А сейчас всё вывернулось. Наизнанку вывернулось, поменялось. Надо бы пройти свою дорогу, ровную, прямую - так нет, петляешь где-то в стороне от неё, и даже не пешком, а на автобусе. Значит, не сам идёшь, а везут тебя куда-то. По определённому маршруту.
Когда едешь в автобусе, учишься ненавидеть людей. Учишься презирать их - только за то, что они вдруг оказались тут рядом с тобой. Только за то, что едут. А людей за окном почему-то любишь, возлагаешь на них надежды. Кажется: вот, эти ребята куда-то идут. Делают, наверное, что-то. Чего-нибудь да достигнут. Вот ведь люди, настоящие люди за окном. А как зайдёт такой человек в автобус - смотришь, а он-то подлец. Проталкивается, сиденье не уступает, воняет… Сука этакая. Твоё пространство занимает. Проедет с тобой немного рядом - возненавидишь его до глубины души, всеми тонкими нитями сознания. Всем своим существом. А выйдет на своей остановке, смотришь на него, уходящего, в окно, и опять: Человек!.. Человек!..
- Люди выделяют антропотоксины, - объяснял один знакомый мизантроп Жене. - Такие вещества, что-то типа ядов, продукты жизнедеятельности: скатол, индол - то, что обычно мы с дерьмом из организма выводим. В маленьких количествах это всё поступает в воздух. Так вроде бы незаметно, а когда люди долго рядом находятся, они как бы отравлять начинают друг друга этими антропотоксинами… В маленьких тесных помещениях, в автобусах, да и вообще везде, где плохая вентиляция и много людей - мы ненамеренно портим друг другу воздух… Жизнь друг другу отравляем.
Женя достал книжку, пролистнул. Ведь рисовала, рисовала она там карандашом. Или подчёркивала что-то. Но точно с карандашом сидела. И нигде, ни на одной странице, ни значка, ни закорючки. Ни одного знака.
Один знакомый с юридического, большой пошляк и любитель почитать всякий вздор где попало, как-то рассказывал Жене о том, какую ему в библиотеке выдали книгу. Учебная вроде бы, литература…
- А все страницы на полях мелко-мелко исписаны, представь себе… Я читать начал, чуть с ума не сошёл. Этот, который писал - он-то точно с ума сошёл. Сначала бредил о человеке и правах его, тварь я дрожащая или что-то там в этом роде… Потом, ближе к середине, его на злобные стёбы пробивать начало - типа "учишься, читаешь, сука? а я уже сейчас всё сдал и работаю, наверное, прикинь!". Но самая жесть была в конце. Краткая надпись "дрочил я на эту ё…ую сессию", и страницы заляпаны так, что волей-неволей веришь: правду написал, правду…
Этот парень, юрист, ещё собирался, когда в аудиториях парты менять будут, все старые вынести потихоньку или, если не отдадут за так, скупить.
- Выставка парт, приколи, а? Сниму какой-нибудь зал, где искусство вывешивают, и там развешаю все парты. А они-то исписаны - просто жесть! На некоторых так и живого места нет. Какие откровения! Какие рисунки! Драма! Искусство! Суровое студенческое искусство! На одной, я читал, в столбик написано: 30 минут до перерыва… 25 минут до перерыва… 15 минут до перерыва… 10 минут до перерыва… 5 минут до перерыва… 3 минуты до перерыва… БЛЯ, БЕЗ ПЕРЕРЫВА!!! Согласись: драма!
А тут, в "физической химии для биологов", - вообще ничего. Ни одной надписи. Даже случайно, по неосторожности никто нигде не оставил линии авторучкой - длинной, ровной, с крючком в конце. Разве что, одна страница вырвана в середине - но так гладко вырвана, что сразу и не заметишь. Двести сорок первая - двести сорок вторая. На двести сороковой написано: "Теперь, если сзади контрольной пробирки поставить пробирку с неизвестным раствором без индикатора, а сзади второй пробирки - пробирку с одним только буфером, то можно грубо скорректировать разницу в цвете индикатора (рис. 4.7)". А рисунка нет ни на одной из окружающих страниц. На несколько страниц назад есть "рис. 4.6. Номограмма для приготовления фосфатных буферов", угрожающие научные кривые графики. И есть после, "рис. 4.8. Кривая титрирования глицина" - так та вообще абсолютно кривая. Значит, на пропавшей странице рисунок был. Четыре точка семь.
Что ещё? А чёрт его знает. Научный бред, как и вся книжка, наверное.
- Да и кроме того, неинтеллигентный ты, Женя, - припомнились ему слова Вити.
А и вправду - в кои-то веки попала в руки книга умная. Взять бы и прочесть от корки до корки. Женя попробовал вспомнить, когда он в последний раз действительно читал - и вспомнил. Это было около месяца назад, у Толика. На столе валялся журнал с вызывающим названием "АвтоФото" и безбашенным мотоциклистом на обложке; пока Толя рубился в какую-то свою игрушку, Женя пролистал это издание. Почти весь журнал - фотки машин разных, и к ним подписи. Текст Женя изредка по приколу читал, но больше всё же на машины смотрел, то есть не на сами машины, а именно как их сфоткали. Оценивал не качество машин, а качество фотографий, в общем.
Вспомнил это. И совсем грустно стало. Снова попробовал читать "физичскую химию для биологов", и ещё грустнее стало - не читается, хоть убей. Хотел утешить себя тем, что чтение этой книги, наверное, подразумевает, что уже прочитаны разные серьёзные книжки по химии, физике и биологии, да не утешил. Даже учебники в школе как-то по диагонали читал, перескоками, и ничего не запомнил. А она, девочка эта, раз такие книжки читает… Эх, и подобраться-то к ней никак, наверное, не выйдет, и пива-то она не пьёт, и Ксена ей показать страшно и неудобно.
Женя вкючил плеер и задремал.
Сон лечит.
Через два дня позвонил Толик.
- Зайди ко мне на работу, - только и сказал.
Настроения у него не было совершенно, он матерился, одной рукой во что-то играл, а второй размешивал кофе в чашке.
- И он говорит: здесь делать уже нечего. Эта земля, мол, прогнила. А я говорю: если земля гниёт, лечить её надо, а не бросать. А он за своё: ты, говорит, гниение усиливаешь. Воняешь вместе с обществом, доламываешь всё. Я вот думаю: что ломать, если никто никогда ничего не строил, все всегда только ломали! А? Скажи мне, Женя?
- Ну, я бы не сказал, что сильно ломают. Ты ведь строишь жизнь свою-то, верно?
- Конечно, строю. Я же на машину коплю. Потом на квартиру свою копить буду. И как только накоплю - свалю нафиг из этой общаги, от этого урода. Задолбал уже, честное слово.
- А ты с ним не говори. Не слушай его, что ли. У тебя тут курить можно?
- Нельзя. Но кури. Дело вот в чём: я ему объяснить пытаюсь, что всё нормально, а он мне своё дерьмо втюхивает, втюхивает…
- Так это ты с ним спорить начинаешь? - удивился Женя.
- Ну а ты попробуй в одной комнате вдвоём жить и молчать всё время… Он-то да, молчит, ну а мне поговорить иногда с живыми людьми хочется, а не чатиться всё время. Вот как мы с тобой, понимаешь? Людей-то вокруг так много, так много, а как посмотришь - не люди, а чатовые ники и аватарки только. И поговорить не с кем. Вылезешь из интернета в эту жизнь - а тут ещё хуже, чем там. Подойди и скажи: у тебя компьютер сломался. Он скажет: да, сломался. Скажи: нажми "Энтер". Он нажмёт. Скажи: убей человека…
- Так ведь он, сосед - человек, получается, по твоим меркам? Как зовут его?
- Да хрен знает, как зовут. Но человек. Паршивый, плохой, но человек. А поговорить-то, поговорить по-людски…
- А пепелка где? - перебил его Женя.
- Пепелка…
Толя поднялся со своего стула, открыл ящик и начал там рыться. В ящике лежали провода, микросхемы, старые жёсткие диски, мышка испорченная, ещё какой-то компьютерный хлам. Толя нашёл там жестяную коробку непонятного происхождения и дал Жене.
- На, кури. Только тут нельзя, если что.
- Помню. Ты мне карточку-то сделал?
Толик хлопнул себя рукой по лбу, достал и протянул Жене карточку. Пластиковую, с фотографией, аккуратную, новенькую. С цифрами и штрих-кодом даже - не придерёшься.
- Как договаривались?
- Как договаривались.
Женя расплатился. Докурил сигарету, затушил, кинул в жестяную коробку.
- Слушай, ты что, убегаешь уже?
- Да дела всякие, Толик…
Толик замолчал и перестал играть в свою игрушку, поставил на паузу. Повернулся к Жене; тот уже стоял в дверях.
- Женьк, да посиди ты тут со мной. Поговори немного. Кури, если хочешь, кури, сколько хочешь, пофиг. Только поговори.
- Я не могу, старик. Дела.
- Может, хоть вечером пива попьём?
- Может.
Ушёл. Толик вернулся к компу и около минуты просто молча смотрел в монитор - на остановленную игру. Увидь кто со стороны - ему показалось бы, будто эта пауза окаменила не только человечков с автоматами на экране, но и его самого. Самого Толика.
А потом вдруг со злости лупанул кулаком по ресету. И закрыл глаза.
- Вот у меня удостоверение, - Женя с улыбкой показал карточку.
Бабка взяла, рассмотрела. Покачала головой.
- А где ж раньше было? А? Хитришь?
- Я потерял, мне его восстановили вот, - соврал Женя. - Я пройти могу?
Кивнула злобно. Мол, ладно, проходи, сукин сын, что с тебя возьмёшь. И Женя прошёл.
Вот оно, вот. Сейчас или никогда.
Сигарета. Бросать курить, глупость-то какая. Вот что верно: с сигаретой ты никогда не одинок. Никогда. Пока стоишь, куришь - ты не один. С тобой она - одноразовый друг. Твоя Сигарета. Она не бросит, не предаст, она отдастся тебе до конца, до самого фильтра. Сгорит для тебя. Как человек живой. Люди живые тоже сгорают, но медленно, всю жизнь потихоньку тлеют. А остаётся от них то же самое: пепел и дым. Лёгким вредит? В груди тянет? Ну а разве эти болячки не стоят моментов близости? Моментов не-одиночества?
Выкидывают они такие книги, видите ли. Семьдесят шестого года книжка. Старая уже. А кто выкидывает? Да уборщица. А где эта уборщица? Да на входе студенческие карточки проверяет. Ах, здравствуйте, дорогая бабушка. Куда? Около мусорников оставляете на заднем дворе? В стопочку сложенные, ах! Мало ли понадобится кому. Ну да. Мало ли понадобится.
Женя швыранул книгу на землю - рядом со стопкой точно таких же двадцати шести "Физических химий для биологов". Выкидывают старое.
Чёрный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой, -
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
- Есенин… - вдруг пробормотал Женя. - Есенин.
И щёлкнул пальцами.
- Чего ты щёлкнул? - спросил Витя.
- Чтоб ты наконец меня услышал. Вон книги валяются, смотри. Книги вынесли и выкинули. Старые книги. Говорят, книга учит, книга лечит. А выкинули.
- Пошли, пороемся.
- Как бомжи?
- Как интеллигенты, всё ещё любящие книги, друг мой Женя.
И пошли ведь рыться. Два или два с половиной года назад, вроде бы это было…
- Ты чего себе возьмёшь? - спросил Витя.
- А во - Винни-Пух, и все его кореша. Чем плохо?
Витя улыбнулся и показал Жене свою книжку. На обложке - смазанный, неудачный снимок: голубое небо и берёзы.
- Сергей Есенин?
Точно. Она взяла её из стопки, потому что любит. Книги любит, даже старые, побитые и выкинутые. Мы же все выглядим жалко, когда нас выкинут и оставят. Когда нам дадут знать, что мы больше не нужны. Женя подобрал брошенную книгу, раскрыл на форзаце и написал свой телефон. Потом подумал и взял ещё одну из стопки. Тоже записал. Всего двадцать шесть книг - и появляется шанс. Может, она вернётся сюда ещё раз?
Перекопав кучу до середины, он вдруг заметил боковым зрением - дальше, между двумя мусорниками, за стопкой книг, кучку говна. Маленькую, суховатую, зловещую весеннюю кучку. И рядом с ней листик, которым кто-то подтёрся. В голове, изнутри мозга, понёсся тяжёлый, страшный, тихий, но тяжёлый гул. Не желая верить в происходящее, Женя медленно, как в страшном сне, протянул руку и взял испачканный фекалиями листик. 241–242. И рисунок 4.7.
Сердце его замерло. Настороженно метнулось в груди, похолодело и отбросило дрожь по всему организму. "Рис 4.7. Метод поправки на мутность или окраску неизвестного раствора при изменении рН с помощью индикаторов". Перевернул. С другой стороны - текст и табличка. Всё.
Всё.
Сердце включилось и несколькими страшными, мощными ударами разнесло по телу волны крови. Женя поднял глаза и, сквозь набежавшие чёрные пятна и рябь, сквозь муть и тяжёлое биение в висках, сквозь гул, и стон, и дым в голове, увидел коряво выцарапанную ножом надпись на боку мусорника.
"Сука".
- Сука…
Сцена в автобусе всплыла с неожиданной ясностью. Она выходит. Заколка-бабочка. Девочка-вишенка. Алкаш… Простите человека пьяного… Простите человека… Человека простите…
У алкаша - книга. Он не выбивал у неё книгу из рук. Он уронил свою книгу. Уронил свою… Макулатуру свою уронил. Какая муть… Муть. Мутность…
Вот и вся тебе, девочка-вишенка.
Вот и вся тебе дурацкая любовь.
Вот и всё.
Теперь точно, кроме как курить, ничего не остаётся.
Собрались вечером в "Старом Томе". Настаивал больше всех Толя и, как всегда, опоздал на полчаса. Пока его не было, разговор не клелися. Наташа сонно пиво потягивала, Женя с тоской смотрел в окно, а Ксен, вконец обнаглев, разложил на столе тетрадку, сигареты, траву высыпал и забивал косяк.
- Ты бы поосторожней, - заметил Женя. - В сортир, что ли, со своей травой пошёл бы.
- А мне пофигу. Абсолютно пофигу. Вот кто мне что сделает?
Наташа искоса посмотрела на него. Хотела что-то сказать, но промолчала.
- Ну, менты зайдут. Повяжут тебя с поличным. Тебе это надо?
Ксен выжал из сигареты содержимое. Любовными медленными движениями выдавил его на тетрадный лист. Потом намешал в табак немного травы и начал втягивать эту смесь обратно в сигарету.
- Пропащий я человек, - сказал он. - И терять мне нечего. Я и так плохой, хуже некуда.
- Зла и добра нет. Нету ни злых, ни добрых людей, - Наташа отвалилась на спинку стула и посмотрела сначала на Ксена, потом на Женю. - Так что хватит на себя наговаривать.
- Ну, а как ты тогда людей классифицируешь? - спросил Женя.
- А зачем? Я и так знаю, какой человек. Человек выше добра и зла, - задумалась. - Ну, а если тебе нужна классификация, то я вот как сказала бы: нету ни плохих, ни злых, а есть интересные, скучные и неприятные.
Женю эта идея поразила. Он захлопал, заапплодировал Наташе, встал со стула и пожал ей руку.
- Браво! Ну, подели нас всех тогда.
- Ты так этого хочешь?
- Да и я бы послушал, - отозвался Ксен. Косяк у него был уже почти готов.
- Ну хорошо. Вот с тебя, Ксен, начну, - и побуськала Ксена в лоб. - Ты в душе интересный. Только показать это не всегда умеешь. И поэтому ты часто скучный. А когда тебя мучает что-то, ты становишься неприятный. А ты, Женя, не обижайся, но ты скучный.
- Это ещё почему? Я фотографирую!
- А я крестиком вышиваю и в университете учусь.
Женя запнулся.
- Ты тоже думаешь так, что ли? Тоже думаешь, что фотки мои плохие?
- Я же тебе говорю, нету никакого плохо или хорошо! Есть интересно, скучно или неприятно. Фотки твои качественные, но неинтересные. Неоригинальные.
- Воо, Виктора, небось, наслушалась…
- А вот Виктор, кстати, интересный.
- Позови его сюда, кстати, - Ксен поднял голову и посмотрел на Женю. - Я его уже сто лет не видел. Как он там вообще поживает, что делает?
- По-старому всё у него. Пить пиво всё так же не любит. Дома сидит, читает, трубку курит, чай варит, на кресле качается. Не приедет он.
- А ты позвони, - настаивал Ксен.
- Да говорю тебе, не приедет.
- Ну дай его номер, я сам позвоню.
Женя продиктовал Ксену номер, и тот позвонил. Встал, отошёл к выходу, отвалился на барную стойку и говорил около минуты. Слышно толком не было, только интонации - оживлённо говорил.
- Счас он тут будет! - радостно провозгласил Ксен, вернувшись за столик. - Он сказал, что тут неподалёку гуляет в парке и этого… Как его… Лермонтова читает.
Женя удивлённо покачал головой. Снова молча пили пиво, ждали Витю и Толика.
- Это он железный стих в толпу кидает дерзко, - вспомнился Жене его школьный приятель. Сидели вместе на литературе на последней парте, Женя дурака валял, а приятель рисовал разные приколы. Типа "Грибоедов встречает Боровиковского", "фонтан "Блюющий человек"", "поэт кидает в толпу железный стих", и всё такое. Поэт был скорченный, злой, и действительно кидал железный стих. Не так кидал, как копьё или мяч, а как бы отбрасывал, к толпе в полоборота, взгляд - в небеса. Мол, вот вам, железный мой, горький стих. Читайте, уроды, видеть вас больше не хочу.
Учитель литературы случайно заметил этот рисунок, именно этот. Взял тетрадку, посмотрел, прочитал подпись, посмеялся. Почему-то десятку в журнал поставил.
- Хоть кто-то из вас понимает русскую литературу, - с непонятной радостью в голосе произнёс он.
- Сидите, всё по вечерам пиво пьёте… Хоть бы взяли почитать чего хоть раз, - сказал вошедший Витя и улыбнулся. Пожал руки Ксену и Жене, сходил к барной стойке и заказал себе на удивление сложный и жёсткий коктейль; на свободном стуле устроился. Как всегда, Витя был при параде - в брюках, при галстуке, с шляпой, тростью, но в белых перчатках и без кольца.
- Читаем мы, читаем, - злобно и хитро отозвался Ксен. - Вот я как раз хотел предложить выйти в курилку, и там… Почитать немного.
Тетрадку и сигареты он уже спрятал, а косяк положил за ухо.
- Я пас, - сразу отказался Витя.
- Тоже не буду.
- Ну Нат…
- Нет, не буду. Дай моим мозгам покоя немного.
- Значит, только мы с Женькой? Жень, ты-то хоть будешь?
- А я вот буду. У меня сегодня такое случилось, что я от чего угодно не откажусь. Хоть почитать, хоть почту отослать, хоть с небоскрёба прыгать. Я сегодня вполне настроен тупить. Несчастье у меня.
- Серьёзное что случилось? - поинтересовался Витя.
- Я бы, знаешь, так сказал: в очередной раз драгоценный камень схватил, посмотрел, а там гнилушка болотная, и светлячок, и дрянь всякая. Вот так получается.
Ксен накинул свою лёгкую потрёпанную куртку, протянул Жене его пальто. Сегодня он сидел под вешалкой, а это закон: кто под вешалкой, тот и гардеробит. Они быстро оделись и покинули бар.
- Ну как ты? Отошла немного? - поинтересовался Витя, потянув немного своего коктейля из трубочки. - Или всё так же?
- Не знаю. Сегодня около часа в церкви отсидела.
- Молилась?
- Нет. Просто сидела, и всё. Там, в церкви - у меня в голове всегда тихо.
- Ты всё из-за естественного отбора мозги себе ешь?
- Да я смысла, смысла не вижу, Витя. В детстве нам всем разноцветные мультфильмы Дисней показывал, про друзей, про любовь, про хорошее. А сейчас, как подумаешь, нет ничего. Всё пропало. Детская утка, всего-то. Мы вот сейчас говорили, пока тебя не было, про добро и зло… Женя с Ксеном до сих пор ведь верят. А про Толю я молчу - он ещё на более низком уровне застрял.
- Ну, все мы в меру злые и в меру добрые. Все в меру. Надо стремиться только к…
- Не надо стремиться никуда!
Наташа отхлебнула пива.
- Вот ты такой же, как и эти двое. Вы мужики все такие, наверное. Ты подумай, послушай, ты ведь умный. Ты должен понять.
- Хорошо. Говори.