Стало теплее, или это согрела его меза. Он шел по тропинке вдоль внешней стороны Стены, а потом круто вниз, на юго-юго-запад. Две лиги до родовой ставки по самому безлюдному из всех возможных путей. Он там будет к началу первой вахты ночи. Последние пол-лиги по другой, совсем узкой тропинке, известной только ему и немногим родовичам, почти скрытой густым кустарником,той, которая идет по ложу давно высохшего ручья и обрывается в шестистах шагах от изгороди. Нет, хватит с него Властителя, дружинников Властителя, людей Впадины, даже мезы - тоже хватит. Смотреть и слушать невозможно из-за кромешной тьмы и глухого молчания спящего Города. Думать не хочется. Убаюканный мягким ритмом неторопливой ходьбы, он уже занес ногу для следующего шага, как вдруг остановился в изумлении от журчания и плеска впереди, внизу.
О Гар! Что это? Ручей, высохший, говорят, двадцать три поколения назад, весело струился у самых его подошв, играя и подпрыгивая на сверкающих в ярком лунном свете круглых отполированных миллионнолетним течением камнях. Но откуда такая луна? В последнюю ночь перед полнолунием! С трудом раздвигая густые заросли ивняка, он двинулся вдоль ручья по зыбкой трясине пологого берега и почти сразу же оказался у маленькой бухты, над которой на низком пригорке, бывшем, вероятно, прежним берегом полноводной реки, он увидел деревянный дом, невиданной в этих местах постройки. Просторный, с невысокими стропилами и совсем маленькими окнами, затянутыми рыбьим пузырем. Перед домом на низкой скамье сидел человек в зеленом плаще и необычной формы шляпе и курил трубку с плоским чубуком. Запах незнакомого курева, острый и сладкий, щекотал ноздри.
"Добрая ночь,- сказал человек.- Не то чтобы я тебя звал, но раз пришел, то говорить с тобой мне будет приятно. Пока садись. Так, сделай затяжку-две.- Он протянул ему трубку.- Теперь говори что хочешь".
Дым заполнил все его тело. Оно стало, как высушенный рыбий пузырь. Он не знал, ЧТО говорить, но говорить очень хотелось. Пусть он скажет первое, что придет в голову.
"Я решил взять под свою опеку людей Впадины.- Он еще раз затянулся и возвратил трубку владельцу.- Это будет новая часть Города, с новыми домами, площадями и акведуком. Да и Властитель останется доволен". "Я помню, как все это случилось,- сказал человек, кладя трубку рядом с собой.- От Властителя тебе было не отделаться. Не успели твои обжить северную часть Впадины, как он налетел с двумя дружинами - своей и брата - и изрубил в куски тебя и всех домашних. Людей Впадины, в их домах, не тронул. Они стали его клиентами. Потом был набег анаров, которые убили Властителя и его семью. Раз уж ты здесь, то почему бы тебе не знать, что много-много столетий ты не возвращался в Город, а когда возвратился, то в последний раз". "Подожди, подожди! - закричал он.Почему ты говоришь о будущем в прошедшем времени?"
"Чего ж здесь такого удивительного? - Валька отпил пива из огромной кружки и нежно погладил Мелу по плечу.- Словно мезы опился. Или на тебя опять... НАШЛО? Пойми - ведь если ты уже видел то, что для кого-то другого только еще будет, то для тебя оно БЫЛО, как и твое видение. У меня самого такая привычка. Да что ж ты не пьешь? Я уже вторую кончаю". "Что это на него нашло? Вы мне об этом не рассказывали".- Мела испуганно посмотрела на Вальку. "Потом, потом, или он сам тебе расскажет". "Нет,- решительно сказал Август,- я ни с кем не спорю. Но почему именно я должен быть живым (пока еще!) примером ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ произошедшего, а не ты, или Мела, или тот же треклятый Вебстер?" "Ответ прост.- Валька допил пиво и встал.- Так уж с тобой случается - в будущем, которое всегда уже есть твое прошлое. Тут, боюсь, не обойтись без сильного воображения. Пойду закажу еды какой-нибудь".
"Это коричневое пятно - лучшая из сохранившихся в Северной Трети застроек семнадцатого века, все - из коричневатого с зелеными прожилками химатитового камня, там была знаменитая Впадина, защищенная с востока бывшей Городской Стеной, когда граница Города еще не проходила по реке Оредо". Слушая Вебстера, легко было представить его темпераментно жестикулирующим, если бы оба Вебстер и Валька - не лежали распростертые на разостланной на полу огромной дециметровой археологической карте. Август сидел на письменном столе и смотрел в особый бинокль на те места на карте, которые они обсуждали. Шел второй час ночи.
"Как они ее засыпали? - спросил Валька.- Это же должно было быть адски трудно?" Вебстер: "Ничего особенного. Это читается просто, как вчерашний день: Шестнадцатый пентарх, прозванный Великим Властителем, сжег Впадину вместе со всем, что в ней было живого, за повторную неуплату дани и отдал голую землю сводному брату и его клиентам, построившим там первые каменные дома. Потом налетели анары, опять выжгли всё дотла и разрушили Восточную Стену. В течение трехсот лет туда свозили строительный мусор со всего Города, и Впадина исчезла. Так говорят факты".
"Факты-шмакты, видал я эти факты",- подумал Август, но вслух сказал: "Властитель Хулод не сжег Впадину, а отдал ее за дань Старейшине адабов, которого он потом убил, но людей Впадины не тронул, а принял под защиту своего рода. Анары убили Хулода во время очередного набега, но домов во Впадине не разрушили, а Стену лишь немного повредили. Впадина не была глубокой, то есть, я думаю, вообще никакой Впадины вначале не было. Само название пришло из совсем недавних времен, не ранее чем за два поколения до Хулода, когда уже шло вовсю оседание почвы в этой части Города. Потом оно все усиливалось, и, скажем, за последующие триста пятьдесят лет и каменные дома, построенные при Старейшине адабов, Серенте, и Стена ушли под землю, где, я полагаю, они частично по сю пору и остаются. Это - не факты, а то, что я видел и слышал".
На столе зазвонил телефон. Август взял трубку. "Да, очаровательная Мела. Нет, я выступил с маленьким докладом об археологии Северной Трети, частично использовав информацию, полученную в караульном помещении - черт, в пивном подвале - от вас и Валентина, и забыв на вас сослаться. Нет, они приходят в себя, даже с пола встали. Вебстер вот отряхивается, а Валя наливает себе виски. Нет, зачем МНЕ делать выводы, если вы этим занимаетесь? Я заранее согласен. Конечно, я пойду спать. Спокойной ночи. Сейчас". Он передал трубку Вальке. "Ну, разумеется, я тебя прощаю. Августа - тоже. Кстати, ты ему об этом сообщила? Ага. По-моему, тебе надо было бы начать со второго сообщения, тогда и первое не понадобилось бы. Ладно, это тоже прощаю. До встречи".
"Я потерял женщину,- объявил Валька, усаживаясь за стол и наливая себе еще виски.- И это - факт, который я слышал и видеть который было бы уже совсем излишним. И вообще..." "В моем доме это уже случалось,- перебил его Вебстер.Не хочу вас обнадеживать, Валентин Иванович, но в нем же женщин и находили".
Август встал. "Хорошо, пошли спать.- Но, не удержавшись, сказал Вебстеру: - Ну а если этого могло бы и не быть, то..." - "Ничего-ничего, когда проснетесь, позвоните этой женщине, Меле. У нее найдется ответ. Доброй ночи!"
Глава одиннадцатая. По заветам классики
"То, что раньше считалось красивым, теперь считается неправильным, как любит говорить мой друг Юра Сафаров из Кинг-Колледжа.- Август ловко перебросил плоской лопаточкой ломтики бекона с шипящей сковородки на уже разложенные по тарелкам пухлые подушечки омлета.- С этим не надо спорить. Лучше наслаждаться красотой того, что пока не считается ни правильным, ни неправильным".
"Какое наслаждение придумать какую-нибудь историю, чтоб потом она такой и оказалась, как это сделали Шлиман и Эванс! - Валька, выспавшийся и готовый к новым набегам на чужую археологию, ждал от себя последней фразы, которая бы "запечатала" их ночной разговор.- Выходит, что ты - только один такой в Городе, а то еще и в целом свете. Нисколько не удивлюсь, если археологи обнаружат твой скелет в подполе той пивной в Северной Трети. Он, конечно, будет выставлен в музее, и ты поведешь Мелу его смотреть". "Тогда это будет не мой скелет, Валя. И не путай меня, пожалуйста, с твоим Древним Человеком - в отношении единственности я имею в виду. ЕГО скелета никому не найти, а моим, как и твоим, можно забить миллионы кладбищ. Вообще у тебя опасная склонность придумывать разные вещи, с которыми дело иметь потом приходится мне. Ты себе ползаешь по археологической карте с Вебстером, а я наношу визиты, пока крайне неудачные, выдуманному тобой персонажу. Ты..." - "Да-да, я себе выдумываю привлекательных молодых женщин, а тебе потом приходится с ними спать".
Август и так собирался звонить Меле. "Валя считает, что во мне недостает чувственности. Боюсь, что это правда. Не испугались? Нет. Завтра утром у меня одно дело, но я рано вернусь. Будете меня ждать? Нет... я не знал, что у вас есть муж... Нет, история - не игра. Там ничего не выиграешь. Целую вашу ручку. Да, чувственно".
"Что это еще за муж?" - раздраженно спросил Валька. "Самый обыкновенный"."Где он? Откуда он взялся?" - "Не знаю".- "Значит, она врала?" - "Нет, просто упустила, история полна таких упущений. Возьми хотя бы Город".- "О, Город единствен, самобытен до отвращения!" - "Мы, чужие, сра-зу же попались на его удочку, а когда оказалось, что вроде бы и не совсем чужие, то городские мифы полетели ко всем чертям. Возьми того же патетического Студента, от которого наш общий друг чуть с ума не сошел: ничего себе, в Городе никого практически не убивали, ну по крайней мере ПОСЛЕ той "первоначальной" и не очень приятной истории. Как бы не так! Только и делали, что этим занимались, да и, насколько я могу судить, продолжают это делать. Забудь о Городе - КАК ТАКОВОГО его нет. Есть ГОРОДА. Трупы сбрасывают в Оредо или Неву, сжигают или набивают ими овраги, заливают цементом в подполе или свозят на санках за город и сбрасывают в мусорные ямы. Довольно".- "Это - твоя первая политическая речь, произнесенная за последние, ну, скажем, пятьдесят шесть лет, в течение которых, если не говорить о последних трех днях, тебя, кажется, никто не собирался убивать".- "Она не политическая, Валя. Она - о смерти".
Грусть нашла на них обоих. По долгому опыту своего существования Август знал, что не надо пытаться ее уменьшить. Непривычный же к грусти Валька недоумевал, когда она к нему приходила, считая ее капризом, излишеством и не признавая за ней права быть его естественным состоянием. Ну ладно, пусть Август прав, и это он, Валька, в конечном счете сам все и придумал. Ну просто талантливый такой.
"Нет, я нисколько не опечален,- сказал Валька.- Не важно, кто что выдумал. Гораздо важнее, что кто-то другой ему, выдумавшему, все это ПОКАЗАЛ - со всеми странностями и поворотами сюжета, никак не предвиденными выдумавшим. Мы опять едем с Вебстером на раскопки. Потом в музей. Ты с нами?"
Август не хотел ехать. Лучше спать. Он задремал, но тут же проснулся от громкого стука. На пороге стоял Сергей Селиверстов, опираясь на дубовую палку с серебряным набалдашником, в огромной твидовой кепке, теплом плаще до пят и с галстуком-бабочкой под воротником мягкой батистовой рубашки. Сергей еще раз стукнул палкой о пол: "Все двери открыты, мой мальчик. А ты себе дремлешь, мечтая, наверное, о какой-нибудь шлюхе. Меня отпустили на два часа под самое честное слово на свете. На больничной машине, с шофером. Так вот..." "Здравствуй, Сережа. Дай я помогу тебе раздеться. Кофе?" - "Никакого кофе. Пока даже чаю нельзя. Раздеваться ни к чему. Все. Завтра мы уезжаем. Ты поедешь с нами. Бери твою сумку или что там еще у тебя. Александра сняла тебе на одну ночь номер в отеле рядом с больницей. Идем".
Он понимал и не понимал, что ему говорит Сергей. Но решил ответить, как если бы понимал. "Нет. Я не поеду сейчас с тобой и не улечу завтра с вами из Города. Завтра утром я обещал посетить одного человека. Это - неотменимо. Иначе и приезжать было незачем. Кроме того, вчера совершенно неожиданно объявился Валентин Иванович Якулов из Петербурга, и я намерен здесь оставаться, во всяком случае, до его отъезда. И, наконец, мне все еще нужно время, чтобы собрать воедино все мысли о Городе, что тоже гораздо лучше сделать, пока я еще здесь. Хочешь, я приготовлю поздний завтрак? Или назовем его ранним обедом?"
Тяжело дыша, Сергей уселся в кресле, не снимая плаща и кепки. "Закури мне сигарету, пожалуйста, какую угодно. Зачем тебе понадобился этот ориентальный недоросль из Петрограда?" - "Петрограда нет, Сережа, как, боюсь, и Санкт-Петербурга. Как и всего - без нас, думающих об этом".- "Не верю ни одному слову. Все это - жалкие предлоги, чтобы продолжать оставаться в этой международной крысоловке, в которой ты хочешь найти лазейку - туда, где нет смерти. А если есть, то какая-то особая, для тебя одного - по индивидуальному заказу. Не выйдет! Крысолов тебя найдет, он - один на всех, другого нет"."Ты, Сережа, кончаешь тем, чем кончают почти все нигилисты,- морализмом, да еще с теологическим уклоном. Я лично за то, чтобы еще немного пожить".- "Едем с нами, тебе нельзя здесь оставаться".- "Тебе, Сережа, всегда мешало, что ты ученый. Сколько бы ты ни материл науку, она - в тебе.
И сейчас, говоря со мной, ты видишь в моей ситуации ОБЪЕКТИВНОСТЬ,
да ведь она у каждого из нас своя". "Жалко, а я-то надеялся...- Сергей помолчал.- Наука или не наука, мой мальчик, объективность смерти - одна для всех".
Август пошел сварить еще кофе. Когда он вернулся, Сергея не было. Хорошо. Тогда он сделает одну работу с начала и до конца. Было три пополудни. Он лежал на разостланной карте-дециметровке и быстро наносил красным карандашом то, чего на ней не было. Вот линия его прежней прогулки от старой Восточной Стены до высохшего притока Оредо. Оттуда - к "родовой ставке" Августа. Плоское трехэтажное строение с маленькими круглыми окнами и дверями такими низкими, что сейчас ему пришлось бы согнуться, чтобы пролезть; с большим задним двором и множеством деревянных пристроек, сараев и хлевов. В глубине двора - два крошечных деревянных храма и отдельно, за низкой оградой, открытый жертвенник с вечным огнем на четырех каменных подставках, прикрытых плетеными колпаками. Это где-то в четверти лиги от дома Вебстера. Резко на северо-запад от ставки роща, а за ней огромное низкое здание ставки рода аганов на холме, за которым начинается Западная Стена, примерно там, где теперь больница Сергея. Высокий, в четыре-пять этажей, храм Гимбу (одна из двух жреческих коллегий Города), сложенный из плит светло-серого песчаника. Дальше на север, где теперь проходит Северная автострада, слева от очень узкой, вымощенной щебнем дороги,мрачное небольшое селение под названием Западная Граница. Люди здесь живут глубоко под землей в огромных помещениях, похожих на залы. Спускаться надо по идущим вдоль стены крутым каменным лестницам без перил. Наверху - конюшни, хлевы, свинарни, амбары и несколько глиняных лачуг клиентов и отпущенников, огороженные одной низкой изгородью, за которой тянутся поля и огороды.
Все это возникало не из матовой поверхности карты, а накладывалось на нее откуда-то сверху. Заболела спина, он с трудом разогнулся, долил бренди в остаток кофе и продолжал расчерчивать карту красными линиями, отмечая кружочками, квадратиками и треугольниками знакомые ему кварталы, храмы и родовые ставки. Когда наконец одним широким круговым движением он обвел весь Город, было уже восемь. Август закурил и подумал: а не происходит ли вся архитектура из особого чувства расчленения поверхности, которую далеко не всегда можно увидеть, а еще труднее - представить? Вертикали и объем строения прямо соотносятся с телом смотрящего, но только видя или воображая здание сверху, ты включаешь себя в него, в нем "осваиваешься". Именно так Гильгамеш видел свой Урук, а Приам - свою Трою. Ранний город всегда - двухмерность, принимающая в себя объемы человеческих обитаний и уплощающая их в едва поднимающиеся над поверхностью пятна. Затем туда "вставляются" вертикальности храмов и дворцов - но это только после того, когда город уже включился в окружность стены, от первого камня которой он и ведет свое существование. Так было вначале, когда сознание человека только начинало принимать в себя город.
Эти трансцендентальные архитектурные размышления были прерваны звонком Мелы. "Уже десять часов, что ты делаешь? Не удивляйся, я перешла на "ты", потому что весь день с тобой проговорила. Так интересно говорить с человеком, за которого сама же и отвечаешь".- "Тогда, может, так и оставим?" - "Так уже не получится. Утром я сказала мужу, что не буду с ним спать, а буду спать только с тобой. Он заявил, что никогда этого не перенесет и..."
"Я его понимаю, но..." - "...и что он хочет с тобой познакомиться. Мы с ним заедем за тобой через полчаса, он уже выводит машину, и будем ужинать в ресторане "Место для всех". Кстати, я уже неделю не ужинала".- "Я очень хочу есть, Мела, и буду счастлив познакомиться с твоим мужем, но... как бы это выразиться помягче, мне совершенно необходимо оставаться в живых по крайней мере до одиннадцати завтрашнего утра".- "Не беспокойся, пожалуйста, он тебя пальцем не тронет. Он только хочет увидеть, кого я ему предпочла. Возможно, надеется, что я к нему вернусь когда-нибудь. В конце концов у него же есть жена, которая, по его словам, с ним иногда спит, но..." - "Господи, так он двоеженец?!" - "Любой брак, зарегистрированный в Городе,- законный. То, что он женат в Англии, здесь не имеет значения".- "Но в Англии двоеженство уголовное преступление, и при раскрытии его брак автоматически аннулируется"."Здесь он никак не аннулируется. Просто тогда я буду женой преступника, что даже было бы забавно, если бы я уже не позаботилась о разводе. Сегодня я отослала все формы с его подписью, а также отчима как свидетеля. Пока! Мы едем". "Послушай,- крикнул он,- а этот твой бывший муж, он не..." Но она уже бросила трубку, и Август пошел переодеваться.
Он никогда не сомневался, что идиотские ситуации с дамами, в которые он периодически попадает,- просто плата за пожизненное безбрачие, к которому, впрочем, он никогда не стремился.
Человек в поношенном смокинге, с редкими выцветшими белесыми волосами, торчащими в разные стороны, огромным носом, контрастирующим с почти отсутствующим подбородком, и длинными рыжеватыми ресницами, через которые смотрели маленькие и крайне живые глаза, печально на него взглянул и сказал, что он - Тимоти Эгар, бывший муж Мелы в некотором роде и что хотя это могло бы быть сочтено и бестактностью с его стороны...