У Лиды от собственных слов перехватило дыхание, она метнула на Надю ненавистный взгляд, вскочила и уже хотела пересесть на другое место, но опять села рядом с Надеждой, потому что свободных мест больше не было. Набрали ровно столько людей, сколько было в автобусе пассажирских кресел.
Возмущение переполняло её, мысленно она крыла последними словами Надежду, даже не пытаясь вникнуть в смысл слов сказанных коллегой.
Надежда почувствовала, что слегка перегнула палку и мягко, извиняющимся тоном произнесла:
– Извини, я не должна была об этом говорить, ведь если сравнить мою семью в соответствии с кастовой принадлежностью, то я окажусь ещё ниже тебя, даже несмотря на то, что родилась в Москве.
– Почему это? – удивлённо приподняв бровь, спросила Лида.
– Потому что твоя семья, которая обрабатывает землю, подпала бы под касту вайшьев, а моя под самую низшую – шудр, касту неприкасаемых.
Это заинтересовало Лиду сразу.
– Как так?
– А так, моя мать, чтобы прокормить меня торговала собой.
– А куда делся твой отец?
– Как часто бывает у нас в России, он возможно и не видел меня ни разу.
– А, понятно, это как Виктор, – сравнила Лида, опять вспомнив свою юность. Потом подумала, посмотрела в окно, за которым был только освещённый фарами автобуса песок, который плавно поглощала тьма и тихонько добавила:
– А ведь со мной тоже могло произойти подобное. Если бы я не сделала аборт и решила бы рожать, то меня бы выгнали из строительного колледжа, а моя семья, боясь неодобрительной молвы деревенских жителей, меня бы не приняла, да и вряд ли бы на свою маленькую зарплату родители смогли бы помочь. И что бы я тогда делала? Без жилья, без помощи, без денег? Поэтому где-то я твою маму могу понять. А где сейчас она?
– Её убили, когда мне было семь лет.
– Господи, как это?
– Просто когда к ней приходили клиенты, она меня запирала в кладовку, постелив на пол небольшое одеяло и поставив маленькое ведёрку, куда я могла ходить в туалет. Я сидела в кромешной темноте и слушала, как скрипит старая тахта, как стонут и кричат в экстазе люди. Но однажды, я услышала страшные крики ужаса, потом грохот и всё смолкло. Я не смела подать голос, потому что если я начинала плакать, то мама меня наказывала, поэтому хоть мне и было страшно, я всё равно молчала. Тогда это спасло мне жизнь, потому что если бы я крикнула, то наверняка, меня бы тоже убили. Просто описалась и дрожала от страха. Через некоторое время входная дверь хлопнула и наступила полная тишина. Она продолжалась очень долго, настолько долго, что мне казалось, что прошла вся моя жизнь. Через сутки я начала попискивать, потом уже плакала, потом орала во всё горло, но никто не приходил. Меня открыли только через пять дней, когда запах разложившегося тела мамы уже стал проникать в подъезд и в квартиры соседей… Надежда сдавленно хватанула ртом воздух и замолкла.
– Это ужасно, – совсем мягко произнесла Лида, – а что было дальше? Кто тебя вырастил?
– Приехала милиция, потом крашеная тётя с голубыми веками меня отвезла в больницу и далее в приют. Там я жила как все, сотни брошенных и сбежавших от родителей детей, в девяностые беспризорников было много, поэтому с нами особо не церемонились. Но это продолжалось не так долго, потому что через месяц отыскалась моя бабушка и взяла меня под опеку. Бабушка через несколько лет умерла, но к тому времени я уже достигла совершеннолетия, я стала жить одна.
– А тебе не трудно быть одной?
– Трудно, конечно, но я привыкла, ведь мы приходим в этот мир одни и одни уходим, зачем закрепощать себя привязанностью, от которой потом надо будет неизменно страдать? Моё замужество не стало для меня счастьем. Конечно, у меня есть друзья, среди них и мужчины, но создать семью, даже имея квартиру в Москве, всё равно в наше время сложно.
– Почему?
– Люди потеряли доверие друг к другу. Мне сложно поверить другому человеку, после предательств моего мужа. Да и надо ли? Мы все несовершенны, лучше найти Вселенную внутри себя и это создаст гарантию твоей самодостаточности.
– Но ведь природой так было задумано, выходить замуж, рожать детей, воспитывать…
– Почему природой, может быть это задумано людьми? А почему нельзя построить свою жизнь по собственной схеме? По той схеме, где я не буду приносить вреда, буду полезной обществу и в тоже время моя жизнь будет отличаться от большинства? Например, как жизнь отшельника, но в большом городе? Почему наше счастье должно зависеть от другого человека или от других людей? Мы можем создать его сами. Нам только кажется, что мы разделены друг от друга, на самом деле, мы подобно детям одной матери, и вышедшие из одной утробы, нас всегда связывают незримые нити не только друг с другом, но и с природой. Попробуй раствориться в пространстве. Это странное ощущение с самого моего детства избавляло меня от одиночества. Я даже не понимала, как это происходит, но ощущение единства со всем миром, неизменно меняло моё душу, наполняло её теплотой и спасало от одиночества.
– Не знаю, я никогда не думала над этим, – тихо промолвила Лида.
В окне пустыня всё также преследовала мчащийся в ночи автобус. И не было ей конца и краю. Глаза слипались. Надя мягко обняла подругу, и та, склонив голову на её плечо, сладко улетела в свои сны.
9
Каир встретил мрачными домами, неулыбчивыми лицами людей и запахом пыли. Покрутившись по музею старинных мумий, который больше напоминал старинное кладбище, объехав фабрики масел, купив которые, как обещали их продавцы, можно не только помолодеть, но и обеспечить себя поклонниками и чередой любовниц на долгие годы, их группа направилась к пирамидам. Там, под самыми палящими лучами солнца и презрительными взглядами местных, верблюдов, украшенных бахромой и узорчатыми накидками, они прослушали ещё одну лекцию о том, как огромные блоки, величиной с дом, из которых были построены пирамиды, бедные египтяне поднимали с помощью каких-то приспособлений, и какое значение имели эти пирамиды. По лицам слушателей можно было догадаться, что их это мало интересует и люди уже устали и просто хотят есть и спать. В итоге, продержав под солнцем не менее получаса, их запустили только в одну, самую маленькую пирамиду. Глотая споры плесени ирассматривая облупившиеся стены, туристы медленно спускались по лестнице, выложенной из камней. Внутри не было ни убранства, ни изысканных статуй, просто в середине стояло надгробие, рядом с которым все начали фотографироваться. Лидии стало дурно. То ли воздуха не хватало, то ли сказывались остатки Бронхиальной астмы, которой она болела в детстве, но ноги её подкосились и она упала. Она не помнила крики людей, не помнила, как её поднимали наверх из-под земли чьи-то мужские руки. Когда она открыла глаза, то увидела худенькую женщину в очках, её вздёрнутый носик и ярко проявленные скулы.
– Ну, вот и хорошо. Какая молодец, так быстро пришла в себя, – ласково курлыкала она, собирая медицинские принадлежности.
– Вы жена Виктора? – удивлённо спросила Лида.
– Да. А откуда вы знаете, как зовут моего мужа?
– Просто когда-то учились вместе, – тихо произнесла Лида. Ей уже не хотелось делать этой женщине плохо.
– Пришла в себя? Ну, вот видишь, Галя, как хорошо, что ты захватила с собой аптечку.
Над Лидой возникло ненавистное лицо Виктора и улыбнулось доброй сострадательной улыбкой.
– Ты меня не узнаёшь? – спросила Лида, чуть привстав с тёплого песка.
– Давно узнал, я тебя увидел, когда ты зашла в автобус. Мы уже сидели на задних местах и ждали отправления. В салоне был выключен свет и ты, наверное, нас не заметила. Я даже обрадовался, что могу теперь загладить свои прошлые грехи и извиниться. Так что вот и случай представился. Прости меня, ты знаешь за что.
Лида перевела взгляд на его жену, и она промолвила:
– Не переживайте, Виктор мне уже рассказывал о своих ошибках в юности. Значит, вы и есть та Лида, которую он так поспешно бросил, испугавшись ребёнка?
– Да.
– Простите его, всё непостоянно в этом мире, люди тоже меняются. Мы встретились с Виктором в буддистской общине, и он рассказал мне, что пришлось много проанализировать, раскаяться и переосмыслить всю свою жизнь.
Лида почему-то почувствовала, что злости к этим людям уже не было в её сердце. Может быть, ей и надо было этого признания Виктора своей подлости, его раскаяния, просьбы о прощении. Она закрыла глаза, подумала и открыла их вновь. Посмотрела на Галю, на небо без единого облачка, на Виктора, к которому уже весело бежали дочки.
– Хорошо, что ты извинился. Ты не представляешь, как воспоминания о том времени, отравляли мою жизнь.
– Да, для меня это тоже был большой камень на сердце, – сказал он, обнимая своих девочек, которые уже вскарабкались на его руки. При виде их, сердце всё-таки защемило, но уже не так, как раньше.
Подошла Надя, присела рядом на песок. Потрогала прохладной рукой её лоб, подложила под её голову свой пёстрый палантин.
– Как ты?
– Уже лучше, – промолвила Лида.
– Ну, мы пойдём, – сказали Виктор и Галина.
– Да, конечно, спасибо за помощь, – живо отозвалась Надежда.
– Спасибо, – промолвила Лида.
Солнце палило уже не так сильно, но духота и здесь, под открытым синим небом Египта всё равно давала о себе знать. Мозги казалось, становились слегка варёнными, но дышалось легче, чем там, в обители Хатшенсут.
– Ты знаешь, Надя, когда я потеряла сознание, то перед моими глазами возникла бездна. Она была страшная, чёрная и от неё веяло ужасом. Мне показалось, что я в неё падаю.
– Мы все плывём над этой бездной. Любой наш неправильный поступок, слово или даже мысль приближает нас к ней и ничего с этим поделать нельзя. Я не знаю, кто это придумал. Не знаю, почему мы все вынуждены страдать, но если мы контролируем свои желания и можем не вредить, а помогать живым существам, то только так обретаем немного счастья, которое может существовать в этом мире.
– А откуда ты всё это знаешь?
– Об этом подробно расписано в индийской философии. И мне кажется, это вполне логично.
– Почему же об этом мало кто знает?
– Потому что не все ныряют, чтобы заглянуть в глубину своей души. Чаще людям нравится просто получать удовольствия, даже если за них приходится платить тяжёлой работой, накоплением негатива или за счёт дискомфорта других.
Лида смотрела в Надины глаза, голубые и чистые и удивительный свет наполнял её сердце. Она поймала себя на мысли, что где-то она уже видела подобный взгляд. И тут она вспомнила экскурсию по городу, Коптскую церковь и Надю, сидящую перед иконой Божьей матери.
Когда Лида подошла, чтобы позвать подругу, она сама в изумлении остановилась перед этой старинной иконой. И теперь к её полному изумлению, она увидела этот взгляд Богоматери на лице Надежды. Взгляд чистых небесно-голубых глаз с чуть приподнятыми в скорби дугами бровей. Словно через глаза этой обычной, и, казалось, совсем непримечательной женщины, смотрела сама Богоматерь, и Вселенская печаль за всё живущее переполняло её душу.
10
Лида опять плыла в море, даже не плыла, просто пребывала в его тёплой невесомости, перемещаясь, словно в утробе матери, то головой вниз, то подныривая и зависая в свободном парении, пока не всплывала к небу. Ей так хотелось почувствовать это единство, о котором так много рассказывала Надежда. Именно здесь, окутанная тёплыми струящимися потоками, обласканная стихией, она начинала понимать это вечно ускользающее чувство единения со всем миром, которое может спасти её от глобального чувства одиночества.
Уже было пора выходить на берег, вечерело и вода становилась темнее, но это был последний день в Египте. Завтра их самолёт унесёт в перенаселённую людьми Москву и всё станет как обычно, но уже без этого сказочного мира, который дарит надежду на чудо, надежду, что жизнь изменится и превратится из обычной рутины и борьбы за выживание в нечто прекрасное.
И вдруг нырнув ещё раз, она среди поддёрнутого сумерками пространства воды увидела тёмное и плохо очерченное пятно, которое стремительно плыло ей навстречу. Лидия готова уже была испугаться и опять в панике броситься изо всех сил к берегу, но при подробном рассмотрении, она поняла, что навстречу ей из дна морского плыл всего лишь разорванный чёрный полиэтиленовый пакет огромных размеров. Возможно, что в нём просто выкинули мусор с какого-нибудь корабля или как в старые времена опустили в море покойника. И сердце её вдруг сжалось, ожило и даже заболело, ей стало жалко Красное море, такое чистое, сказочное и одновременно ужасное, но, как и все водные ресурсы земли загаживающееся человечеством. "Может быть, мы, люди, сами являемся паразитами в огромном организме земли?", – подумала Лида и коснулась ногами некогда ободранного туристами кораллового рифа.
Ласковая солёная вода безропотно продолжала качать её немного похудевшее тело, а солнце виновато закатывалось за гряду отдалённо-призрачных египетских гор, которые на фоне искусственно-посаженных пальм отеля, казались лишь продолженной декорацией. Но небо ещё хранило последние отражения лучей, с исчезновением, которых на землю спускалась тьма.
Отсталое сердце
1
Всё, свобода. Наталья стояла на пороге новой жизни… Никаких привязанностей, никаких мужчин, которые запросто садятся на шею, никаких страхов от измен.
Она набрала полную грудь воздуха и улыбнулась собственному отражению в зеркале. Ах, как хороша! Голубые глаза искрились, и точка во лбу сияла таинственным светом, преломляя отражение ламп. Она слегка заколола волосы, увенчивая свою голову свежими, приятно пахнущими цветами могры и стала не спеша надевать индийские украшения на своё новое, только что сшитое, танцевальное сари.
Сегодня Devali – индийский Новый год. Уже с самого утра в Ашрам Риши-Йоги съехалось много народу, и она решила впервые станцевать по этому поводу индийский танец, которому она обучалась еще в детстве у настоящих индийских мастеров. И хотя теперь она уже несколько лет занимается только йогой, однако большая любовь к Катаку и Бхарат-Натьяму так и не оставило ее сердца. Этим она была благодарна своей матери, которая, будучи сама любительница индийской культуры, несмотря на большие денежные трудности, дала дочери возможность соприкоснуться с этой чудесной и загадочной страной.
На площади уже вовсю гремела пиротехника, и разноцветные огни заливали густое синее небо. Наряженные люди выходили на улицу, смеялись, угощали друг друга неизменными индийскими сладостями, состряпанными из каких-то круп с добавлением сахара и пряностей. Наталья даже слышала, что кто-то, якобы, приехал из России специально по этому поводу и будет присутствовать на сегодняшнем мероприятии, и что, якобы, сам Гуруджи будет возглавлять этот праздник, долгожданный и любимый практически всеми индусами.
Она зажгла разноцветные свечи и расставила их по периметру небольшой террасы, располагавшейся прямо перед ее комнатой. Вокруг уже полыхали огоньками близлежащие дома и балконы. Над дверями висели цветы и специальные гирлянды, а перед входом индианки рисовали специальные мандалы и стопы, которые указывали направление Божествам, чтобы те непременно не прошли их дом стороной.
Это было совершенно необычайное зрелище. На какое-то время вся Индия превращалась в полыхающие и искрящие райские обители. Люди верили, что так Боги лучше видят их жилища и благословляют их.
Всё было готово для начала праздничного концерта. Накинув сверху длинную темную накидку, Наталья вышла на площадь. Потихонечку шум стал умолкать, гости стали рассаживаться вокруг наспех сделанной сцены. И вдруг взгляд её упал на группку европейцев, которые ели сладости и о чем-то громко переговаривались. Она увидела знакомое лицо.
Да, она не ошиблась. Обнимая хихикающих девушек, чем-то напоминающих певицу Глюкозу, стоял Евгений. Это был её бывший парень, c которым, познакомившись как-то раз в Московском центре Йоги, она прожила под одной крышей целых пять лет. Сердце, как маленький щенок, сжалось в комочек, и горечь воспоминаний опять подступила к горлу.
Увидев её, он залился лучезарной улыбкой голливудской кинозвезды и его, как всегда, милое смазливое лицо, слегка напоминавшее Тома Круза, выражало вершину человеческого счастья и самодовольства.
Наталья вышла на сцену. Лучи прожекторов на миг ослепили её светом. Она опустилась на одно колено и, смиренно нагнув голову, замерла. Зазвучала музыка. Длинная накидка плавно слетела с плеч, и люди ахнули. Их взору открылось алое, переливающееся золотом индийское платье, а индийские украшения, что так чудно оттеняли её смуглую кожу, делали её похожей на царицу.
Медленно словно, пробуждаясь ото сна под первые аккорды ситару, Наталья, подобно королевской кобре, раскачиваясь из стороны в сторону, поднималась к небу. Она повернула голову, и её застывшие уверенные глаза в упор смотрели на Евгения.
Забили барабаны, и тело взметнулось, задрожало и закружилось в неимоверном танце, где так много говорилось о Богах, о жизни и о чем-то еще, несомненно, прекрасном, но вероятно нам уже недоступном.
Музыка набирала свои обороты и перешла в нечто печальное, очень похожее на любовь, на грустную, прекрасную и жестокую человеческую любовь. Неизменно жестокую любовь.
Из далёкого прошлого повеяло воспоминаниями.
Наталья видела перед собой глаза этого мальчика. Мальчика, который когда-то, очень давно, подошел к ней после семинара, вынул наушники от плеера из её ушей, и, послушав немного стенания Фредди Меркьюри, сказал, что ему тоже очень плохо, потому что негде жить, а он так бы хотел остаться в Москве. Тогда она грустно посмотрела ему в глаза и дала ключи от своей квартиры и вместе с ними ключи от женского глупого сердца.
Тогда она еще верила, что будет что-то прекрасное, такое, о чем писалось в романах, и рассказывалось в мировой классике, пылившейся на полках бабушкиной квартиры. Она думала, что в ней столько нежности и невостребованной любви, что этого хватит даже на двоих и она утонула в родном "малыше", положив его "под крылышко". Щедро и от всего сердца делила с ним всё, что могла подарить ей судьба.
Но прошёл год и всё поменялось. Евгений не спешил домой после работы, а оставался где-то со своими друзьями. Она ждала его холодными ночами и молила Богов защитить его, если был он где-то в пути, либо в опасности. И он возвращался и ласково заползал под её теплое неизменное "крылышко", не чувствуя никакой вины, и не испытывая раскаяние за её слёзы и молитвы.
Не знала она тогда, даже не предполагала, что этот "малыш", который уверял её в своей верности и любви, этими "холодными ночами", согревался в ночных клубах и с удовольствием принимал интимные ласки случайных похотливых подруг…
– Ты меня не любишь? – спросила она, когда узнала о его развлечениях в современных местах отдыха.
– Почему же? Люблю… Ты просто отсталая и глупая – ответил он, довольно похлопывая себя по животу и уплетая творожок "Даниссимо".
Для Натальи, которая выросла на рыцарских романах, понять это было трудно.
Он не раскаялся. Он смеялся ей в лицо. А потом вместо просьбы о прощении, просто сказал:
– Какая разница кого трахать, главное мы с тобой друзья…