Слэттер подошел к полицейскому, который отдал ему честь. Полицейские были одеты в фески и причудливую форму. Мысль о причудливости формы не пришла в голову Чарли, который предпочитал, чтобы его туземцы придерживались какого-нибудь одного стиля и носили либо европейское платье, либо набедренные повязки. Он не переносил, когда туземец был наполовину одет как дикарь. При отборе полицейских в первую очередь учитывались их физические данные, поэтому все они были крепко сложены, однако при этом меркли рядом с Мозесом - настоящим исполином, черным как вакса и одетым в майку с шортами, которые были сейчас влажными и перемазанными в грязи. Чарли встал прямо перед убийцей и посмотрел ему в лицо. Мозес равнодушно глянул на него в ответ. Его глаза ничего не выражали. Лицо же Чарли не могло не вызвать любопытства: на нем читалось торжество, смешанное с жаждой мщения и страхом. Но кого тут было бояться? Мозеса, который, считай, уже был покойником? Однако Слэттер казался взволнованным и обеспокоенным. Потом вроде бы ему удалось взять себя в руки. Он повернулся и увидел перемазанного грязью Дика Тёрнера, стоявшего в нескольких шагах от него.
- Тёрнер! - властно произнес Слэттер и замер, вглядываясь в его лицо.
Похоже, Дик его не узнавал. Чарли взял его за руку и потащил к своей машине. Тогда он еще не знал, что Тёрнер не в себе, в противном случае Чарли, возможно, рассердился бы еще больше. Затолкнув Дика на заднее сиденье автомобиля, он отправился в дом. В гостиной стоял Марстон, сунув руки в карманы. Несмотря на спокойный вид и небрежную позу, его лицо было бледным и напряженным.
- Ты где был? - тут же с укором спросил Чарли.
- Обычно меня будит мистер Тёрнер, - невозмутимо ответил молодой человек. - Этим утром я спал допоздна. Когда я вошел в дом, то обнаружил на веранде миссис Тёрнер. Потом приехали полицейские. Я ждал, что вы появитесь. - Марстон боялся, в его голосе слышался страх перед смертью, и это был совсем не тот страх, что сейчас руководил поступками Чарли: Марстон слишком мало пожил в Африке, чтобы понять тот особый ужас, терзавший Слэттера.
Чарли что-то проворчал - он раскрывал рот только в случае необходимости. Слэттер смерил Марстона долгим странным взглядом, будто бы силясь понять, почему туземцы-работники вместо того, чтобы позвать белого, спавшего всего в нескольких ярдах от них, бросились за помощью к нему. Однако теперь Чарли смотрел на Марстона без былого недовольства или осуждения, скорее всего это был взгляд человека, которым награждают предполагаемого компаньона, которому еще предстоит показать, на что он способен.
Чарли повернулся и вошел в спальню. Под вымазанной в земле простыней прослеживался контур тела Мэри Тёрнер. Из-под одного края простыни выбивались локоны густых волос соломенного цвета, из-под другого - покрытые морщинами желтые ноги. И тут случилось удивительное. Слэттер воззрился на тело Мэри, и его лицо вдруг исказила гримаса ненависти и презрения, которая была бы куда более уместна в тот самый момент, когда он взглянул на убийцу. Брови его хмурились, губы кривились - несколько секунд злобный оскал не сходил с лица фермера. Он стоял спиной к Марстону, которого наверняка потрясла бы подобная реакция. Потом резко, с раздражением Чарли развернулся и вышел из комнаты, толкая впереди себя молодого человека.
- Она лежала на веранде, - сказал Марстон. - Я ее поднял и перенес на кровать. - При воспоминании о том, как он дотрагивался до мертвого тела, молодой человек вздрогнул. - Я решил, что лучше не оставлять ее там лежать. Собаки ее облизывали, - замявшись, добавил он, и его побледневшее лицо исказила судорога.
Чарли внимательно на него посмотрел и кивнул. Казалось, ему было все равно, врет Марстон или говорит правду. В то же время он с одобрением отметил самообладание его помощника, справившегося со столь неприятным делом.
- Повсюду была кровь. Я все убрал… Потом подумал, что стоило оставить как есть для полиции.
- Это не имеет значения, - рассеянно отозвался Чарли.
Он сел на один из грубых деревянных стульев в гостиной и погрузился в размышления, тихо насвистывая сквозь зубы. Марстон стоял у окна в ожидании полицейской машины. Время от времени Чарли окидывал комнату настороженным взглядом и быстро проводил языком по губам. После этого он снова принимался тихонько насвистывать. Это начало действовать молодому человеку на нервы.
Наконец настороженно, чуть ли не предостерегающе Чарли спросил:
- Что ты обо всем этом знаешь?
От внимания Марстона не ускользнуло, как Слэттер выделил "ты", и он задался вопросом: а что известно самому Слэттеру? Молодой человек великолепно владел собой, но его нервы были натянуты как струна.
- Ничего не знаю, - ответил он. - Правда ничего. Все очень сложно… - Он замялся и с мольбой посмотрел на Чарли.
Этот почти что умоляющий взгляд вызвал у Чарли раздражение, поскольку принадлежал он все-таки мужчине. Впрочем, к раздражению примешивалось и удовлетворение: Слэттер был доволен - помощник признает его авторитет. Фермер великолепно знал подобный тип молодых людей, приезжавших сюда из Англии изучать сельское хозяйство. Тут появилось немало таких, как Марстон. Они обычно были выпускниками закрытых частных привилегированных школ и представляли собой типичных англичан, но при этом проявляли чудеса приспособляемости. С точки зрения Чарли, именно эта способность быстро адаптироваться искупала их грехи. Казалось странным, со сколь удивительной скоростью они привыкали к новой обстановке. Поначалу в поведении молодых людей неуверенность мешалась с гордыней и замкнутостью; они с осторожностью застенчиво постигали новое, проявляя чуткость и бдительность.
Когда поселенцы-старожилы говорят: "Страну надо понимать", они на самом деле имеют в виду: "Вам надо свыкнуться с нашими взглядами на туземцев". Большая часть этих молодых людей выросла на расплывчатых представлениях о равенстве. Узнав о том, как обращаются с чернокожими, они примерно с неделю ходили как громом пораженные. Сотни раз в день естество вновь прибывших восставало, когда они слышали, что о туземцах говорят как о скоте, когда они видели, как черных бьют, как на них смотрят. Их готовили обращаться с туземцами как с людьми. Однако молодые люди не могли идти против общества, в которое вливались. Очень скоро они менялись. Безусловно, стать "плохим" было непросто. Однако они крайне недолго продолжали считать свое поведение дурным. Да и, кроме того, чего стоят все эти представления? Абстрактные идеи о порядочности и доброй воле были лишь тем, чем они и являлись, - абстракцией. По сути дела, ни один из новоприбывших никогда не вступал с туземцами в контакты, выходящие за рамки отношений "хозяин - слуга". Никто никогда не знал о том, чем живут туземцы. Проходило несколько месяцев, и чуткие порядочные молодые люди грубели, чтобы полностью соответствовать суровой, засушливой, пропеченной солнцем стране, в которую они приехали; у них появлялись новые манеры сообразно изменившейся внешности - новички становились сильнее и выносливей, а их окрепшие руки и ноги теперь покрывал загар.
Если бы Тони Марстон прожил в стране хотя бы на несколько месяцев больше, все было бы гораздо проще. Так, по крайней мере, казалось Чарли. Именно поэтому он смотрел на молодого человека нахмурившись. Слэттер не осуждал его, он был всего лишь насторожен и оставался начеку.
- Что ты имел в виду, сказав, что все очень сложно?
Тони Марстон явно чувствовал себя неуютно, словно бы не мог разобраться в себе. По правде говоря, это и впрямь ему не удалось за те недели, что он провел у Тёрнеров в атмосфере надвигающейся трагедии. Он все еще не мог примирить друг с другом те стандарты и нормы, что ему привили дома, и те, с которыми он столкнулся здесь. Грубый тон Чарли, оттенок предостережения в его голосе озадачили Марстона. Против чего его пытаются предостеречь? Тони был достаточно умен, чтобы понять: его о чем-то предупреждают. В этом он отличался от Чарли, который действовал интуитивно и даже не заметил, что в его голосе прозвучала угроза. Все было очень необычно. Где полиция? Чарли был соседом, ну так какое он имел право приезжать сюда к Марстону, являвшемуся чуть ли не членом семьи Тёрнеров? Почему Чарли без лишних слов решил захватить власть в свои руки?
У Марстона были свои представления о справедливости, и сейчас по ним нанесли сильный удар. Несмотря на смятение, у него имелись свои мысли об убийстве, о котором пока не следовало судить категорично и без оговорок. Задумавшись о случившемся, Марстон пришел к выводу, что убийство стало вполне естественным развитием событий; оглядываясь на то, что происходило последние несколько дней, он понимал - в той или иной степени драмы было не избежать, он ждал чего-то безобразного, жестокого. Злоба, жестокость, смерть казались весьма естественными в этой огромной суровой стране… он много о чем передумал, пока утром шел не спеша к дому, дивясь, отчего в столь позднее время еще никто не работает. Потом молодой человек обнаружил на веранде Мэри, а снаружи дома - полицейских, охранявших работника; Дик Тёрнер ковылял по лужам, что-то бормоча себе под нос, - он был не в себе, но, по всей видимости, безобиден. Сейчас Марстон осознал то, чего ему было прежде не под силу постичь, и он был готов об этом поговорить. Однако отношение Чарли ставило его в тупик. Что-то по-прежнему продолжало ускользать от его понимания.
- Что имел в виду, то и сказал, - ответил Тони. - Когда я приехал в страну, я мало что о ней знал.
- Спасибо за исчерпывающий ответ, - добродушно и вместе с тем с жесткой иронией в голосе отозвался Чарли. - Из-за чего этот ниггер убил миссис Тёрнер? Мысли есть?
- Ну, кое-какие есть.
- Лучше пусть этим займется сержант, как приедет.
Марстона осадили, заткнули ему рот. В ярости и смятении Тони прикусил язык.
Приехав, сержант отправился посмотреть на убийцу, глянул на Дика сквозь стекло машины Слэттера, после чего пошел в дом.
- Я к вам заезжал, Слэттер, - сказал сержант и, кивнув Тони, внимательно на него посмотрел.
Затем полицейский вошел в спальню. Реакция на случившееся у него была такая же, как и у Чарли: убийцу ждала кара, к Дику он испытывал сочувствие, а по отношению к Мэри презрение и ярость - сержант Дэнхам прожил в стране уже немало лет. На этот раз Тони увидел выражение лица сержанта, и оно его потрясло. Глядя на лица мужчин, стоявших над телом Мэри, Тони ощутил беспокойство и даже страх. Принимая во внимание то, что ему было известно, он испытывал легкое отвращение, над которым все же преобладало более сильное чувство сострадания. Это было отвращение того рода, что посещало его, когда он сталкивался с любыми проявлениями социальной несправедливости, отвращение, причиной которого становится отсутствие воображения. Этот низменный инстинктивный страх, даже ужас, приводил его в изумление.
Трое мужчин, не проронив ни слова, проследовали в гостиную.
Чарли Слэттер и сержант Дэнхам стояли рука об руку, будто бы они намеренно и осознанно взяли на себя роль судей. Напротив них остановился Тони. Он не собирался отступать, но, взглянув на их позы, на их проницательные каменные лица, на которых он ровным счетом ничего не мог прочесть, Марстон испытывал нелепое ощущение: ему показалось, что его словно бы в чем-то обвиняют.
- Плохо дело, - бросил сержант Дэнхам.
Никто ничего не ответил. Сержант со щелчком открыл записную книжку, выровнял резинку на страничке и приготовил карандаш.
- Если не возражаете, я задам вам несколько вопросов, - произнес он.
Тони кивнул.
- Сколько вы уже здесь?
- Около трех недель.
- Живете в доме?
- Нет, в хижине, дальше по тропинке.
- Вы собирались управлять хозяйством во время отсутствия Тёрнеров?
- Да, на протяжении шести месяцев.
- А потом?
- А потом я хотел перейти на ферму, занимающуюся выращиванием табака.
- Когда вы узнали о случившемся? Кто вас позвал?
- Меня никто не звал. Я проснулся и обнаружил миссис Тёрнер.
По голосу Тони было ясно, что теперь он занял оборонительную позицию. Он чувствовал себя задетым и даже оскорбленным оттого, что его никто не позвал; мало того, обоим его собеседникам подобное пренебрежение казалось вполне нормальным и естественным, словно тот факт, что Марстон лишь недавно приехал в страну, автоматически означал, что ему ни в чем нельзя доверять. Тон допроса его возмутил. С ним не имели никакого права так поступать. Марстон начал закипать от ярости, великолепно при этом осознавая, что Дэнхам и Слэттер даже не понимают, что ведут себя покровительственно, и сейчас ему лучше не печься о собственном достоинстве, а попытаться понять истинное значение разворачивающейся перед ним сцены.
- Вы ели вместе с Тёрнерами?
- Да.
- Кроме этого, вы когда-нибудь сюда приходили… скажем так, дружески пообщаться?
- Нет, практически никогда. Я был очень занят. Осваивал свою работу.
- С Тёрнером ладили?
- Пожалуй, да. Я хочу сказать, что с ним было непросто подружиться. Дик Тёрнер был поглощен работой. И, совершенно ясно, ему очень не нравилось здесь жить.
- Да, этот чертяка хлебнул лишка, - резко бросил сержант и тотчас же захлопнул рот, словно бы желая явить всему миру свою мужественность, однако его голос был нежен, чуть ли не слезлив.
Тони почувствовал смятение: фразы, что бросали мужчины, казались ему неожиданными, они выбивали у него из-под ног почву. Он не мог ощутить того, что чувствовали они: он был чужаком в разыгравшейся трагедии, которая, казалось, лично задела сержанта и Чарли Слэттера. Сами того не осознавая, они с усталостью взяли на себя роль преисполненных достоинства людей, согнувшихся под невыразимой тяжестью сострадания несчастному страдальцу Дику Тёрнеру.
Однако именно Чарли отвратил Дика от фермы, и в ходе предыдущих бесед, свидетелем которых был Тони, Слэттер не выказывал Тёрнеру ни капли подобной нежности и сочувствия.
Надолго повисло молчание. Сержант захлопнул записную книжку. Впрочем, он еще не закончил. Настороженно разглядывая Тони, он раздумывал, как получше сформулировать следующий вопрос. По крайней мере, именно так показалось молодому человеку, который понял - во всем деле наступил самый сложный момент. На эту мысль наводило выражение лица Чарли: настороженное, немного хитрое, слегка напутанное.
- Вы не замечали ничего необычного за время своего пребывания здесь? - будто бы небрежно спросил сержант.
- Замечал, - выпалил Тони, неожиданно решив, что не даст над собой издеваться. Он понимал, что над ним издеваются, несмотря на то, что убеждения и разница в опыте отделяли от него Дэнхама и Слэттера не хуже моря. Они, нахмурившись, посмотрели на него, быстро переглянулись и тут же отвели глаза, словно опасаясь, что их заподозрят в некоем тайном сговоре.
- И что же вы видели? Надеюсь, вы понимаете… всю непривлекательность этого дела? - В последнем вопросе чувствовался намек.
- Вне всякого сомнения, любое убийство лишено привлекательности, - сухо ответил Тони.
- Когда поживете в нашей стране подольше, то поймете, что мы здесь не любим, когда ниггеры убивают белых женщин.
Услышав это "когда поживете в нашей стране подольше", Тони почувствовал, что его словно ударили под дых. Ему доводилось слышать эту фразу столь часто, что она уже начала действовать ему на нервы. В то же время она выводила его из себя, при этом заставляя осознавать собственную незрелость. Марстону бы хотелось выпалить всю правду в одной фразе, убедительность которой была бы необорима, но с правдой так никогда не получается. Он мог сообщить им то, что знал о Мэри или в чем ее подозревал, то, на что двое мужчин, по молчаливому согласию, предпочли закрыть глаза. Это как раз не представляло особой сложности. Главное, то, что действительно, с точки зрения Тони, имело значение, заключалось в другом - надо было осмыслить подоплеку, обстоятельства, подумать о характерах Дика и Мэри и об их образе жизни. А вот это как раз было совсем непросто. Он дошел до правды окружным путем, точно так же ее и следовало изложить. И самое сильное чувство, преобладавшее сейчас в душе Тони, - чувство безличного сострадания Мэри, Дику и туземцу, сострадание, мешавшееся с гневным ропотом на обстоятельства, - помешало ему сообразить, с чего лучше начать.
- Послушайте, - произнес он, - я расскажу вам все, что знаю. Мне придется начать с самого начала, только на это, боюсь, уйдет слишком много времени…
- Хотите сказать, что знаете, почему была убита миссис Тёрнер? - быстро парировал проницательным вопросом сержант.
- Нет, не совсем. Я разве что смогу сформулировать версию. - Тони крайне неудачно подобрал слова.
- Версий нам не нужно. Нас интересуют факты. В любом случае, не следует забывать о Дике Тернере. Все это ему крайне неприятно. Вам следует помнить об этом бедолаге.
И вновь Тони услышал завуалированную просьбу, казавшуюся ему нелогичной, в отличие от сержанта и Слэттера, которым она представлялась вполне целесообразной. Все вроде было так нелепо! Тони начал выходить из себя.
- Вы собираетесь выслушать, что я хочу сказать, или нет? - с раздражением спросил он.
- Валяйте. Только помните, ваши фантазии мне ни к чему. Мне нужны факты. Вам довелось увидеть что-нибудь конкретное, то, что смогло бы пролить свет на это убийство? Например, вы видели, как этот работяга пытался прибрать к рукам ее драгоценности или что-нибудь в таком же духе? Есть что сказать - выкладывайте. А вот из пальца ничего высасывать не нужно.
Тони рассмеялся. Сержант и Слэттер пристально посмотрели на него.
- Вы знаете не хуже меня, что с этим делом все так просто не объяснить. Вам это прекрасно известно. Об этом деле нельзя судить вот так сразу, безапелляционно, сгоряча.
Разговор явно зашел в тупик, и повисло молчание. Сержант Дэнхам, будто бы не услышав последних слов Марстона, нахмурившись, наконец произнес:
- Вот, например, как миссис Тёрнер относилась к этому слуге? Она хорошо обходилась с работниками?
Разъяренный Тони, нащупывавший точку опоры в хаосе охвативших его чувств, силящийся разобраться в законах и правилах, часть которых оставалась для него непонятной, ухватился за вопрос как за соломинку - с этого ответа можно было начать рассказ.
- Я считал, что она обращалась с ним плохо. Хотя, с другой стороны…
- Небось пилила его? Ну да, женщины в этой стране часто с этим перегибают палку. Верно я говорю, Слэттер? - Тон сержанта был непринужденным, доверительным, раскованным. - Моя старуха вообще сводит меня с ума… должно быть, дело в самой стране. Они тут понятия не имеют, как следует обращаться с ниггерами.
- С ниггерами должны иметь дело мужчины, - произнес Чарли. - До ниггеров не доходит, если ими начинает командовать женщина. Своих-то женщин они держат в узде, как полагается. - Он рассмеялся.
Сержант тоже рассмеялся. Они повернулись друг к другу и даже к Тони с явным облегчением. Напряжение спало, опасность миновала, и Тони снова почувствовал, что им пренебрегли. Допрос, по всей видимости, подошел к концу. Марстон едва мог в это поверить.
- Погодите, послушайте, - начал было он и тут же остановился.