- Ну, теперь-то он выключен? - Мама подозрительно косится на свой мобильник. - Не дай бог, зазвонит во время службы.
- Давай посмотрим. - Папа наконец паркуется и берет телефон. - Я переключу на бесшумный режим.
- Нет! Я хочу его выключить! Вдруг бесшумный режим не сработает.
- Как скажешь. Выключить так выключить.
Он возвращает телефон маме, но она продолжает волноваться и умоляюще смотреть на нас обоих.
- А он сам не включится в сумочке? Как у Мэри из лодочного клуба, вы же помните. Телефон ожил у нее в сумке и зазвонил прямо в разгар заседания суда присяжных. Конечно, ей сказали, что она сама его как-то задела…
Моя сестра Тоня точно потеряла бы терпение и рявкнула: "Не будь такой дурой, мама, телефон не может включиться сам!"
- Мамочка, - я осторожно беру у нее телефон, - как насчет того, чтобы оставить его в машине?
- Пожалуй. - Она слегка расслабляется. - Это неплохая идея. Спрячу его в бардачке.
Папа едва заметно улыбается. Бедная мамуля, сколько в ее голове всяких дурацких страхов. Ей давно пора взглянуть на жизнь более трезвым взглядом.
Звучный голос дядюшки Билла слышен издали, и, пробившись сквозь небольшую толпу, мы видим его самого - загорелого, в кожанке, волосы тщательно уложены. Дядя Билл буквально помешан на своей шевелюре. У него роскошная густая черная грива, и стоит какой-нибудь газетенке намекнуть, что волосы крашеные, он тут же грозится судом.
- Семья превыше всего, - объясняет он журналисту, - семья - краеугольный камень нашей жизни. Раз ради похорон нужно пожертвовать заведенным распорядком, - значит, так тому и быть.
Стоящие вокруг люди просто млеют. Незнакомая девушка прижимает к груди лингтонсовский бумажный стаканчик и зачарованно шепчет подруге: "Это он, действительно он!"
- Внимание, мы заканчиваем. - Один из помощников дядюшки Билла дает команду оператору. - Биллу пора в Зал прощаний. Всем спасибо. Пожалуйста, поспешите с автографами.
Дядюшка Билл подписывает маркером бумажные стаканчики и расписание похорон, камеры снимают, а мы терпеливо ждем в сторонке. Потом наконец все расходятся, и родственник оказывается в нашем распоряжении.
- Привет, Майкл. Рад тебя видеть. - Он пожимает папе руку и тут же оборачивается к помощнику: - Так ты дозвонился до Стива?
- Конечно, - тот торопливо передает телефон.
- Здравствуй, Билл! - Папа, как всегда, подчеркнуто вежлив. - Давно не виделись. Как твои дела? Книга, я слышал, прекрасно расходится.
- Спасибо, что подписал нам экземпляр, - жизнерадостно вставляет мама.
Билл коротко кивает нам и говорит в трубку:
- Стив, я получил твой мэйл.
Мама с папой обмениваются растерянными взглядами. Похоже, этим наше "семейное общение" с Биллом и ограничится.
- Давайте узнаем, куда идти, - старается сохранить лицо мама. - Лара, ты с нами?
- Нет, я лучше здесь подожду, - неожиданно решаю я. - Встретимся внутри!
Как только родители исчезают, я спешу к дядюшке Биллу. В голове моей зарождается коварный замысел. На семинаре дядюшка поделился советом: успешный предприниматель умеет использовать любую подвернувшуюся возможность. Не так давно я стала предпринимателем. И как раз сейчас мне подвернулась отличная возможность.
Дождавшись окончания разговора, я нерешительно начинаю:
- Привет, дядя Билл. Не найдется пары минут?
- Подожди, - отмахивается он и снова прижимает к уху смартфон: - Это ты, Паола? Как там твои дела? - После чего косится на меня и слегка кивает, давая понять, что я могу приступать.
- Как вы, наверное, слышали, я занялась подбором персонала, - нервно улыбаюсь я. - Мы с подругой основали фирму. Называется "L&N - подбор суперперсонала". Вот хотела с вами посоветоваться…
Дядюшка Билл задумчиво хмурится, потом бурчит в трубку:
- Погоди-ка, Паола.
Один - ноль! Он прервал Паолу! Ради меня!
- Мы занимаемся только высококлассными специалистами с большими запросами, теми, кто претендует на ответственные руководящие должности, - говорю я уже поуверенней. - Вот я и подумала, а нельзя ли переговорить с кем-нибудь в твоем отделе кадров, рассказать о наших услугах, наладить контакт…
- Лapa, - нетерпеливо машет дядюшка, - ты рассчитываешь, что я познакомлю тебя с начальницей отдела кадров и скажу: "Вот моя племянница, дай ей шанс"?
Я впадаю в эйфорию. Моя ставка выиграла!
- Это было бы здорово, дядя Билл! - выдавливаю я, с трудом сохраняя спокойствие. - Я не ударю в грязь лицом, буду пахать двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, я так благодарна…
- Не будешь, - перебивает он. - Потому что этого не будет. Ты не сможешь уважать себя.
- Что-т-то? - От неожиданности я начинаю заикаться.
- Я сказал "нет", - сверкает он белоснежными зубами. - И все из любви к тебе, Лара. Если ты всего достигнешь сама, то почувствуешь себя совершенно новым человеком. Человеком, который заслужил успех.
- Понятно, - проглатываю я унижение. - Но я хочу заслужить успех. Я готова упорно работать. Я просто надеялась, что…
- Когда-то я начал с двух монеток, теперь твоя очередь. Верь в себя. Верь в свою мечту. Держи.
О нет. Только не это. Он лезет в карман и протягивает мне два десятипенсовика.
- Это твои две монетки. - Дядюшка одаривает меня глубоким проникновенным взглядом, который знаком мне по телерекламе. - Закрой глаза. Сосредоточься. Поверь в себя. Скажи: "Вот мое начало".
- Вот мое начало, - раболепно мямлю я. - Спасибо.
Дядя Билл кивает и возвращается к телефонному разговору:
- Извини, Паола.
Сгорая от стыда, я удаляюсь. Вот уж воспользовалась возможностью. Вот уж наладила контакты. Поскорее бы пережить эти идиотские похороны и вернуться домой.
Обогнув здание похоронного центра, сквозь стеклянные двери прохожу в холл. Там обитые бархатом стулья, на стенах репродукции с бесконечными голубями, а в воздухе явный недостаток кислорода. И ни души.
Вдруг из-за белесой двери доносится пение. Вот влипла. Уже началось. Пока я налаживала деловые контакты. Торопливо открываю дверь и оказываюсь в набитом людьми зале. Протискиваюсь в первые ряды и скромно присаживаюсь на краешек скамейки.
Не так-то просто отыскать родителей среди всей этой уймы народа. А цветов-то сколько! У стен повсюду белые и кремовые цветочные композиции. Где-то впереди женщина поет "Pie Jesu", но передо мной столько людей, что я ее не вижу. Несколько человек рядом шмыгают носом, а у одной девицы слезы так и текут ручьем. Я чувствую себя немного не в своей тарелке. Все эти люди пришли сюда из-за моей двоюродной бабушки, а я ее никогда в глаза не видела.
И даже не подумала о цветах! Наверное, стоило отправить открытку или что-то в этом роде. Надеюсь, хоть мама с папой все сделали как надо.
Музыка такая чудесная, а атмосфера столь проникновенная, что я поневоле роняю несколько слезинок. Сидящая рядом со мной пожилая леди в черной бархатной шляпке замечает это и сочувственно шепчет:
- У вас есть платок, дорогая?
- Нет, - признаюсь я, и она немедленно лезет в большую старомодную лакированную сумку.
В ноздри ударяет запах камфары, мне удается разглядеть несколько пар очков, коробку мятных пастилок, упаковку шпилек, коробку с надписью "тесьма" и полпакета чайных бисквитов.
- Всегда следует брать платок на похороны. - Она протягивает мне упаковку.
- Спасибо, - всхлипываю я, доставая один. - Это так мило с вашей стороны. Кстати, я внучатая племянница.
Она понимающе кивает:
- Должно быть, вам очень тяжело сейчас. Это такая потеря для всей семьи.
- Да-да… Конечно… - Я нервно комкаю платок, не могу же я сказать правду.
Честно признаться, никому нет до этого дела, а дядюшка Билл до сих пор болтает снаружи по своему смартфону. В конце концов я замечаю:
- Мы все должны поддерживать друг друга в этот тяжелый час.
- Точно. - Пожилая леди печально кивает, будто я изрекла вселенскую мудрость, а не прописную истину с открытки "Холлмарк", и сжимает мне руку.
- Мы все должны поддерживать друг друга. Я буду счастлива поговорить, дорогая, в любое время, когда захотите. Для меня большая честь познакомиться с кем-то из родственников Берта.
- Спасибо, - отвечаю я на автомате, потом до меня доходит…
Берт? Вряд ли мою бабушку звали Бертом, точнее, я совершенно уверена, что ее не звали Бертом. Ее звали Сэди.
- Знаете, вы так на него похожи… - Женщина изучает мое лицо.
Черт возьми, я ошиблась дверью!
- Взять, к примеру, лоб. И у вас его нос. Вам когда-нибудь говорили это, дорогая?
- Ну-у-у, пару раз, - мямлю я обескураженно. - Простите, я должна… Э-э-э… Спасибо большое за платок… - и я поспешно пячусь назад, к двери.
- Это внучатая племянница Берта, - слышу я вдали голос пожилой леди. - Она так расстроена, бедняжка.
Я стремительно протискиваюсь к выходу, выскакиваю в холл и чуть ли не падаю в объятия родителей. Они стоят рядом с женщиной в темном костюме с густыми седыми волосами и пачкой буклетов в руке.
- Лapa! Где ты пропадала? - Мама озадаченно смотрит на дверь. - Что ты там делала?
- Вы были на похоронах мистера Кокса? - интересуется седовласая.
- Я заблудилась, - оправдываюсь я. - Не знала, куда идти. Вам следовало бы вешать таблички над дверью.
Женщина молча указывает на набранную пластиковыми буквами надпись на двери: "Бертрам Кокс. 13.30". Проклятье. И как я не заметила?
- В любом случае, - я пытаюсь сохранить остатки достоинства, - пойдемте. Надо занять место.
Глава вторая
Занимайте свои места. Вас ожидает представление. Самое унылое на свете.
Да нет, я понимаю, что это похороны, и на особое веселье не рассчитываю. Но на похоронах Берта хотя бы море цветов и музыка, соответствующая атмосфере. В соседнем зале в воздухе что-то особенное.
В нашем же ничего подобного. Это просто голая и убогая комната, гроб стоит на помосте, а на доске объявлений дурацкими пластиковыми буквами выложено: "Сэди Ланкастер". Ни цветов, ни приятного запаха, ни пения, только занудная фоновая музыка доносится из колонок. И к тому же почти нет народа. Мама, папа и я сгрудились по одну сторону прохода, а дядя Билл, тетя Труди и моя кузина Диаманта - по другую.
Я тайком изучаю родственников. Ничего общего с нами: они словно сошли со страниц модного глянцевого журнала. Дядюшка Билл развалился на пластиковом стуле с царственным видом и что-то печатает на смартфоне. Тетя Труди перелистывает "Хэлло!", наверняка выискивает сведения о своих знакомых. На ней черное платье в обтяжку, белокурые волосы умело раскиданы вокруг лица. Декольте с последней нашей встречи стало еще глубже, а кожа так и сияет загаром. Тетя Труди вышла замуж за дядю Билла двадцать лет назад, но, поверьте, сейчас выглядит куда моложе, чем на свадебных фотографиях.
Их дочь Диаманта может похвастаться роскошной платиновой гривой и коротеньким платьишком с принтами черепов. Нарядилась специально для похорон. Уши у нее заткнуты наушниками, в руках телефон, лицо недовольно-скучающее, а взгляд то и дело обращается на часы. Диаманте семнадцать, у нее две машины и собственный модный дом "Балет и жемчуга", подаренный папочкой. (Я однажды зашла на их сайт, так там нет ни одного платья дешевле четырех сотен фунтов, покупают их преимущественно дети знаменитостей, за что попадают в специальный список "Лучших Друзей Диаманты", в общем, клуб по интересам для своих.)
- Мам, - шепчу я, - почему нет цветов?
- Понимаешь, - мама заводится с полоборота, - я говорила с Труди насчет цветов, и она обещала все устроить. Труди? Что случилось с цветами?
- О! - Труди захлопывает журнал и оборачивается с явным желанием поболтать. - И вправду, мы это обсуждали. Но представляешь, во что это вылилось? - Она обводит зал рукой. - И все это ради каких-то двадцати минут! Надо быть реалисткой, Пиппа. Цветы - это просто разбазаривание денег.
- Наверное, - неуверенно соглашается мама.
Тетушка Труди придвигается поближе и понижает голос:
- Я не поскупилась на похороны старухи. Но спросите себя: "Что она сделала для нас?" Я ее, например, вообще не знала. А вы?
- Ну, как тебе сказать, - мямлит мама потерянно, - у нее был удар, она была не в себе долгое время…
- И я о том же! - кивает Труди. - Она ничего не соображала. Тогда какой смысл? Мы здесь только из-за Билла. - Труди с обожанием взглядывает на мужа. - У него такое большое сердце. Я постоянно говорю людям…
- Ерунда! - Диаманта вдруг срывает наушники и насмешливо смотрит на мать. - Мы здесь ради папочкиного шоу. Он не собирался сюда, пока продюсер не сказал, что "похороны продемонстрируют всем его человечность". Я подслушала их разговор.
- Диаманта! - сердито обрывает ее тетушка Труди.
- Но это же правда! Да он первый лицемер на свете. Да и ты тоже. А я торчу здесь, вместо того чтобы пойти на вечеринку к Ханне. - Диаманта обиженно надувает губы. - Между прочим, там должно быть классно! И все ради того, чтобы папочка мог прикинуться "заботливым семьянином". Разве это честно?
- Диаманта! - Труди начинает злиться. - Это твой отец оплатил ваше с Ханной путешествие на Барбадос. Ты еще помнишь об этом? А операция по увеличению груди, о которой ты мечтаешь? Кому она вылетит в немалую сумму, как ты думаешь?
Диаманта вздыхает глубоко и обиженно:
- Как ты можешь так говорить. Увеличение груди - это благотворительность.
Я по-настоящему заинтригована:
- А какая связь между грудью и благотворительностью?
- После операции я дам интервью журналу, и доходы пойдут на благотворительные цели, - сообщает Диаманта с гордостью. - Скажем, половина или около того.
Я оглядываюсь на маму. Она явно в шоке, а я едва сдерживаюсь, чтоб не захохотать в голос.
- Здравствуйте. - Откуда-то сбоку к нам придвигается дама в серых брюках и с жестким пасторским воротничком. - Примите мои извинения. Надеюсь, вам не пришлось ждать слишком долго.
У нее коротко стриженные волосы "соль с перцем", очки в темной оправе и низкий, почти мужской голос.
- Примите мои соболезнования. Такая утрата… - она смотрит на гроб. - Наверное, вас предупредили, и если вы принесли фотографии покойной, то…
Мы обмениваемся сконфуженными взглядами. Тетю Труди вдруг осеняет:
- У меня есть одна. Мне дом престарелых прислал. - Она роется в сумке, вытаскивает коричневый конверт и достает потертый поляроидный снимок.
На фото крошечная старушка в бесформенном бледно-лиловом кардигане сидит, сгорбившись, на стуле. Лицо затянуто сеткой морщин. Седые волосы похожи на облачко сахарной ваты.
Так вот какой была моя двоюродная бабушка Сэди, которую я никогда не видела.
Священница с сомнением смотрит на снимок, потом прикалывает его к большой доске объявлений, на которой он выглядит еще печальней, сиротливей и стыдливей.
- Хочет ли кто-нибудь рассказать об умершей?
В гробовом молчании мы отрицательно качаем головой.
- Понимаю. Часто это так болезненно для близких. - Она достает из кармана записную книжку и карандаш. - В таком случае я буду рада выступить от вашего имени. Если вы поделитесь со мной какими-нибудь деталями. Подойдут также случаи из ее жизни. В общем, расскажите мне о Сэди все, что достойно упоминания.
И что мы можем сказать?
- Мы не слишком хорошо ее знали, - извиняется папа. - Она была очень старая.
- Дожила до ста пяти, - вставляет мама. - До целых ста пяти лет.
- Она когда-нибудь была замужем? - зондирует почву священница.
- Э-э-э… - папа вскидывает брови. - Была она замужем, Билл?
- Понятия не имею! Кажется, была. Не помню, как его звали. - Дядюшка Билл даже глаз не оторвал от своего смартфона. - Давайте продолжим.
- Ладно. - Сочувственная улыбка сползает с лица пасторши. - Тогда, может, какая-нибудь забавная история, запомнившаяся с последнего визита, какое-нибудь увлечение…
Повисает очередная виноватая пауза.
- На этой фотографии она в кардигане, - наконец говорит мама. - Возможно, она сама его связала. Возможно, она любила вязать.
- Вы что, никогда ее не навещали? - Вежливость дается священнице с явным усилием.
- Естественно, навещали! - вскидывается мама. - Мы виделись с ней… где-то в 1982 году. Лара была еще младенцем.
Пасторша шокирована.
- В восемьдесят втором?
- Она нас не узнала, - быстро вставляет папа. - Она давно уже была не в себе.
- А как насчет более раннего периода ее жизни? Никаких достижений? Историй из ее молодости?
- Бог мой, что ж вы никак не угомонитесь? - Диаманта вытаскивает наушники из ушей. - Разве не ясно, что мы здесь только потому, что обязаны здесь быть. Она не сделала ничего выдающегося. Ничего не достигла. Она была никем! Просто тысячелетним пустым местом.
- Диаманта, - произносит тетя Труди с легкой укоризной, - ты не слишком вежлива.
- Я просто говорю правду! Сами посмотрите! - Она презрительно обводит рукой комнату. - Если бы на мои похороны пришли только шесть человек, я бы застрелилась.
- Милая леди, - священница делает пару шагов вперед, лицо ее раскраснелось, - ни одно человеческое существо на земле Божьей не является никем.
- Да что вы говорите! - фыркает Диаманта.
- Диаманта, - дядюшка Билл вскидывает руку, - довольно. Разумеется, я очень сожалею, что не навещал Сэди, которая, без сомнения, была особенным человеком, и я уверен, это же чувствует каждый из нас. - Он так убедителен, что воинственность пасторши тут же идет на убыль. - Но сейчас мы бы хотели с почетом отправить ее в мир иной. И думается, у вас такое же напряженное расписание, как у нас. - Он выразительно постукивает по циферблату.
- Разумеется, - соглашается священница после паузы. - Я только подготовлюсь. Пока же, пожалуйста, отключите ваши мобильные телефоны.
Окинув всех напоследок порицающим взглядом, она удаляется, и тетушка Труди немедленно поворачивается к нам вместе со стулом:
- Какая наглость, давить на наше чувство вины! Мы вообще не обязаны были сюда приходить.
Открывается дверь, мы вскидываемся - но это не пасторша, это Тоня. Я и не подозревала, что она явится. Час от часу не легче.
- Я опоздала? - Ее голос, напоминающий пневматическую дрель, заполняет собой всю комнату. - Мне чудом удалось выбраться из детского тренажерного зала, пока у близнецов не началась истерика. Похоже, новая нянька еще хуже предыдущей, а это что-то да значит…
На ней черные брюки и черный же кардиган с леопардовыми пятнами, густые блестящие волосы стянуты в хвост. Тоня работала раньше офис-менеджером в "Шелл" и привыкла повелевать людьми. Теперь она мать Лоркана и Деклана и с утра до вечера повелевает нянями.
- Как мальчики? - спрашивает мама, но Тоня ее не слушает. Она целиком сфокусирована на дядюшке Билле.
- Дядя Билл, я прочитала вашу книгу! Просто потрясающая! Она буквально изменила мою жизнь! Я всем-всем-всем рассказала о ней! И фото вышло прекрасно, хотя, конечно, оригинал куда лучше.