- У нас радио не работает, - весело врала дежурная. - Да и скоро уйдут они!.. Вот попоют и. Сказали, к полуночи на вокзал уедут. Вы ж спать-то ещё не собираетесь? Молодые! Ну, погуляйте пока. А деньги я могу и вернуть.
Было ясно, что военные ей тоже заплатили, и, наверное, побольше, чем кемеровчане. Перспектива же получить обратно свои деньги, а, стало быть, и утратить права на комнату, напугала моих друзей, и Лёва Махаев осклабился улыбкой шута, заговорив как иностранец, плохо знающий русский язык:
- Зайчем ми ругаться?.. Йес? Мир-трушба, йес?..
- Йес, йес… - закивала дежурная, стукая друг о дружку валенками. В гостинице плохо топили. - В полночь ваша комната будет вас ждать. Я даже подмету!
И, несолоно хлебавши, мы выбрели на улицу. Постояли средь мокрого снежного бурана, что делать?.. и снова поплелись в духоту и гомон аэровокзала. До полуночи было ещё далеко, часов шесть, и мы, чтобы оглушить мозги и ускорить время, купили баночного пива. Сесть негде. Стоя, посмотрели на экране подвешенного телевизора кусок бессмысленного фильма с убийствами и откровенно скабрёзными рекламными вставками про "палочки хрустящего шоколада "твикс". Решили спуститься в туалет - уткнулись в очередь. Входной билет, как выяснилось, ныне стоил непостижимые деньги. Инвалид в расстёгнутом пальто, с орденами-медалями на ветхом пиджаке, опершись на костыль, ругался сквозь стальные зубы:
- Я бы вас, сволота подземная, в наши окопы спустил пос… за стакан крови для наших ранетых!
Вялая белолицая женщина, сидевшая на входе в подземное вонючее царство, негромко оправдывалась, но бесплатно старика не пускала - за её спиной высилась, как газетная тумба, тяжело дыша, толстая золотозубая тётка, возможно, хозяйка. Стальнозубый сплюнул под ноги золотозубой и ушёл на ветер, на улицу, чтобы облегчиться где-нибудь за углом, во мраке.
Лёва Махаев продолжал ещё сыпать остротами по привычке, но вдруг, опустив голову подбородком на грудь, обмяк. Мы всё же стояли в счастливом месте - прислонившись к мраморной колонне, в то время как многие пассажиры переминались на ногах, где попало. Злобин купил мороженое, чтобы немного протрезветь, коли спать не получилось, и грыз его, оскалив от холода зубы. Иван Иванович тоскливо разглядывал часики на руке: прошло всего полтора часа… До двенадцати ночи ещё терпеть и терпеть. Про самолёты больше не говорили - на табло, как на библейском камне, светились огненные буквы: все рейсы отложены до утра… в Златоярск - до восьми двадцати, у кемеровчан - до семи тридцати… Наше с И. И. подавленное состояние обострялось ещё и тем, что прошлой ночью мы с Иваном Ивановичем толком не спали - были допоздна в гостях у клерков минцветмета и много пили. А ночь позавчерашняя оказалась и вовсе бессонной - московский дружок Ивана (из аппарата Думы) водил нас в хаммеровский центр, где всё за доллары… Кутили с какими-то девчонками на коленях. Бросались розами. Нам пели цыгане. И если сегодня, собравшись лететь домой, мы были с утра бодры, как гусары, то это была предотъездная бодрость - так вспыхивает лампочка, перед тем, как перегореть. Ведь нас, как мы надеялись, всего через несколько часов ждала домашняя чистая постель, здоровая еда, ждали наши ласковые жёны… И мы, услышав в аэропорту о задержке рейса, ещё не осознали в полной мере, какую тяжёлую полосу времени предстоит пережить. Ночь. А может, и две, и три. Только теперь до нас доходил ужас положения.
Понятно, и кемеровчанам было не сладко - со вчерашнего полдня они мыкались по аэровокзалу, лишь под утро пьяной ночи получив тот самый номер в гостинице. И скажите: кто обвинит усталого человека в том, что он раздражается по любому поводу? А если таких людей собралось много, очень много, то вирус раздражения усиливается стократ, и горе тому, на чью голову выльется эта усталость. Мы слышали рыдания перед дверями начальника аэропорта и дежурного по смене, толпа клокотала в комнате почты, возле междугородних автоматов, половина из которых, конечно, не работала… Люди кричали на ни в чём не повинных таможенников в стеклянных галереях… Кто-то, говорят, взрезал себе от отчаяния вену бритвой - увезли в больницу… Но нас, трудно сказать почему, не увлекла эта типично русская стихия митинга, ненависти к вечно-бедному "Аэрофлоту", с сочинением телеграмм Президенту, в ООН и т. д. С лёгкой руки Лёвы Махаева нас вдруг поразила мысль о "вторых людях", и каждый в его смешной истории со стишками для друга неожиданно узнал себя. Впрочем, сам Лёвка, как задремал, так и продолжал, стоя, дремать, сопя мясистым носом, выпятив толстые губы, а вот мы с Александром Васильевичем Злобиным воспалились давними обидами. Говорил мрачный Злобин, производя руками размашистые жесты: - Ну, ладно, у него, скажем прямо, - случайный человек. А я всю жизнь на кого пахал? Можно сказать, как брата любил. Сколько ему денег передал взаймы. Спросишь: зачем??? А посмотри - кто я? Только очки нацепить… и вот она - очковая змея, над которой все смеются. А он - обаяшка… плечи… зубы… голубые глаза… прямо с комсомольских плакатов… И я, конечно, "второй"! Он запивает - я бегу к его жене врать, что Юра в командировке. А чтобы в гастрономе с ней не встретился, опять же я за водкой. Ну, это раньше… А как начался капитализм, говорит: давай деньги, скупим на севере чеки… ну, по которым государство в своё время обязалось "Жигули" продать… когда они были в дефиците… у многих северян чеки, но не все надумали на материк возвращаться. а за полярным кругом куда на машине?.. да и самолетом завезёшь - в пять раз больше заплатишь… И вот летит мой дружок в Норильск, потом в Якутск… Приехал - целая пачка в кармане… Хвастается, по дешёвке скупил, за полцены, если иметь в виду нынешнюю коммерческую цену на "Жигули". Едем в магазин Автоваза, а там говорят: за коммерческую цену - пожалуйста, без всяких чеков, а по чекам - когда государство специальное постановление примет… Ждём. Проходит полгода, год. Цены выросли в десять раз, и никакого постановления. И недавно узнаём, что эти бумажки говна не стоят! Выходит, государство и северян обмануло… Я говорю: ну что?! Жадность фраера сгубила?!. Лучше бы на эти деньги долларов накупили. сейчас бы ходили - кум королю. Юрка опустил глаза. а потом они опять у него засияли: слышь, у меня другая идея! На этот раз верняк!.. Мы купим золотой рудник… в газете прочёл - семь месторождений продают на аукционе. а где аукцион, там можно договориться… сунем в лапу и… - Да где мы денег возьмём? - Займём! У брата своего попрошу… уговорю жену кольца продать… и ты тоже - поищи… Года через три мы - миллионеры! Вы, Андрей, вижу, улыбаетесь… Конечно! Естест-нно, как говорит вот этот носатый тип. Мы собираем в семье всё, что у нас было, продаём пустой гараж. ещё троих знакомых посвятил Юрка в свои планы… несём деньги. Он их с таинственной улыбкой - в портфель и - к каким-то чиновникам, к юристам…
И что думаете, мы получили рудник? На аукционе заломили такие цены - мы вылетели через минуту… Причём, взятки, которые Юрка парням из биржи сунул, которые нам вернуть обещали, когда мы, так сказать, победим… чтобы потом им отстёгивать по полпроцента с добычи… нам хрен вернули! Хотя мы проиграли с их сучьей помощью!. Дураки! Стоим на улице. Стоит он, синеглазый, весь в синих джинсах, рыдает… И вдруг: я вот что придумал!.. Срочно соберём миллиона полтора-два… я знаю, какие акции купить… и клянусь: я верну тебе все твои пропавшие деньги!.. Ха, ха, ха. И я снова ему верю! Чтобы вернуть потерянное, приходится давать ещё… Жена выпросила у матери в деревне… та как раз тёлку продала… Юра и сам занял у дружков по комсомолу, организовал фирму… я - заместителем по хоз-вопросам… И что-то вроде начало, наконец, у нас получаться… и вдруг… ха, ха, ха! Он исчезает! - Злобин жалобно шмыгнул носом и утёр лицо блестящим рукавом дублёнки. - Нету человека! Нету!..
В эту секунду к нам подлетел, зло сверкая белыми глазами, "афганец", встал сначала с одной стороны, потом с другой. Злобин покосился и продолжал, вскинув правую руку, словно выводя в небесах донос Богу:
- Пропал! Растворился, шмакодявка! Я про моего шефа Юрку. Милиция - розыск… выясняется - вместе с ним исчезло что-то вроде семисот миллионов рублями. И нас всех - на допросы. А что мы знаем?! Его жена в истерике бьётся… дети рыдают… А может, договорились? Кто знает?.. А тут слух пошёл - его видели в Москве - будто бы разъезжает на "мерседесе", весёленький, в зеркальных очках. Будто бы раза три уже видели. Думаю, поеду - найду… может, случайно выведет кривая. В гостиницах - нет. нигде не прописан. Да он, сучара, наверняка уж и фамилию сменил… А может, и пластическую операцию сделал - встретишь вот так и не узнаешь? А может, уже в Париже?.. в собственном доме?..
- Если заплатишь - отыщу и пристрелю, падлу, - шепнул, оглядываясь и почти не разжимая зубов, "афганец".
- Да нет, мне бы долг вернуть. если он разбогател, как же так может? Али вылез только на обмане?.. Обирая других?.. А может, и в прежние разы присвоил - только говорил, что проиграл? А если и проиграл?.. Сейчас вот вспоминаю его аферы. с акциями там, рудниками. я ведь поумнее буду. у меня бы получилось. Но верил ему. привык, что я - "второй". что он знает что-то такое, чего я не знаю… - Злобин достал дрожащими пальцами сигарету из портсигара, смял. - Вот опять с одним парнем решил скооперироваться - возить тряпки из Турции… но решает по ценам он, а не я. Хотя и сам уже достаточно хорошо изучил законы, у меня знакомые и в налоговой, и в банках… Почему??? Да вот, наверное, потому, что человек "второго сорта". - И Злобин закивал в сторону дремлющего Лёвы. - Прав иудей, прав. И не знаю, сможем ли когда мы стать другими. Уже возраст. Так и будут ездить на нас, доить, как коров!.. - И Злобин угрюмо ухмыльнулся Ивану Ивановичу. - Вас, конечно, йето не касается.
Смущённый недобрым вниманием, Иван Иванович не знал, что и ответить. И подошедший "афганец" его пугал. Сейчас определённо тоже что-то скажет в адрес И. И… Мой краснощёкий начальник втянул голову в плечи, ссутулился и, неловко повернувшись ко мне всем корпусом, пробормотал:
- Схожу-ка через лётное поле… в комнату официальных делегаций. Может, пустят за деньги? Если что, вернусь за вами. - (Он обратился ко мне на "вы" или имел в виду всю компанию?). И пояснил: - В прошлом году как-то я неплохо там просидел сутки. - И ушёл.
Наверное, теперь мы его до утра не увидим. "Афганец" перескочил на место, где только что стоял Иван Иванович:
- Как ты с ним дружишь? Он же… резиновый шар!.. ни морщинки! За него думаешь? Вокруг него на цырлах бегаешь?
Кирилл, с рюкзаком за спиной, в пятнистой "афганке", был весь как бы пятнами мокрый, а может, так казалось?.. дрожал, словно где-то всё же хватил водки или накурился травки. А может, у него температура? Не дожидаясь моего ответа, он лихорадочно продолжал:
- Я вам, ребятки, тоже мог бы порассказать про первых-вторых… и не тут, на кислых щах, на "гражданке", а там. Но к чему?! Только одно скажу: везде!.. Есть трудяги, и есть, которые на халяву… Я в Афгане воевал, потом в Сербии… Чтобы замолить грехи… Думал, хоть война за славян - благородная война… Но это отдельный разговор… Надо в горы к душманам - лез пластом по камню, на горбу миномёт… Надо головой в огонь - пёр головой в огонь. И ведь что интересно? Мне медаль - моему командиру орден. Как у нас говорят: "Мне орден - ему звезду, мне бублик, ему п". И опять же сам себя спросишь: почему не взбунтовался? А они умеют так повернуть, что ты всегда замаран. Вот под Кабулом… мне командир говорит: после твоих гранат три девочки маленькие погибли. он в бинокль углядел. И этими девочками меня за горло держал пару лет, пока в Москву не улетел… Но и тот, что на его место встал, нашёл, нашёл гнилинку в Кирилле Сереброве… Я - Серебров. Серебров моя фамилия. А как твоя?
- Игнатьев, - ответил я.
- Вроде наш. - "Афганец" оглянулся, перешагнул на новое место и улыбнулся мне быстрой улыбкой. - А про гнилинку что рассказывать?.. Нет безгрешных на земле. Я и про наших генералов много чего знаю. Пущай живут. И чем дольше жить будут, тем больше будут мучиться. Ибо их грехи в сравнении с нашими - как гиря в сравнении с яйцом попугая! - Кирилл Серебров уже не улыбался, он дёргался перед нами, как будто стоял на электрических проводах, и я впервые подумал: не падучая ли у него? Парень мне нравился, но страшновато было глядеть в его белесые глаза. - Никогда им не прощу! Ничего им не прощу!.. Выпьем, братья-славяне, я чтой-то мёрзну.
Злобин ласково погладил Кирилла по непокрытой шишкастой голове:
- Простудился, наверно… Сейчас, куплю… У меня есть заначка. Это я от Юрки научился. заначивать. В прежние годы трояка хватало на опохмелку, а нынче. - Он вытащил из внутреннего кармана дублёнки пачку денег и медленно, как каланча, побрел к киоскам.
И вдруг Кирилл повалился на меня - я еле успел подхватить человека. Думал - шутит, но нет - он был без сознания.
- Саша!.. Злобин!.. - испуганно окликнул я кемеровчанина. От моего голоса очнулся Лёва Махаев. Мы с ним подняли под руки "афганца" и поволокли на улицу. Злобин догнал и напялил ему на голову свою мохнатую шапку.
Средь мокрого бурана Кирилл Серебров пришёл в себя, зарыдал, вырываясь из наших рук:
- Предали!. Нас предали!..
- Тихо, тихо… - дудел ему в лицо, склонившись, Злобин.
- Продали!.. Сначала державу… восточным баям раздали… сейчас Россию - акулам Запада… Ты. принёс водки?!
- Не успел.
- Что стоишь?! Дубина! Мы все умрём! Где ваша хаза?.. Петляя между залепленными снегом машинами, продолжая поддерживать подмышки "афганца", мы пересекли площадь. Во всех окнах аэропортовской гостиницы горел свет. В крохотном холле на первом этаже, бросив на пол возле батареи отопления вещи, сидели цыганки - видно, их не пустили наверх.
- Ну, если комната опять занята, - бормотал Злобин, - я им!..
Улыбчивая дежурная в валенках, увидев нас, выскочила из-за настольной лампы в коридоре, затанцевала вокруг:
- Не ругайтесь, красавцы!.. Ну, спят они. "Соловьи, соловьи." Ну, пусть поспят. - От женщины пахло вином. Наверно, с военными и пила. - Я вас пока в служебку пущу… А в двенадцать за ними машина придёт. Как я и обещала. А чё это с ним?!.
Кирилл Серебров молча вырывался из наших рук, на губах у него белела пена.
- Ничего, ничего, - прошипел я. - Чаю дайте!..
- Сию минуту. включу. Ах, родненькие, устали.
В маленькой клетушке с черно-белым телевизором на тумбочке имелось всего два стула - на один мы усадили Кирилла и придавили за плечи. Злобин, огорчённо крутя головой, побежал за водкой. Кирилл всхлипывал и что-то шептал. И вдруг обмяк - снова как бы отключился. Мы с Лёвой замерли рядом, а когда поняли, что Серебров спит, принялись, как истинные интеллигенты, каждый едва держась на ногах, предлагать другому свободный стул. Наконец, сели кое-как оба, спиной к спине.
- Я всё слышал, - прогудел, не оборачиваясь, Махаев. - Я про первых-вторых… в колонне эпохи… Судьба собрала очень похожих людей. Но вам легче - вы русские.
- Нет, нам труднее, Лёва. Может, как раз потому, что русские, - ответил я.
Махаев пожал плечами, но возражать не стал. Мы услышали - по лестничному пролёту снизу вверх топают ботинки - это на редкость быстро вернулся Злобин с бутылкой водки. Дежурная (её звали Люся) принесла стаканы, мы, толкнув Махаева, тихо налили себе и дежурной и выпили, опасливо поглядывая на смолкшего "афганца".
- Ему сначала чаю, - напомнил я шёпотом. И протянул женщине тысячную бумажку.
Когда через несколько минут Люся поставила на стол стакан с чаем, тихонько звякнув стаканом о тарелочку, Кирилл Серебров вскочил, как бешеный:
- Что?! Где?!. - Он задел боком стол и повалился, рухнул на пол, едва не разбив телевизор - тот отъехал вместе с тумбочкой к стене. - Полундра!.. Ни х… не вижу!.. Почему?! - Привычно вскочив, он уже стоял на полусогнутых, как боксёр на изготовке, и орал:
- Чего?! Кто такие?!.
- Киря, - испуганно бормотал Злобин, пытаясь улыбаться. - Это же я, Саша Злобин!.. И это всё наши, сибиряки!.
- А!.. - "Афганец" несколько секунд пребывал как бы в забытьи, потом, увидев в дверях перепуганную Люсю, осклабился, как волк, всеми зубами: - Хочу в постель. Отдам нательный крест. С-серебрянный!.. Хочешь?
Дежурная закрыла за собой дверь. Помолчав ещё с минуту, Кирилл поёжился и жалобно оглядел нас:
- Ещё не приносили? Я кивнул на чай.
Он, моргая, толком не видя, ухватил стакан, хотел махом выпить и - отшвырнул в угол, облившись кипятком. Стакан разбился вдребезги.
- Вы что?! Я водки, водки просил!.. Может, не надо ему?..", - вертелось, наверно, не у меня одного на уме, но, уступая перед круглыми глазами Сереброва, Злобин налил полстакана. "Афганец" вылил водку в рот, как воду.
- Простудился, - с укором повторил Злобин. - Пижонишься. Что, у тебя полушубка нет?
Серебров протянул стакан, показывая взглядом: ещё.
Злобин слил ему остатки из бутылки.
Серебров, допив, глубоко вздохнул. И медленно, как сомнамбула, шаря руками, поставил свалившийся на бок стул на место и едва не сел мимо.
- Спать.
Мы глянули на часы - до двенадцати оставался час.
- Потерпи ещё немного, - сказал Злобин больному человеку, нахлобучивая на его голову упавшую шапку. - Потерпи. - И поскольку Серебров ничего не ответил, Александр Васильевич, немного успокоенный, обратился к вислоносому Махаеву, видимо, желая перевести разговор на что-нибудь безобидное, смешное. - Рассказал бы анекдот!..
- Анекдот, - машинально повторил Лёва. - Анькин дот. Дот - долговременная огневая точка. В голове каша. Могу ещё один стишок вспомнить, написанный для какого-то майора.
- Как у нашего майора
есть особенный домкрат -
поднимает три забора
и четырнадцать девчат.
Помолчали.
- Завёл ты мне душу своим дурацким рассказом. А что же кореш твой молчит? Он-то кто?
- Хороший человек, - великодушно похвалил меня Махаев. - Директор института на его материалах докторскую сделал… Не колбасу, конечно. - Махаев судорожно, как бегемот, зевнул. - Простяга!. Последнюю рубашку отдаст. Даже смирительную. - Лёва уже пытался острить, хотя глаза у него были розовыми от усталости. Он сел на свободный стул и, оттянув углы рта вниз, как паяц в опере, захрипел песенку:
- Всё будет хорошо.
И в дамки выйдут пешки.
И будет шум и гам.
И будут сны к деньгам.
И доождики пойдут по четвергам. -
И замолчал. Мы со Злобиным стояли друг против друга. Злобин как-то по-мальчишески, требовательно уставился на меня сверху, ожидая если не исповеди, то хотя бы забавного разговорца (надо же время укоротить):
- Ну?.. Твой Иван Иваныч по-братски с тобой делится или тоже… крохи с барского стола?.. Сейчас, небось, в депутатском зале… - Угадал Злобин, хоть и не слышал прощальных слов Ивана Ивановича! - Спит без задних ног… Завтра вскочит, как огурчик. с их-то деньгами. а главное, с наглой мордой!