- Значит, он создавал свое королевство постепенно, в процессе жизни?
- Можно и так сказать, сэр. В его деле равных ему нет.
- И все это во владении вашего отца?
- Нет, владеет этим корпорация, но это примерно одно и то же, если контрольный пакет принадлежит вам.
- Мой юный друг, я надеюсь, вы навестите меня, и как можно скорее. Мне не терпится обсудить с вами королевские дела.
- Где вы живете, сэр? Кролик мне ни за что не хотела сказать. Я уж решил, что она стыдится.
- Не исключаю. Я живу в Версальском дворце.
- Вот так номер! - воскликнул Тод. - То-то будет скандал, когда мой старик узнает!
Будто знаменуя возвращение короля на трон, во Франции воцарилось благодатное лето - теплое, но не жаркое, прохладное, но не холодное.
Летние ливни дождались, пока цветки винограда обменяются пыльцой и дадут плотные гроздья, а тогда уже нежная влага поторопила рост. Земля даровала сладость, а теплый воздух - благородство вкуса. Еще не созрела ни одна виноградина, а все почувствовали, что, если природа не устроит какой-нибудь каверзы, год обещает быть урожайным, из тех, каких не упомнят старики с той поры, как они были молодыми.
И пшеничные колосья тоже были полные и желтые. Масло приобрело неземную нежность благодаря особенно сочной траве. Трюфеля теснились под землей. Гуси до отвала набивали себе зоб, печенка у них чуть не лопалась. Фермеры, как водится, жаловались, но даже жалобы их носили жизнерадостный оттенок.
Из-за океана повалили туристы, и все как один богатые и благодарные за услуги, и - хотите верьте, хотите нет - даже носильщики заулыбались. На лицах водителей такси заиграла добродушная улыбка, и слыхали, как кто-то из них проронил, что, мол, всеобщего краха в этом году, может, еще и не произойдет, хотя повторить это заявление не пожелал.
А как обстояло дело с политическими группировками, нынче прочно обосновавшимися в Тайном совете? Даже для них наступила эра дружелюбия. Христианские христиане видели церкви полными. Христианские атеисты видели их пустыми.
Социалисты радостно писали собственную конституцию для Франции.
Коммунисты были заняты по горло, объясняя друг другу про изменение линии партии, явно приближавшее народовластие, - тонкое обстоятельство, которое следовало еще истолковать и использовать. Коллективное руководство в Кремле не просто поздравило французскую корону, но и предложило громадный заем.
Алексей Крупов, пишущий в "Правде", доказал как дважды два, что Ленин, вне всякого сомнения, предвидел такую акцию со стороны французов и одобрил ее как шаг на пути к конечной социализации.
Объяснение это обязало французских коммунистов не только терпеть монархию, но и поддерживать ее.
Лига налогонеплательщиков погрузилась в состояние блаженства, поскольку американский и русский займы позволили ей совсем не платить налоги. Немногочисленные пессимисты предрекали, что еще придет день расплаты, но над ними издевались, называя мрачными пророками, и выставляли на осмеяние в карикатурах почти во всей французской прессе.
Ротари-клуб, объединяющий бизнесменов, разросся до таких размеров, что приобрел силу и влияние целой партии.
Домовладельцы выдвинули свой проект получения правительственной субсидии и решили поднять квартирную плату до максимального уровня.
Правые и левые центристы до такой степени уверовали в будущее, что без обиняков предложили повышение цен с одновременным понижением заработной платы. И что же? Никаких бунтов не последовало, так что большинство убедилось, что у коммунистов и в самом деле вырваны ядовитые зубы.
Такому стабильному правительству Америка с радостью предоставляла все новые и новые займы. Изобильный поток американских денег заодно укрепил роялистские партии в Португалии, Испании и Италии.
Англия сурово наблюдала.
В Версале аристократы беззаботно пререкались из-за списка наград, в котором стояло четыре тысячи имен, а в это время секретный комитет составлял план передачи земель Франции ее старинным и законным владельцам.
Как заметила Мари, речь все время шла исключительно о короле. Король то, король сё. И никто не узнает, каково пришлось королеве. Мари сбивалась с ног. Но разве может это понять мужчина? У Мари, конечно, были фрейлины, но попробуй попроси фрейлину что-нибудь сделать и посмотришь, что получится. И слуг, как выяснилось, не хватало, а которые были, так те считались государственными служащими; они принимались спорить по каждому поводу, вместо того чтобы взять в руки пыльную тряпку, а потом еще жаловались тайному советнику, через которого получили назначение.
Вообразите себе на один миг эту гигантскую мусорную корзину - Версаль. Разве под силу человеку поддерживать в нем чистоту? Залы, лестницы, люстры, углы, стенные панели - все всасывало пыль. В самом замке не было даже порядочного водопровода, хотя к фонтанам и прудам с рыбками были проложены миллионы труб.
Кухни отстояли на мили от жилых комнат, и попробуйте заставьте современную прислугу отнести накрытый салфеткой поднос из кухни в королевские покои. Не мог же король принимать пищу в парадной столовой, туда сразу набежало бы обедать две сотни гостей, а королевская семья и так еле сводила концы с концами. Занимаясь дележом королевских денег, никто ни разу не подумал о королеве. Она с утра до вечера бегала бегом, но домашние дела по-прежнему ее обгоняли. Всеобщая расточительность сама по себе уже могла свести с ума добропорядочную француженку.
А чего стоили проживающие во дворце аристократы… Их поклоны, шарканье ножкой, величественные манеры вызывали у Мари тошноту. Они вечно спрашивали ее мнения, но никогда не выслушивали его, в особенности, когда она просила их (и заметьте, вежливо просила) погасить свет, выходя из комнаты, не разбрасывать грязную одежду, вымыть после себя ванну. Но это еще не главное. Они игнорировали ее вежливые просьбы не ломать мебель на дрова для топки каминов или не опорожнять ночные горшки прямо на клумбы. Мари просто представить себе не могла, как эти люди ведут себя, когда они дома.
А что думал по этому поводу король? Что думал! Король витал в облаках еще пуще, чем когда изображал из себя астронома.
От Клотильды помощи ждать не приходилось. Клотильда была влюблена, и не так, как должны влюбляться благовоспитанные французские девушки, а на щенячий лад, как какая-нибудь американка, учащаяся в Сорбонне. И она стала такая величественная, забывала стелить постель, забывала стирать свои трусики и лифчики.
И самое худшее, что Мари не с кем было поболтать, некому пожаловаться, не с кем посплетничать.
Известно, что каждой женщине время от времени требуется общество другой женщины в качестве отдушины, клапана, чтобы снимать излишнее напряжение. Женщине недоступны мужские способы выпускания паров - скажем, убийство мелких и крупных животных, зрительское соучастие в избиении на ринге. Бегство в тайное царство абстракций ей заказано. Церковь и исповедник в какой-то мере снимают напряжение, но иногда этого все-таки недостаточно.
Мари нуждалась в женской исповедальне. Ее здравый смысл восставал против фрейлин и несносного аристократического корпуса. Как королева она опасалась своих приятельниц из прежней жизни на Мариньи, которые непременно попытались бы использовать свое мнимое влияние в интересах мужей.
Королева Мари мысленно перебрала подруг - и остановилась на своей старой школьной подруге Сюзанн Леско.
Сестра Гиацинта была идеальной компаньонкой для королевы. Ее орден в виде исключения отпустил ее из монастыря и разрешил переселиться во дворец. Во-первых, это сулило монастырю некоторые выгоды, а во-вторых, приятно сознавать, что их дражайшая королева находится в хороших руках. Сестру Гиацинту перевезли в Версаль и отвели ей в качестве кельи славную комнатку, выходящую окнами на самшитовую изгородь и пруд с карпами, - всего в нескольких шагах от королевских покоев.
Никто никогда точно не узнает, в какой степени сестра Гиацинта способствовала миру и спокойствию во Франции. Вот пример.
Королева крепко закрыла за собой дверь, уперла руки в бока и задышала, так плотно прижимая ноздри, что они побелели.
- Сюзанн, я не потерплю здесь этой грязнули, герцогини П. ни одной минуты… Невыносимая, наглая потаскуха. Знаешь, что она мне сказала?
- Тише, Мари, - сказала сестра Гиацинта, - тише, дорогая.
- Что значит - тише? Я не желаю терпеть…
- Конечно, нет, дорогая. Протяни мне сигарету, будь добра.
- Как мне поступить? - вскричала королева.
Сестра Гиацинта защемила сигарету шпилькой, чтобы не пачкать табаком пальцы, и выпустила дым, вытянув губы трубочкой, как будто собиралась свистнуть.
- А ты спроси герцогиню, что слышно про Гоги.
- Про кого?
- Про Гоги, - повторила сестра Гиацинта. - Выл такой канатоходец, очень красивый, но вспыльчивый. Многие артисты бывают вспыльчивыми.
- Ха! - сказала Мари. - Понятно. И спрошу! Тогда посмотрим, какое выражение будет на ее исполосованной физиономии. Она, видно, делала пластическую операцию?
- Ты имеешь в виду шрамы? Нет, пластическая операция ни при чем. Я же говорю, Гоги был очень вспыльчивый.
Мари двинулась к двери, глаза ее сияли. Обшаривая взглядом длинные коридоры, она бормотала себе под нос: "Милейшая герцогиня, что последнее время слышно про Гоги?"
А вот другой случай:
- Сюзанн, король продолжает упрямиться и не желает слышать о любовнице. Мне это надоело. Тайный совет обратился ко мне за помощью. Не могла бы ты поговорить с королем?
- У меня есть на примете как раз то, что надо, - ответила сестра Гиацинта, - Внучатая племянница нашей настоятельницы. Тихая, воспитанная, немного приземиста, но, Мари, как она вышивает! Она бы тебе очень пригодилась.
- Он не захочет на нее и смотреть. Даже обсуждать не пожелает.
- Видеть ее ему не обязательно. Даже лучше, чтобы он ее не видел.
Или вот еще:
- Прямо не знаю, что делать с Клотильдой. Она стала такой неряшливой, апатичной. Всюду разбрасывает одежду, так эгоистична, невнимательна.
- У нас в монастыре тоже возникают такие проблемы, милочка, особенно с молодыми девушками, они смешивают другие влечения с религиозными.
- И как ты поступаешь?
- Подхожу и спокойно защемляю ей пальцами нос.
- И что это дает?
- Я овладеваю ее вниманием.
Королеве не пришлось раскаиваться в том, что она пригласила во дворец подругу. А капризные аристократы начали нервничать - они почувствовали присутствие какой-то силы, какого-то неумолимого влияния, которое невозможно игнорировать и от которого не отделаешься насмешкой.
Мари прислала сестре Гиацинте подарок на день рождения - лучшего парижского массажиста для ежедневного массажа ног. Она заказала также высокую ширму с двумя дырками внизу, чтобы Сюзанн просовывала туда ноги до щиколоток.
- Прямо не знаю, что бы я без нее делала, - как-то заметила вслух королева.
- Что вы сказали? - переспросил король.
Став королем, Пипин долго не мог прийти в себя от потрясения. Он твердил в изумлении и ужасе: "Я - король и даже не знаю, что требуется от короля". Он погрузился в чтение истории своих предков. "Но они-то хотели быть королями, - говорил он себе. - По крайней мере, большинство из них. А некоторым и этого было мало. Я попался. Если бы я хоть мог проникнуться идеей миссии, божественности замысла…"
Он опять отправился к дяде.
- Прав ли я, предполагая, что вы предпочли бы не состоять со мной в родстве? - спросил он.
- Ты воспринимаешь все слишком серьезно, - ответил дядя Шарль.
- Легко говорить.
- Да, я знаю. Прости, что я так сказал. Я - твой верный подданный.
- Ну, а случись восстание?
- Что тебе важнее - правда или верность?
- Не знаю, скорее всего и то, и другое.
- Не буду скрывать от тебя. То, что я твой дядя, необычайно благотворно повлияло на мои дела. Клиенты так и идут, особенно туристы.
- Стало быть, ваша лояльность сопряжена с доходом. Утратили бы вы вашу лояльность, если бы понесли ущерб?
Дядя Шарль зашел за ширму и вынес бутылку коньяку.
С водой? - спросил он.
- Насколько коньяк хороший?
- Я предлагаю с водой… Так вот. Ты хочешь выворачивать камни и думаешь найти там что-то полезное. На добродетель можно рассчитывать вплоть до того момента, когда дойдет до дела. Я надеюсь, что мне удастся остаться с тобой до самой смерти. Но я надеюсь также, что у меня хватит здравого смысла присоединиться к оппозиции за несколько мгновений до того, как всем станет ясно, что она победит.
- Вы очень откровенны, дядюшка.
- Не расскажешь ли, что тебя на самом деле тревожит?
Пипин глотнул коньяку, разбавленного водой, и неуверенно проговорил:
- Функция короля - править. Чтобы править, надо иметь власть. Чтобы иметь власть, надо ее взять…
- Продолжай, дитя мое.
- Люди, которые навязали мне корону, не имели намерения отдать мне что бы то ни было.
- О, ты, я вижу, кое-чему уже научился. И становишься циником, если пользоваться языком тех, кто боится реальности. Ты почувствовал, что ты колесо, которое не крутится, ты растение, которое не дает цветов.
- Что-то в этом духе. Король без власти - это нонсенс. Король, обладающий властью, - это мерзость.
- Извини, - прервал его дядя Шарль, - Сыр привлек мышей.
Он вышел в лавку.
- Что вам угодно? - услышал Пипин, - Да, она очаровательна. Если бы я сказал, кто ее автор, как я подозреваю… Но нет. Я обязан сказать, что не знаю. Обратите внимание на мазок, на парящую композицию. А сюжет… костюм… Что? Что вот это такое? Так, привезено с кучей рухляди из подвалов одного замка. Я не подвергал ее экспертизе. Конечно, вы можете ее купить, но будет ли это благоразумно? Мне пришлось бы запросить с вас двести тысяч франков, потому что промывка и экспертиза обойдутся мне как раз в эту сумму. Подумайте еще! Вот, например, Руо, тут нет никаких сомнений… - Последовали тихие переговоры, затем опять громкий голос дяди Шарля. - Дайте я смахну пыль. Я вам говорю, я сам еще ее не рассматривал.
Через короткое время дядя вернулся, потирая руки.
- Мне стыдно за вас, - сказал король.
Шарль Мартель подошел к груде пыльных необрамленных полотен, лежавших в углу.
- Надо заменить, - сказал он. - Я изо всех сил стараюсь их расхолодить. Быть может, меня больше мучили бы угрызения совести, если бы я не знал совершенно точно - они воображают, что обманывают меня. - Он унес пыльное полотно в лавку.
- A-а, Клотильда, входи, - послышался его голос. - Твой отец здесь. Тут Клотильда и яичный принц! - крикнул он Пипину.
Все трое прошли за красную бархатную драпировку, заменявшую дверь, и в воздухе повисло легкое облачко пыли.
- Добрый вечер, сэр, - поздоровался Тод, - Он меня обучает ремеслу. Мы собираемся открыть галереи в Далласе и Цинциннати, и еще одну в Беверли Хиллз.
- Какой позор! - не выдержал король.
- Я пытаюсь их отговаривать, но они так просят… - начал было дядя Шарль.
- Очень ловко придумано, - перебил король, - А кто их хитроумно подстрекает к этому?
- Мне кажется, вы не совсем правы, - вмешался Тод, - Первая заповедь торговли - создать спрос, вторая - его удовлетворить. Представьте себе, какого количества предметов не появилось бы на свет, если бы людям не намекнули, что они в них нуждаются. Сколько лекарств, косметики, дезодорантов… Можете ли вы заявить во всеуслышание, сэр, что машина - вещь неэкономичная, излишняя, что она обязывает своих владельцев пользоваться ею, даже когда им это не нужно? Нет, сказать это людям, которые все равно хотят ее иметь, вы не можете. Хотя они не хуже вас все про это знают.
- Но где-то надо все-таки провести границу, - возразил Пипин. - А рассказывал вам мой прекрасный дядюшка, почему украли Мону Лизу?
- Постой, постой, дорогой племянник!
Однако Пипин продолжал:
- Обычно он начинает так: "Не стану упоминать имен, но я слыхал…" Слыхал, видите ли!
- Мне эта кража всегда казалась бессмыслицей, - заметил Тод, - Ведь Мону Лизу украли из Лувра. Так? А спустя год вернули назад. Они что же, вернули подделку?
- Нет, нет, - запротестовал король, - В Лувре подлинник.
Клотильда надула губы.
- Обязательно говорить о делах?
- Погоди, Кролик, мне интересно.
- Продолжайте, дядюшка, - произнес король, - это ваша история. И ваше…
- Не могу сказать, что я это одобрял, - перебил Шарль Мартель, - но никто из честных людей не пострадал.
- Ну так расскажите ему поскорей, и покончим с этим, - вставила Клотильда.
- Не стану упоминать имен, но я слыхал, что пока Мона Лиза… хм, отсутствовала, восемь Мон Лиз было куплено очень богатыми людьми.
- Где?
- Ну, где водятся очень богатые люди? В Бразилии, Аргентине, Техасе, Нью-Йорке, Голливуде…
- А почему вернули оригинал?
- Понимаете, коль скоро картину вернули, вора… э-э-э, перестали искать…
- Ага! - проговорил Тод, - А как насчет тех, кто купил подделки?
- Когда вы покупаете украденный шедевр, - ответил дядя Шарль с благочестивым видом, - вы совершаете преступление. И хотя сокровище приходится прятать, покупатели все-таки находятся. Если уже после того, как покупка состоялась, они обнаружат, что сокровище всего лишь, скажем, копия, они едва ли станут предавать это огласке. Говорят, некоторые богачи в таких случаях предпочитают сознательный обман. Я и сам не сомневаюсь, что не найдется ни одного человека, кто бы добровольно признался, что его оставили в дураках.
Тод засмеялся.
- Тогда как, если быть честным…
- Именно, - подтвердил дядя Шарль.
- Почему же тогда король против?
- Он очень чувствителен.
Тод перевел взгляд на короля.
Пипин медленно проговорил:
- Я думаю, что все люди остаются честными, пока дело не коснется корысти. - Я думаю, многие становятся уязвимы, как только у них появляется корыстный интерес. Я верю, что есть люди, которые остаются честными, несмотря на корыстный интерес. И мне кажется предосудительным выискивать у людей слабые места и играть на них.
- Не будет ли у вас сложностей на посту короля? - осведомился Тод.
- Уже есть, - мрачно ответила Клотильда. - Он не только хочет сам быть выше всего, выше всех человеческих слабостей, но и от семьи того же требует. Он хочет, чтобы все были хорошими, а людям вовсе не свойственно быть хорошими…
- Сейчас же замолчите, мисс, - остановил ее Пипин. - Я не желаю этого слышать. Да, люди по природе хорошие - до тех пор, пока им это удается. Каждому человеку хочется быть хорошим. Поэтому-то меня и возмущает, когда им мешают или отнимают такую возможность.
- Перед тем как они пришли, - мстительно сказал дядя Шарль, - ты рассуждал о власти. Ты утверждал, если не ошибаюсь, что король без власти - пшик. А если так, дорогой племянник, то что ты думаешь о тезисе, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно?
- Развращает не власть, - возразил король, - а страх. Видимо, страх потерять власть.