"Медиана снимается различными способами. Можно понизить голос до шепота. Можно имитировать разговор по мобильному телефону. Можно включить шумящие электроприборы, скажем, фен. Часто бывает полезно медиану вообще игнорировать, но надо это делать с умом. Максимум, что тебе угрожает -: заберут в психушку; там тоже люди живут. Это не смертельно".
"Я не шизофреник" (сказал я).
"А я что тебе говорил? Мы повторяемся".
"Если ты не шизофреник (закричала жена), немедленно выйди из ванной!"
Я крикнул -:
"Сейчас!"
"Никаких сейчас! (остановил Поправитель). Мы еще не закончили!"
Но тут дверь угрожающе треснула -: чем-то она подцепила-таки снизу ее.
"Без паники! (быстро проговорил Поправитель). Вариант с телефоном -: давай! Гарантия сто процентов".
Я понял, я закричал -:
"У тебя крыша поехала? Ты что там, рехнулась, дверь ломать? Я по телефону разговариваю!.. У меня важный разговор, а ты мне мешаешь!"
И мы оба, и она за дверью -: опять ни гугу, молчим, затаились; ждем, кто первый. Я чувствовал торжество Поправителя, беззвучное, на слух ничем не выдаваемое… мне это сильно не нравилось. Что бы я здесь ни выкрикивал, но был я на стороне жены -: это не она, а он, это он загнал меня в ванную.
Голос Поправителя первым подался, но очень тихо. Кажется, было сказано -: "Вставлено" -: если я не ослышался. Далее -: шепотом -:
"Хочу с тобой обсудить вредные привычки Мухина, и прежде всего…"
Марина -:
"Неправда, Костя. Твой телефон лежит на столе".
Он так и крякнул с досады.
"Облом" (я даже не счел нужным скрыть злорадство. Умница. Хорошо она ему нос утерла. Тогда-то я и подумал впервые о несовершенстве сил, которые он представляет. Догадка о защитных свойствах фигурных скобок меня еще не осенила тогда, это
случилось потом, а тогда -: надо было срочно снимать медиану.) Инициатива переходила в мои руки; я предложил свой выход -:
"Скажу-ка я, что речь готовлю. В субботу у Мердяхина юбилей -:"
"Какой Мердяхин?! Какой юбилей?! (Поправитель был раздражен до крайности.) Ладно, все! На сегодня достаточно. Потребуюсь -: дашь сигнал".
Маловероятно, чтобы я когда-нибудь испытал в нем потребность, но и не спросить я не мог -:
"Сигнал -: это что?"
"А ты пораскинь мозгами своими. Вспомни Шаляпина, Робинзона Крузо -: потом этого -: который дирижабль изобрел -:"
Он словно выключился, но без щелчка. Я глубоко вздохнул; нащупал рукой выключатель; свет зажегся. Я вышел из ванной.
Марина стояла вся заплаканная, держала в руке гвоздодер.
"Взломщица-кайфоломщица" (сказал я с максимально возможной нежностью в голосе).
Сделал шаг к ней, обнял, поцеловал в щеку.
У нее была очень горячая щека, обжигающе горячая. Стало быть, подумал я, у меня очень холодные губы. }}}
{{{ Сегодня мне приснился мерзопакостный сон, касающийся больше не меня, а Мухина. Это очень неприятно видеть сны, по существу, не твои, тем более когда они перекликаются не с твоим личным прошлым.
Я не расположен пересказывать этот сон. Лишь отмечу его характер -: если можно так выразиться, жанр. Мне приснилась как бы гипотеза одной жизненной коллизии Мухина. Там -: во сне -: гипотеза мне казалась предельно убедительной, с чем я уже не мог согласиться, когда проснулся, а я ведь, к счастью, все же проснулся. Так или иначе, придя утром в Бюст, я, взыскующий определенных доказательств, скоро и был со стороны судьбы ими облагодетельствован -: вопрос, чьей судьбы -: моей или Мухина?
Дело обстояло так. В обеденный перерыв, когда все наши отправились по обычаю в ближайшую фастфудницу, я обошел рабочий стол Алины и сделал небольшой досмотр на ее полках в шкафу, что стоит у окна. Папки, которыми пользовалась Алина, были надписаны примерно так -: "Рецидивисты", "Сексуальные преступления", "Изощренный ум", "Отцеубийцы" и т. п. Классификация, мягко сказать, меня удивила -: одно и то же лицо с одинаковым успехом могло попасть сразу в несколько папок. Я знал, что надписывала папки не Алина и что они уже в таком виде пришли в наш Бюст от диссертантствующего клиента, тем сложнее мне было понять природу этой явной любительщины по части классификации достаточно тривиальных объектов. Ну да ладно. Меня интересовала папка "Неуловимые". Я быстро открыл ее и стал, перебирая всех тех, искать того самого. Того самого фотографию. Который похож на меня. На меня -: в юности.
Он мне и приснился этой ночью, иначе бы я туда не полез.
Алина, измеряя параметры лица и, в частности, расстояния, пользовалась циркулем, поэтому в характерных точках на лицах были заметны надколы, а о глазах можно смело сказать, что они были выколоты. Мне было это не приятно.
Я быстро нашел его фотографию.
Тоже с выколотыми глазами.
Неприятно было думать о нем, как о похожем в юности на меня с выколотыми глазами.
Но был ли он похож на меня, это еще вопрос. На него и хотелось ответить. Вот что главное было.
А что до надколов и выколотостей, это в конце концов технический вопрос, это следствие простых измерений, это я понимал.
Я смотрел на него и видел: вроде бы, но не я. Я был не таким. Но было и общее что-то.
Посмотрел на оборот (на обороте о каждом сообщалось кратко, кто он и что) -: карандашом -: "Игорь Алексеевич Жилин", год рождения, место рождения и -: "зверски убил отчима. В розыске".
Я долго смотрел на эту запись, мысли мои, как могу судить я сейчас, несколько путались; надпись дрожала в такт дрожания пальцев.
Я подошел к ксероксу и снял копию с обеих сторон.
Фотографию убрал в папку. Папку поставил на место. Сел за стол -: за свой рабочий. Он у меня накрыт стеклом, под которым есть разные фото, не имеющие отношения к тому, чем я теперь озабочен, и это при том, что я вполне осведомлен о вредности с точки зрения охраны труда стекла на рабочем столе -: чревато оно ревматизмом.
Я, конечно, не убрал под стекло. Я о стекле, сам не знаю, зачем. Я убрал в ящик -: в ящик стола -: своего.
Но прежде я долго рассматривал.
Похож -: не похож?
Ведь сходилось, сходилось! -:
Прежде всего -: дата рождения и место.
А фамилию я не помнил. Но помнил, что была она редкая.
Мне казалось, что я помнил во сне (что я что-то вспомнил во сне), но сейчас я не помнил. Или просто вспомнить боялся.
Было вот как -: я вынимал фотографию из ящика стола и рассматривал, а потом ее опять убирал. А потом опять доставал и опять рассматривал. А потом опять убирал.
Наконец я подумал -: стоп! Это все имеет отношение к Мухину! Я - не Мухин! Не стоит нервничать из-за него. Мухин, насколько я знаю, сам не вспоминал тех обстоятельств, а следовательно, не исключено, что он их позабыл -: почему же я должен помнить больше, чем Мухин?
И в самом деле, даже когда несколько дней назад Алина показала ему фотографию и сказала, что вот, дескать, сходство здесь налицо (ха-ха: на лице?..), даже тогда ему
03:30
и в голову не пришло то, что мне приходит сейчас -: ну а то, что предчувствия там или вроде того,
так ведь мало ли что? - : он тогда ж и исчез, и я появился!.. мне ль его проблемы решать?
Я не Мухин, и это меня успокоило, но ненадолго.
Скоро наши пришли. Сев напротив меня, Алина спросила -:
"Вы здоровы? Ничего не случилось?"
"Абсолютно здоров. Ничего не случилось? Что за вопросы, Алина?"
Она сказала, что бледен.
Я сказал, что не ел. }}}
{{{ Зарегистрированы две попытки разблокировать фигурные скобки. Источник атаки пока не ясен. Ложусь на дно до среды. Возможно, в среду выступлю на отвлеченную тему. }}}
{{{ Трудно ли быть укротителем несоответствий, спросите вы. Как вам сказать. Отчасти да, но отчасти и нет; если же брать совокупность вещей, то в конечном итоге непременно получится целое. Многое зависит от помощников; еще более -: от их жен, и от жен вообще, чьих бы то ни было, потому что женщинам дано гораздо больше, чем не дано мужчинам; впрочем, это деликатный и весьма спорный момент. Трудно объяснить на пальцах, но еще труднее быть предметом чужой мысли. Тем более что не всякая мысль достойна опредмечивания. Далеко не всякая мысль!
Вчера я подписал протокол об усилении вероятности невероятных событий. Регистрация уже началась, но пока еще в неофициальном порядке. Пожинать плоды будем, когда созреют. Плод плоду рознь, а то бывает и вовсе, чего быть не может. }}}
03:32
Конец рукописи. Капитонов закрыл тетрадь.
Снаружи грохочет лед, низвергающийся по водосточной трубе. Похоже на оттепель. Это и есть Петербург: днем мороз минус одиннадцать, ночью - оттепель, плюс. Поутру опять подморозит, и будет каток.
Глухо капли бьют по карнизу.
В самой гостинице все уже давно угомонились. Умолкли шулеры-виртуозы и гипернаперсточники. Затих Пожиратель Времени за стеной. Время остановилось?
03:34
Положив тетрадь на тумбочку рядом с пустой кружкой, Капитонов вытягивается на постели и выключает над головой лампу.
03:35
А дальше? - хочет спросить себя (а на самом деле спрашивает себя Капитонов).
Но зачем интересоваться продолжением, когда куда важнее вопрос: что это вообще было?
Капитонов глядит в потолок.
Во-первых, стиль. У Мухина, сколько помнит Капитонов, была обычная человеческая речь, человеческая по-настоящему и ничуть не человекоподобная. Капитонов наверняка читал какие-нибудь тексты, авторство которых принадлежало Мухину, да вот, например, Мухин, как все, светился в социальных сетях Интернета, но если Капитонов не помнит тех текстов, так это об одном свидетельствует: в них не было никакой чрезмерности.
Можно было бы предположить, что Мухин замыслил что-нибудь художественно-фантастическое - от первого лица, почему бы и нет? - но тогда зачем все это перегружать автобиографическими реалиями, сообщать истинные имена? Зачем свою частную жизнь подавать в таком странном и неестественном ракурсе? Какого лешего он приплел сюда Капитонова, да еще в таком нелепом контексте? Что ему Капитонов нехорошего сделал?
И главное "зачем": зачем он писал в тетради - рукой? Права Марина - было бы гораздо проще то же самое настрочить на компьютере!
Не говоря уже о почерке. Он что, уроки чистописания брал?
И кстати, написано без единой помарки.
И кстати, зачем это все написано? Какого лешего Мухин все это излагал на бумаге? Для чего? Для кого? Для себя?
Капитонову приходят в голову лишь два варианта ответа:
- или Мухин слетел с катушек;
- или… его действительно подменили.
Если бы его подменили, все сразу бы стало на место: это писал Мухин совсем не тот, которого знал Капитонов.
Но тогда бы и форма отвечала содержанию. Другой человек - и нечего с него спрашивать.
Капитонов отправляется в туалет, принимает душ, чистит зубы и бреется (утро скоро уже - почему б не сейчас?). Совершая эти поступки, ни на одну минуту Капитонов не перестает думать о Мухине.
Он думает, что между двумя вариантами ответа нет большого противоречия. Мухин, безусловно, с катушек слетел. А слетевший с катушек Мухин - это, конечно, Мухин другой. Другая, можно сказать, личность.
Капитонов надеется, что уснет. При хронической бессоннице даже трехчасовой сон был бы подарком. Однако он и не думает просыпать завтрак. Он ставит будильник мобильного телефона на 7:30.
А сколько сейчас?
4:07
Ложится. Закрывает глаза и сразу видит, как мелькают фигурные скобки.
И снова уставился на потолок - на тускло различимую проекцию окна, освещенного со стороны улицы. Или это проекция окна, освещенного со стороны улицы, уставилась на Капитонова?
Оконная занавеска хотя и гасит потолочный прямоугольник, не мешает в нем отражаться еще и снегу, падающему за настоящим окном. Он скользит разряженным роем пятен от одной стороны прямоугольника к другой - от стены с окном к стене с дверью. Капитонов не отводит глаз. Прямоугольник на потолке напоминает технологический люк в другое пространство, где слева направо движутся тени. Вдруг показалось, что это не тени движутся, а сам люк-проем относительно них - вместе с комнатой - справа налево. А те неподвижны. И лежащий на спине Капитонов тоже, показалось ему, движется справа налево вместе с комнатой и кроватью, а тени, неподвижные пятна, проносятся как неподвижные камушки на песке - в открытом люке взлетающего самолета. Жутко представить, как падаешь вниз лицом в этот открытый люк и остаешься там, среди неподвижных теней в неподвижном пространстве, зная, что люк за спиной уже промчался куда-то влево вместе с опустевшей комнатой и всем тобой обихоженным миром, которому комната по-прежнему принадлежит, а ты уже нет. Захотелось даже взяться за край кровати, чтобы не отсоединиться от нее и не рухнуть в тускнеющий проем потолка, вдруг проявятся силы обратного притяжения. Но он не делает этого, а просто закрывает глаза.
И опять поползли фигурные скобки. И тогда он пытается себя успокоить тем, что это не его персональные, а из безумного текста Мухина. Так и есть - скобки имеют чуть заметный наклон, что характерно для письма от руки. Он решает отнестись к ним потребительски и начинает считать, как слонов. Раз скобка, два скобка, три скобка… одиннадцать скобка… Натуральный ряд - слишком простой для математика счет, не лучше ли их распределять в ряд Фибоначчи? Проблема в том, что фигурные скобки отнюдь не слоны, и являются они непредсказуемо то по одной, то парами, да и поди разберись, которая смотрит куда. Чтобы отделаться от их несанкционированных появлений, он придумывает использовать их как расходный материал и затевает строительство математической формулы. Но для этого приходится актуализировать сначала круглые, потом квадратные. К тому, что получилось в квадратных, он прибавляет для простоты единицу и решает все это возвести в степень… да все в тот же квадрат - вот и потрачена первая пара фигурных скобок. Он снова прибавил единицу и, потратив другую пару фигурных скобок, возводит все это хозяйство в третью степень. Затем, прибавив единицу и потратив очередную пару фигурных скобок, возводит все это в четвертую степень. Фигурные скобки нагромождаются в его голове по мере использования степеней. Он теперь считает, как слонов, степени, в которые возводится зажимаемое фигурными скобками. А сна так и нет. И тогда он снова вспоминает, что это не его, а чужие скобки, и продолжает думать о Мухине. А чтобы не думать о Мухине, он поворачивается на левый бок.
Он слышит, как тикает подобно часам
05:15
в левом виске, прижатом к подушке, кровь.
Кровь. Кровь. Кровь. Кровь.
Кровь - это группа крови и резус.
Он тогда не знал ее группу крови.
Мухин чушь написал. Никто не тонул ни в реке, ни в море, все было не так. Было все по-другому.
Было разбитое стекло, была платформа и кровь из шестилетней Анюты. И были врачи. И надо было назвать группу крови. А времени не было, даже минуты. Был телефон, был номер племянника без последних двух цифр. Он набрал - и две цифры последние он набрал наугад. И чудо - сразу попал. Хотя нет: он хотел одно сначала набрать, потом другое, но набрал третье - и верно. "Ваня, позови тетю Нину, она рядом? Скорее". (Нина потеряла тогда свой телефон.) "Нина, не спрашивай ничего, назови группу крови Анюты и резус". Она четко и быстро сказала: "Вторая, плюс".
Капитонов почти не помнит, что было после, и плохо помнит, что было до. Но тот звонок он не просто помнит, он им обладает, как чем-то предметным - как вещь, осязаемым, - вроде двойного крюка с той пляжной скелетообразной конструкции, на ветру поднимающей и опускающей крылья.
Капитонов помнит это число, но умеет о нем не думать. Это одно из трех двузначных чисел, которые никто не загадывает.
Он знает, что об этом думать нельзя.
Он умеет об этом не думать.
О чем угодно, но о другом (ни о чем в идеале), и другое ему себя предлагает в лице или качестве - то грызуна, то Николь Мэри Кидман, то горельефа на фасаде какого-то дома, то теории катастроф.
Он уверен, что думает о другом и что бодрствует и не спит, и только хочет уснуть. Но какое-то подобие сна ему все же дается - под самое утро. Он все равно понимает, что это не сон, потому что не спит, и, когда звонить начинает мобильник-будильник,
07:30
открывает, разбитый, глаза с досадой на то, что провалялся напрасно в постели. Но тот как бы сон не забылся, как с ними, снами (с ними и с нами), бывает, а, наоборот, вспоминается. И вспоминается именно стороной содержательной. А раз есть таковая, то и тот как бы сон - все-таки сон. Кратковременный, может быть, сон, но все-таки сон.
Погасив будильник, Капитонов остается в постели - восстанавливать содержание все-таки сна.
07:31
Хомячок. Из детства Капитонова. Клетка, в ней древесная стружка, поилка, кормушка и маленький домик.
Главное - не о крови, не о разбитом стекле…
Домик - это пластмассовый куб, меньше банки для соли. Отверстие, круглое - вход и выход. По размеру - проходит крупная слива, а яйцо куриное - вряд ли. Хомячок предпочитает жить в тесноте - перетаскивает в домик стружку извне, забивает ею все помещение. Вход стружкой забит. Собственно, это не сон еще, а экспозиция сна. Что предъявлено данностью. Сон же вот. Если сон.
Капитонов пальцем выковыривает стружку из домика. А хомяк не дает, но как он не даст? Капитонов пальцем стружку достал. Глядь, она уже снова натаскана. Он опять ее пальцем. Глядь, опять. Он опять ее пальцем. Глядь, опять.
Это могло бы и не сном быть, а просто воспоминанием (было в детстве дело такое: он выковыривал стружку из домика хомяка), только вот сейчас выковыривал стружку не ребенок, а взрослый - в уме.
Доктор Фрейд был бы последним лохом, если бы вслед за хомяком не пришел бы тут на ум Капитонову. Вспоминая о хомяке, спрашивает себя Капитонов: а нет ли в этом латентного гомосексуализма? Сам себе отвечает, что нет. Он, вообще говоря, полагает, что латентный гомосексуализм изобретен настоящими, не латентными, но нет ли и в этом суждении латентного гомосексуализма? Послушать некоторых, он везде, особенно много его в Дон Жуане… А нет ли латентного гомосексуализма в том, что Мухин в этой тетради зациклился на Капитонове? А нет ли латентного гомосексуализма в том, что Водоёмов пригласил на конгресс Капитонова? И вообще, почему на конгрессе так мало женщин?
Восстал и оделся. Утренние процедуры, как в учебном тексте на тему "My morning". Хочет побриться, но с удивлением замечает, что, кажется, брит, - тут и вспомнил, что брился часа три-четыре назад.
А нет ли ла…
Но мысль пресекает, плеснув на лицо холодную воду. Увы, это не придает ему бодрости.
Чувствуя себя разбитым (побритым), не выспавшийся (но побрившийся) Капитонов покидает свое жилище и отправляется завтракать.
08:06