Кажется, я понимаю, о чём он, и поэтому рассказываю. Не всё, конечно. Эпизод с Зоей и Эдуардом я опускаю, как и не было, во всём же остальном мой рассказ полностью соответствует произошедшему. Ну, и ещё меняю имя девушки – вместо Татьяны она у меня становится Аней. Закончив спич, закуриваю.
Рассказ мой выходит не слишком длинным, но Востоков, кажется, доволен. Он сидит на краешке своего стола, сложив руки на груди, и качает ногой в кожаном ботинке, не помню какой испанской фирмы. Где-то с минуту, не говоря ни слова, смотрит мне прямо в глаза, будто пытается прочитать мысли и узнать ещё что-нибудь.
– Интересно, – не меняя позы, говорит он, – правда, интересно. Больше всего мне понравилось то, как твоя девушка поспорила с подругой о том, кто из вас позвонит первым.
– Да, мне тоже понравилось, – отвечаю я, – это был нестандартный ход.
– А ты не задумывался над тем, почему ты, а не твой друг позвонил первым?
– Должно быть, у него на тот момент была более выгодная альтернатива, или же он просто…
– Испугался? – заканчивает Игорь мою мысль.
– Вы как всегда правы, ваше…
Дверь офиса тихо открывается, и в шоу-рум буквально вваливается Эдуард.
– Доброе утро, коллеги, – быстро говорит он, выглядывая обратно в коридор перед тем, как закрыть за собой дверь.
– Тамбовский волк тебе коллега, – отвечает Игорь, – за тобой гнались, что ли?
Эдуард неловко улыбается:
– Это я просто так… привычка.
Игорь меряет его с ног до головы долгим взглядом и только после этого произносит:
– Зачем пожаловали, Эдуард? Если насчёт рекламы в твоём известном на весь мир издании, то ничего не выйдет: слишком дорого, я тебе тысячу раз говорил.
– Нет, что ты, – качает головой Эдуард и снова улыбается. – Я бы хотел с Валерой поговорить.
Игорь вопросительно смотрит на меня, потом на гостя:
– Говори, кто тебе мешает.
Эдуард смущённо опускает взгляд на ковровое покрытие:
– Я бы хотел наедине…
– Боже ж ты мой! – Игорь хлопает себя по коленям, а я получаю ещё один вопросительный взгляд.
Мотаю головой из стороны в сторону, поскольку сам не понимаю, зачем понадобился Эдуарду.
– Если тебя не затруднит… – не отрывая взгляда от ковролина, произносит незваный гость.
Игорь легко спрыгивает со стола и направляется к двери.
– Не затруднит, – на ходу бросает он, – мне всё равно надо в комнату для маленьких мальчиков. Так что, голубки, у вас есть пара минут на всё про всё.
Дождавшись, пока хлопнет дверь, Эдуард подходит ко мне почти вплотную. По напряжённому выражению его лица я понимаю, что ему нужны не только деньги и галстук, но и ещё что-то.
– Я насчёт вчерашнего, – начинает Эдуард.
Достаю из сумки сложенный галстук.
– Ой, оставь себе, – ненатурально морщится гость, – и про деньги тоже забудь, я за другое хотел спросить.
– О чём же? – также ненатурально интересуюсь я, попутно всё же вкладывая ему в руку злосчастный галстук.
Эдуард выдерживает паузу.
– Ты, это, Зою, тоже… того? – существенно понизив голос и подмигивая после каждого слова, спрашивает он.
– Чего? Того? – так же тихо переспрашиваю я.
У Эдуарда расширяются глаза.
– Чего, чего! – яростно шепчет он. – Ты маленький что ли? Не понимаешь? Ну, того, трахнул!
– А, трахнул! – кошу я под дурачка. – Так бы сразу и сказал.
Эдуард, похоже, теряет терпение:
– Ну?
– Нет, я её не того, в смысле, не трахал. Не мой тип. А тебе зачем?
Эдуард ожесточённо чешет обеими руками затылок:
– Просто вчера, понимаешь, мы с ней без глушителя…
– И чего?
– Чего, чего… как думаешь, был ли у меня шанс намотать на винт?
Теперь до меня, наконец, доходит, что именно его беспокоит.
– Всё может быть… – серьёзно начинаю я, – Зоя девушка популярная, к ней многие ходят… думаю, ты у неё, как Боинг – семьсот сорок седьмой.
– Да-а-а? – удивляется Эдуард.
– Да-а-а! – подтверждаю я. – Так что я бы на твоём месте в целях личной и общественной санитарной безопасности срочно обратился бы к врачу.
Вселенская тоска и скорбь всех до единого христианских мучеников умещается во взгляде моего визави. В ответ я многозначительно качаю головой – один отец небесный знает, каких сил мне стоит сохранять серьёз. Видимо, регулярная игра в "Каменное лицо" не прошла для меня даром.
– Понимаешь, у меня есть девушка, – гнусавит Эдуард, – у нас, вроде, всё серьёзно, и если я её… ну, ты понимаешь?
Я снова киваю, чувствуя, что запасы стойкости во мне иссякают с каждой секундой. На моё счастье заходит Востоков.
– Ну что, девушки, поговорили? – спрашивает он.
– Да, Эдуард хотел предложить мне небольшую халтурку, – сочиняю я на ходу, – но я отказался.
Эдуард, неуверенно принимая мою подачу, глупо улыбается.
– Что за халтура? – вяло интересуется Игорь.
– Ерунда, инструкция к фотоаппарату… – отмахиваюсь я, чувствуя, как во мне просыпается желание ещё как-нибудь подколоть нашего похотливого друга. Не в силах с этим бороться, выдаю: – А ещё он расспрашивал меня о том, не знаю ли я, где здесь поблизости можно познакомиться с девушками.
Игорь моментально оживляется:
– Неужели? И что же ты ему ответил?
– Я ответил, что не знаю.
Игорь переводит полный изумления взгляд с меня на ошалевшего Эдуарда.
– Так что же ты меня об этом не спросил? Я же крупный специалист в этом вопросе!
– Да, как-то не догадался… – кривится Эдуард.
– Ты один пойдёшь, или с товарищами? – набрасывается на него Игорь.
– Ещё не знаю, я просто… – мямлит тот.
– Короче, в любом случае тебе прямая дорога в "Коко Джамбо", там девушки входят в счёт. Он тут, недалеко, на Херсонской, во дворах. Ты на какую сумму рассчитываешь?
– Ну, не знаю…
– Там недорого! – хлопает его по плечу Игорь. – И сауна есть. Ты как насчёт сауны?
– Да не особо… – мнётся Эдуард.
– Жаль. А какие там коктейли! Там смешивают отличные коктейли, почти как в "Дикой утке"!
Игорь продолжает перечислять достоинства ночного клуба, а на самом деле публичного дома "Коко Джамбо", в котором я лично не был, но много чего о нём слышал. Изрядно покрасневший Эдуард под его напором медленно пятится к выходу задом. Дойдя таким Макаром до двери, он прощается и, немного поборовшись с несговорчивой дверной ручкой, вываливается в коридор.
Игорь возвращается в шоу-рум, обтряхивая руки, словно после грязной работы.
– Во всех смыслах противный субъект, – заключает он, подождав, пока удаляющиеся шаги нашего гостя перестают быть слышны, – не люблю таких.
– За что, если не совсекретно? – спрашиваю я.
Игорь подходит к своему креслу и принимает, что называется, "англосаксонскую" позу.
– Во-первых, Эдуард глуп, – констатирует он, – во-вторых, он глуп, и он глуп, в-третьих.
– И только поэтому ты его выставил? Это же дискриминация по интеллектуальному признаку! Я иду звонить в Страсбургский суд.
Игорь улыбается:
– Нет, не поэтому.
– Тогда почему? – не понимаю я.
Добрая улыбка на лице моего начальника медленно мутирует в саркастическую.
– Ты же мне не скажешь, о чём вы с ним действительно говорили? – отчётливо, будто я слабослышащий и понимаю только по артикуляции, произносит он. – Вот и я тебе ничего не скажу.
Я открываю рот, чтобы возразить, но тут раздаётся длинная трель телефонного звонка. Игорь прикладывает указательный палец к усам и подходит к телефону.
– Алло, "Регейн"! – говорит он в трубку с интонацией автоответчика, некоторое время молчит, а затем протягивает её мне:
– Это тебя.
Беру из его руки тёплую шершавую трубку.
– Привет, – слышу я в потрескивающей глубине голос Дона Москито.
– Хай, – отвечаю я. – Как сам?
– Ничего. А ты?
– Нормально.
Шум в трубке усиливается, и мне кажется, что связь вот-вот оборвётся.
– Надо бы поговорить, – слышу я где-то совсем далеко голос моего друга.
– Давай, после работы встретимся, – ору я в ответ, хотя прекрасно понимаю, что в этом нет никакого смысла.
– Нет, я сейчас хотел, – отвечает Дон Москито, – прямо сейчас.
– Ну, давай сейчас… что-то случилось?
– Случи-и-илось… – эхом повторяет за мной Дон Москито, и мне в душу закрадывается сомнение: уж больно хорошо мне знакомы эти его затягивания букв.
– Коль, ты в порядке? – аккуратно интересуюсь я, одновременно поглядывая на Игоря, который бродит по шоу-руму и делает вид, что рассматривает оправы, а у самого уши по-кошачьи развёрнуты в мою сторону.
– Нет, не в поря-я-ядке, – отвечает упавший голос, окончательно утверждая меня в предположении, что Дон Москито пьян.
– Ну, давай, рассказывай.
– Понима-а-аешь, Вале-е-ер, – тянет каждое слово Дон Москито, – ничего не происходит, время встало… двигаться некуда… мы топчемся на месте… на месте, понимаешь?
– Стоп, стоп, стоп, – останавливаю я его, – объясни нормально, что у тебя случилось?
– Всё случилось… – отвратительно блеет Дон Москито, – всё уже случилось, понимаешь? Больше уже ничего не будет! Ни-че-го!
Разговор начинает надоедать, но бросить просто так трубку я не могу – товарищ всё-таки.
– Слушай, – говорю я доверительным тоном, – извини, конечно: у тебя что-то не так с Катрин?
Некоторое время я слушаю треск, а затем долгий протяжный вздох, стоящий тысячи слов.
– Я не знаю, что мне теперь делать… за что хвататься… – рыдает Дон Москито. – Катрин ушла… навсегда…
Значит, Татьяна была права, и в этом всё дело. Я уже собираюсь сказать что-то вроде "Жизнь продолжается" или "На ней что, свет клином сошёлся?" и повесить трубку, как в мою голову падает совершенно невозможная мысль.
– Коль, а ты сейчас в каком пиджаке? – спрашиваю я.
– Что значит, в каком? – от неожиданности трезвым голосом отвечает Дон Москито. – Ни в каком… я в трусах на кухне сижу, а за окном снег…
– Почему дома? – удивляюсь я. – Почему не на работе?
– Отгул взял, – поясняет он, – чтобы напиться…
– Понятно… а в каком ты был в "Жёлтой кофте"?
– В каком, в каком… у меня он, вообще-то, один.
– Тогда пойди, найди его и поищи в карманах.
– Поискать что?
– Сложенный вчетверо листок.
– Сложенный вчетверо листок, – как попугай повторяет за мной Дон Москито, – ну, хорошо, подожди…
Я слышу, как трубка на том конце грохается на что-то твёрдое.
Долго, очень долго длятся секунды, пока Дон Москито изучает содержимое карманов своего единственного пиджака. Я вслушиваюсь в телефонный треск, сквозь который еле-еле пробивается далёкая тихая музыка.
– Нашёл, – наконец, слышу я, – что дальше?
– Разворачивай.
Снова пауза, на этот раз не такая продолжительная, но всё равно достаточная для развёртывания десятка сложенных вчетверо листков.
– Слушай, тут телефон какой-то, – донельзя удивлённо сообщает Дон Москито, – и подпись есть: "Анна".
Я радостно выдыхаю:
– Звони по нему, и будут тебе перемены в жизни.
Дон Москито долго молчит.
– Просто представь, что это твой пропуск в новую жизнь, – говорю я.
Снова молчание, изредка прерываемое вяловатым шмыганьем.
– Катрин уже не вернёшь, – использую я последний аргумент, – просто позвони.
– Спасибо, – произносит Дон Москито голосом, в котором уже больше надежды, чем отчаяния, – позвоню.
– Только прямо сейчас не звони…
– Не буду, нажравшийся в любви несовершенен…
Неимоверным усилием подавляю смешок:
– Вот и молодец, не пей больше.
– Да у меня и нечего… – упавшим голосом говорит Дон Москито, – пойду спать.
– Ну, тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Лерик. Пока.
– Пока, – говорю я уже в короткие гудки.
"Странно, – думаю я, положив трубку, – первый раз кто-то из моих друзей таким вот образом излил мне душу. Раньше я ничего подобного ни от кого из них не слышал, да и сам никому в жилетку не плакался. Может, это возраст? Конечно, доверие ко мне со стороны Дона Москито радует, но на него принято отвечать ответственностью…"
– Значит, твой друг не испугался позвонить, а просто не нашёл бумажку с телефоном? – подаёт голос Востоков, который, разумеется, внимательно слушал наш разговор от начала и до конца и теперь стоит рядом.
– Это некультурно, – назидательным тоном отвечаю я, – подслушивать чужие разговоры.
Игорь подходит ко мне и садится на соседний стул. В его глазах – вся хитрость мира.
– Ладно, не сердись, – улыбается он, – можешь считать, что у меня сильно развито женское начало. Очень люблю погреть уши.
– Всё равно это тебя не красит.
– Если тебе станет легче, то я считаю, что самые интересные истории не придумываются, а случаются. Надо только их замечать.
– Подслушивать, Игорь, – поправляю я, – подслушивать.
Востоков пропускает мои слова мимо ушей.
– У твоего друга, я так понял, запой? – как бы невзначай осведомляется он.
– Я бы не сказал, – отвечаю я хмуро, – просто напился с утра.
– Так это и есть – запой! – хохочет Игорь.
Снова звонит телефон. На этот раз поднимаю трубку я.
– Игоря дай, – слышу я тихий с присвистом голос, в котором с удивлением узнаю Игоря номер два, то есть Климова.
Передаю трубку Востокову.
– Там Игорь, – говорю я тихо, чтобы тот не услышал, – и он, похоже, заболел.
Востоков прикладывает трубку к уху и делает добренькое лицо.
– Да, Гарри, – говорит он ласково, – я тебя внимательно слушаю.
Что говорит Климов, мне, естественно, не слышно, но из того, как стремительно сползает фирменная улыбка с лица моего генерального директора, а вместо неё проявляется гримаса отвращения, я делаю вывод, что дело там пахнет скипидаром. У Востокова чрезвычайно выразительная мимика, любое изменение в настроении моментально отражается на лице, поэтому, скорее всего, я прав.
Между тем Игорь продолжает кривиться и мрачнеть. Делает он это молча, что придаёт сцене лёгкий антураж немого кино, где лишённые голоса актёры могли уповать только на корчение рож и заламывание рук. "Разговор" длится долго, минуты три, а может, и все пять, а Игорь всё молчит.
"Что же там такое? – думаю я. – Уж не случилось ли чего?"
Окончательно превратившись в усатую тучу и так ничего не сказав, Востоков кладёт трубку на рычаг.
– Климов сегодня не придёт, – сообщает он, вырывая сигарету из пачки, – так что тебе придётся выполнить кое-что из его обязанностей. Да и мне тоже.
– Он заболел, да? – спрашиваю я.
– Да, той же болезнью, что и твой друг! – резко отвечает Востоков. – Алкаш хренов!
Игорь садится в кресло и закуривает. Прежде чем задымиться, сигарета выписывает несколько пируэтов в пшеничных усах. Глубоко затянувшись и выпустив дым "горынычем", то есть из обеих ноздрей, он начинает:
– Как ты помнишь, – произносит так, словно он мой отец, а я, соответственно, его сын, – вчера господин коммерческий директор проиграл мне две бутылки водки.
– Конечно, помню, – отвечаю я учтиво, совсем как примерный сын.
– Так вот, по просьбе проигравшей стороны мной было принято решение, не откладывая дело в долгий ящик, распить выигрыш прямо вчера вечером. – Игорь делает многозначительную паузу. – Но так как мы, по независящим от нас причинам, так и не смогли вчера друг до друга дойти, опять же мной было предложено призвать на помощь современные технологии общения.
Делаю вид, что заинтригован:
– Это, простите, какие?
– Всего лишь телефон, – небрежно бросает Игорь, – Гарри на одном конце, я на другом. Бутылка у каждого своя.
– И как?
– Знаешь, нормально. Сначала непривычно, но после пятой – в самый раз. Ставишь телефон на громкую связь, и, гуляй, рванина…
– Тогда почему же столь разный эффект?
Востоков делает растерянно-виноватое лицо.
– Я-то свою выпил только до половины, – говорит он, потупившись, – а вот господин коммерческий директор, похоже, полностью. А может, потом и ещё за одной сбегал…
Меня разбирает смех, но я сдерживаюсь.
– Только вам могла прийти в голову гениальная идея нажраться по телефону! – говорю я с восхищением в голосе. – Обещаю, что обязательно применю полученные знания на практике!
Востоков, похоже, принимает мой восторг за чистую монету – разваливается в кресле и начинает разглагольствовать:
– У этого способа есть свои плюсы, но, к сожалению, есть и минусы. Бездушный телефонный провод не заменит небольшого воздушного зазора между тобой и собутыльником; ты не видишь выражения его лица, его глаз… – Игорь на секунду задумывается, глядя мимо меня и покусывая губу, – хотя это смотря с кем пьёшь… иногда лучше не видеть пьяную рожу визави, да и ему, возможно, не особо приятно наблюдать твою, опухающую с каждой рюмкой харю. И потом, можно завершить посиделки одним нажатием на кнопку. Если надоест.
Явно довольный собой, Игорь поднимается из кресла и начинает расхаживать по шоу-руму, продолжая рассуждать:
– В любом случае, будущее пьянства за подобными технологиями. В наши дни, когда люди всё больше общаются посредством всевозможных средств связи, только телефон, или то, что придёт ему на смену, сможет соединить удалённых собутыльников. Только представь: в самом недалёком будущем станут возможны междугородние, международные и даже межконтинентальные пьянки… а ещё через какое-то время и…
– …межпланетные, – ехидно вставляю я.
Игорь осекается, вмиг становясь серьёзным:
– Вот зачем ты это сделал?
– Мерзость характера, ваше генеральское директорство, – отвечаю я откровенно, – простите, если опять сломал вам кайф.
Игорь снисходительно машет рукой:
– Прощаю, только в следующий раз будь осторожен – могу и врезать.
В знак согласия и примирения замираю в театральном поклоне. Внезапно меня накрывает желанием сказать ему что-нибудь приятное или же просто увести разговор в другое, более нейтральное русло.
– Игорь, можно тебя спросить, а ты сам бывал там, куда послал Эдуарда? – спрашиваю я.
Он поворачивается ко мне на каблуках:
– Думаешь, я бы послал человека в непроверенное место? Бывал, и не раз! Израненная мужская душа иногда требует похода по таким местам… Только тебе, надменный азиат, я не расскажу ровным счётом ничего! Изволь придумывать всё сам… И вообще, мы что-то слишком много болтаем. За работу!
Вновь замираю в поклоне, а затем удаляюсь на рабочее место.
Рабочий день докатывается до своего астрономического окончания спокойно. Генеральный директор не вылезает из начальственного угла, я же, лишённый контроля с его стороны, бессовестно использую принадлежащий фирме компьютер в личных целях: пишу роман. Мне, конечно, велено делать совсем другое: выписывать какие-то счета-фактуры – но мне сейчас совершенно не до этого, у меня появилась мысль, в какую сторону бросить повествование и, главное, к чему, в конце концов, привести главного героя. Возможно, на неё натолкнул разговор с Востоковым, а может, и нет. Мне сейчас не до выяснения причин – поскорее бы записать придуманное.