"В моем распоряжении минуты, она вот-вот проснется. И если бы не случайная головная боль, ее бы здесь уже не было. Она сказала: "Пусть всё останется между нами". И ясно, что простившись на этой ноте, завтра и после, она лишь вежливо будет здороваться при встрече в коридоре и делать вид, что не замечает его в буфете, куда пришла выпить чашечку кофе.
Он знает наперед: именно так и будет! Нет. Этого нельзя допустить! И потом: она, ведь, не шутила, когда сказала, что может, вообще, исчезнуть из агентства. Исчезнуть и – раствориться в бескрайних московских просторах".
Аристарх снова посмотрел на спящую женщину и подумал, что похож сейчас, наверное, на преданного сторожевого пса. Но нужен ли он хозяйке? Насильно мил не будешь. Известно это.
Лариса была в такой доступной близости, в такой доступной… И это умопомрачало. Особенно, когда он видел эти перламутровые пуговицы на фоне глубокого выреза и знал теперь, как они легко расстегиваются, и что скрывается за ними.
"Это только женщины-дизайнеры могут придумывать такие садистские штучки, чтобы у мужиков крыша ехала", – подумал Аристарх, неимоверным усилием воли заставляя себя не смотреть в сторону Ларисы. Так что же ему делать?
Думай. Соберись. Соберись, как перед разбегом, когда метаешь копье. Только одна цель, только одна мысль – победа. И сегодня его цель – Она. Вот эта спящая красавица. Но в спорте всё так просто и понятно. А здесь… Одни эмоции. И они не дают мыслить. А ты думай. Думай, что будешь говорить, когда она проснется.
Погоди, как это она сказала: "Что ж ты не попытался меня завоевать, раз я тебе так давно нравлюсь"…
И сказала как тихо, спокойно, без всякого намека на кокетство. Вот те слова! Вот та единственная соломинка, за которую я могу зацепиться! Завоевать. Попытаться. Ведь, он так ее любит! Эту вредную московскую штучку. За что? Логика тут бессильна. Да и вредность ее – всего лишь защитный окрас для выживания в кислотной среде мегаполиса.
Сегодня он увидел ее такой беззащитной, в тупике какого-то жизненного кризиса. А, может, это и хорошо, что в этот трудный момент именно он ей подвернулся под руку? Именно сегодня судьба так странно свела его с ней. И он так хочет, чтобы сегодняшний день не кончался"…
В этот момент Лариса, разбуженная своим собственным кашлем, проснулась.
Аристарх быстро глянул на часы и сказал бодрым голосом спортивного тренера (или психотерапевта?): "Общий сеанс релаксации длился 45 минут. Ты спала полчаса".
– Невероятно, – сказала журналистка, убирая полотенце со лба. – Аристарх, ты – доктор. Что ж ты раньше скрывал такие способности?
– Ну, я просто спортсмен, – сказал мужчина, потупив глаза. – А, вообще, если тебе понадобится помощь такого рода, обращайся. Как твоя головная боль?
– Прошла.
– А ЭВМ не беспокоит? – пошутил Аристарх, чувствуя, меж тем, как почва уходит из-под его ног.
Женщина покрутила головой в разные стороны, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Ой, не напоминай, – и Лариса, расслабленная и отдохнувшая, еще на минутку прикрыла глаза перед тем, как встать с уютного кресла.
"Вот если сейчас ты этого не скажешь, то уже не скажешь никогда", – молнией пронеслось в его разгоряченном мозгу.
– Спасибо тебе, возьми, – и журналистка протянула полотенце, с сакрально-вышитыми на нем оберегами любви, семьи, здоровья, которые она даже не заметила.
Полотенце, которое когда-то, возможно, вышивала юная Клавдия, пылко влюбленная в поляка Яна.
Мужчина ринулся к Ларисе и, принимая влажноватую льняную ткань, задержал ее руку в своей.
Он присел перед ней на колени и, целуя руку, попросил: "Ларочка, дай мне время тебя завоевать". И еще, понимая, что говорит, наверное, жуткую банальность, произнес: "Я… Я буду носить тебя на руках"…
– А у нас нет времени, Аристарх, – сказала женщина тихо и спокойно, – нам с тобой не по восемнадцать лет. – И попросила: сделай, пожалуйста, еще полстаканчика чаю …
Он кинулся готовить чай, и тут только до него дошло: она не сказала "нет". Но сказала ли она "да"? Или это ее, несказанное "нет" равнозначно – "да"? Матка боска, он совсем запутался!
Пока он, молча, готовил чай, Лариса тоже сидела притихшей.
Она думала о том, что глупо, и даже пошло, сейчас кокетничать с человеком, который в нее, оказывается, искренне влюблен столько времени. Но для женщины так важно осознание, что ее кто-то любит, кто-то мечтает носить ее на руках, кому-то она нужна. Даже… Даже, если она этого человека не любит. Совсем.
Вот такой парадокс женской логики, возможно, мужчинам совершенно непонятный.
Лариса не видела себя со стороны, но ее сейчас можно было сравнить с комнатным цветком, который ожил, после того, как его, наконец, полили почему-то забывшие о нем хозяева. Она физически за своей спиной вдруг ощутила этот "запасной аэродром", который должен быть в "закромах" у одинокой тридцатилетней женщины. (Вероятно, и не только у тридцатилетней?)
Аристарх же видел свое. Он заметил, что в Ларисе мгновенно что-то переменилось.
Это была совсем не та женщина, которая совсем недавно, предлагала себя, пусть, и, испытывая неловкость, в фиктивные жены (но, всё-таки, предлагала). И даже пыталась его соблазнить.
Это была какая-то спокойная, уверенная в себе женщина, которая могла позволить себя завоёвывать, а могла – и не позволить.
Это он теперь просил ее, когда стоял перед ней на коленях. Они мгновенно поменялись ролями. И спортсмен изумился этой перемене, вдруг снова ощутив себя бычком на привязи. Ну, и пусть… А еще радовало то, что в ней не было ненужного кокетства.
Он разлил, наконец, чай.
– Спасибо, – Лариса взяла стакан и, помолчав немного, заговорила. – Я сразу хочу сказать, что неволить тебя не собираюсь. Ты свободен в своем выборе. Но… Если мы – два взрослых человека – принимаем правила этой игры, то возврата нет. Нам нужно будет идти до конца. Поэтому подумай хорошо.
"Позволила, позволила!", – ухнуло сначала в сердце, а потом застучало у него в висках.
– Я понимаю, что у тебя сейчас какой-то жизненный кризис, – начал Аристарх. – И тебе хочется что-то круто изменить. Например, уехать. А я очень хочу тебе помочь, поддержать. Я хочу быть с тобой, и ты знаешь, почему. И для меня совсем не важно, где – в Москве или далеко отсюда. Но, если ты так давно об этом мечтала, так этого хочешь… Мой выбор тот же, что и твой. И если нам быть в тандеме, то посвяти меня, пожалуйста, в планы нашей совместной служебной интриги.
"Вроде всё нормально сказал, – подумал мужчина, – но как же трудно плести эту вязь!"
– Мы сейчас пойдем к руководству, – глухо отозвалась Лариса. – Но мы пойдем именно к тому человеку из руководства, который, и я это точно знаю, терпеть не может моего начальника. А, возможно, заодно, и его племянника.
– Ты кого имеешь в виду? – спросил спортивный обозреватель.
– Николая Михайловича.
– А-а-а…
– Представь, он даже когда-то предлагал мне перейти работать под его крыло. Правда, давно это было. Сразу после окончания университета.
– Почему ж не воспользовалась приглашением?
– Да мне показалось тогда, что это, вроде, как не совсем бесплатно, а за хорошие глазки, – усмехнулась журналистка. – А, может быть, показалось…
Лариса немного помолчала и продолжила.
– Мы пойдем и скажем, что хотим предложить себя в качестве новых претендентов-корреспондентов в Канаде, потому что… – и тут Лариса запнулась.
– Потому что достойны и, к тому же… женимся? – помог ей Аристарх, хотя и сам запнулся на роковом слове.
– Мы должны его убедить, что мы не просто женимся, а фактически уже, "без пяти минут" супруги, – сказала Лариса. – Потому что нам нужно выиграть время у переводчика.
Аристарх вздохнул, и на его лице появились сомнение и озабоченность.
– Говорить надо спокойно и уверенно, – сказала женщина. – Ты не волнуйся, я всё беру на себя. Предстоящий разговор – это экспромт. Но хорошо будет, если первую фразу произнесешь ты.
– Какую? – растерянно спросил коллега.
– Ну, что-то о важности момента в нашей жизни…
– А-а-а… Что-то я так разволновался, искренне признался Аристарх, – легче копье метать на стадионе…
– Да не волнуйся ты так. Я буду, в основном, вести этот диалог…
– Давай чай сначала допьем "на дорожку", – и мужчина нерешительно вздохнул.
– А я рисковая, – вдруг сказала Лариса, возможно, чтобы поддержать или раззадорить коллегу. – И журналистика – это, вообще, авантюрная профессия. Разве ты не знал?
– Знал. Но до сегодняшнего дня не подозревал, что до такой степени авантюрная, – сказал атлет.
Женщина замолчала, а потом резко поднялась с кресла.
– Всё. Как сказал кто-то из древних: лучше жалеть, что сделал, чем жалеть, что не сделал… – Ну, древним, наверное, виднее, – сказал мужчина и тоже поднялся.
Он закрыл кабинет на ключ, и они спустились по лестнице.
Улыбнулась, как счастливая невеста
В приемной главного редактора иностранной информации Лариса поинтересовалась у секретарши: "На месте?"
Та кивнула и спросила: "Доложить?"
– Нет, мы сами сейчас очень вежливо постучим, – ответила женщина.
И через несколько секунд молодые журналисты предстали пред очи Николая Михайловича.
– Чем обязан, ребятки? – приветливо поинтересовался один из немаленьких тассовских начальников и вдруг произнес, – а вы вместе хорошо смотритесь…
– А мы, собственно, отчасти по этому поводу, – быстро сориентировалась журналистка и, взяв коллегу за руку, произнесла, – скажи, Аристарх…
– А у нас радостное и важное событие, – произнес мужчина, и ему показалось, что эти слова сказал кто-то другой.
– Поздравляю, а вы садитесь, садитесь, – предложил начальник любезно.
– Ну, это, конечно же, первое и главное наше "отчасти", – улыбнулась, как счастливая невеста, Лариса.
Улыбнулась так, что никто и никогда бы не смог ее заподозрить в подвохе.
– А второе "отчасти" – это то, что мы очень хотели бы поехать в Канаду, правда, Аристарх? – без обиняков сказала она.
– Серьезно хотим, – добавил журналист.
– Ну, вы и шустрые молодцы, – рассмеявшись, начал было Николай Михайлович, но Лариса не дала ему говорить.
– Только давайте сразу договоримся не лукавить, – пообещайте, что вы не станете нас переадресовывать сначала на международную журналистику в МГИМО.
Николай Михайлович усмехнулся, но и тут женщина не дала ему раскрыть рта.
– У нас свои "Красные дипломы" имеются. Правда, Аристарх?
– Конечно, имеются, – кивнул атлет.
– И отличное знание английского языка – государственного языка той страны, в которую мы хотим поехать.
– Да, хорошее знание языка, – тут же, словно эхо, отозвался атлет, понимая, что своим английским он как раз похвастаться не может.
– И теперь, положа руку на сердце, скажите, чем мы хуже претендента – родственника моего спившегося начальника, к тому же, еще неженатого и не журналиста? – наседала Лариса, умело плетя служебную интригу.
При этих словах Аристарх вздрогнул.
– Ой, Ларочка, вы не представляете, где у меня оба этих типа сидят, – и Николай Михайлович провел рукой себе поперек горла. – Но вы же понимаете, – и он показал пальцем куда-то наверх. – Там у них очень важный родственник…
Мужчина задумался и вдруг спросил: "А когда вы расписываетесь"?
– Через неделю, – не моргнув глазом, ответила Лариса.
Аристарх кашлянул.
– А что, – повеселев, сказал Николай Михайлович, – ребятки, а вы мне нравитесь, всё больше нравитесь. – Ведь это очень большая удача для агентства, когда оба: и муж, и жена – журналисты. Это и взаимозаменяемость, и взаимовыручка…
Он азартно потер руки и закурил.
Аристарх и Лариса, переглянувшись, затихли.
– Значит, чтобы задуманное осуществилось, перетряхнем наши козыри: красавица, спортсмен и комсомольцы, – пошутил он. – Плюс молодые, энергичные, толковые журналисты. Плюс – знание языка. Плюс – без пяти минут женатые.
Николай Михайлович замолчал и полистал настольный календарь.
– А не будем мы дожидаться целый месяц, пока этот переводчик женится, – сказал он. – Два наших козырных туза – ускорение и экономия. Вот и будем ходить с них.
– Ну, насчет ускорения, вроде, понятно, – сказала Лариса. А насчет экономии? – и она вопросительно посмотрела на начальника.
– Да, хотелось бы уточнить, – тихо подал голос Аристарх.
– Сейчас объясню, – и Николай Михайлович выпустил кольцо дыма. – Из временно прикрытого корреспондентского пункта выезжают все, даже вспомогательные лица: телетайпистка, бухгалтер, горничная – она же завхоз по совместительству.
– А-а-а, – неопределенно протянула журналистка.
– Вот вы, например, Ларочка, на печатной машинке умеете работать? – спросил Николай Михайлович.
– Конечно. На факультете журналистики МГУ этому тоже обучали.
– Ну, вот и замечательно. Я вас прикреплю на два-три дня к опытной тассовской телетайпистке-телеграфистке, она вас научит, как пересылать корреспонденции. Клавиатура у телетайпа, как вам, наверное, известно, такая же, как и у печатной машинки, – Николай Михайлович затушил сигарету.
Помолчал.
– А что касается бухгалтерии, – начал он…
– Я бухгалтерские курсы не заканчивала, признаюсь честно, – Лариса развела руками.
– И не нужно, – улыбнулся начальник. – Женщины умеют деньги считать. Нужно просто аккуратно вести финансовую отчетность.
– Я так понимаю, журналист меняет профессию? – пошутила Лариса.
– Ну, почему же? По штатному расписанию вы будете корреспондентом, – уточнил Николай Михайлович. – А телетайписткой и бухгалтером – на общественных началах.
– Зато теперь я знаю, кто у нас будет заведующий корреспондентским пунктом, – Лариса кокетливо посмотрела в сторону Аристарха. – Мужчины всегда у руля…
– Мы и ему общественную нагрузку подкинем: завхоза, например. Думаю, такой богатырь гвоздь всегда сможет вбить или новый дверной замок поставить, – улыбнулся тассовский руководитель. – Вот и считайте экономию, если мы сразу три штатных единицы сократим. И добавил, – ну, а дворник и домработница, само собой – останутся. Эти уже из местных жителей.
– Я так понимаю, – сказал сосредоточенно молчавший Аристарх, – это всё пока в стадии проекта. Хотя, и очень заманчивого для нас, проекта. Какова вероятность его осуществления?
– Да, ты прав, Аристарх, – сразу поддержала его Лариса, – хотелось бы знать, и желательно в бухгалтерских процентах, – попыталась даже пошутить она.
– Я вам могу гарантировать 90 процентов, которые зависят от меня. Но есть еще десять, что равнозначны этим девяносто. Их, думаю, будем знать, – тут он неожиданно запнулся, – хотел сказать завтра… Так ведь завтра – суббота.
– Доживем до понедельника? – спросила Лариса.
– Нет, – вдруг резко покачал головой Николай Михайлович. – В понедельник точно появятся еще новые претенденты, не считая переводчика. Поэтому столбить надо сегодня.
Он нажал на кнопку связи с секретарем: "Наташа, узнайте, на месте ли Генеральный и доложите".
Вскоре появилась секретарь. "Он здесь", – оповестила молодая женщина.
– Не уходите, – сказал журналистам Николай Михайлович, поднимаясь с кресла. – Наташенька, поухаживай…
– Чай, кофе? – поинтересовалась секретарша.
– Спасибо, я не буду, – ответил Аристарх.
– Я тоже не хочу, – сказала Лариса и вышла вслед за Натальей в секретарский предбанник, оставляя дверь в кабинет открытой.
Аристарх откинулся в кресле. На лбу у него выступил пот. И тут атлет неожиданно ощутил, что у него болит голова.
Это было так удивительно, так странно. И дело было вовсе не в волнительности ситуации, в которой он оказался. Просто ТАК у него никогда не болела голова. И он вдруг понял, что это перешло от Ларисы. Ведь коснувшись ее, когда накладывал компресс, он мысленно пожелал забрать ее боль на себя.
"Невероятно, – подумал атлет. – Я надеюсь, что ее "ЭВМ" не переселилась в мою бедную голову. Иначе я взорвусь".
Журналистка вошла в кабинет и села в кресло. Взгляды их пересеклись.
– Как ты? – спросила она тихо.
– Я надеюсь, первый тайм мы уже отыграли? – ответил он вопросом на вопрос и шумно выдохнул.
– Я тоже надеюсь, – сказала Лариса глухо, и по ней сейчас было заметно, что вся эта "милая" дружеская беседа с начальством далась ей совсем нелегко.
Они замолчали.
В открытые двери приемной и кабинета уже доносился голос Николая Михайловича, который разговаривал с кем-то в коридоре. Он энергично вошел в комнату. И проходя мимо Аристарха, остановился, дружески хлопнув его по плечу.
– Ну, всё. Сдавай свои комсомольские дела, секретарь.
Николай Михайлович плюхнулся в кресло и закурил.
– Ребятки, а я был прав насчет наших козырей: ускорение и экономия государственных средств на содержание корреспондентского пункта за рубежом. Ну, и большой плюс, что вы оба – журналисты.
Соискатели не проронили ни слова.
– Что – не верится? – усмехнулся Николай Михайлович. – А теперь давайте кое-что обсудим. О том, что в Канаду поедете вы, в агентстве знает всего четыре человека, включая вас самих. Мы решили это не разглашать пока. Всё станет известно вдруг, буквально за пару дней до вашего отъезда. Такая конспирация или интрига нужна для того, чтобы не дразнить гусей, сами понимаете, каких. Мы просто поставим их перед фактом, когда у вас уже будут билеты на руках. А после драки кулаками не машут…
– Понятно, – сказал Аристарх.
– Разумеется, – кивнула Лариса.
– И, вообще, предстоящую неделю постарайтесь провести как-то незаметно, ничем не привлекая особо к себе внимания, – сказал мужчина, – хотя, наверное, это трудно в преддверии такого радостного события.
– Что вы, что вы, – невозможно искренне призналась Лариса, – я: девушка очень суеверная, боюсь зависти и сглаза. Поэтому о нашей свадьбе на работе пока никто не знает.
– Правда? – удивился тассовский начальник.
– Мы вели себя так, чтобы о нашем служебном романе никто не догадался, – сказал Аристарх. – Не мог же я допустить, чтобы кто-то распускал сплетни о близком мне человеке.
– Ну, вы и конспираторы, – удивился Николай Михайлович. – А эти две блондиночки-комсомолочки, которые вокруг тебя увиваются постоянно, тоже для конспирации? – неожиданно выпалил мужчина.
– Ну, так это ж они увиваются, а не я, – невозмутимо ответил атлет.
Лариса сделала немного обиженное лицо, и спортивный журналист невольно загляделся на очаровательного "хамелеончика".