Обреченное начало - Себастьен Жапризо 6 стр.


- Ты хорошо учишься? - спросила тетка, темноволосая и чуть полноватая.

- Так себе, - сказал Дени. - А с латынью неплохо.

- А как хор?

- Тоже в порядке. Будем петь в церкви Святого Иосифа в воскресенье утром.

- Очень хорошо, я, наверное, приду вас послушать.

Дени проглотил печенье и улыбнулся, поднимаясь со стула.

- Пойду к себе, - сказал он, - нужно закончить уроки.

- Иди, мой дорогой.

Он ушел. Мать, как будто удивленная, пребывала в задумчивости.

- И правда, - сказала она через минуту. - Я недостаточно внимательна к нему. Он действительно говорит совсем иначе. Словно перенял чью-то манеру. Надеюсь, он ничем не болен.

- В этом возрасте, - сказала тетя, - нужно следить за их здоровьем. Это трудный период.

- Да, - сказала мадам Летеран, - буду давать ему сироп, это его поддержит.

Тема была закрыта.

В середине марта немцы заняли одну из школьных построек. Ту, где размещалась столовая. Теперь ученики должны были обедать в бывшем классе для самостоятельных занятий. Когда они спускались вниз, то не смотрели на солдат в униформе. На переменах рассказывали друг другу страшные истории о жестокости немцев. Лучшим рассказчиком был Косонье. Он знал великое множество таких историй, и его ежедневно просили пересказывать их снова и снова. Но солдаты, разместившиеся в школе, вовсе не казались такими кровожадными, как немцы в этих историях. Перед тем, как пойти на перемену, Дени наблюдал за ними из окна класса. Немцы разговаривали, собравшись небольшой группой на пороге занятого ими здания. На них были рубашки с короткими рукавами, на ногах - сапоги, в которых им, должно быть, было жарко. Над воротами школы развевался флаг со свастикой.

- Мерзкие боши! - шептал Дени.

Он лично ничего не имел против этих парней. То, что они обосновались в школе, было для учеников развлечением. За это солдат следовало поблагодарить. Они никому не докучали, оставались в своем здании. Но Дени помнил то, что говорил отец за столом, послушав радио из Лондона. Он уверял, что американцы и русские скоро освободят Францию. С англичанами вдобавок. Боши больше не будут болтаться по улицам, торчать в барах с нашими девушками. Боши уйдут, и Франция будет свободна, как в старые добрые времена. И тогда наступит мир. Ну и что? Каким будет этот мир? Дени казалось, что военное время было всегда. И в этой войне он не видел ничего раздражающего, разве что мама слишком много говорила о ценах на черном рынке. К черту войну, убеждал себе Дени, война - это занятие для взрослых. Пусть сами и выпутываются. И он спускался в шеренге учеников, стараясь, как и остальные, не смотреть на солдат.

В конце месяца тех немцев, что занимали помещение столовой, сменили другие.

- Кто знает, куда делись прежние? - спросил Пьеро.

- Представления не имею, - сказал Дени. - Делись куда-то.

- Они отправились в Россию, чтобы их там убили, - сказал Рамон, - им это пойдет на пользу. Вот именно - они отправились туда, чтобы их убили.

Дени чувствовал, что здесь что-то не стыкуется. Война сводится к убийствам, а сестра Клотильда думает, что неважно, боши они или нет, - ей будет жалко, если их убьют. Но сам он так думать не мог. Боши были врагами. Совсем не жалко, если их убьют, даже лучше, если убьют. Отец без конца это повторял.

И Дени, испытывая неловкость за свои чувства, старался думать о другом.

У сестры Клотильды не было неусидчивых учениц. Девушкам в ее классе было от пятнадцати до семнадцати лет.

Она проводила занятия, а затем помогала другим монахиням выполнять небольшие работы по пансиону. Но мысли о мальчике то и дело отвлекали ее от начатого занятия. Сестра Клотильда отгоняла от себя эти мысли, но они возвращались, порождая тревогу, которая постепенно становилась все отчетливей.

К семи часам вечера она поднималась в класс и ждала Дени. Теперь Дени мог приходить к ней, ни у кого не спрашивая разрешения. Летеранам она звонила по телефону, а настоятельница была предупреждена. Настоятельница проявила некоторое недовольство: многие монахини давали уроки ученикам из других школ, но Дени - единственный мальчик среди них, дело было только в этом.

Сестра Клотильда узнавала его шаги по коридору. Она всегда открывала дверь еще до того, как он успевал постучать. Она встречала Дени, испытывая безумное желание обнять его, покрыть поцелуями. Его улыбка обезоруживала своей внезапностью, а когда он говорил, то с серьезным и решительным видом произносил каждое слово. У нее создавалось впечатление, что он никогда не заканчивает фраз. Он приоткрывал свои влажные губы и замолкал, словно что-то высматривал спокойно-мечтательными глазами в расплывчатых очертаниях классной комнаты.

Страх исчезал, его больше не было во взгляде Дени. Их обоих охватывало какое-то оцепенение, и они сидели рядом, боясь пошевелиться. И это ее желание - обнять его, знать, что он принадлежит ей, только ей, - росло от встречи к встрече.

Однако сестра Клотильда все еще ходила к причастию. Она не чувствовала за собой никакой вины. Ее вина заключалась лишь в том, что она встретила Дени, именно его, а не кого-то другого. Встреть она его раньше, и будь он ее ровесником, у них был бы шанс пойти против воли семьи, пожелавшей, чтобы она стала монахиней. Неужели небо против них?

Сестра Клотильда качала головой, отгоняя нелепые мысли и стараясь пробудить в себе угрызения совести, которых больше не чувствовала. Разум ее изыскивал уловки - как сделать так, чтобы видеть его чаще. Она ловила себя на том, что ищет эти возможности. Парки, улицы со стороны пляжа или же пустая квартира старинной подруги Мадлен… Мадлен согласится, нужно только придумать предлог. В любом случае, Дени не следует так часто появляться в пансионе. У нее на лице, должно быть, читается страх быть застигнутой врасплох. Она предавалась мечтам, которые могли стать достоянием ее сестер во Христе. Это ни к чему.

И никаких раскаяний. Сестра Клотильда находила удовольствие в своих терзаниях - она ругала себя за это, но так и жила с растревоженным умом и счастливой душой.

X

Именно в это время в классе Дени и появился новенький. Его привел префект. Он вошел в класс, и все ученики одновременно повернули к нему головы.

- Это Артур Дебокур, - сказал префект отцу Белону.

После чего вышел и закрыл дверь. Новенький подошел к кафедре.

- Назовите по буквам свое имя, - сказал отец Белон, открывая журнал.

Новенький назвал свое имя, и священник записал его. Затем он велел Рамону пересесть, а новенькому сказал, чтобы тот сел рядом с Дени, на место Рамона.

- Только этого не хватало, - сказал Рамон.

- Послушайте, - сказал отец Белон, - выполняйте то, что вам велят.

- Вовсе нет, - сказал Рамон.

Новенький подошел к нему. Он был высокого роста и крепкого сложения. Темные волосы падали на лоб. На лице играла ироническая улыбка.

- Отваливай, - сказал он Рамону, - уступи место.

- Тебя что, никогда не били? - сказал Рамон.

Новенький повернулся к Дени.

- Нет, - сказал он.

- Тогда готовься…

Рамон, продолжал сидеть, с решительным видом постукивая пальцами по парте.

- Давай, Рамон, - сказал Дени, - уступи место этому придурку.

Отец Белон терпеливо ждал, внимательно рассматривая свои книги.

- Когда вы закончите, - сказал он, не поднимая глаз, - мы, наверное, сможем продолжить.

Рамон собрал тетрадки и пошел вглубь класса. Новенький сел возле Дени и положил руки на парту, а отец Белон продолжил прерванный урок.

В четыре часа его уже ждали. Они знали, что новенький подойдет к ним. Они видели, как он переходит от одной группы к другой, делая вид, что рассматривает двор. На нем были длинные, хорошо отглаженные брюки. Ровные, отутюженные складки касались ботинок.

- Смотри, какой здоровый, - сказал Косонье.

- Не волнуйся, - сказал Дени, - я справлюсь.

Пьеро, почесывая нос, подошел к Дени. Новенький медленно приближался к ним.

- Он не торопится, - заметил Рамон.

- Он бьет справа, - сказал Пьеро, - он левша.

Их было шестеро. Новенький с улыбкой подходил к ним. Дени повернулся к Пьеро, Пьеро скорчил гримасу.

- Он тебе врежет.

- Не волнуйся, - сказал Резэ. - Дени его сделает.

И вот уже новичок стоит перед ними.

- Как дела? - спрашивает Рамон.

- Нормально, - говорит новенький.

- Ты почему сел на мое место утром?

- Меня туда посадили.

- Оставь это, - говорит Пьеро Рамону.

Пьеро вырастает перед новеньким.

- Дебокур, - говорит он, - это не настоящая фамилия. Это что-то девчоночье.

- А Летеран? - отвечает тот, ничуть не растерявшись.

Дени отталкивает Пьеро.

- Что ты хочешь сказать Летерану? - говорит он. - Летеран - это я.

- Знаю, - говорит тот, по-прежнему не робея.

- Значит, хочешь сказать, что тебя никогда не били?

- Нет, - говорит новенький.

Он смотрит на волосы Дени. Дени выше, чем он, но весит намного меньше.

- Нет, - повторяет он, - и не тебе начинать.

- Все-таки хочу попробовать, - говорит Дени.

- А я не хочу драться.

- Шутишь, - говорит Дени.

И сильно толкает новичка в грудь. Новенький отлетает, но продолжает улыбаться.

- Ну как? - говорит Дени, упершись руками в бока.

Ответа нет. Дебокур с фантастической скоростью распрямляется и два раза бьет кулаком прямо по глазам Дени. Дени летит назад. Пьеро подхватывает его. Дени вырывается и возвращается к новенькому. Тот уже повернулся и бежит к уборной.

- Скотина! - кричит Рамон. - Держите его!

Они бросаются вдогонку, и, конечно, Жаки настигает его раньше, чем все остальные. Жаки бегает очень быстро. Он схватил новенького за шею и держал его, пока не подоспели другие. Дени медленно подошел к ним. Оба глаза у него покраснели и заплыли. Он видел не очень отчетливо, Пьеро хотел было удержать его, но он резко вырвался. Ученики сбегались со всех концов двора, чтобы посмотреть на драку.

- Отпустите его, - сказал Дени. - Я сам с ним разберусь.

Он был вне себя от ярости.

- Не кипятись, - сказал Пьеро, - если хочешь чего-то добиться, не кипятись.

Дебокура отпустили, но окружили со всех сторон, чтобы он не мог улизнуть.

- Ты мне за это ответишь, - сказал Дени.

Тот сжал кулаки, чтобы парировать удар, но через полминуты уже перестал защищаться. Дени продолжал бить, остальные пытались остановить его. К группе подбежал воспитатель.

- Четыре часа после уроков! - сказал он Дени. - Немедленно отправляйтесь к префекту.

Новенький прислонился к дереву, плача и утирая кровь под носом. Дени пожал плечами, ответил на несколько рукопожатий и пошел по двору в сторону школы. Один из солдат с любопытством разглядывал его.

- Хорошо же тебе досталось, - сказал он по-французски.

- Вы бы видели другого, - сказал Дени.

Солдат засмеялся и подозвал товарищей, которые копались в автомобильном моторе. Те тоже посмеялись, и Дени гордо поднял голову.

После занятий Дени не убежал, как обычно, - ждал Пьеро. Вместе они молча дошли до улицы Святого Франциска, по очереди пиная пустой спичечный коробок. На трамвайной остановке стояло всего несколько человек. Мальчики присели на висевшие межу тумбами цепи.

- Ну что, получил четыре часа? - спросил Пьеро.

- Да, четыре на завтра. А в четверг я уже наказан за Рено.

- Четыре часа в воскресенье, вот свинство!

- Если бы только это.

- А что еще?

- Ты видел, что у меня с глазами?

- Ну?

- Черт-те что.

- Не волнуйся. Четыре-пять дней - все пройдет и забудешь.

- Все равно черт-те что, - сказал Дени.

Трамвай должен был вот-вот тронуться. Дени поднялся на подножку.

- До свиданья, - сказал Пьеро, - до понедельника.

- До свиданья, - сказал Дени. - Я здорово его отделал, это главное.

- Да, ты его здорово отделал.

- Он дерется, как скотина. Терпеть не могу таких типов.

- Похоже, он успокоился.

- Посмотрим, - сказал Дени, - но я терпеть не могу таких типов.

Трамвай тронулся. Пьеро ушел, помахав рукой. Дени помахал в ответ, но думал при этом о сестре Клотильде. Он сел у окна и весь путь размышлял. Он не может пойти к ней, не может показаться в таком виде. Но все же он должен ее увидеть, ему это необходимо.

Лучше всего не говорить, что он подрался, а то она посмеется над ним, как над мальчишкой. Он провел пальцем по опухшим и затвердевшим векам. Попытался придумать какую-нибудь историю. И только уже на подъезде придумал. Он скажет, что выходил из трамвая и, не удержавшись, налетел на столб на остановке, только и всего. Это выглядит комично, и они вместе повеселятся. Он здорово придумал.

Дени смотрел из окна на городские огни, с нетерпением ожидая, когда трамвай доползет до бульвара, где находился пансион. Он встал заранее, взял книги под мышку, вышел на площадку. Дени подумал, что сегодня он опаздывает. Не дожидаясь, пока трамвай полностью остановится, он спрыгнул на тротуар.

Столб был крепким. Дени почувствовал удар, острую боль и осознал чудовищную нелепость случившегося. Тротуар тоже был слишком твердым для его спины. Он с трудом поднялся. Пожилая женщина помогла ему встать и ушла, не сказав ни слова.

Из носа текла кровь, Дени казалось, что лицо его расплющено в лепешку. Он собрал разбросанные книги. Подошел, оглушенный, к канцелярскому магазину, чтобы посмотреть на свое отражение в витрине. Все было так, как он себе и представлял - весь в крови, с грязным, разбитым лицом.

"Это Господь решил наказать меня, - сказал он себе. - Я не должен был придумывать, что ей соврать. Да, Он явно ко мне не благоволит".

Дени чувствовал себя растерянным.

"Я не могу туда пойти, - думал он, - не могу туда пойти в таком виде".

Едва не плача, Дени развернулся и поплелся домой, к родителям, которые его уже ждали.

XI

Назавтра Дени отправился в школу отбывать наказание. Дождливый, пасмурный день соответствовал состоянию его души. Капли дождя барабанили по первым распустившимся листочкам. Дени минуту разглядывал деревья во дворе, прислушивался к прерывистому шуму падавших на листья капель, затем зашел в кабинет префекта.

- А вот и наш драчун, - сказал священник.

Он взял ключ со щитка и, молча, стал подниматься по лестнице впереди Дени. Вместе они дошли до третьего этажа. Проходя по коридору, Дени заглядывал в классы. Через стеклянные двери были видны пустые парты. Кафедры тоже были пусты. Школа выглядела совсем иначе, чем в обычные дни. Дени подумал, что, наверное, он один наказан в воскресенье - в классах не было никого из учеников. Но Дебокура тоже должны были оставить после уроков, несмотря на то, что новенький, хотя новеньких обычно поначалу не наказывают. Во время самостоятельных занятий Пьеро указал рукой на Дебокура, сидящего в глубине класса:

- Он завтра наказан.

- Думаешь?

- Я видел его листок.

- А почему не в четверг?

- Откуда я знаю? Он сам захотел прийти завтра. Или из-за чего-то другого. Завтра и все.

И Пьеро склонил свою белокурую голову над тетрадью.

Если Пьеро сказал, что Дебокур наказан, значит, он тоже должен быть здесь. Может, на четвертом этаже? По воскресеньям наказанного оставляют одного в пустом классе и дают текст для перевода. Тогда за ним не нужно надзирать. Компанию ему составляют только парты и кафедра.

Дени так и не увидел Дебокура. Префект ввел его в пустой класс в конце коридора и открыл учебник латыни, чтобы подобрать текст. У префекта были редкие волосы. Когда он наклонился над столом, переворачивая страницу за страницей, Дени заметил, как сквозь волосы у него просвечивает красноватый череп.

- Возьмите вот этот текст, - сказал префект.

- Хорошо, святой отец, - сказал Дени.

Префект выпрямился.

- И постарайтесь работать. Иначе вы снова придете сюда в следующее воскресенье.

- Хорошо, - сказал Дени.

- Что "хорошо"?

- Хорошо, буду работать, святой отец.

Префект произнес несколько нечленораздельных слов и степенно удалился. Когда закрылась классная дверь, Дени прислушался, повернется ли ключ в замке. Но префект двери не запер. Дени вздохнул, потянулся и подошел к доске. Там лежал совсем крошечный кусочек мела. Он взял его и нарисовал на черной поверхности мужскую голову. Голова должна была походить на голову префекта. Она не походила, тогда большими буквами над рисунком Дени написал "Гаргантюа". Мел почти весь исписался, и он бросил огрызок в корзинку для мусора. Потом снова посмотрел на свой рисунок.

- Не блестяще, - раздался голос за его спиной.

Дени не обернулся. Голос принадлежал не префекту. Это был голос ученика. Наверное, Дебокура. Ученик стоял у двери, но Дени не слышал, как он вошел.

- Ты ходишь бесшумно! - отметил Дени, по-прежнему глядя на доску.

- Привычка, - сказал Дебокур.

Дени повернулся. Дебокур облокотился на парту, скрестив ноги, руки - в карманах брюк. Его сальные волосы были прилизанные, темная челка падала на лоб. На лице виднелись следы вчерашней драки.

- Ты что здесь делаешь? - сказал Дени.

- То же, что и ты.

- Наказали?

- Да.

- За вчерашнюю драку?

Дебокур не ответил. Они подошли друг к другу.

- Ну что, старина, - сказал Дени, - теперь ты не сможешь утверждать, что тебя ни разу не били.

Дебокур охотно согласился.

- Это я так тебя отделал? - удивился он.

- Нет, не ты, - сказал Дени, - но глаза - твоя работа.

- Я знаю, я всегда бью в глаза.

Он продолжал улыбаться какой-то тяжелой улыбкой. Наверное, ему трудно было улыбаться с таким опухшим лицом. Но он все-таки улыбался.

- Ну что, - сказал Дени, - пожмем руки?

- Конечно. Теперь можно дружить. После драки всегда начинаешь дружить.

- Правда, - согласился Дени.

И они пожали друг другу руки.

- Я на четвертом, - сказал Дебокур. - Я был на площадке, когда ты поднимался сюда с попом. Я подождал, пока он спустится, и пришел к тебе.

- Отличная мысль, - сказал Дени.

Они сели вдвоем за парту, Дебокур достал из кармана монетки и стал подкидывать их на ладони.

- Ты мне не сказал, кто тебя так отделал.

- Угадай, - сказал Дени.

- Фриц.

- Лучше.

- Поп.

- Еще лучше.

- Лучше, чем поп? Ну, не знаю тогда.

Дени взял монетки и в свою очередь начал играть ими. Они звонко гремели в его ладонях.

- Так кто ж тебя так разукрасил?

- Столб, - сказал Дени.

- Столб?

- Ну да. Столб. Ну, фонарь.

- Издеваешься?

- Вовсе нет, - сказал Дени. - Я со всего маху в него впилился.

- Сильно?

- Шестьдесят в час.

Они вместе засмеялись, и Дени рассказал ему о своем вчерашнем приключении. Дебокур решил, что это очень смешно, и рассказал еще несколько похожих историй.

- Тебе дали перевод? - спросил он, когда Дени возвращал ему монетки.

- Да, - сказал Дени. - Свинство.

- Нужно сделать?

- Ну да! Иначе придется торчать здесь и в следующее воскресенье.

Назад Дальше