?
Линди пожала плечами:
- Так, в одном месте. Где я бываю. Можно назвать это офисом.
- Сегодня вечером? Вы подобрали это сегодня вечером?
- Ну конечно же, сегодня вечером. Вчера вечером об этой награде я еще ничего не слышала.
- Так-так. И это было, скажем, час тому назад?
- Час. А может, и два. Откуда мне знать? Гуляла какое-то время. Ненадолго заглянула в мой президентский номер.
- Господи боже.
- Слушайте, да кому какое дело? О чем вы волнуетесь? Потеряли эту штуку - найдут себе другую. Может, у них целый шкаф ими набит. Я преподнесла вам то, чего вы достойны. Неужели вы собираетесь отказаться от этой награды - а, Стив?
- Я не отказываюсь от нее, Линди. Ваше признание, почет и все такое - я принимаю безоговорочно, я поистине счастлив. Но вот это - это ведь подлинный приз. Нам необходимо вернуть его на место. Мы должны положить его на то самое место, где вы его нашли.
- Да пошли они! Кому это надо?
- Линди, вы недостаточно это обдумали. Что вы предпримете, когда все это выйдет наружу? Вообразите только, какой шум поднимется в прессе! Сплетни, скандал! Что скажут ваши поклонники? Идемте скорее. Нужно добраться до места, пока все еще спят. Вы должны показать мне в точности то место, где нашли эту штуку.
Линди вдруг показалась мне ребенком, которому сделали выговор. Она вздохнула:
- Да, дорогуша, наверное, вы правы.
Как только мы договорились вернуть приз на место, в Линди проснулась бережливость собственницы: все то время, пока мы спешно пробирались по коридорам необъятного, погруженного в сон отеля, она крепко прижимала статуэтку к груди. Я следовал за Линди по потайным лестницам, черным ходам, мимо саун и торговых автоматов. Нигде не видно было ни души. Потом Линди прошептала: "Сюда", и мы протолкнулись через тяжелые двери в темное пространство.
Удостоверившись, что мы тут одни, я включил фонарик, который прихватил с собой из номера Линди, и посветил по сторонам. Мы попали в танцевальный зал, однако если бы вам вдруг вздумалось там потанцевать, вы постоянно натыкались бы на обеденные столики с парными стульями: каждый столик был накрыт белой льняной скатертью. С потолка свисала помпезно-вычурная люстра. В дальнем углу виднелось возвышение - достаточно просторное, надо думать, для внушительного шоу, но сейчас сцена была задрапирована. Посередине зала красовалась забытая стремянка, а к стене был прислонен вертикальный пылесос.
- Тут явно намечается вечеринка, - заметила Линди. - На четыреста или на пятьсот персон?
Я прошел в глубь зала и обвел лучом фонарика вокруг себя: