Михаил улыбнулся: "Это замечание не ко мне. Я не альфонс".
Лариса продолжила:
– "В любви невозможно отличить победу от капитуляции".
– О, какая наблюдательная писательница, – наверное, много раз капитулировала в своей жизни, – не удержался от шутливого комментария мужчина.
Лариса погрозила ему пальцем и продолжила, легко припоминая то, что она знала давно и наизусть.
– "Будь адвокатом мужа, а не следователем его".
– "Нет загадочных женщин, а есть недогадливые мужчины".
– Про адвоката мне, ну, очень понравилось, – засмеялся мужчина. – А вот насчет загадочных женщин я не согласен, – и он нежно сгреб в охапку объятий Ларису. – Ты для меня – одна сплошная тайна, начиная с первого дня знакомства и заканчивая вот этими волнительными пятнышками на плече. Понимаешь?
Он разомкнул руки, отпуская Ларису, которая лежала на спине. Сам сел рядом, любуясь ею.
– Кто мы и что мы в этом мире? – сказал музыкант задумчиво. – Кем были в прошлой жизни, кем станем в будущей?
– Ты искренне веришь в это? – тихо спросила журналистка.
– Конечно, – отозвался Михаил. – Я столько литературы прочитал на эту тему в заграничных библиотеках. А во что верить? – он грустно усмехнулся, – неужели в построение коммунизма в отдельно взятой стране?
– Скажи, что ж ты такое во мне особенное почувствовал? – спросила она с любопытством.
– Помнишь, – Михаил усмехнулся, – как путано я отвечал на такие понятные и простые вопросы твоего интервью?
Лариса кивнула.
– Я даже удивилась тогда немного, что ж это звездный мальчик так волнуется…
– Глядя в твои глаза, я всё время куда-то проваливался. Словно, в какое-то другое измерение, где я тебя уже знал, и ты меня тоже… Я так чувствовал тогда. И ничего не мог с собой поделать. Вот это меня сбивало с толку и отвлекало от интервью. А сейчас я абсолютно уверен, что наши пути уже пересекались когда-то. Поэтому мы так тонко и чувствуем друг друга. Две песчинки, затерянные в мирах вселенной и вдруг снова встретившиеся… Понимаешь, Лорик, вся наша жизнь – это виток бесконечной спирали…
– Как с тобой интересно, – сказала Лариса, мечтательно задумавшись. – Ну, и кем мы могли быть с тобою в прошлой жизни?
– В принципе – кем угодно, – сказал Михаил. – Но когда я вижу вот эту отметину, – и он наклонился к ее плечу и поцеловал ее в две странные красноватые родинки, так похожие на укус змеи, – я теряюсь и падаю ниц… Просто существует множество теорий, которые утверждают, что родинки на нашем теле – это следы предыдущих воплощений человека. И они появляются для того, чтобы поведать нам о не самых приятных моментах, которые были с нами уже когда-то в прошлых жизнях…
Михаил замолчал, вздохнул. Затем, игриво взмахнув своими кудрями, добавил:
– Вот только Цезарем я себя не ощущаю, извини, царица.
– А и не надо, – засмеялась Лариса, – а ты – хитрец, напрашиваешься на комплименты. Ведь знаешь, наверняка, что у него не было такой роскошной шевелюры. А была лысина, которую царица ему лечила разными питательными масками…
– Не хочу лысину, даже если она от такого исторического бренда, как Цезарь, – усмехнулся Михаил. – А может…
– С меня довольно и "римского патриция", – сказала Лариса, обнимая Михаила.
– А кто меня назвал сегодня виртуозом? – горделиво просиял Михаил. – Я должен соответствовать. Лорик, я могу быть таким разным… И гораздо деликатней, чем иной патриций. Кем пожелаешь. Любовь – это игра. Ведь мы – не плебсы. Даже иные особи из многоликой фауны преподают нам уроки эстетики и красоты. А мы, ведь, – человеки… – И наклонившись ближе к ее уху, молодой мужчина прошептал, – во что играем? Заказывайте музыку, царица…
И, не без удовольствия, отмечая некоторую растерянность объекта своего обожания, он пошел в атаку, продекламировав: "Я опущусь на дно морское, я полечу за облака, я дам тебе всё, всё земное – люби меня!"
Лариса, блаженно утопающая и в смысле, и благозвучии стихотворных строк, неожиданно вздрогнула, открыв глаза.
– Ну, уж нет, я не согласна! Хоть ты и демонически прекрасен, но я не буду твоей Тамарой. И не мечтай. Уж очень печальная история, – и она, не без кокетства, попыталась оттолкнуть от себя Михаила.
– Что ж, такую реакцию я и предполагал, – сказал самодовольно Михаил, – продолжим?
– Какой же ты очаровательный болтун, – сказала Лариса. – Да будет тебе. Оставайся самим собой, я разрешаю, – томно сказала она.
Взгляд ее скользнул по бутылке с шампанским, в которой оставалась еще половина живительной жидкости.
– А, может, еще по глоточку напитка богов? – предложила она и взяла свой пустой бокал, который стоял на полу у тахты.
(Ну, вот и второй звоночек прозвенел, но Лариса опять его не заметила).
Михаил налил доверху бокал. И женщина сразу отхлебнула с радостью и, не чокаясь, и даже не замечая, что ее галантный кавалер снова лишь пригубил (или сделал вид?)
– Ну, признайся, Мишель, чем ты заговорил это шампанское? Я так от него пьянею. И, в тоже время, легкость во всем теле необыкновенная…
– Заговорил? – усмехнулся Михаил. – Конечно же, своей любовью. А, вообще, Лорик, просто хорошее шампанское.
Ей бы подумать уже, что, может, этот "улёт" у нее происходит совсем по другой причине. Ведь, как-никак, перед этим выпила одна чуть ли ни весь графинчик с коньком, словно, на дне его собиралась обнаружить обещанную звездочку с неба… Но, где уж было думать, когда так сладко кружилась голова.
И Лариса вдруг ощутила в груди какой-то невероятной силы толчок, который в сочетании с "легкостью необыкновенной" тела заставил ее резво подскочить. На мягком матраце тахты она покачнулась, хотя равновесие удержала.
Женщина спрыгнула с постели, быстро убрав букет роз и фрукты со стола.
Михаил наблюдал за гостьей с неподдельным обожанием и интересом. Когда она с некоторой неловкостью, несмотря на "легкость необыкновенную", взгромоздилась на стол, он захлопал в ладоши.
– Ты превзошла все мои ожидания, Лорик…
И Лорик, вконец ободренная этими словами, тряхнув головой, произнесла:
– Музыка и слова народные: "Однажды морем я плыла".
– Я падаю с кровати, – простонал Михаил и опять захлопал в ладоши.
– Уважаемую публику прошу подпевать припев…
Михаил радостно кивнул.
Вот, вот она, подлянка – проклятущие гены "сохатые"! Обязательно вылезут в самый неподходящий момент. И что вспомнилось-то вдруг! Именно та песня, которую тетка-генеральша всегда запевала в родительских застольях, а маленькую девочку Лару всегда куда-то выпроваживали при этом из-за стола поиграть с куклами. Чтоб, значит, не слышали нежные детские ушки никаких таких недозволенных намеков…
И Лариса запела, пританцовывая на столе:
Однажды морем я плыла
На пароходе раз,
Погода чудная была
Вдруг буря поднялась.
Ай-ай, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.
Зачарованный таким зрелищем, Михаил забыл про припев.
Лариса остановилась на миг и пригрозила ему пальцем.
Мужчина тут же подскочил и закружился вокруг стола, держа даму за руку. И они вместе запели:
Ай-ай, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.
– Теперь твое соло, – приказным тоном скомандовала Лариса.
Михаил остановился, чуть отдышался и запел:
Там капитан красивый был,
В каюту пригласил,
Налил шампанского вина
И выпить предложил…
И опять они вместе захороводили припев про "ай-ай туман – кружится голова".
И Михаил снова запел дальше один:
И ровно в срок родился сын,
Волны морской буян,
А кто же в этом виноват,
Конечно, капитан…
– Погоди, ты совсем меня закрутил, – сказала счастливая и глупо улыбающаяся Лариса. – Только ты один куплетик пропустил. Плесните даме еще глоточек для храбрости…
Михаил наполнил бокал, который расплескивая, Лариса выпила весь залпом. А затем запела соло:
И только выпила вина,
Немного прилегла,
И всё, что с детства берегла,
Ему я отдала.
После этих слов Лариса расстегнула уж очень надоевшую ей верхнюю деталь от комплекта белья "Кармэн" и покрутив бюстгальтер на пальце, зашпулила его, не заботясь о траектории полета и приземления. (Она потом его так и не нашла).
Женщина спрыгнула со стола, и они вместе, пританцовывая, допели песню до конца.
Умейте жить, умейте пить
И всё от жизни брать,
Ведь всё равно когда-нибудь
Придётся умирать.
Ай-ай, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна…
И тут… И только сейчас Лариса вдруг, остановившись от совместных круговертей вокруг стола, заметила на тумбочке бокал Михаила, который он так и не выпил.
Ну, не выпил. Ну, и что? Что за трагедия?
Да, конечно, если б она была трезвой, поджала бы чуть обиженно губки. Или просто сделала вид, что не заметила. Ну, это, так сказать, при наличии условия трезвости. И оно, это условие или наличие, требовало остановиться немедленно, пока не прозвенел третий звонок. Мало ей было, что ли, предыдущих двух, которые она не услышала? Наклюкалась сама до неприличия, так зачем же непременно возжелать, чтоб и такой замечательный кавалер еще наклюкался вместе с нею?
Правду говорят: дуракам закон не писан, а если писан – то не читан, а если читан – то не так… Ох, и какая же она дура! Такую надо еще поискать! И как банально, по-бабьи до примитивности: раз не пьет, а вот ради меня, такой распрекрасной, пусть хоть разочек, да и напьется…
Ну, это она уже после, потом анализировала. Ой, соха, соха, как же ты меня замучила, проклятая! Как же вылазят откуда-то эти гены в самый неподходящий момент! Да что уж там рассуждать теперь, когда третий звоночек прозвенел…
А прозвенел он, когда Лариса стекленеющим взглядом выхватила этот одинокий бокал на тумбочке, из которого ее кавалер едва пригубил.
– Мишель, что я вижу? – с возмущением в голосе сказала Лариса. – Так не честно. Расхваливал-расхваливал свое шампанское, а сам…
И она, такая смелая и неотразимая, зажав удлиненный бокал в ложбинке меж своих, теперь уже обнаженных грудей, решительно направилась к Михаилу, немного расплескивая и обливая свое тело золотистым напитком.
– А ты проказница, Лорик, – но как мне нравится такая умопомрачительная официанточка, – сказал музыкант, принимая бокал и нежно целуя Ларису в облитую шампанским грудь.
Мужчина присел на стул, стоявший у стола. Лариса тут же запрыгнула к нему на колени.
– А позвольте официанточке за вами поухаживать, – сказала молодая дама, беря фужер в свои руки, и пытаясь сама влить в него шампанское.
Михаил не сопротивлялся. Что же ему оставалось делать при таком натиске?
– Ты говорил, что не пьешь крепкие горячительные напитки, но, ведь, это всего лишь шампусик, мой Мишусик…
– Еще, какой шампусик! Самый мой любимый, – вздохнул пианист.
– А что так грустно? А мы сейчас добавочку, – Лариса подхватила пустой фужер и направилась к тумбочке, где стояла бутылка с шампанским.
– Только попрошу соблюсти прежние условия транспортировки, – игриво попросил он.
– А… Конечно, – самодовольно отозвалась Лариса, вновь используя свои женские прелести в качестве роскошного подноса и разбрызгивая шампанское.
– Хотелось бы еще апельсин, – попросил мужчина, – он хорошо освежает…
– Как прикажет хозяин-барин, – услужливо отозвалась Лариса, оглядываясь на стоявшие на ковре вазы с фруктами и цветами, которые она сама предусмотрительно убрала со стола, чтобы продемонстрировать свой сногсшибательный полустриптиз.
Она поставила цветы и фрукты снова на стол и начала чистить большой апельсин, наполняя воздушное пространство ароматом тропиков. А освободив фрукт от кожуры, снова села на колени к Михаилу, чтобы накормить его сочными ми дольками. Апельсин оказался на редкость сладким, вкусным. Лариса тоже съела пару долек. Фрукт с живительными витаминами действительно хорошо освежал и бодрил.
Михаил очень медленно, маленькими глотками, пил свое любимое шампанское. Лицо гурмана выражало гораздо более, нежели просто гастрономическое удовольствие. Оно выражало блаженство.
Блаженство испытывала и Лариса, глядя на своего умопомрачительного принца и пианиста. Она думала лишь о том, как сейчас Михаил допьет этот нектар и отнесет ее на тахту.
– А как царица смотрит на то, чтобы вместе освежиться в душе? – вопрос немного застал Ларису врасплох.
На какое-то мгновение ей вдруг показалось, что события почему-то развиваются не по тому сценарию, который так уютненько уже нарисовался в ее затуманенном сознании. Но лишь на мгновение. "В конце концов, Мишель у нас главный скрипач сегодня, – не без удовольствия подумала она. – А я – всего лишь скрипочка".
– В душ – так в душ, – беззаботно согласилась она, – как пожелаете.
И дама резво подскочила с колен Михаила, потянув его за руки.
Мужчина поднялся и обнял Ларису.
"Сейчас он меня возьмет на руки и отнесет в ванную", – подумала женщина и, в ожидании радости, прикрыла глаза.
– Лорик, извини, мне ужасно неловко, но мне нельзя тебя поднимать, – произнес мужчина, угадывая такое естественное ее желание.
– Ой, это ты меня извини. Как же я забыла! – Лариса всплеснула руками. – Это я тебя должна носить на руках… За этот вечер. За всё…
– Сколько весит Ваше Изящество? – поинтересовался Михаил, – разумеется, если это не секрет?
– Не секрет, – Лариса кокетливо замялась, – сегодня с утра было… 51 кэгэ, – соврала она, уменьшив свой вес на три килограмма. – Да еще нужно добавить к этому весу наш сытный ужин…
– Пианисту нельзя поднимать больше 5-ти килограммов, – вздохнул Михаил. Издержки музыкального производства…
– Ну, извини меня, пожалуйста, – сказала Лариса, – я больше так не буду…
Женщине показалось, что она начинает трезветь. Иначе бы она не заметила, как занесло пару раз на повороте Михаила, когда они направились в ванную.
В ванной, пока они плескались под горячей водой, было шумно и весело. До тех пор, пока Мишель не решил принять контрастный душ. Он стал уговаривать и Лорика. Но она не могла вынести даже одной ледяной брызги, не говоря уже о той ледяной струе, которую пустил на себя Михаил. А прикрутить холодную воду он почему-то не соглашался. Так что Ларисе ничего не оставалось, как срочно ретироваться в комнату и спрятаться под одеялом.
Она слышала, как лилась вода, как бурно выражал эмоции Михаил. В потом вдруг всё неожиданно затихло.
Любви волшебной вино…
– Мишель, ты где? – позвала трезвеющая от водных процедур Лариса.
Но в ответ ей было молчание.
Она окликнула его еще раз. Но никто не отозвался. Настороженная женщина направилась в ванную.
Михаил сидел на полу с закрытыми глазами, прислонившись голой спиной к кафельной стенке. Он, видимо, еще раз сменил холодную воду на горячую, но не до конца прикрутил кран, из которого подтекал почти кипяток. В ванной было душно и влажно, как в парной.
– Мишель, Мишель, – кинулась к нему Лариса.
Мужчина попытался разлепить глаза, но это ему не удалось.
– Вставай, поднимайся же, – Лариса трясла его за плечи. – Здесь невозможно находиться, я сама сейчас в обморок брякнусь от духоты.
Женщина подскочила и прикрутила кран с горячей водой, обжигая при этом руку.
Ойкнув от боли, открутила холодную воду, подставляя под струю обожженное место. И тут же кинулась к Михаилу, обрызгивая его лицо прохладными каплями.
Он открыл глаза, глупо улыбаясь.
– Лорик…
– Как же ты меня напугал, – вздохнула с облегчением Лариса. – Вставай, – и она потянула его за руку.
Но не тут-то было. Потяжелевший и обмякший Михаил не мог подняться. И Лариса, подхватив его под руки, потащила скорее из духоты ванной, оставляя на полу мокрую дорожку.
Стройный и высокий под метр девяносто красавец весил килограммов на двадцать больше дамы. Дотащив музыканта до кровати, Лариса поняла, что никакой мочи не хватит ей поднять мужчину на постель. Она прислонила его спиной к тахте, а сама побежала в ванную за большим полотенцем. Вернувшись, укутала Мишеля в него, как большего ребенка, и стала вытирать его роскошную шевелюру.
– Не хватало, чтобы ты еще простыл, на дворе не лето…
Михаил глупо улыбался.
– Хочу шампусика, – попросил он.
– Ну, уж нет, – резко сказала всё трезвеющая гостья.
– Ларусик, дай шампусик…
– Я – Лорик, ты забыл? – сказала женщина.
– Нет, не забыл. Пока помню. А вот назавтра всё забуду…
– Как это? – встрепенулась Лариса.
Она с тревогой посмотрела на Михаила. Был он как-то неестественно бледен после недавней "парной".
– Ты в порядке? – спросила его озабочено.
– Не совсем, – ответил он, и попросил, кивнув на небольшую кожаную мужскую сумку, – там у меня шипучий аспирин. Раствори мне пару таблеток в минералке…
– Сейчас, сейчас, – быстро отозвалась гостья, – только дай я тебя сначала устрою поудобней.
Она взяла большие и маленькие подушки, бросила их на ковер, затем стащила пододеяльник, в который было впечатано из верблюжьей шерсти одеяло. Укутала в него Михаила, заботливо подоткнув с обеих сторон. А на себя быстро натянула кардиган. В номере было прохладно, потому что сильно сифонило от окна.
Быстро приготовив шипучий коктейль, Лариса поднесла его Михаилу, присев рядышком на ковер.
Мужчина скривился.
– И эту гадость я должен пить вместо… вина любви.
Михаил залпом выпил пенящуюся жидкость и попытался продекламировать: "Любви волшебной вино…" Но запнулся, память не слушалась его.
– Лорик, ты помнишь, как там у Петра Лещенко поется в романсе…
– Не помню, ходячая ты моя энциклопедия, – сказала Лариса, точнее, лежачая…
– А ты вспомни, – требовательно и капризно сказал мужчина.
Ларисе пришлось сделать усилие над собой.
Но романс этот ей нравился. Поэтому, когда в голове зазвучала мелодия, вспомнились и слова:
Любви волшебной вино
На радость людям дано.
Огнём пылает в крови
Вино любви…
– Вот, вот, – обрадовался Михаил. – Именно это я имел в виду. А ты извини меня, Лорик, что я не соответствую, раскис… Но ты не думай, я – герой… В любви – я герой. И докажу. Сейчас…
И тут Михаил как-то жалко улыбнулся и сделал жест рукой, похожий на тот, что персонаж Юрия Никулина сделал в кинофильме "Бриллиантовая рука", перед тем, как вырубиться, когда его застукали с красоткой в гостиничном номере.
После жеста, долженствовавшего обозначать, что "он не такой, а, всё же, хороший", Михаил тихонько захрапел.
Лариса вдруг почувствовала, что ей стало очень холодно. Она встала с ковра и подошла к большому окну и прежде, чем задернуть тяжелые шторы, бросила взгляд на спящую Красную площадь и стены Кремля, отмечая про себя непривычный ракурс, который возникал благодаря ее присутствию в номере гостиницы "Россия".