Сам профессор - солидный, ухоженный. Двигается неспешно, говорит неторопливо, снисходительно поглядывая на собеседника. Довольно высокий, статный. Остатки седых волос окружают возвышенное чело. Тонкий, чуть изогнутый нос, полуприкрытые веками глаза. Видно, что себя бережет. Жена похожа на встревоженную курицу, квохчущую вокруг него, хотя заметно моложе. Всегда дорого и хорошо одета, с тонким тщательным макияжем. Черненькая, взволнованная - в основном, настроением супруга.
' - Наверняка, была его аспиранткой или лаборантом на кафедре', - решила про себя Вера. Она с трудом преодолевала робость, не зная, как с такими важными людьми разговаривать. Старалась упирать на вежливость, почаще делать им комплименты. Не забывала и волноваться о здоровье.
- Как Вы себя чувствуете по такой погоде? - заискивающе взывала Вера к профессору и его жене.
- По погоде и чувствуем, - несколько желчно откликался на это Борис Диогенович. - Какова погода, таково и здоровье в данный момент.
Марта Владимировна лишь недоуменно вскидывала бровь, давая понять, что причин для беспокойства всегда более чем достаточно.
- Да, с нашей погодой трудно надеяться на стабильное самочувствие! - окончательно смущалась Вера, теряя надежду подладиться под настроение супругов.
Они уже не первый месяц вели переговоры. Но у профессорской семьи были жесткие требования. Им годилась лишь одна станция метро и строго определенная планировка. Этаж - с четвертого по шестой, не выше и не ниже. Однако жилых домов в нужном районе почти не было. Две трети его занимала зона отдыха и река. А по соседству с ними - институт, в котором Борис Диогенович не первый десяток лет профессорствовал. Вера настойчиво убеждала Никиту смириться с тем, что вариант - 'гробовой'. Лучше сразу распрощаться - как ни жаль - с солидными клиентами. Но Кит, упорный как сто китайцев, твердил, что надо искать.
И вдруг в газете возник заветный вариант - впервые за много месяцев. Вера с супругами оказались первыми, кто добежал до квартиры - сразу после того, как объявление о продаже опубликовала 'Столичная недвижимость'. У Веры дрожали руки, когда она звонила по номеру, указанному в рекламе. Да и сейчас всё внутри ходуном ходило от волнения. 'Или эта квартира или никакая! - объявила она Киту перед поездкой. - Там жилье продается раз в пятилетку. Если что-нибудь окажется не так, то тогда уже наверянка всё безнадежно!'.
Но на этот раз удача, как ни странно, улыбнулась. Дом располагался в пяти минутах ходьбы от института Бориса Диогеновича. Квартира не была запущена, идеально подходила по планировке. И, что очень ценно, хозяева не подыскивали ничего взамен. Они уезжали к детям, давно эмигрировавшим в Канаду. На Бориса Диогеновича стремление хозяев переместиться в Канаду произвело особенно благоприятное впечатление. Сам он принадлежал к категории соотечественников, глубоко неудовлетворенных местом своего проживания. Часть времени, проведенного в квартире, профессор посвятил детальному обсуждению обстоятельств отъезда. Даже вышел на время из своего кокона, слегка поулыбавшись.
К удовольствию собеседников Борис Диогенович знал в мельчайших подробностях, какие трудности и проблемы подстерегают отъезжающих, и как они их преодолевают. Проявил редкую осведомленность в том, как развиваются отношения граждан с ОВИРом. Припомнил с десяток историй, иллюстрирующих его сведения. Похоже, мысленно он уже неоднократно проделал этот путь - с каждым из своих коллег или знакомых, куда-либо отъезжавших. Для Веры эта тема была больной и она отвернулась.
Из окна виднелись красные рябиновые гроздья на полуоблетевшем дереве. Если присмотреться повнимательнее, то заметно, какие они ссохшиеся, сморщенные. А если глянуть бегло, то видишь лишь неожиданно яркие брызги на фоне спутавшихся темно-серых ветвей. Издалека рябина выглядит молодо, радостно. Почти как оживившийся на миг Борис Диогенович.
На сегодня Вере осталась лишь одна квартира. И наконец-то не на окраине, а в старой части города - между Центром и Копытниками. Это, конечно, не уютное пространство особняков, царящих так неспешно, будто кроме них нет никого на свете. И не самовозвеличение землистых мавзолеев, подминавших под себя даже проспекты. Но всё-таки обжитой район кирпичной застройки, с изрядным количеством зелени и магазинов.
Здесь сын разъезжается с мамой. У них уютная квартирка на среднем этаже, со свежим ремонтом, удобной планировкой, окнами во двор. Словом, квартира без недостатков. Когда Вера с Китом её впервые увидели, решили, что продадут за неделю. И вот уже несколько месяцев ходили люди, хвалили ремонт, улыбались хозяевам и растворялись без следа. Никто не задерживался, даже ни разу не заговорил о торге.
В результате 'мозгового штурма' Никита вычислил, что посетители, откликавшиеся на рекламу квартиры, разочарованы ее скромными масштабами. Крохотная трёшка была малогабаритной. Охотно вместила бы семейство улиток, но категорически не подходила даже семье из трех человек.
- По размеру она - как двушка, - прикинул Никита. - Надо дать рекламу на двухкомнатную. Люди придут и обнаружат лишнюю комнату.
Первые же покупатели, позвонившие по новой рекламе, заинтересовались квартирой. Результат - договоренность об авансе. Ошарашенный хозяин еще долго ходил по кухне, не в силах присесть. Отпаивая Веру чаем, он восхищенно и взволнованно повторял одно и то же:
- Как же вы до этого додумались? Какой потрясающий еврейский ход - продавать три по цене двух! 'Вы платите за два, а получаете три'. Вот покупатели и клюнули.
- У нас с самого начала была такая идея. Но мы решили действовать поэтапно, - отвечала Вера, скромно потупив глаза и мысленно проклиная себя и Кита за то, что не нашли отгадку раньше.
Через час измочаленная, не чующая под собой ног, Вера добралась до дома. Не успев поцеловать Петьку и сделать ему строгую физиономию за недоученные уроки, кинулась к телефону - звонить Киту:
- Представь - нашлась квартира для профессора! А еще новость…
Кит возбужденно присвистнул.
- А еще, - настойчиво продолжила она, торопясь закончить беседу, - за трёшку обещают внести аванс! С первого же показа… Точнее, с тысяча первого… Ну, с первого - по новому объявлению. Я уж думала, дело совсем безнадежное.
- Сколько раз я тебе говорил, - от потока нежданных новостей Кит даже слегка разволновался, - нет таких квартир, которые не продаются. Всё дело в цене.
- Или в рекламном ходе…
- Ну, да, - не заметил колкости Кит. Не счел нужным заметить. - На каждое жилье рано или поздно найдется свой покупатель. Помнишь квартирку возле Центрального вокзала? Там прямо под окнами - железнодорожные пути. Грязь, вонь, толпень круглые сутки… Врагу не пожелаешь! Однако же нашелся тот студент.
- Да-да, я помню. Спокойной ночи! До завтра! - решительно попрощалась Вера, из последних сил торопясь к ужину и дивану.
- А насчет шума и вокзала под окнами, - оживленно вещал Кит, - он тогда сказал, что, наоборот, приятно, когда всё вокруг движется. Чувствуется, что жизнь идет, что ты - в центре происходящего.
- Никит, я больше не могу! - взмолилась Вера. - Я весь день не ела. Я хочу хотя бы присесть. Мне всё осточертело!
Кит угрюмо молчал в трубке. Для него производственное совещание только началось.
- Хорошо, перезвони, - сухо согласился он.
- Ой, нет, давай лучше сразу договорим! - передумала Вера, сообразив, что стоит потерпеть, но зато потом от всего отключиться. - Вы когда с Амалией повезете аванс за выбранную квартиру? А то мне её бедная покупательница уже дважды сегодня звонила.
- На завтра мы договорились, - радостно пробасил Кит. - Скоро буду с ней связываться, время уточнять… Меня больше беспокоит четверговая сделка. Позвони-ка прямо сейчас покупателям! Надо прощупать степень их готовности. Да и хозяйка квартиры мне жуть как не нравится. Уж очень она мутная, скользкая.
- Или мутная, или скользкая - одно из двух, - устало огрызнулась Вера.
Временами, вспоминая о своём филологическом образовании, она впадала в занудство. Но Кит не любил, когда ему навязывали формальную логику. Его логика была чувственной, питалась образами. Если он говорил, что что-то 'не срослось' или, наоборот, 'созрело', это определение казалось ему исчерпывающим.
- Тинистая или илистая, а рекламу на свою квартиру она продолжает давать. Я сегодня в газете видел. Всё надеется найти покупателя, который даст больше. Надо её проверить.
- Слушаюсссс, товарищ начальник, - подыграла Вера, уже не надеясь на скорый ужин.
Ноющая боль в желудке незаметно растеклась по всему телу. Теперь даже не понятно, где именно и что конкретно болит. Все органы спрессовались в один сплошное стонущее месиво. Собравшись с духом, Вера дозвонилась Марине, всегда выручавшей её в сложных случаях.
- Мусь, извини, говорить сейчас не могу - только что в дом вошла! - стремительно пробубнила Вера, стараясь не дать Марине обратиться к ней тепло, по-дружески. - У нас тут одна коварная тетка не довольна ценой на свою квартиру, хотя сама же и сбавила за срочность. Темнит, голову нам морочит. А в четверг сделка! Позвони ей, как будто ты покупательница и хочешь завтра квартиру посмотреть. Если признает, что уже взяла аванс, объясни, что готова дать большую цену. Посмотрим, как она себя поведет.
Через десять минут Марина перезванивает - тетка, не задумываясь, согласилась показать квартиру. Еще уговаривала прийти побыстрее, а то, говорит, 'я в четверг уезжаю'.
- Уезжает, значит, - помрачнел Кит, выслушав отчет. - Тэ-э-эк… Сделка - под угрозой! Одна надежда, что за сутки эта выхухоль нового покупателя не найдет. А вдруг найдет?
Больше нет сил переживать и отчаиваться. Закончив разговор, Вера сворачивается в узелок на диване и накрывается пледом с головой. Но её выуживает оттуда Петька. В кои-то веки делится новостями (обычно из него не вытянешь):
- Ма-а-ам, а я сказку сочинил.
- Ну-ка, ну-ка? - высовывается из-под пледа Вера, изображая родительское участие.
- Шли по лесу Шутка-дудка и Правильная Серьёзность. Стали они по мосту через речку переходить. Шутка-дудка хохотала-хохотала, да и свалилась в реку. А Правильная Серьёзность преспокойно через мост перешла.
- А на другом берегу реки их встретил медведь, - поддержала интонацию Вера. - Шутка-дудка его взяла, да рассмешила. Он хохотал-хохотал и решил её не есть. А Правильная Серьезность занудила медведя до смерти. Он зевал-зевал, а потом…
Начавшееся веселье прервал звонок от бывшего мужа. Вера вздрогнула. Она сразу почувствовала - кто на том конце провода, напряглась.
- Ну, как вы там? - поинтересовался обеспокоенный голос в трубке.
- Да вот сказки рассказываем, - откликнулась Вера, гася раздражение, не веря задушевности голоса.
Муж сразу уточнил озадаченно:
- Сказки? А как у Пети дела в школе? Он хоть уроки днём делает, пока ты отсутствуешь? Обед ты ему сварить в состоянии? Или он так и голодает до поздней ночи?
Вера закатила глаза, решая - перетерпеть или оправдываться. Оправдываться дольше. На это сейчас сил нет. Пусть лучше считает, что она - плохая мать.
Следующие полчаса, борясь за звание 'интеллигента', Вера пробует прочитать хотя бы страницу. Но отвлекают ежеминутные телефонные звонки. Последний из них оказался звонком от Никиты. Голос у него глухой, прибитый к земле словно трава дождем:
- Ну, вот ещё одна неприятность на сегодня, причем немалая. Амалия опять отказалась. Нужно искать дальше.
Рухнув в темноту, на продавленную и безрадостную постель, Вера, прежде чем заснуть, вяло поискала - есть ли у неё впереди хоть что-то светлое. Но ответ найти не успела. Провалилась в сон.
СРЕДА
С утра на улице был полный дубняк без единой крошки снега. Земля смёрзлась, съёжилась. На неё даже смотреть холодно. Птицы попрятались. Редкие пешеходы торопятся по своим делам. Никто не глазеет по сторонам, все - в дороге. Лишь бы скорее куда-нибудь попасть… Вера, сбившись в комок от ветра, еле дотащилась до Копытников. Требовалось показать квартиру иногородней девушке, осевшей в Москве. Вере нравится звучание её имени, выдыхаемого без участия губ, - 'Рената'.
От метро они побрели по длинной улице, тщетно пытаясь увернуться от ветра. Вера - в хлипкой куртке и брюках на все сезоны. Рената в сизых джинсиках и короткой джинсовой курточке. Очень худенькая, прямая. Под стать фигурке - узкое лицо с близко посаженными голубовато-серыми глазами. Тонкие полупрозрачные пальцы и кисти руки. Кажется, её сейчас оторвёт от земли и утащит в небо как сухой лист. Но ничего - держится. Вырвавшиеся на свободу волосы хлещут по лицу.
Вера робеет от её строгой замкнутости и не знает, как начать разговор.
- Ох, до чего противно на улице! Такая темень с утра… Кажется, что день уже закончился, - неуверенно предположила она.
В ответ - молчание.
Свернули в переулок. Стало легче дышать. Здесь не так ветрено.
- В холодную погоду плохо без снега, правда? - заискивающе уточнила Вера. - Снег-то согревает.
- У-м-м-м, - неохотно отозвалась Рената, отводя прядь волос ото рта.
За плечами треплется стильный рюкзачок. Из ушей - проводочки плеера, мурлыкающего даже сейчас, под леденящим напором ветра. Вера вяло поискала точки соприкосновения, перекрикивая плеер:
- Музыку любите?
Немного подождав ответной реакции, попробовала зайти с другой стороны.
- Ну, и как Вам Москва?
- Как мне Москва? - не выдержала Рената и обрела дар речи. - Да никак она мне. Не нравится, как ни стараюсь к ней привыкнуть. Ощущение, будто посадили на сковородку и вот-вот начнут поджаривать! Я бы не приехала сюда никогда, но надо было куда-то. Попробовала сначала в Питер. А там на меня что-то совсем уж чугунное навалилось… Думаю, нет - сваливать надо. Рванула в Москву. Работы здесь больше, но жить противно. Так что не знаю ещё, где буду. Может, и отсюда уеду тоже.
- Но Вы ведь, кажется, благодаря своей фирме кредит получаете? Выплачивать придется. Так просто не уедешь…
- Ну, вот разве что кредит. Из-за денег только и сидишь тут, в этой Москве.
- После провинции в любом крупном городе жить тяжело, - ободряюще загудела Вера. - Особенно здесь. Москва как будто слеплена из десятка маленьких городов, совсем чужих друг другу. Их только дорога и связывает…
Рената отключилась от разговора, вернулась внутрь плеера. Повисло молчание. Оставшись в одиночестве, Вера засмотрелась на пожарную каланчу, мимо которой они проходили. Старинная каланча - украшение Копытников. Хрупкая, ажурная, словно застывшая в воздухе… Особенно лёгкой она кажется на фоне грузных прямоугольников домов, толпящихся вокруг.
По соседству с изящной каланчей обрисовался внушительный бетонно-стеклянный куб на высоком фундаменте. Внутрь непроницаемого строения надо карабкаться по высокой лестнице. Тут уже не первое десятилетие располагалась районная администрация. Над крышей куба вдруг сверкнул православный крест. Вера даже вздрогнула от неожиданности. А потом вспомнила, что позади официального здания затаилась маленькая церковка.
Ветер потихоньку ослабевал. Вот и нужный подъезд, а там и квартира. На кухне среди банок с крупой восседал лемур. Круглые немигающие глаза - словно пуговицы от пальто. Даже не скажешь, чего в них было больше - испуга или интереса. Рената потянулась к лемуру узким пальцем с длиннющим ногтем, хотела погладить по шерстке. В глазах её светилась та же, что и у лемура, комбинация чувств - робости перед неизведанным и любопытства.
- Это - Вася, - без эмоций пояснила хозяйка, видно, уставшая от ажиотажа и восторгов толпы.
- А Вам его откуда привезли? Вы много заплатили? А ухаживать за ним трудно? - наперебой, чуть не хором заспрашивали гостьи. О самой квартире они начисто позабыли.
- Сын его у пьяницы выкупил, - сдержанно пояснила хозяйка.
Рената озабоченно поинтересовалась:
- Откуда у пьяницы лемур?
'Тоже мне - мировая проблема', - хмыкнула про себя Вера, стараясь не умиляться детскостью, проглянувшей из-за Ренатиной серьезности. А то опять растрогаешься, а из этой слова не вытянешь.
- Вот уж не знаю, - развела руками женщина. - Еще летом дело было. Сын гулял с приятелями в Лосиноостровском парке. Смотрит - алкаш тащит лемура в узелке из майки. Оказалось, он посчитал лемура котёнком и нёс продавать на Птичий рынок. Где взял - непонятно… Ну, сын и сторговал Васеньку за стоимость бутылки.
- Он ведь ночной зверь? - полюбопытствовала Вера.
- Ох, да! Мне вчера ночью в волосы вцепился, перепугал спросонок, - недобро усмехнулась хозяйка. - Иногда он и днем выходит, если есть захочет. Вот как сейчас.
Рената, как зачарованная, смотрела в глаза лемуру.
Мнительной Вере померещилось, что лемур в ответ излишне внимательно уставился на Ренатины космы. На всякий случай приготовилась дать отпор таинственному пришельцу. За свой ёршик на голове она не так беспокоилась.
Проторчав полчаса возле лемура, они бегло осмотрели квартиру. Но на глаза им словно платок набросили. Жилище совсем померкло после чудесного впечатления. Напоследок Вера шепнула хозяйке: 'Вы зверя своего куда-нибудь убирайте! А то квартиру никто толком смотреть не будет. Сто лет продавать придется'.
Всю обратную дорогу Вера даже не пыталась конкурировать с плеером, искоса поглядывая на развевающиеся сбоку пряди. Теперь они парили уже в такт шагам - ветер, наконец-то, стих. У метро они простились. Рената, глядя себе под ноги, пообещала подумать об увиденной квартире. Так и не добившись от прекрасной незнакомки ни капли внимания или интереса к своей персоне, Вера была настроена к ней критически. И решила не надеяться на успех дальнейшей работы. Разве можно всерьез воспринимать человека, так и не понявшего, где он вообще собирается жить? Не определившемуся даже с городом - не то, что с районом. Видно, Рената, как и лемур, приноровилась лишь попусту затмевать людям глаза, ошеломляя неприступностью. А приглядишься - несчастный маленький зверёк, навсегда оторванный от дома.
Тёмное небо лежало на голове, словно могильная плита. Назревал дождь, но спрессованные в полотно тучи никак не могли им разродиться. Слегка скособочившись от холода, перебежечками, Вера добралась до Марининого подъезда. Раньше она всегда волновалась, приближаясь к Марининому дому. Замедляла шаг, чуть-чуть оттягивая момент встречи, чтобы потом сильнее ему обрадоваться. А, может, просто боялась, что всё слишком быстро закончится. Часы тут же начнут отсчитывать, застрекочут. И время ухода понесется на неё как приближающийся поезд.