Вскоре Вера добралась и до окрестностей Тверской, где жила Светлана Савельевна. Решила покружить по соседним переулкам, но с каждым шагом вглубь района нарастало чувство потерянности. Её обступила ранняя сталинская архитектура - еще довоенная. Внушительные дома подавляли не только размером, но и цветом. Со всех сторон нависали могучие кубы - болотные, коричневатые, горчичные, цвета мокрого асфальта. Один из домов в конце переулка оказался бежевым. Но это не был веселый бежевый, напоминавший о какао и молочном шоколаде. Скорее, тусклый цвет высохшей земли, из которой ушли все соки.
Землистые глыбы, столпившиеся по краям узких улочек, смотрелись величественно, но слишком напоминали гробницы, склепы. Сходство усиливало помпезное оформление мемориальных досок, облепивших фасады. Вера сразу почувствовала духоту. Тяжесть мрачных громад, торжественных как могильные плиты, совсем её доконала. Беззащитные улочки будто стали её собственными венами и сосудами. Чем сильнее их сдавливало, тем труднее самой Вере было дышать и двигаться.
Накатил беспричинный страх и мысль о том, что Марина права - невозможно жить среди этих саркофагов. Везде жизнь, только не здесь… Ускорив шаг, Вера вырвалась из переулков на бульвар. Ей не терпелось впитать аромат скудной травы и насладиться очертаниями робких особнячков. Они-то не пытались оспаривать пространство у земли и неба. И потому украшали его, а не пожирали. Приветственно затрепетавшие деревца помогли Вере сбросить с плеч тяжесть каменных плит. Жадно вдыхая, она пошла по дорожке.
Шины шваркали по ушам не равномерно, а через паузу. Монотонный шуршащий шорох по обеим сторонам бульвара нарастал издалека. Сменялся на звук царапающего скольжения по асфальту. Его лишь слегка смазывало чавканье хлюпающей грязи. Вера шла, обескураженная чувством неуюта в родном городе. Никогда еще раньше она так остро его не ощущала. Вроде бы на бульваре стало полегче, а всё равно как-то безрадостно. Не на чем глаз остановить.
На фоне облаков вырос задумчивый тёмный силуэт - Пушкин с непременным голубем на голове. Через минуту к нему подлетел и спикировал рядышком второй. Приглядевшись, Вера заметила и третьего. Птицы уютно устроились на голове поэта, видимо, приняв его кудри за вполне пригодное гнездо. Один голубь был темно-сизый, а два других - белесые как облачное небо.
В Верины мысли вторгся звонок от неугомонного Егория. Жажда деятельности не позволяла ему спокойно ждать, пока риелторы подыщут новые варианты. Оказалось, Егорий успел обойти кое-какие дома в интересующем его районе. Порасспросил соседей, пообщался с участковым, залез на чердак. И готов сообщить номер подъезда, в котором ему понравилось. Вера, чертыхаясь, сделала вид, что записывает.
Вскоре она добрела до нужного дома, где её уже ждали. Почти бегом - на второй этаж трехэтажного особнячка. Аккуратно поскреблась, памятуя, что звонок не работает. Светлана Савельевна, накинув старенькую кофту поверх байкового халата, открыла дверь.
Вера с нежностью и печалью оглядела знакомую обстановку. Здесь всё осталось таким же, каким было на её памяти 20, 15, 5 лет назад…. Поцарапанная, испещренная мелкими выбоинами мебель. Шаткие стулья, трехстворчатый просевший шкаф. Это все - тёмное. Сервант же, в котором вместо посуды хранились книги, - вызывающе светлый, цвета игрушечного цыпленка. Все плоские поверхности завалены расползающимися горами книг, вот-вот готовыми обрушится. На обеденном столе - тоже книги.
Светлана Савельевна присела на утративший первоначальный цвет диван. Из-под обшивки во все стороны лез поролон. На диване стопами ютились книги и связки тетрадей. Вере она показала рукой на продавленное кресло, прикрытое вязаным ковриком. Сняв с кресла кипу книг и положив ее прямо на пол, Вера устроилась на освободившемся месте. Обеспокоено принялась расспрашивать о жизни, о здоровье.
- Ну, сама понимаешь - профессорская зарплата, - Светлана Савельевна почему-то указала рукой на желтые поролоновые крошки на полу. - Что уж тут обсуждать… Пойдем-ка лучше чай пить.
Прихлебывая бледную заварку из кружки с отбитой ручкой, Вера все собиралась с духом, чтобы рассказать о Марине. Но почему-то оттягивала. Вместо этого задавала вопросы об институтских делах и общих знакомых. Как бы невзначай поведала и о своем разводе, хотя старалась не слишком на этой теме задерживаться.
Старенькая клеенка в клеточку была вся истерзана ножом. Вера, беседуя, механически водила пальцем по глубокому разрыву в клеенке. Иногда спохватывалась, что раздерет еще больше. Потом снова принималась теребить махрушки, торчащие по краям разреза. Скромное угощение - гладенькие сушки, дешевые карамельки, перемежалось ломтями принесенного гостьей торта.
Вера десятки раз за время учебы и после бывала в этом доме. Но только теперь, после затянувшегося перерыва, поразилась тому, насколько тут ничего не изменилось. Все вокруг - у нее самой и знакомых - за последние годы перевернулось до неузнаваемости. А здесь… По обстановке и характеру разговора не покидало ощущение, что родной ей человек остался в 'прежнем времени', - в эпохе социализма, оголенных прилавков и разгоряченных споров на кухнях. Отрешился от всего, что осталось за стенами. Укрылся за глухими шторами. Впрочем, штор-то у Светланы Савельевны как раз не было (так же, как и карнизов или прочих излишеств). Книги, заполонившие подоконник, позволяли обходиться без занавесок.
Тут до Вериного слуха донеслись слова, поразившие ее совпадением с тем, о чем она только что думала. Перемены всё же настигли Светлану Савельевну. Ей грозило выселение из дореволюционного дома, в котором обитала ещё ее бабушка. На крепкий особнячок посягали неизвестные инвесторы.
- Да Вы что? - встрепенулась Вера. - Вашего дома нет на плане реконструкции! Помните, мы проверяли…
- Помнить-то помню, - утвердительно кивнула Светлана Савельевна. - Только независимо от архитекторского плана вопрос поставили очень жестко. Звонят каждый день. Обещают отключить свет и газ, если не переедем. У соседей - такая же история.
- Как это 'если не переедем'? Разве уже есть куда переезжать? - ахнула Вера. - Вам что-то конкретное предлагали?
- Квартиру в Хвостиково. Но я даже смотреть не поехала.
- И правильно сделали! - совсем разволновалась Вера. - Еще в Хвостиково не хватало ехать. Поближе к городской свалке… Хвостиково - самый жуткий район в Москве! Никакого метро рядом. Одни трубы, да автопредприятия. Свалка - в двух шагах. Ароматы стоят днем и ночью. Там сейчас хоть и понастроили современных домов с большими кухнями, а дыра - дырой. Нет, что творится, а?! Полный беспредел!
- Ох, да мы сами в полной растерянности, - огорченно лепетала Светлана Савельевна. - Моя подруга детства живет в Копытниках, в совершенно разбитом доме. Довоенная пятиэтажка, годов двадцатых. Там у них чуть потолок не рушится - оголился до перекрытий. Трубы насквозь ржавые. Крысы шныряют среди бела дня по подъезду. Ремонта не было лет пятьдесят - не то, что у нас. Но их ломать никто не собирается.
- Да дело-то вовсе не в доме, а в земле! - гневно распалялась Вера. - Дома сейчас никого не интересуют - с ними все, что угодно можно сделать. Расселил, да прибрал к рукам - и все дела. Или снес и новое поставил. Лакомый кусок земли, где можно строить и втридорога продавать, - вот что в цене. За землю и идет борьба!
Вера мрачно водила глазами по сторонам, чуть не воя от бессилия помочь любимой учительнице.
- И потом знаю я эти пятиэтажки в Копытниках, - нашла она новый повод для возмущения. - У меня там мама живет. Одни коммуналки, да семьи многодетные. В каждой комнате прописано человек по десять - дети, внуки, бывшие мужья и жены. Для их расселения целый район потребуется. Получается очень накладно. Проще на таких, как Вы, наезжать.
- Ну, вот мы теперь и живем как на вулкане! Пытаемся отказываться от переезда вместе с соседями, - жаловалась Светлана Савельевна, позабыв о чае. - А нам говорят, что придут выселять с милицией. Впрочем, если газ с электричеством отключат, может, уже и милиция не понадобится. Лягу и умру… И лучше я умру именно здесь, где всю жизнь прожила с мамой.
- Наверняка на месте Вашего дома возведут какой-нибудь бизнес-центр, - уверенно предположила Вера. - Или элитный ресторан. Это ж надо какая война идет за каждую пядь земли? Прям Великая Отечественная! Хотя нет… Больше похоже на войну 1812 года, когда город сдали без боя неприятелю… В общем - 'враг у ворот'. Обычное для нас состояние.
Раздавленные безнадежностью, они еще некоторое время вместе попереживали. И на волне объединившей печали, Вера все-таки призналась:
- А у меня, Светлана Савельевна, тоже беда. Маринка-то моя уезжает с семьей в Германию. Навсегда.
- Ну, что ж, - улыбнулась пожилая женщина. - Сейчас все устраиваются, как могут. Дай Бог, чтобы они нашли там то, чего ищут.
Вера озадаченно молчала, пораженная тем, как быстро закончилось обсуждение волновавшей её темы. Но прибавить к вердикту Светланы Савельевны было нечего. Пауза затягивалась. Потребность обсуждения буксовала, не находя выхода.
- Ну, а Вы-то сами, про заграницу что думаете? Бывали же за рубежом. Как впечатления? - ревниво полюбопытствовала Вера.
- Впечатления? - Светлана Савельевна даже повеселела от воспоминаний. - В Праге у меня архитектура - самое яркое впечатление. А больше я нигде и не была… Архитектура там чудесная. Каждый домик неповторим, не похож на другие. Мощеные улочки. Уют и индивидуальность. Такая красота и продуманность, что дух захватывает.
И добавила, разгрызая очередную сушку:
- Но скукотища там - слов нет!
Вера взглянула вопросительно.
- Дело не в замкнутости личных мирков, как мы тут про них думаем, - пояснила Светлана Савельевна. - Им просто уже ничего не нужно, кроме сохранения того, что есть. Думаю, так по всей Европе.
Вера оживилась:
- Надо же… А у нас, значит, по-другому?
Светлана Савельевна призадумалась, подыскивая слова:
- Главное, что в нас еще живо - нетерпение и любопытство. Эдакая жадность до впечатлений… Мы здесь живем как люди, страдающие от нехватки чего-то важного. Надеемся на новейшие рецепты, неведомые открытия. За всё хватаемся, потом вскоре это отбрасываем - в поисках нового. И опять нам всё не так, всем мы недовольны! А для них хорошо именно то, чем они располагают.
Вера подхватила заинтересованно:
- Да-да, мы точно живем как наши предки - в поисках 'вымышленного царства', в мечтах об идеальном! Взять хотя бы то, как наши сограждане быт сейчас обустраивают… Люди лихорадочно осваивают рынок. И каждый день обнаруживают, что можно купить ещё что-то новое, с дополнительными плюсами. А в следующий момент выясняют, что еще и то-то им предлагается, и другое, и третье… 'И снова - бой! Покой нам только снится'.
Теперь уже Светлана Савельевна, слушая, разглаживала пальцами порезы на клеенке, будто они могли исчезнуть от одного ее желания. По рукам струились узловатые вены. Дряблая кожа в бежевых пятнышках выглядела по-детски припухлой, жалкой. Вера почувствовала тревогу и желание прижаться к этой руке щекой. Не съеденные куски торта обмякли. Крем на них начал плавиться.
- Да, жадность до впечатлений сейчас бушует на бытовом уровне, - согласно кивнула она Вере. - Кажется, что все те, кто при деньгах, только и перебирают: что бы еще такого съесть или в дом поставить? Куда бы еще поехать? Какие еще возможности не испробованы?
Светлана Савельевна оказалась совсем не так далека от реальности, как почудилось Вере. Ласково улыбнувшись бывшей ученице, она потрясла чайничком, пытаясь выцедить из него последнюю каплю заварки.
- Знаете, нам скоро тоже будет ничего не нужно, кроме сохранения того, что есть! - решительно помрачнела Вера. - Я ведь помню былые времена. Ну, и пусть кругом зияли пустые прилавки и по всем каналам одно и то же показывали… Зато жадность была до идей, а не до материальных возможностей! По крайней мере, в образованной среде.
- Материальные возможности тоже чему-то могут научить, - осторожно возразила собеседница, смущенная Вериной категоричностью. - Главное - само право выбирать, пусть даже среди услуг и товаров… Хотя бы так наши люди поучатся самоопределяться. Через покупку и выбор своего.
Вера с ужасом вытаращила глаза на Светлану Савельевну:
- Вы говорите как дитя времени! Неужели Вам всё это нужно?
- Да я вот и успокаиваю себя тем, что мне ничего не нужно, - грустно улыбнулась та, мотнув головой в сторону обшарпанной мебели. - Утешаюсь, что и без книжных стеллажей вполне можно обойтись. Стеллажи ведь нынче тоже не дешевы.
- Не такой уж я мракобес, - пожалела о своей бестактности Вера. - Я не против бытового удобства. Мне самой противно копейки считать и во всем себе отказывать. Просто поражаюсь, как упростилась жизнь! Как все глухо по своим углам попрятались! Полное разобщение. Когда мы были студентами, нас объединяла не только молодость, шутки с посиделками или общие лекции. Был одинаково важный для многих круг идей! Мы ведь и с Вами его разделяли…
- В том-то и беда, что мое душевное пространство уже давно - не часть общего, - с горечью, так и не подслащенной тортиком, призналась Светлана Савельевна. - Сижу тут на своей кочке, на хуторке, вдали от цивилизации…
- Вот и я про это! - всё больше горячилась Вера. - Может, выбор между 50 сортами, видами, вариантами не знаю чего и способствует самоопределению… Но сблизить-то людей могут только общие мысли и чувства! А я сейчас для них даже повода не вижу… Все обозримые мысли и чувства съёжились до персональных, частных, узко практических. Так всё измельчало.
- Зря ты так сурова, - мягко осадила ее Светлана Савельевна. - Большинство людей просто охвачено эйфорией от изобилия. Обнаружилось, что мир полон забавных игрушек! Знаешь, я тут с соседями начала общаться благодаря общей беде. У них компьютер, двд-плеер. Стали звать меня фильмы посмотреть, в Интернете что-то почитать… Вот я и вижу, что все эти чудесные вещицы - источник чистой детской радости! Как волшебные предметы в сказке… Ковер-самолет, яблочко по тарелочке. Люди просто еще не наигрались.
Вера не находила слов. Похоже, и с бывшим преподавателем они безнадежно отдалились друг от друга. Время без сожаления всех разносит… Ох, уж это время! Зря Вера понадеялась на единомыслие. Вспыхнувшая, было, надежда найти в старом учителе нового друга растаяла быстрее кремовых завитушек на торте. Но всё же опять решила напомнить Светлане Савельевне о прошлом, зайти с другой стороны.
- Да разве мы об этом мечтали в институте, с нашими тогдашними амбициями? Серьёзной наукой все хотели заниматься… Испытывали к ней почти религиозный пиетет, священный трепет. А во что это вылилось? Кто из нас сейчас занимается тем, чем изначально хотел заниматься? Я - риелтор. Маринка несколько лет проработала в банке.
Вере почему-то представилась лягушка в большой трехлитровой посудине, задумчиво таращившаяся сквозь мутноватое стекло.
- Васильев выбился в журналисты и сменил уже пять газет. Кажется из последней его на днях тоже выперли. Марк - вечный репетитор, прикованный к сезонному календарю похлеще крестьянина, - загибая пальцы, перечисляла Вера. - Регина трудится в рекламном бизнесе.
- Так, по-моему, кроме тебя, все довольны! - пораженно всплеснула руками Светлана Савельевна. - Может, тебе попробовать ещё какую-нибудь профессию?
- Меня общее положение вещей возмущает, - проигнорировала учительский совет Вера. - Сейчас везде ценится только то, что можно немедленно превратить в товар. И поскорее продать - пока твою лавочку не прикрыли.
- Думаю, это - к лучшему, что вы смогли себя попробовать в абсолютно новых ролях, - задумчиво протянула Светлана Савельевна. - Перемены всё-таки многому учат! Я и сама толком не знаю - может, мне окажется на благо, если верхние соседи перестанут меня заливать, а под окном машины не будут днем и ночью ездить - в какой-нибудь глухомани, куда меня выселят. В моём возрасте жить 'на выселках' здоровее.
- Ну, не в Хвостиково же ехать?! - чуть не поперхнулась остатками чая Вера.
- Да уж, конечно. Лучше в Копытники. Там как раз сейчас новый микрорайон начали строить. И подруга детства неподалеку, - мечтательно прикинула Светлана Савельевна. - Но туда мне не предлагают.
- Копытники дороже, - механически пояснила Вера.
Она чувствовала, что разговор все дальше уплывает от возможности поговорить про Марину, а точнее - про саму Веру. Про все те неприглядные эмоции и сомнения, которые всколыхнуло в ней Маринино решение. Про то, как опустеет теперь её жизнь… Но снисходительное отношение любимого учителя к торговой сути современной жизни оказалось для неё самым большим шоком. Давненько они не разговаривали по душам. И лучше бы уж совсем не разговаривали. Тогда бы остались светлые иллюзии.
- Когда людей в сталинское время преследовали и сажали, они хотя бы не забывали о душе, - угрюмо высказалась Вера.
Светлана Савельевна с тревогой на неё взглянула.
- В лагерях, да катакомбах находили веру и откровение! - вещала Вера каким-то глухим, утробным голосом, словно из-под земли. - Знали, как сохранить внутри огонь, когда снаружи - вечная мерзлота. А с нами что стало?
- Ничего, - рассмеялась Светлана Савельевна. - Просто живем. Научились не надувать щеки и принимать всё с юмором. Только им и спасаемся.
Она заботливо подлила Вере чаю и погладила по руке, стремясь утешить.
Вера, наконец, смогла подытожить впечатление, возникшее в разговоре с учителем. Она встретила человека по-прежнему милого и интеллигентного, но способного смириться практически со всем, что предлагает жизнь. Выходило, что укрывшись от современности за книжными переплетами, Светлана Савельевна всё-таки соглашается с её крикливой уверенностью в собственной силе. Она словно заранее была уверена, что её собственные ценности в этом мире ничего не изменят. А теперь уже, получается, соблазнялась и его прелестями?
И Вера решила, что ни капельки не удивится, когда через пару месяцев услышит о том, что Светлана Савельевна переехала в Хвостиково.
Опять она до ближайшего показа не успевает заехать домой. Это тоже изрядно бесило Веру в риелторской работе. Необходимость подстраивать жизнь под график квартирных просмотров по-глупому кромсала личное время. Оставляла от него лишь никчемные ошметки. Всё перекраивалось прямо на ходу. Звонки об отменах настигали в дороге, когда планы уже не переверстаешь. А стоило хоть на час выпасть из конвейера, - как с походом к Светлане Савельевне, и распорядок дел сыпался необратимо…
Что ж, придётся Петьке обедать самостоятельно. Ну, а ей до встречи с клиентами - мотаться по городу. Вера всё чаще сравнивала свои принудительные прогулки с кружением по тюремному дворику. Её бы воля - она бы нашла себе дело… А так приходилось избыток времени бродить по улицам, не понимая зачем. Магазины её не привлекали. Наблюдать за окружающими давно наскучило. Впрочем, бесцельные блуждания порой приносили светлые минуты и маленькие открытия, угомоняли расходившиеся нервы.