О нем речь, а он навстречь: в яме копошился гражданин Около-Бричко вместе со своим соседом Степкой Лапшиным. Выкорчевав из липкой желтой глины бордюрный камень, они тащили его наверх определенно с целью хищения социалистической собственности. Камней таких здесь каждый год зарывали сотнями, но поскольку их никто не крал, то и фактов хищения не было. И сцепились в душе Василия Филимоновича два непримиримых врага: чувство служебного долга и инстинкт самосохранения. Служебный долг повелевал старшему лейтенанту Триконю незамедлительно пресечь попытку хищения, составить протокол и дать делу ход в установленном порядке. Инстинкт же самосохранения горячо шептал: "Вася, беги отсюда, камень он и есть камень, каменюка, цена ей, как почтовой марке, а свяжешься с кем - с самим Истребителем?!"
Тут на помощь инстинкту самосохранению пришел страх, и Василий Филимонович, будучи человеком далеко не трусливого десятка, сделал несколько шагов назад. Вообще, надо заметить, он никого не боялся, ни жены, ни тещи, ни начальства, ходил на нож и под пули, и хотя такое приключилось пару раз в жизни, никакого страха не было, во всяком случае не запомнился. Но гражданина Около-Бричко побаивался, судя по дальнейшим событиям, очень мало - безумству храбрых поем мы песню!.. Напрочь потерял бдительность участковый Триконь: гражданин Около-Бричко явление серьезное и масштабное, оно заслуживает чувства ужаса самых высоких стандартов!.. Прижав рацию к груди и прикрыв ее ладонью, чтобы она не "проболталась" и не выдала его (о том, что ее можно было выключить, почему-то не подумалось), Василий Филимонович на цыпочках зашел за КамАЗ, как вдруг услышал голос из ямы: "Товарищ Триконь, куда? Вы мне нужны!"
Сквозь землю и через КамАЗ не мог же он меня видеть, наивно предположил Василий Филимонович, продолжая отступление в направлении яркоголубого железного гаража, который ему, как выяснилось, к счастью, никак не удавалось снести. Из таких гаражей тут чуть не выросла своего рода воронья слободка, но Василий Филимонович ее всю порушил, за исключением железного ящика одного инвалида войны. Такой он психованный, чуть что - костыль из "Запорожца", поганец, как гранату в тебя кидает.
За имущество столь невоспитанного гражданина Василий Филимонович и схоронился, однако, чуя торопливый шаг Истребителя и неизбежность встречи, совершенно не в интересах службы пожалел о снесенной вороньей слободке. Будь она в сохранности, мигом бы исчез, сбил бы любого со следа, а потому сделал вид, что рассматривает гараж психованного и с целью маскировки истинных своих желаний бормотал: "Хорошо покрасил, хорошо… А краску где он такую яркую и свежую взял?.. Такая в магазинах не продается и долго еще продаваться не будет… Это ж голубой перламутр… Он же по цене маникюрного кьютекса из Парижа или эмали транспарантной для ногтей фирмы "Поллена", Лодзь, Польша… Как фамилия неизвестного несуна?.. Откуда спер голубой перламутр?.. Где он так плохо лежит, что его можно запросто брать и ржавые гаражи красить?"
Гражданин Около-Бричко возник из-за угла, крепко схватил участкового за руку. "Вот теперича, голубчик, я тебя сцапал, вот теперича ты от меня никуда не денесся", - не надо было и школу милиции кончать, чтобы прочесть на торжествующей физиономии гражданина именно эти мысли.
- Пройдемте со мной, товарищ Триконь, - тоном, не терпящим никаких возражений, сказал гражданин Около-Бричко.
"Ну и пройду!" - подумал с возмущением Василий Филимонович, и это была его вторая крупная ошибка с самого утра. Надо было, сославшись на занятость по службе, удалиться, но Василий Филимонович, несмотря на солидную выслугу лет, так и не научился врать. Существует же специальный вид вранья - ложь во спасение, но даже им простодушный участковый и потому вечный старший лейтенант не воспользовался. Мало того, подойдя к яме, он, усугубляя вторую ошибку, напрочь отрезая себе пути для бегства, допытывался, зачем и откуда (!?) они вытащили бордюрный камень. Явно с целью хищения соцсобственности, и поскольку факт налицо, следовало раскрывать планшетку, извлекать оттуда бланк протокола на предмет составления. Степка Лапшин при этом хмыкал и насмешливо вскидывал головой, мол, мент, ну ты даешь, пристал, как к телеграфному столбу. Степка Лапшин слов никаких не употреблял, но Василий Филимонович, прямо наваждение какое-то, сильно обиделся за телеграфный столб, ведь этот предмет из анекдота о старорежимном околоточном, который учил новичка приставать. "Ладно, намек понял", - подумал мстительно Василий Филимонович, чего отродясь за ним не водилось, и спросил:
- Автомобиль ваш, гражданин Лапшин?
- Государственный.
- Знаю, что государственный…
- А чё, мог быть и моим. У нас у одного умельца собственный КамАЗ заимелся, раскатывал на нем туды-сюды…
- А что это за номера такие: 06–20 НЕТ? Учтите, Лапшин, и не будет. Не рассчитывайте!.. Откуда у вас номера такие?
- Как это откуда? Из Надирландии, там ГАИ рядом…
- Что за Надирландия?
- Местечко одно, стекляшечка, то да се в ней…
- А-а… Попрошу документы на машину, - протянул руку Василий Филимонович и, нетерпеливо пощелкивая пальцами, вновь забормотал, мол, закон о нетрудовых доходах строг, ох, как строг, особенно в части шоферов-леваков.
- Что нам закон? Для нас главное - бумага. Она всегда сверху любого закона. Пожалте, - подал кипу документов Степка.
- Не бумага, а гумага, от слова "гуманизм", - изрек поправку Аэроплан Леонидович, которому пря между соседом и участковым стала надоедать. - Не для проверки документов у Степки я позвал вас, товарищ Триконь, а для участия в научном эксперименте. Степа, принеси молоток.
Вспомнив эту фразу, Василий Филимонович задумчиво прошелся по коридору "опоры", вынул из планшетки справку психиатра о том, что 1 июня 19.. года гр. Триконь В. Ф. был на приеме у врача, все реакции в норме, практически здоров, по сведениям психдиспансера № 7 на учете не состоит. Все хорошо, но, к сожалению, надо писать начальнику, за недонесение важных сведений служебного характера могут вообще из органов уволить. Не таков Ястребок-Истребитель, чтобы промолчать, именно для последующего широкого разглашения он и проводил треклятый эксперимент.
Василий Филимонович глубочайшим образом вздохнул, потому как писанина для него представляла нечто подобное индокитайской казни, когда человека кладут на срезанный бамбук, привязывают к кольям, и черешки бамбуковые через живое тело прорастают. Вот такие же мучения доставляли Василию Филимоновичу и служебные мысли, прорастая из его глубин наружу, которые еще требовалось изложить, как настаивает гражданин Около-Бричко, на гумаге, чтоб понятие "гуманизм" никуда не делось. Он вздохнул еще разок, собираясь с духом, наклонился над листом и, закусив нижнюю губу, вывел шариковой ручкой начало служебного документа:
Начальнику Н-ского отделения
Дзержинского РУВД г. Москвы
подполковнику милиции тов. Семиволосову В. В.
Рапорт
Написал и задумался: как воспримет Семиволос, так величал начальника отделения личный состав за глаза, новоостанкинский научный эксперимент? Предугадывать реакцию начальства - первейшее условие успешного продвижения по службе во все времена у всех народов, разумеется, за исключением Н-ского отделения милиции. Если бы так было все просто, старший лейтенант Триконь давно бы ходил в майорах. Василий Филимонович, видимо, сам этого не хотел: что-то претило ему, чего-то стеснялся, все скромничал и деликатничал, такой неловкий был из опасений, что сочтут его отпетым карьеристом.
За тринадцать лет совместной добросовестной службы Василий Филимонович хорошо, можно сказать, в деталях изучил начальника, а тот в свою очередь считал первейшим служебным долгом подбадривать скромноту участкового.
"Довожу до Вашего сведения, что сегодня, 1 июня 19.. года, обходя участок, я обратил внимание в 6 часов 56 минут на грузовой автомобиль марки "КамАЗ" госномер 06–20 НЕТ, стоявший возле ямы в районе новоостанкинских улиц. В глубокой яме подозрительно копошились небезывестный всем нам гражданин А. Л. Около-Бричко и его сосед по лестничной площадке водитель грузовика С. Н. Лапшин, бытовые прозвища Стопка, Стенка, Степка-рулило - под ними он известен в местных нетрезвых кругах. Указанные граждане в 7 часов 02 минуты извлекли из ямы бордюрный камень и погрузили в кузов. Я вышел из укрытия и спросил их, на каком основании в соответствии с решениями о нетрудовых доходах они расхищают народное имущество? Гражданин Около-Бричко сделал устное объяснение, что это уже не камень, а музейный экспонат, который надлежит спасти от неминуемого погребения в яме. Никаких документов на право изъятия бордюрного камня из ямы у него не оказалось, гражданин Около-Бричко объяснил их отсутствие чрезвычайной своей поспешностью в целях недопущения невосполнимой потери для науки в целом и научно-технической революции в родном районе в частности.
Я внимательным образом осмотрел камень и пришел к выводу, что данный бордюрный камень никакой практически материальной ценности не представляет. Как то: с двух сторон сильно поврежден, к моменту изъятия из ямы имел не прямоугольную, а ромбовидную форму, благодаря которой он совершенно не мог использоваться по своему прямому назначению бордюрного камня. Не обладая практической материальной ценностью, он не мог и практически являться объектом хищения с целью извлечения нетрудовых доходов. Следовательно, без факта правонарушения не было повода составлять протокол установленной формы. Была также произведена проверка документов на предмет незаконного использования автомашины КамАЗ с целью извлечения нетрудовых доходов. Но установлено, что у водителя были все положенные документы надлежащим образом оформлены, имелась даже квитанция от 16 мая 19.. года № 131720/ л-ипа об оплате гражданином Около-Бричко стоимости пользования автомашиной".
- Ох, Вася-Вася, - услышал Василий Филимонович голос начальника. - "Не обладая практической материальной ценностью, он не мог и практически являться объектом хищения" - это же не старший лейтенант милиции писал, а философ, академик по части юридических наук. Философствовать - это пожалуйста, но не в служебных бумагах. И не в служебное время. У меня вот, когда я ходил в младших лейтенантах, был такой случай. В транспортной милиции служил, на станции Изюм было дело. Бандюги на автомобиле ушли, а я при своих двоих. Вижу: велосипед. Дамский к тому же. Без философии: я напрямик на дамском-то лисапете, меж путями по бровке, но ведь напрямик. Бандюги, хоть и на автомобиле, а в объезд. Они к переезду, а я уже там. Так-то, Васенька.
Критику Василий Филимонович принимал всегда с благодарностью, не то, что некоторые, даже в том случае, когда она исходила из собственного воображения, являя собой в одном целом и критику, и самокритику.
"- Для научных целей могли взять камень и поближе, ведь их много валяется возле дома, где вы живете согласно прописке, - выполняя указание начальства Василий Филимонович отходил от философской манеры изложения, но, к сожалению, в сторону беллетристики. - Так какими именно научными целями, гражданин Около-Бричко, вы можете объяснить изъятие случайно попавшего в этот котлован бордюрного камня?
Гражданин Около-Бричко, который ранее ни в каких хищениях не был замечен, ответил:
- В настоящее время я не могу раскрыть научную задачу в полном объеме. Вместе с тем, должен вам заявить откровенно, что эта научная задача не преследует цель дальнейшего отрыва от жизни, напротив, активно в нее вмешивается и перестраивает. Вы, как представитель власти, сейчас станете участником небольшого, но знаменательного научного эксперимента. Степка, то есть Степан Николаевич, будет представлять собой панораму широкой общественности. Степа, да принеси же молоток.
Водитель Степка-рулило принес молоток. Гражданин Около-Бричко взял его, подержал на весу, затем передал мне, снял берет, я подумал, что он мне решил зачем-то поклониться, но вдруг сказал:
- Бейте! Прямо в темечко! Изо всех сил!
- С какой стати я вас буду бить?! - с возмущением сказал я. - Да знаете ли вы, что даже при задержании опасных преступников мы должны принять все меры для исключения неоправданных телесных повреждений? Да мы даже когда выбиваем из них показания, пальцем их не трогаем! И вообще, что за фокусы, гражданин Около-Бричко?
- Так нужно для науки, а наука требует жертв, - заявил гражданин Около-Бричко и со своим предложением обратился к соседу.
Тот наотрез отказался, хотя в моем присутствии гражданин Около-Бричко написал по всей форме расписку гражданину Лапшину, что тот не будет нести никакой ответственности за телесные повреждения, даже за факт летального исхода, могущий возникнуть при проведении важного научного эксперимента. Гражданин Лапшин отвернулся от расписки и молотка, напомнил гражданину Около-Бричко, дескать, Аэроплан Леонидович, мы и на старой квартире были добрыми соседями, правда, не без шероховатостей, не без них, но это для взаимной притирки, в новом же доме вообще живем душа в душу, так зачем же бить, тем более, убивать? Я заявил, что как представитель органов внутренних дел не допущу ни в коем случае каких-либо телесных повреждений во имя хотя бы самой высокой науки, пусть даже научно-технической революции во всемирно-историческом масштабе.
- Что вы за люди… Ну да ладно, от подписания акта вам все равно не отвертеться, - сказал гражданин Около-Бричко, отошел назад метров на восемь, сжал в руке берет, и вдруг побежал, подпрыгнул и врезался всей лысиной в кузов КамАЗа.
Все произошло настолько быстро и неожиданно, что я не мог предотвратить явную попытку самоубийства со стороны гражданина Около-Бричко. Понятно, раздался грохот, я и водитель бросились к гражданину Около-Бричко, однако тот ничуть не пострадал: его лысина по-прежнему была нежно-розовой, как и десять лет назад. Судя по глазам, у него даже не закружилась голова, в то время как в кузове, железном кузове, образовалась вмятина.
- Пятьдесят седьмой размер головного убора, глубина пять сантиметров, - объявил гражданин Около-Бричко, произведя замеры вмятины карманной рулеткой.
Потом он вновь предложил гражданину Лапшину ударить его молотком по голове. Тот снова категорически отказался на том основании, что все равно бить его ни за что и ни про что не станет.
- Продолжим эксперимент, - объявил гражданин Около-Бричко и попятился на исходную позицию.
- Сосед, не дури! Пощади машину, она новая, что я в гараже скажу?! - закричал гражданин Лапшин и бросился экспериментатору наперерез, однако тот увернулся, побежал как бы по дуге, приблизился к грузовику со стороны заднего борта и ударил головой в острый конец бордюрного камня, который лежал на краю платформы.
Мне показалось, что в момент удара камень вспыхнул как бенгальский огонь, затем, шипя и потрескивая, бордюрная стройдеталь, подобно городошной бите, пролетела через кузов и ударилась в передний борт.
- Вот теперь будем составлять акт, - объявил гражданин Около-Бричко, напялил на голову берет и стал приготавливаться составлять акт под копирку в четырех экземплярах на черном портфеле-дипломате.
- Может, в строго научных целях кто-нибудь из вас все-таки ударит меня молотком? - вновь спросил он, но мы и на этот раз решительно отказались. Тогда он схватил молоток и со всего размаха врезал себе в темечко через берет, молоток отлетел от головы, как от амортизатора или как от каучукового шара. Гражданин Около-Бричко, сняв берет, предъявил нам не пострадавшую нежно-розовость собственной лысины и внес в акт результаты и третьего эксперимента.
- Сосед, признайся, ты йог? - выходя из состояния остолбенения спросил гражданин Лапшин.
- Нет, - спокойно, как ни в чем не бывало, ответил гражданин Около-Бричко и первым поставил под актом подпись. Затем подписал, вернее, подмахнул не глядя, так как не сводил малоосмысленного взгляда с соседа, гражданин Лапшин С. Н.
Ознакомившись с актом и не найдя в нем ничего предосудительного или несоответствующего тому, что я видел собственными глазами, вынужден был в научных целях удостоверить акт и я, о чем ставлю руководство в известность.
После надлежащего оформления акта о научном эксперименте гражданин Около-Бричко предложил нам пойти вместе с ним к хирургу в поликлинику и взять справку о том, что у него отсутствуют какие-либо телесные повреждения в области головы. Подозревая в гражданине Около-Бричко какое-то отклонение, отрицательную ненормальность или положительную сверхспособность, какого-нибудь тайного экстрасенса, я организовал приход к хирургу психиатра товарища Тетеревятникова, попросив его хотя бы предварительно провести экспертизу научного экспериментатора.
Вслед за хирургом товарищ психиатр тщательно ощупал голову гражданина Около-Бричко, поговорил с ним о погоде, работе, сновидениях.
- Реакции у него без серьезных отклонений, - сказал товарищ Тетеревятников мне в коридоре.
- Коли так, - заявил я, - то давайте мне справку о том, что я нормальный. Кто поверит моему докладу, что человек головой деформирует железный кузов КамАЗа и при этом сам остается без травм?
- Да?! - удивился товарищ психиатр и пригласил меня в свой кабинет.
В кабинете я вкратце изложил ход научного эксперимента, а товарищ Тетеревятников все время сбивал меня с мысли, стучал молотком по коленкам и вглядывался в зрачки, поворачивая меня вокруг вертикальной оси, наконец стал расспрашивать, не слышатся ли мне иногда телефонные звонки или голоса, не садятся ли на плечи такие ма-аленькие чертенята.
- Голоса не слышатся, чертенята не садятся, не звонят телефоны, белой горячкой не страдаю, так как веду исключительно трезвый образ жизни, - доложил я психиатру. - Хотя, впрочем, когда пишу служебные докладные, часто слышу критические замечания начальника отделения подполковника Семиволосова. Я очень дорожу его мнением, и он как бы мне помогает составлять документы.
- Помогает, значит, да? - спросил товарищ Тетеревятников. - И как часто?
- Постоянно. Он очень внимательный по отношению к подчиненным.
- В отпуске еще не были? Где вы намерены отдыхать и когда?
- Еще не был, товарищ психиатр. По графику в сентябре, поеду в родной Шарашенский уезд. Брательник у меня в деревне…
- Шарашенский уезд - это совсем замечательно. Значит, вы настаиваете на результатах эксперимента, да?
- Конечно, своей подписью акт удостоверил.