Просил ли я, чтоб Ты меня, Господь,
Из персти Человеком сотворил?
Молил я разве, чтоб меня из тьмы
Извлек…
- Мильтон! - выкрикнул я из-за ширмы.
- Что? Вы здесь?
- Да. "Потерянный рай".
Тем же утром мы подняли паруса. Мэри изъявила желание присоединиться к нам, заявив, что ей много лучше. Таким образом, на борту "Аластора" - так называлось судно - было пятеро путешественников. Замок находился милях в трех, если двигаться вдоль восточного берега, и, пока мы медленно плыли к нему, подгоняемые порывистым бризом, я вспоминал, как в детстве бродил по этому самому озерному краю. Сколько раз гулял я меж сосен или валялся среди зарослей кустарника, пребывая в восторге от единения с миром! Передо мною снова предстали те давние дни.
- Вот и он, - сказал я им, опершись на нос и указывая в сторону берега.
Это была старая крепость из потемневшего камня, поднимавшаяся над откосом у озера. Когда-то, в древние времена, здесь произошло смещение пластов, ибо берег в этом месте состоял из камней и булыжников, лежавших тут с давних пор.
- Полюбуйтесь на это одиночество, - сказал Биши.
- Причалить здесь будет чертовски трудно. - Байрон стоял на носу, держа в руках канат. - На этих камнях не найти опоры.
- Вон там есть причал, - указал Полидори. - У того каменного пласта.
Через несколько минут мы стояли на берегу. От причала вверх карабкалась тропинка, что вела к самому замку. Я пошел вперед, чтобы представить нашу компанию нынешним его обитателям. Когда я постучал, дверь открыл молодой человек не очень располагающей к себе наружности: левый глаз его был подслеповат, а на левой щеке красовалось багровое родимое пятно. Одна сторона явно уступала другой. Я представился одним из группы путешественников, в числе которых знаменитый английский лорд знатной фамилии. Милорд изъявил желание посетить крепость. Нельзя ли, чтобы нас впустили? Он отвечал по-французски, что они с женой сторожат замок, а владелец, деловой человек из Германии, в отъезде. Я тотчас же понял, на каком языке с ним лучше всего разговаривать. Вынув кошелек, я протянул ему французский луидор, каковой он принял с крайней благодарностью. К этому времени к двери подошли и остальные.
Молодой человек проводил нас в апартаменты хозяина, как он их называл, - ряд комнат, расположенных на двух этажах, окна которых выходили на озеро и на Юрские горы.
- Мы не видами любоваться пришли, - обратился ко мне Байрон. - Попросите его отвести нас в подземелья.
Последнее слово сторож узнал и, бросивши взгляд на Байрона, поманил нас за собою. Мы последовали за ним вниз по каменной лестнице. Нижняя часть крепости состояла из двух этажей. На верхнем бок о бок располагались три темницы, в каждой имелось узкое окно, выбитое в камне. Они отлично сохранились: даже кандалы, ножные и ручные, остались вделанными в стены. Шелли, казалось, готов был потерять сознание, и Мэри взяла его за руку.
- Все в прошлом, - сказала она.
- Нет, не в прошлом, - отвечал он. - Тут все так же веет обреченностью.
Байрон, вошедши в одну из темниц, внимательно рассматривал ножные кандалы.
- Ржавые. Что скажете, Полидори? Это от воды или от крови?
- Думаю, от колдовского зелья, замешенного на том и другом.
- А вот и следы на полу, - заметил я, - там, где цепи скребли по камню. Видите эти углубления?
- Это следы скорби. - Прошедши в последнюю темницу, Биши держался за решетку с лицом, выражавшим и робость и ожидание. - Пытаюсь их вызвать, - сказал он мне, когда я подошел. - Пытаюсь отыскать их.
- Их давно нет, Биши. К чему им тут оставаться? Это для них место наименее подходящее.
- Там, где страдание всего сильнее, найдутся его следы.
- Любопытно, из кого состояла эта веселая компания? - восклицал Байрон, обращаясь к Полидори. - Отравители? Еретики? Теперь уж все одно. И узники и тюремщики - все обратились в прах. А вы, Мэри, куда собрались?
- В бездну. Тут есть еще одна лестница.
Я пошел за ней по узким каменным ступеням, что вели в замкнутое пространство. Темниц там не было, однако при первом же виде каменных стен и каменного пола я испытал неописуемое чувство - на меня пахнуло угрозой и лишениями. Сзади к нам подошел сторож.
- Здесь было место казни, - сказал он мне по-французски. - Видите? - Под потолком шел почерневший деревянный брус. - Тут подвешивали канат.
Я перевел его слова Мэри.
- А это? - спросила она. - Что это такое? - Она указала на деревянный люк в полу посередине.
- В те времена вода в озере стояла выше, - сказал мне сторож.
- Полагаю, - повернулся я к ней, - это были шлюзные ворота для тел осужденных.
- Живых или мертвых, - сказал он. - Тех, кто был жив, связывали канатами.
- Он говорит, что их бросали в воду.
- Стало быть, тут держали осужденных. - Она пристально взглянула на меня. - Оставь надежду.
- Думаю, - произнес я, - нам следует вернуться к остальным.
Мы поднялись по каменной лестнице и застали Байрона с Биши спорящими о том, как правильно называть кандалы, что приковывали узников к стене.
- Ковы - это не то, - говорил Биши.
- Именно то, - отвечал Байрон. - Они называются ковами. - Он повернулся к Мэри: - Вы были внизу?
- Мне чудится, будто я брожу во сне, - сказала она. - Брожу во сне среди мертвых.
- Тогда вас следует оживить. Почему бы вам с Франкенштейном не удалиться в верхние покои? Там для вас наверняка найдется вино.
Я спросил сторожа, нельзя ли нам немного отдохнуть в жилых комнатах, и он с готовностью согласился - несомненно, в ожидании еще одного луидора. Он принес нам два стакана сладкого местного вина, и мы уселись у окна, выходившего на виноградники, что были частью поместья.
- Не могу сказать, что мне по душе это место, - сказала Мэри. - Сказать по правде, оно вызывает у меня неприязнь.
- Байрон от него без ума.
- О, у него страсть к сильным ощущениям. Он и ад посетил бы, лишь бы почувствовать, что он там.
- В этом отношении ему, возможно, не придется выбирать.
- Вы удивляете меня, Виктор.
- Простите. Так говорить о друге!
- Нет, я не о том. Не знала, что вы верите в ад.
- Насколько я могу видеть, Мэри, ад окружает нас повсюду. Мы живем в мире, охваченном пламенем.
В комнату вошли Байрон с Биши, а за ними - Полидори.
- Что там такое о пламени? - спросил меня Байрон. - Тут оно не помешает. Нельзя ли его зажечь?
- Ну и холод, должно быть, стоял в подземельях. - Биши подошел к окну. - А вот и новый шторм надвигается. Слава богу, мы не на озере.
Внезапно вспыхнула молния, за ней последовал раскат грома. Крикнув, чтобы принесли вина, Байрон всем своим видом выказывал радостное ожидание. От собиравшихся грозовых облаков в комнате, где мы сидели, потемнело, и молодой сторож, разведя огонь, зажег там и сям в углах несколько свечей, произведши эффект, который Мэри назвала "призрачным мерцанием".
- Я знаю, что нам делать, - сказал Байрон. - Нам следует воспользоваться этим, как выражается Мэри, сумраком. Мы устроим сеанс.
- Здесь? - спросил его Полидори.
- Лучшего места в мире не найти. Шелли несомненно пришел к выводу, что в подземелье водятся призраки.
- Не совсем так.
- Где же еще разгуляться духам, если не тут?
- Швейцарцы - люди практические, - сказал я ему. - Привидения их за душу не берут.
- На каждом озере водятся привидения, Франкенштейн. Пропавшие души тянутся к большим водным пространствам.
- Возможно, они не желают, чтобы их вызывали, - заметила Мэри.
- В таком случае они будут рваться в бой, готовые к схватке с живыми. Не тревожьтесь, Мэри. У меня в кармане всегда имеется оружие. Сядемте за этот стол в углу. Принесите стулья, Полидори.
Вслед за тем Байрон задернул все окна портьерами - тяжелыми, бархатными, - отчего дрожащее пламя свечей сделалось ярче. Снаружи бушевал шторм, словно все стихии враждовали друг с другом.
- Вы действуете словно распорядитель хаоса, - сказал Биши.
- Знаю. Я родился себе на погибель. Нам нужен еще один стул, Полидори.
Итак, мы расселись вокруг стола, положив руки так, чтобы они образовывали круг, касаясь друг друга пальцами. Стол был в темном углу комнаты, но жар от камина спасал дело.
Поначалу я чувствовал себя скованно, в немалой степени из-за того, что спутники мои подходили к делу со всею серьезностью. Я ожидал, что Байрон окажется скептиком во всем, что связано со спиритизмом, однако он принимал участие в сеансе с возбуждением, достойным горячего поклонника. Как я давно подозревал, англичане, несмотря на свою деловитость и практичность, нация чрезвычайно доверчивая и суеверная. Иначе зачем бы им любить страшные, по их выражению, сказки? Пока Байрон пытался "обратиться" к духам, мы все ждали в темноте. После того как он окончил свои заклинания, мне показалось, будто я услыхал, как что-то движется под столом. Мэри, тоже услыхав это, кинула на меня взгляд. Байрон снова заговорил вслух, и тут раздалось шипение. Я почувствовал, как нечто ползет по моим ногам, и громко закричал. Тут оно - это существо - бросилось на меня. Все смешалось. Полидори зажег новую свечу, при свете которой лицо его казалось маской ужаса, и указал на мои колени.
- Кот! - воскликнул он. - Мы потревожили спящего под столом кота!
Все это время Биши сидел с престраннейшим выражением лица, словно мучимый дурным предчувствием. Мэри смотрела на него, припомнив несомненно, какое действие оказал на него рассказ Полидори. Однако вместо того, чтобы впасть в то же состояние, он начал смеяться - тихий конвульсивный смех сотрясал все его тело. Она подошла к нему и обняла.
- Я спокоен, - произнес он. - Тревожиться вовсе ни к чему.
Полидори раздвинул портьеры.
- Над горами виднеются голубые проблески, - сказал он. - Шторм идет на убыль.
- Господи, какая жалость. - Байрон поднялся на ноги. - Без штормов мне жизнь не в жизнь.
Полагаю, именно тогда я решил, что покину своих спутников. Я уже предупреждал их, что со временем отправлюсь в наше семейное поместье в Шамони. Я хотел посетить могилы отца и сестры, где не был со времени их смерти. Сказать по правде, мечтал я и об одиночестве с тишиною. Нескончаемая болтовня, в которой протекала эта поездка, меня утомила. Когда тем вечером, по возвращении на виллу, я объявил о своем решении, Мэри взглянула на меня с чувством, напоминавшим обиду, - полагаю, она завидовала моему отъезду в альпийскую местность, к морозам и снегам. Биши уговаривал меня остаться, увещевания его полны были самых лестных выражений дружбы, но даже его доводы не способны были поколебать меня. Байрон ничего не сказал, очевидно сочтя мое решение не представляющим большой важности для его особы. Говоря по чести, я успел проникнуться к его светлости определенной неприязнью. Он производил впечатление истинного хищника, в смысле как духовном, так и нравственном, - хищника, который, насытившись содержимым другого, небрежно отбрасывает его в сторону. К тому же он был прирожденный актер, постоянно наслаждавшийся своею игрой. Подобные люди опасны.
Я возвратился к себе в комнату, где Фредом уже все приготовлено было для сна, и улегся отдыхать. Проспал я, должно быть, с час, как вдруг меня разбудил стук в окно.
Глава 21
Существо смотрело на меня не отрываясь. Ему, вероятно, удалось взобраться на балкон рядом с моею комнатой благодаря своим обычным проворству и быстроте, и теперь он ждал, пока я отопру оконные створки. Я мешкал, и он с силою застучал в окно. Опасаясь, что его обнаружат, я позволил ему войти. Теперь он стоял передо мной, глядя на меня, как мне показалось, с выражением бесконечной жалости на лице.
- Что вы тут делаете? - спросил я его.
- Куда же еще мне идти в поисках собеседника?
Меня тотчас охватили мучения и дурные предчувствия.
- Я не ожидал вас увидеть. После того, как…
- Марлоу? - Он поднес руку к лицу жестом самоуничижения. - Зачем я существую? Лучше бы мне быть куском глины - чем угодно, вещью, лишенной чувств.
- Стало быть, вы опечалены? Вы испытываете сожаление?
- Я не знаю, что я испытываю. Знаю лишь, чего не испытываю. Да. Некогда я испытывал радость. В самом начале своей новой жизни я испытывал изумление и благодарность. Я был свободен. Я взирал на мир, и слава его представлялась мне в новом свете. Новорожденный младенец, я ощущал блаженство мироздания. Надежда и блаженство исчезли. В сердце мое вкралось другое - оно давит на меня, повергая в прах.
- Чувство вины за свои преступления.
- Вам лучше знать.
- Вы убили двух молодых женщин по той лишь причине, что они находились в моем обществе.
Он отвернулся от меня и пошел назад к окну.
- Как бы мне хотелось разделить их судьбу!
- Вы хотите сказать, что желали бы умереть?
- Взгляните на меня. Ясно ли вы меня видите? К чему мне жить?
- Потрудитесь изъяснить вашу мысль.
- Мне нет покоя ни в глубочайшей ночной тьме, ни в ярчайшем свете дня. Разве смерть по сравнению с этим не облегчение? Как же мне ее не желать?
- Вы желаете разорвать наш договор? Договор, по которому вы получили жизнь?
- Да - чтобы прекратить существовать. Чтобы пребывать во тьме, в черноте, в пустом пространстве.
Я склонил голову, думая о том, чем он мог бы стать и чем стал на деле. Была ли в том и моя вина?
- Жизнь моя обладает наименьшей в сравнении с жизнью остальных созданий ценностью.
- Если вам угодно с нею покончить, почему бы вам не броситься с вершины высокой горы или не предать себя пламени?
- Вам это известно. Вы сами говорили мне. Тот, кто однажды умер, никогда не умрет вновь. Я лежал в реке, и легкие мои наполнились водой, однако я выдержал. Я бросался со скалы в безумное море, но вышел из него невредимым. И вот я возвратился к вам. К началу. К источнику моих бед. - Он обратил ко мне лицо. - Мне известно, что вы восстановили электрические машины.
- Некогда вы пытались их уничтожить.
- Теперь в них, возможно, заключено мое спасение.
- Что вы задумали?
- Я размышлял над своею судьбой. Я рассуждал, не зная, каким именно способом вы вернули меня к жизни. Дни и ночи проводил я в раздумьях. Мне известно о гальванической силе электрического потока. Вероятно, он, в той или же иной форме, и составлял основу вашего метода. Вы наверняка способны изменить поток нужным образом и повернуть процесс оживления вспять. Неужели вы не в состоянии отыскать этой силе противодействия?
Меня поразило, что существо пришло к выводам, близким к моим собственным. Связь, меж нами существовавшая, словно превзошла обыкновенную способность к сопереживанию. Удивило и порадовало меня и то, что он, казалось, стремился к собственному уничтожению. Обманывать его обещаниями создать для него подругу не придется.
- Не исключено, что мне удастся достигнуть этого результата, - отвечал я. - Я могу заняться теорией и опытами.
- Поспешите.
- По возвращении в Англию я примусь за работу со всею возможной быстротой, однако вам придется запастись терпением. Вы по-прежнему живете близ устья?
- Вы о моей хижине? Да. Все обходят меня стороной.
- Возвратитесь ли вы туда на то время, пока я буду продолжать свои занятия?
- Где же еще мне приклонить голову? Печальный жребий мой - бродить в ночи . Там, в ночи и тьме, я и останусь.
- Я вас разыщу.
- Нет. Я пойму, когда вы будете готовы. Я приду.
С этими словами он покинул меня. Подошедши к окну, он выпрыгнул на балкон и исчез в тишине ночи.
Спать я не мог. Когда, по моим расчетам, остальные разошлись по своим комнатам, я спустился вниз и вышел в сад. Я размышлял над словами существа, как вдруг кто-то уселся подле меня. Это оказалась Мэри.
- Жаль, что вы нас покидаете, Виктор. Мне необходимо ваше общество.
- У вас есть остальные.
- Что? Байрон? Полидори? Они слишком заняты собственными персонами, чтобы обращать внимание на меня. - Мгновение она молчала. - Виктор, я опасаюсь за Биши. Он сделался слишком возбудим. Слишком подвержен фантазиям. Вспомните его истерику за завтраком. Поначалу, когда мы с ним познакомились, о подобном поведении нельзя было и помыслить. Разве вы не согласны? Некая сила подтачивает его изнутри. Может показаться, что это - наш брак. Не думаю, что дело в этом, - поспешила добавить она.
- Ничего подобного мне и в голову не приходило.
- И все это до того странно. Прежде он ни разу не упоминал об этой истории с двойником. Некая сила пытается овладеть его разумом. У него кружится голова - от тревоги, от какого-то страха. Или, возможно, предчувствия.
- Своей судьбы?
- Да, именно так.
Тут я понял: она боится его ранней смерти - она полагает, что странное поведение Биши объясняется предчувствием собственной кончины. Иначе с чего бы ему так интересоваться спиритическими сеансами, привидениями и рассказами о них? Я попытался ее разубедить.
- Дело наверняка в том, что его возбуждают путешествия, - сказал я ей. - А если говорить точнее, общество Байрона. Биши никогда прежде не доводилось жить в такой близости к другому поэту. Это не может на него не влиять.
- Вы так думаете? Хотелось бы мне, чтобы это оказалось правдой.
- Он тонко устроен, Мэри. Одно легкое прикосновение…
- Да, я знаю. Но есть тут и нечто еще. Помимо прочего, я страшусь катастрофы! За последние месяцы мне доводилось испытывать сильнейшие беспокойства и дурные предчувствия. Не раз я думала, что с нами вот-вот произойдет несчастье.
- Не говорите так. - Я положил ладонь на ее руку. - Я тоже заметил перемену в нем. Но вы, как мне кажется, ошибаетесь. Это не страх. Это разочарование. Неудовлетворенное желание. Он полагает себя хорошим поэтом…
- Великим.
- С этим я согласен. Однако сочинения его известны весьма немногим. Ему некого приводить в восторг - у него нет публики. Покамест нет. Немудрено, что в обществе Байрона, чьи книги продаются тысячами, он испытывает неловкость, что у него случаются припадки нелепого поведения. Другого и ожидать нельзя.
- Я думала об этом. Но ведь Биши обладает возвышенным темпераментом. Он весь - огонь и воздух. В нем нет ничего земного. Ни капли зависти.
- Я не об этом говорю. Я знаю, что он человек независтливый. Дело, однако же, вот в чем: его слова остаются без ответа. Он пишет о любви и свободе, а его никто не слышит. Нетрудно понять, что это - положение, когда тебя понимают столь немногие, - не может не бередить ран.
- Да, я и сама это понимаю. Вероятно, вы правы, Виктор. Дружба с Байроном ему, возможно, во вред. Его светлость совершенно не дает себе труда задуматься надо многими вещами. Вы разве не замечали? С Полидори он обращается как со слугой. И это вызывает у Полидори обиду - горькую обиду. Не удивлюсь, если они скоро расстанутся.
- А что же вы с Биши?
Мои слова, казалось, привели ее в ужас.