* * *
У Толстого Нехлюдов размышляет: "Какие на них белоснежные рубашки, как хорошо вычищены сапоги. И кто делает все это?" Я бы тоже через сто лет хотел задать этот вопрос – неуж они, как я, стирают по вечерам свои рубашки, а утром перед лекцией гладят их?..
Толстой боролся за то, чтобы по утрам самому выносить за собою свое судно. Я чищу дачный клозет за родственниками, гостями, рабочими, строящими сарай и чердак. Получилось, как он хотел, – и с большим превышением.
Вдова Бернеса Лилия Михайловна вспоминает [вклеена вырезка]: "…Кроме быта. Если надо было что-то прибить, подвинуть, он кричал: "Лиля, иди сюда, здесь нужно то-то сделать". Он не мог без меня достать из холодильника котлеты" (НГ, 2001 № 73). Т. е. у нас уж [если] кто эксплуатирует кого, то на полную баранку. Подумаешь, Шаляпин нашелся. Вспомнился сотрудник нашей чеховской группы И. Ю. Твердохлебов, хороший комментатор (но не более). Про него рассказывали, что он не знает, сколько стоит батон хлеба.
У Чехова в "Моей жизни" Полознев говорит, что все без исключения должны заниматься физическим трудом. А доктор ему говорит, что если все, в том числе ученые, участвуя в борьбе за существование каждый сам за себя, "станут тратить время на битье щебня и окраску крыш, то это может угрожать прогрессу серьезной опасностью". Это я каждое лето бью щебень и крашу если не крыши, то стены дачи (что по площади не в пример больше), копаю землю, чищу болото – это я! Не знаю, имеет ли отношение моя деятельность к прогрессу, но что не делай я всего этого, на пару книг написал бы больше – это факт.
12 марта. Даты, даты… Надев (обув) ботинки, коим 35 лет, намазав лыжи, коим 5 лет, мазью, которой 30 лет, ушел с утра в лес.
Зима поздняя, снежная; лес прекрасен. Покатался не хуже, чем 30 лет назад. А что – даты? Время – его нет, не существует, пока носят ноги, так гениально задуман Творцом человек.
* * *
Выбираю завалы записей 90-х гг. Масса почти готовых публицистических статей, не напечатал из этого ничего – м[ожет] б[ыть], и правильно, толку было бы чуть.
Одна из самых ранних перестроечных записей (год 90-й?): "Отдать собственность надо кому угодно – тому, кто может ее взять, кто к ней ближе. Главное – как можно скорее. А что все равно кому – "эти руки не могут быть чистыми" (Маркс), т. е. так и так достанется жуликам или полужуликам". Похоже, что те, кто эту собственность раздавал, подслушали мои мысли – им тоже казалось – скорей, скорей! Я-то боялся, не вернулась бы советская власть, и вообще не экономист. Но они-то – экономисты! И с чего они так торопились?..
Записей много. Зря не вносил их в дневник. На клочках, неразборчиво, черново. Теперь – только выкинуть. А ведь они – свидетельство эпохи.
13 марта. К 12 дня ходил на лыжах по глубокому снегу к лесу от Борченкова – единственного обитателя кооператива, кто живет зимой тут постоянно. У Козлова по ТВ смотрел Л. в "Школе злословия". Впечатление очень сильное, убеждающая сила велика. Таня Толстая и Дуня Смирнова в конце сказали, что М. О. надо выпускать по 10 минут ежедневно, и хотя у нее нет времени, пусть найдет (с ее энергией все получится) и тогда в стране будет порядок!
Вечером, приехав с дачи, звонил Тане, от имени Л. благодарил: она передавала, что "вы с ней образовали такую атмосферу доброжелательства и доверительности, что поэтому так хорошо все и получилось". А что хорошо – ей звонят целый день. Первый звонок был от режиссера Андрея Смирнова, отца Дуни, к[ото]рый с женой плакал, смотря эту передачу. "Мне было легко быть естественной и искренней в этой атмосфере".
Что значит сила личности – как это на всех действует и как все соскучились по этому!
14 марта. В ИМЛИ все подходили и хвалили выступленье Л.: Аэлита, Ир[ина] Спартаковна и др. Олег Лекманов сказал: "Какая все-таки сильная личность М. О.! Толстая и Смирнова очень легко расправлялись со всеми в своей "Школе злословия". А тут ничего не могли сделать – только лапки кверху!" С Олей Шалыгиной в "Макдоналдсе" беседовали о ее докторской диссертации и вообще жизни, вспоминали эпизод в Ялте, когда она попала в больницу с внутренним кровоизлиянием.
Вечером по ТВ в передаче Архангельского – Лева Аннинский, Валя Непомнящий (был представлен как "религиозный философ"), И. Волгин, Ю. Афанасьев, Наташа Иванова, Ст. Куняев, А. Дмитриев. Тема: что дала перестройка и т. п. – к 20-летию взятия власти М. Горбачевым. Лева говорил, что когда пишет, ни о какой свободе не думает, – получается, что она ему как бы и не нужна; Валя – тоже: цензуру можно было обойти, да и найти боковые ходы, что улучшало твою статью и т. п. А цензуру денег, мол, не обойдешь! – и значительно потряс головою. В общем, несли бог знает что. Нормальны были только Н. Иванова и А. Дмитриев; первая говорила о том, что перестройка началась с печатанья "Чевенгура" и "Котлована" Платонова и проч., Андрей говорил, что благодаря перестройке осуществилось его поколение. Для всех остальных свобода оказалась не главным. Как тут не хватало Л.! Уж она им бы вмазала.
17 марта. 16-го с Женечкой ходили в т[еат]р Ермоловой на спектакль-чтение Г. И. Энтина и Голышева "Ужель та самая Тать яна?.." Шел с опаской, т. к. все актеры читают стихи плохо или очень плохо. К счастью, ошибся: провалов вкуса не было, а местами просто хорошо. Боюсь, однако, что слишком субъективен: видимо, нервы поизносились – лучшие стихи ЕО не могу воспринимать без слез. Как буду читать весь роман в Школе-студии МХТ?..
Потом говорил с Энтиным 1,5 часа по телефону, по его просьбе особо остановился на недостатках: спорно дуэтное чтение, несоблюдение enjambement’a ("И, задыхаясь, на скамью
Упала"), отсутствие паузы в "Минуты две они молчали…", "небрежен" не значит спустя рукава, – легок, поэтичен и не надо делать жесты неб[режност]и.
Благодарил: "Мне еще никто не сделал столько таких серьезных замечаний".
Л. (мне): – Еще бы!
Рассказал ему про мой курс тотального комментирования ЕО. Он рассказал про свою коллекцию картин Жегина, Мая Митурича и др.
Л. написала блестящую статью в МН в связи с Катынью, читала мне по телефону, исправили несколько мест. И никого из записных публицистов Катынь не колышет, не задевает, на выступления не подвигает!.. Одна на всю страну! Правда, женщина, которой, как кавалеру де Бюсси, не знакомо чувство страха.
18 марта. Приехал вчера […].
С утра дела обычные: снег, сделал полку для Грэя и т. п.
[…] В программе на "Свободе" выступал Гавриил Попов – "Тайны победы" (или "войны" – что-то в этом роде). Опираясь на какие-то свои "Материалы" (видимо, опубликованные, надо посмотреть) кое-что рассказал про эти тайны. Большинство я знал – и давно (читайте, господа, мой роман!), но кое-что – нет или слышал краем уха.
Г. Попов читал приказ по ведомству Берии: Микояну (авиаконструктору) на основе моторов фирмы "Юнкерс" и "Мессершмит" создать авиамоторы, удовлетворяющие таким-то и таким-то качествам и т. д. Радиолокация <то, на чем приобрел огромную славу академик Берг> тоже была создана на основе захваченных немецких разработок. У нас молчат, сколько у нас работало немецких ракетчиков из конструкторских бюро Вернера фон Брауна (одна такая группа жила на острове Градомля на оз. Селигер, Г. Попова с другими туристами не пустили на этот остров). Ракетный кулак мы создали с помощью Гитлера. Правда, мы были здесь не одиноки – американцы делали то же самое. Но они, в отличие от нас, этого не скрывают.
Сталин снижал цены за счет огромного потока репараций из Германии. Когда поток прекратился, снижать перестали. Весь мир получал компенсации из Германии для индивидуальных людей, и только мы – на государство, в коем они и растворялись, а узники немецких концлагерей и прочие не получили ни копейки.
Никогда не было такого числа предателей, как в эту войну. Но в создании русской армии Гитлер не был заинтересован <не давал воевать РОА>, говоря: мы поддержали Пилсудского, а он создал армию, направленную против нас.
Власов – герой обороны Москвы. Что, он не мог перейти на сторону немцев сразу? Но он понимал, что это надо делать позже, когда Красная армия показала свою силу. Он думал о небольшевистском будущем России. Штауффенберг и другие заговорщики, видимо, после Гитлера создали бы такое правительство.
Еще Кутузов (см. Толстого) считал, что русскую армию надо остановить на границах России. Но Александру I нужна была Европа! Как и Сталину. "Воины, бросавшие знамена у Мавзолея, бросали их не к ногам народа, а к ногам Сталина!" Ветеранам надо было давно объяснить, что они принесли не только Победу.
Русские военные, вернувшись из Европы в 1815 г., стали создавать тайные общества. Советская армия <обладавшая невиданной в истории человечества мощью> покорно вернулась под сталинское ярмо. И совет[скую] власть свергли мирные люди, выйдя против танков в 91-м году.
Ерофеев: – Как Вы относитесь к Жукову?
– Он – типичный представитель сталинской военной номенклатуры, хотя очень талантливый полководец. Людей не жалел <и солдаты это знали, как и попробовал [я] описать в своем романе>. А когда Сталин разрешал генералам вывозить награбленное, понавез себе немецкого добра. Когда на его даче был обыск <после известного скандала>, там нашли сотни шкурок норки, 4 тыс. м. шелка, шерсти, картины и т. д. И ни одной книги! Т. е. он вел себя как обычный представитель советской номенклатуры. Можно ли представить Суворова, Кутузова, везущих себе барахло из Европы?
Генерал Серов вывозил немецкие "трофеи" самолетами. <Есть у Солженицына; вспомнилась история, как Конев или Рокоссовский велели снять для себя несколько картин "с бабами" в каком-то из музеев Германии. Историю рассказал значительно позже директор этого музея>.
По "Свободе" опять говорили о "Московских новостях" – уже другой комментатор. И снова о расколе в редакции. И опять ни слова о статье Л.! А я-то, дурак, думал, что она произведет впечатленье разорвавшейся бомбы! Я оскорблен. Сказал это Л. Она (смеется): "– Для тебя это в новинку, а мы с Женей давно это знаем. Им это не нужно!" Неуж действительно никому не нужно то, о чем она написала? И в 60-летней юбилей великой победы входим с враньем 43-го года?..
19 марта. Повторяли вчерашнюю беседу с Гавриилом Поповым; прослушал пропущенное вчера начало. "Материалы" он печатал в "Московском комсомольце", но под давлением властей это было прекращено; будет продолжение в "Новой газете" – если не прикроют и там.
Поставки по ленд-лизу составляли $8 на одного солдата – большая сумма! Микоян сказал, без ленд-лиза войну проиграли бы. Корабли все были не наши – мы за войну не построили ни одного. Амер[иканские] танки даже участвовали в параде 7 нояб[ря] 1941 г. – потом из "Хроники" Сталин это вырезал. На Курской дуге немцы прорвали фронт; против 100 наших погибших танков немецких погибло 10; броня "Тигров" оказалась для наших пушек неуязвимой. Взятие Кенигсберга и Берлина было нужно только Сталину – немцы бы и так сдались. В первые недели войны сдавали целые города (Минск). Но когда народ понял, что немцы не будут распускать колхозы (наиб[олее] эффективный способ эксплуатации), стали биться за каждую березку. Началась народная война.
В ближайшее время грядет жилищно-коммунальная реформа; монетизация уже проведена и после падения рубля вместе с реформой жэков это приведет к окончательному обнищанию народа. Одновременно проводится реформа образования и академической фундаментальной науки.
Неужели это сознательная и планомерная быдловизация общества, подобная той, которая проводилась большевиками после революции? Не хочется в это верить. Получается, что взамен мы получили только одно – свободу слова. Не мало ли?
20 марта, дача. Снял показания счетчиков – с 26 февраля по 20 марта за все вместе с отоплением (850 квтч)= 1 р. 28 х 850 =1028 руб. 25 % моей з/платы в ИМЛИ.
21 марта. Г. С. Кнабе по телефону говорил про мой роман – очень интересно (для меня). Записывал, но, боюсь, не все успел.
Начал с благодарностей; я от смущенья:
– Рад, что вам понравилось.
– Понравилось – не то слово! Это поразительная книга.
Есть два вида духовной деятельности: художественная иинтеллектуально-логическая. Пушкин пишет об "Анналах" Тацита и почти в это же время – "Бориса Годунова" […]. У вас – редкое сочетание, которого я больше нигде в современности не вижу. У вас все же художественное произведение. Но оно пронизано документальностью. Или иначе: фабула-сюжет пронизаны историко-философским ощущением нашего времени. Это ощущение подымает фабульный материал на большую высоту.
У нас привыкли или к лаудативному <видимо, от laudamus> жанру или к отрицающему. "Голубая чашка" Гайдара замечательный рассказ, но он написан для того, чтобы кое-что утвердить и поднять. А у Ямпольского в "Московской улице" – обратная задача: показать, во что превратили Арбат. Но важна объективная картина, адекватный образ прожитого времени, и вы его даете. Философский образ времени прошит фабульными нитками, что сделано каким-то невиданным образом – я, во всяком случае, ничего подобного в современной литературе не встречал. Книга ваша не безразлична к материалу, оценка везде есть. Но автор не исходит из установки, а это разлито в материале. Пронизанность всего всем – и это очень важно.
Это – целый пласт русской жизни, данный в современном исполнении. Правда, я не знаю, надолго ли хватит тех поколений, в чей опыт входит этот материал.
Я рассказал, что говорят молодые о моем романе.
– Это очень хорошо, что им многое интересно. Один писатель – не буду называть его имени, мы оба с ним знакомы, – описал, как он конопатил лодку. И это действительно интересно!
Я кратко пересказал разговор с Фазилем и Тоней и с Аптом.
Каким-то образом разговор перескочил на Германа Гессе.
– У него в романе "Игра стеклянных бус" <у нас перевели как "Игра в бисер"> философский пласт сочетается с фабульным. Об этом очень хорошо Томас Манн писал Гессе в октябре 51 г. Томас Манн говорил о себе: "Я слишком буржуа". Он жил в доме своего деда. Много у вас знакомых, которые бы жили в доме своих дедов?
– Да почитай почти что нет.
– А Манн жил. И если потом не в доме деда, то всегда в своем доме!
– А Набоков напротив: всегда в отелях.
– Вот именно! Уже разница эпох.
* * *
После лекции в Школе-студии МХАТ зашел к Смелянскому; у него К. Райкин.
Толя стал говорить, в каком восторге студенты от моих лекций, и приглашать Райкина вслушаться, т. к. в следующем году он будет начальником 1-го курса и надо, чтобы его студенты тоже слушали меня.
– Они мне рассказали, о чем вы им читаете. Это то, что нужно! И про театр пушкинского времени, и про то, как надо читать стихи и вслушиваться в текст.
Я не удержался, как обычно, и разразился небольшой лекцийкой из комментария к ЕО. Райкин тоже сказал, что это то, что нужно.
– Я им рассказываю и про некоторые режиссерские решения.
См[елянски]й:
– Они, конечно, актеры…
– Кто знает! Конст[антин] Аркадьич тоже не сразу стал режиссером!
– Нет, я актер, актер…
Поговорили о необразованности актеров. Я сказал, что в свое время, поговорив с Гриценко, был потрясен.
Райкин: – Ну, Гриценко – это даже среди актеров случай почти патологический. Но в целом, конечно… Но зато они впитывают, схватывают из разговоров умных людей.
Смелянский: – Потому им и важны лекции таких людей как А. П.!
* * *
С дачи вчера в 9 вечера добирался до шоссе (такси по нашей дороге проехать не смогло) по колено в сугробах, за спиной тяжелый рюкзак, в руке – сумка с книгами, в другой с Грэем, к[ото]рый от волнения обкакался и я в темноте все это разгребал. Л.: – Архетип!
22/III. Перечитал статью Л. "О Победе, славе и чести" – уже в газете (МН, № 11, 8–24 марта). Еще больше обиделся на время наше мерзкое и вяло-болотное: не заметить такую статью!
23 марта. С Л., Маней, Женечкой вчера были во МХАТе на "Лес" в пост[ановке] Серебрякова. Текст изменен (вместо Милонова и Бодаева – дамы, нет Карпа) и [о]современено: в современных костюмах, говорят по телефону, поют "Беловежскую пущу". Но что-то есть. Может быть, я не прав, что так стою за незыблемость текста (в шир[оком] смысле) классики? Публика, во всяком случае, была в восторге, особенно когда Алексей Буланов в финале, причесанный под Путина и с его интонацией. Л. сказала, что возвращается эзопов язык, а это – плохой знак! Есть кстати в духе Някрошюса: Счастливцев вынимает из урны окурок и прикуривает. Это уже не актеры, а зэки, да еще последнего разряда, по Солженицыну. (Гурмыжская – Тенякова, Несчастливцев – Назаров, очень похожий внешне на Меркурьева, Счастливцев – Авангард Леонтьев – вся троица хороша.)
По ТВ смотрел в программе Ерофеева передачу "Первый роман", куда он меня так усиленно зазывал, и, отказываясь от которой, я имел три длиннейших разговора с его редакторшей Леной. Разговоры дались очень тяжело. Я мотивировал тем, что не хочу быть в одной компании с Сорокиным, они уговаривали, Витя передавал через Лену, что я буду совершенно автономен и проч., а они все не хотели от меня отстать. Л. тоже не советовала участвовать.
На самом деле Витя сказал правду – все были автономны. Сорокин рассказывал, как писал свою "Очередь" – какие у его антенны и как он воспринимает действительность. О. Новикова и еще кто-то – тоже. Сам Витя сказал, что "Русская красавица", которая "переведена на 34 языка, грех жаловаться, родилась из строчек "Девки спорили на даче…"" Не решился (и это после своего романа "Век п…" – неуж так переменился?..) прочесть продолжение:
…У кого п… лохмаче,
Оказалася лохмаче
У хозяйки этой дачи.
"А потом ушла и дача, и девки…".
Видимо, отказался я правильно – с трудом представляю себе, как бы я рассказывал о "моем творчестве" и т. п.
Недавно Слаповский в какой-то передаче в связи с Фетом сказал про себя: "Поэту, когда он пишет "Шепот, робкое дыханье", все равно, какого он слушает соловья: парагвайского или аргентинского, в момент вдохновения это неважно – по себе знаю!" Милый Алексей Слаповский! Неужели Вы не понимаете, что разница меж Вами и Фетом больше, чем меж слоном и котом, что великий поэт – существо совсем другой породы!.. И я все бы Вам простил, извинись Вы хотя бы косвенно: я, мол, конечно, не сравниваю, но… и т. д. Но это Вам и в голову не приходит.