– Что значит, пока… Если я их потрачу, то тогда не отдам их при любом раскладе.
– Ну, не отдашь, значит не отдашь. Мне всё надо проверить. Я тебе ещё позвоню.
Что касается мужчин, то у них психология совершенно другая. Обозвав в мыслях жену дурой, Раб как будто выкинул из головы всё, что произошло дома. Он спокойно сидел на работе и распекал своих сотрудников. После окончания совещания он, как обычно, попросил Стаса задержаться.
– Ну что, берёт твой уголовник акции? – спросил Раб.
– Он сказал, что дело иметь будет только с вами.
– Тьфу ты, Господи, тоже мне, прыщ на ровном месте! – выругался директор. – Не успел из зоны выйти, а уже крутого из себя корчит.
– Так что ему передать? – спросил Стас.
– Позвони и передай…
– Извините, но он не оставил мне телефона.
– А как же ты с ним свяжешься?
– Он мне должен позвонить через двадцать минут.
– Хорошо, передай ему, что через час я буду в ресторане. Ну, там, где я всегда обедаю, – пояснил он Стасу.
– Он просил передать, что если вы будете не один, то разговора не получится.
– Ну ты мне и покупателя нашёл! Не покупатель, а геморрой сплошной. Хорошо. Я буду в ресторане один, а ты с охраной подождёшь меня в машине.
Машина директора подъехала к ресторану. Раб вышел из неё один, зашёл в ресторан и занял столик. Заказав обед, директор посмотрел на часы. До встречи оставалось ещё пятнадцать минут. Неожиданно к нему подсел огромного роста верзила. Он так неуклюже плюхнулся на стул, что чуть не перевернул стол.
– Занято! – грубо рявкнул Раб, даже не поднимая головы.
– Ничего, потерпишь, – ответил верзила.
Раб поднял глаза и посмотрел на наглеца. Неожиданно лицо его стало белым, как снег. Раб хотел что-то сказать, но не смог. Так, с открытым ртом он, не моргая, и смотрел на верзилу, пока тот не прервал эту немую сцену.
– Что, узнал меня, гнида?
– Серый?
– Значит, узнал. А ты думал, мы уже никогда и не встретимся? Нет, дорогой, никуда ты от меня не денешься.
– Ты когда освободился? – еле произнёс директор.
– Как освободился, сразу к тебе. Разве можно старых друзей забывать? Тем более, когда друзья о себе такую память оставляют. Ты ведь оставил о себе память? От звонка до звонка по твоей милости отсидел.
– Это не я. Я тогда в армии был, – тихо сказал Раб.
– Ну конечно, не ты. Ты в это время с общаком от меня где-то прятался. Это твой батя, старый козёл, меня сдал. Чтобы и бабки себе оставить и тебя спасти. Ты же понимал, что с тобой будет, если ты общак прикарманишь?
Раб молчал и не знал, что ответить.
– Вот я как вышел, так и начал со своими должниками разбираться. Вначале твоего папашку навестил. Но, понимаешь, дома его не застал. Думал, может он тоже в армии от меня скрывается? Пришлось проверить. И знаешь, где я этого старого козла нашёл? В психушке! Говорят, его сынок родной туда упрятал.
– Он болен, – ответил Раб.
– Болен? А от чего же он заболел?
– Алкоголизм.
– Ах, алкоголизм? А я то, грешным делом, подумал, что он со своим сынишкой жену свою в могилу загнал, так его на этой почве ночами мальчики кровавые преследовать стали. А врачи, значит, подумали – алкоголизм? А может и алкоголизм. Твой же батя псих, что он может знать?
– Ты что, был у него?
– Был. Он про тебя такое понарасказывал, что даже у меня волосы дыбом встали. Но псих – он и есть псих. Вот я пришёл у тебя спросить, так ли это?
– Что тебе надо? Деньги твои у меня. Можешь получить их в любое время.
– Ну, это конечно. Ты же, пока я сидел, так наварил их, что мне и не снилось! Осталось только проценты подсчитать и разделить. Как делить будем – по-честному, или по-справедливости?
– Как? – не понял Раб.
– Вот и отлично, значит по-справедливости.
– Не понял?
– Дуракам объясняю, – Серый говорил, явно издеваясь над своим собеседником, – по справедливости – это значит, ты мне отдашь всё, что имеешь. Ты ведь, перед тем, как общак прикарманить, ничего, кроме долгов не имел? Вот и сейчас иметь не будешь. И это справедливо.
– Ты что, с ума сошёл? – не выдержал Раб.
– Ты всё перепутал. Это не я с ума сошёл, это твой отец с ума сошёл. Но это ещё не всё.
– Что ты ещё хочешь?
– Это мы с тобой только по поводу общака поговорили. Это так ты с этим долгом рассчитываться будешь. А как другой должок?
– Какой другой?
– А то, что я столько лет не нарах чалился по твоей милости, ничего не стоит, по-твоему?
Раб не знал, что ответить Серому.
– За этот должок деньгами не откупишься, за этот должок кровью расплатиться надо.
К этому времени Раб успел отойти от шока. Его мозг лихорадочно работал и искал выход из создавшейся ситуации.
– Кровью не получится, – неожиданно ответил он Серому.
– Это почему же?
– Потому что, если я заплачу кровью, то денег ты уже не увидишь.
Серый схватил Раба за грудки и резко протащил его через весь стол к себе.
– Это ты верно подметил. – Лицо Серого было перекошено от злости. – Для такой падали, как ты, даже смерти мало. Ты теперь будешь моим рабом. Понял? Рабом, до конца своих дней.
Раб почувствовал, как дуло пистолета упёрлось ему в грудь.
– Повтори "я твой раб", – продолжал Серый.
Впервые в жизни Володя испытал на себе, что такое животный ужас. Всё тело его задрожало, он побледнел, а по штанине текла моча и никак не могла остановиться. Губы затряслись и помимо его воли произнесли:
– Я раб.
Серый отпустил Раба и снова уселся за стол.
– А теперь деньги, – коротко приказал он.
– У меня нет с собой. Есть только акции.
– Какие ещё акции?
– Мои акции, я их приобрёл…
– Ты ничего приобрести не можешь, потому что ты мой раб. Не нужны мне эти бумажки. Верни их прежнему хозяину, а мне принесёшь деньги.
– Хорошо, – послушно ответил Володя.
– Не так отвечаешь!
Володя вопросительно посмотрел на Серого.
– Надо отвечать: Слушаюсь, хозяин.
– Слушаюсь, хозяин, – прошептал Володя.
– Не расслышал! Привыкай отвечать громко и чётко.
– Слушаюсь, хозяин, – уже громче сказал Раб.
– Опять плохо.
– Слушаюсь, хозяин!!! – закричал на всё кафе Раб.
– Вот теперь всё правильно. А теперь убирайся.
Раб, весь бледный, с мокрыми штанами и трясущимися руками, вышел на улицу и остановился. Стас увидел его из машины, вышел из неё и услужливо открыл перед Володей дверцу. Директор сел на заднее сидение и молча уставился в одну точку. Стас и водитель переглянулись, но не посмели беспокоить шефа вопросами.
Наконец директор пришёл в себя и промолвил:
– Завтра пойдёшь в фирму "Энергия" и продашь директору все эти акции.
– Продашь? Так у него же денег нет!
– Продашь за рубль.
Стас онемел от удивления. Раб посмотрел на него сумасшедшими глазами и заорал:
– Как надо отвечать?!
Стас молчал, ничего не понимая.
– Надо отвечать – слушаюсь, хозяин! – заорал директор.
Стас удивлённо смотрел на директора и ничего не говорил.
– Ну!!! – ещё громче закричал Раб.
– Слушаюсь, хозяин, – тихо ответил Стас.
– Не слышу! – продолжал кричать директор.
– Слушаюсь, хозяин! – выкрикнул Стас.
Машина Раба рванулась с места, противно визгнула шинами и скрылась за поворотом.
Глава 10
Здоровье Николая Ивановича с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Его перестали интересовать новости, он не смотрел телевизор, не слушал радио и не разговаривал со своими соседями по палате. Целыми днями Рабов-старший сидел у окна и смотрел в одну точку. Врачи понимали всё, что происходит с больным. Началось угасание. Включился механизм смерти. И теперь ничто: ни самые современные препараты, ни профессора и академики не способны остановить этот чудовищный маховик, который раскрутил сам Господь Бог. Единственным человеком, который ещё как-то интересовал Николая Ивановича, была Катя. Когда она приходила, он переставал смотреть в одну точку и на короткое время снова превращался из живого трупа в человека. Катя видела это и старалась навещать своего свёкра как можно чаще.
– Николай Иванович! – кричала она ему с порога. Больной оживал, и его лицо приобретало какое-то выражение.
– Это ты, Катюша? – говорил он ей ласково. – Как долго ты не была у меня. Я уж думал, ты больше совсем не придёшь.
– Ну где же долго? Я вчера у вас была.
– Правда? А мне показалось, что уже вечность прошла.
– Николай Иванович, пойдёмте погуляем в садик. Смотрите, какая погода хорошая.
Они прошли в больничный сад и сели на скамеечку под сиренью. Катя достала из сумки пирожки, налила в стакан молока и протянула свёкру.
– Попробуйте, домашние. Специально для вас испекла.
Рабов-старший набросился на пирожки так, как будто его не кормили целую вечность.
– Понравились? – спросила Катя. – Да не торопитесь так. Я вам ещё принесу.
– Не принесёшь.
– Почему не принесу? Завтра же испеку и принесу.
– Не успеешь. Я умру сегодня.
– Типун вам на язык. Откуда у вас только мысли такие? Вон аппетит-то у вас какой, лучше, чем у молодого!
– Это так бывает, Катюша. Перед смертью обычно человеку легче становится.
– Да выбросите это из головы, что вы ерунду какую-то несёте.
– Это не ерунда, Катенька. Она уже приходила за мной.
– Кто приходил?
– Смерть приходила.
– Ну да, вот так, со своей косой к вам и пришла?
– Смеёшься? А я серьёзно. Сегодня приходила. И совсем она без косы. Высокая такая, и красивая. Приходила и сказала, что сегодня опять придёт. Придёт, и тогда уже заберёт меня насовсем. А пока отпустила меня, потому что я кое-что не доделал.
Катя поняла, что больной начал заговариваться, и чтобы не нервировать его, стала поддерживать разговор.
– Ну и какие дела вы не доделали?
– Дело очень простое. Я тебе всё должен рассказать.
– Что, всё?
– Вот расскажу всё, тогда она меня и заберёт. Слушай.
Николай Иванович нагнулся к самому уху Кати и начел шептать:
– Ты не считай, что я сумасшедший. Отнесись к моим словам серьёзно. Она сказала, что тебе угрожает опасность, а тебе ещё рано.
– Кто сказал?
– Тьфу ты, господи, какая ты непонятливая! Да смерть же, конечно, кто же ещё?
– А-а, – только и могла сказать Катя.
– Да не а-а, а слушай. Не могу я так просто туда уйти. Мне надо всё тебе рассказать. Ты думаешь, я ничего не знаю? Я всё, девонька, знаю. Знаю, как тебя подставили, как гадостью опоили, чтобы ты сопротивляться не могла. Это всё он с корешем своим. Серый его зовут. Он ко мне приходил недавно, убить меня хотел, да не стал. Сдохнешь здесь, старый козёл, сказал. Сказал и ушёл.
– Да кто он?
– Господи, да муж твой, кто же ещё? Сынок мой, будь он проклят. Это ведь он всё и придумал.
Николай Иванович сел на своего любимого конька. Ещё не было ни одного раза, чтобы при встрече с Катей отец не обливал грязью своего сына. Катя привыкла к этому. Она относила это к болезни и не обижалась на свёкра. Вот и в этот раз ей приходилось выслушивать эти плоды его больного воображения.
– А этот Серый всё исполнил, как он и придумал, – продолжал свёкр. – Потом Серый ему денег дал. Много денег, нам тогда даже и не снились такие деньги, и он эти деньги украл, а я Серого в тюрьму засадил. Теперь этот Серый объявился, значит, он отомстит ему. А ты, дочка, в опасности большой. Теперь, когда над твоим муженьком дамоклов меч навис, он ни перед чем не остановится. Не дай бог помешаешь ему, убьёт, и даже глазом не моргнёт.
Николай Иванович внезапно прервал свой непонятный рассказ. Он внимательно посмотрел на Катю.
– Не веришь мне? Вижу, что не веришь. Думаешь, сумасшедший старик бред несёт?
– Да что вы, Николай Иванович, верю. Ещё как верю, – успокоила его Катя.
– И правильно, не верь. Разве в такое можно поверить? Всё проверять надо.
Он опять нагнулся к самому уху Кати и зашептал:
– У меня ведь и доказательства есть. Это кассета. Я её у него выкрал. Ты думаешь, что эта та кассета, что в киоске продавалась? Нет. Они там ещё и для себя снимали. Посмотри её, и ты не будешь думать, что я бред несу.
Рабов с надеждой посмотрел на Катю.
– Почему бред? Я обязательно проверю. Вот сейчас приду домой и проверю.
– Проверь, дочка, проверь. Она в коробке с моими старыми военными сапогами спрятана. В голенище. А сверху портянкой прикрыта.
– Не беспокойтесь, Николай Иванович, обязательно посмотрю.
– Ну, вот и всё, что я тебе сказать хотел. А теперь мне пора. Она уже ждёт меня.
– Кто ждёт? – не поняла Катя.
– Господи, да смерть, конечно. Она же меня только для того и отпустила, чтобы я тебе это всё сказал.
Николай Иванович встал со скамейки и решительно пошёл к себе в отделение. В дверях он остановился, обернулся и посмотрел на Катю.
– Смотри, обязательно посмотри, ты мне слово дала.
Домой Катя вернулась поздно. Муж был уже дома. Он сидел за письменным столом и рылся в своих бумагах. Настроение у неё было отвратительное. То, что она увидела в больнице, не столько пугало её, сколько подавляло своей безнадёжностью. Таким свёкра она ещё никогда не видела. И, хотя она уже привыкла к его бредовым жалобам на своего сына, сегодня было нечто другое. Сегодня она не поняла, а скорее почувствовала, что он прощался с ней.
– Ну, как ты сходила? – спросил её Владимир, не отрывая глаз от бумаг.
– Ты бы зашёл к нему, ему очень плохо.
– А кому в психушке хорошо?
– Слушай, меня твой цинизм поражает. Он же твой отец!
– Сама посуди, что я там буду делать? Слушать, как он меня грязью поливает?
– Он больной человек. Можно и мимо ушей пропустить. Он сказал, что сегодня за ним приходила смерть. Не боишься, что он умрёт, а ты так и не простишься с ним?
– А о чём в сумасшедшем доме можно ещё говорить? Умрёт он, как же! Он ещё нас с тобой переживёт.
Катя хотела что-то ответить, но её остановил мобильник, который неожиданно, из коридора, заиграл марш Мендельсона.
– Замени ты эту дурацкую мелодию! Неужели она тебе нравится, – с раздражением сказал муж.
– Нравится. – Катя вышла из комнаты в коридор и взяла трубку.
Через пару минут Катя снова вернулась.
– Кто это? – спросил Раб.
– Катерина.
– Какая?
– Та самая.
– И что ей надо?
– Просила помочь устроиться на работу.
– А ты?
– Я обещала помочь.
Владимир оторвался от бумаг и с удивлением посмотрел на жену.
– Ты что, совсем с ума сошла? Она ободрала тебя, как липку, а ты её на работу будешь устраивать?
– Она не ободрала.
– То есть, как это не ободрала? Разве ты не отдала ей деньги?
– Деньги отдала, но она меня не обдирала. Она хотела всё вернуть.
– Хотела или вернула?
– Хотела. Я сама не взяла.
– Как, не взяла? Ты не взяла двести пятьдесят тысяч рублей?!
– Ты только про свои деньги думаешь, а про неё ты подумал? Ты подумал, в какую яму она скатилась вот из-за таких, как ты? Она же превратилась в проститутку!
– Нет, у тебя точно с головой не в порядке! Что же, по-твоему, я должен выйти на улицу и все свои деньги проституткам отдать?
Катя ничего не ответила.
– А на работу для чего ей устраиваться? С такими деньгами можно и не работать.
– Тебе этого не понять. Она хочет стать нормальным человеком. Находиться среди нормальных людей.
Неизвестно, чем бы закончился этот разговор, но снова зазвонил телефон. Владимир снял трубку.
– А, это ты, Серый? – сказал он кому-то. – Да, да, конечно, всё сделаю, Серый. – Муж отвернулся от жены и приглушённым голосом сказал: – Слушаюсь хозяин. – После чего положил трубку.
– А это кто? – спросила Катя.
– Так, знакомый один.
– А почему серый?
– Кликуха у него такая.
В квартире опять зазвонил телефон.
– Тьфу ты! Достал уже, поговорить не дадут! Дима, возьми трубку, скажи, что никого нет дома! – крикнул Раб сыну, который играл в соседней комнате.
– Да, так о чём мы говорили? – спросил Катю Владимир.
– О Катерине.
– Да, так вот, чтобы об этой Катерине я больше не слышал.
В комнату вошёл Димочка. Он остановился в дверях и смотрел на родителей испуганными глазами.
– Ну, что ещё?! – крикнул Раб. – Я же сказал, что нас нет дома!
– Не кричи на ребёнка, – оборвала мужа жена. – Он-то здесь при чём? Что случилось, Димочка?
– Из больницы звонили, – ответил он. – Дедушка умер. Просили завтра принести одежду.
– Как?! – крикнула Катя.
– Ты оказалась права, я действительно не успел, – тихо сказал Раб.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Первой в себя пришла Катя. Она обняла сына и сказала:
– Пойдём, сынок, соберём дедушке вещи.
Катя с сыном ушли. Раб, посидев немного и о чём-то подумав, прошёл в коридор, взял Катину сумку, достал её мобильный телефон и переписал с него чей-то телефон.
Катя в комнате Николая Ивановича просматривала вещи свёкра, а Дима скорее играл, чем помогал маме.
– Мама, а в чём мы будем хоронить дедушку?
– В форме, – отвечала Катя, просматривая мундир. – Вот, посмотри, видишь, какие здесь пуговицы? Надо такие же найти, чтобы к мундиру пришить. Поищи там, – указала она на шкаф.
– А почему надо хоронить в форме, он же уже не военный?
– Потому что в армии у него прошли самые лучшие годы.
– А что, после армии у него были худшие годы?
– Ты будешь пуговицы искать или болтать? – прикрикнула на сына мать.
Дима пулей юркнул в шкаф и утонул в коробках и тряпках. Через минуту он вынырнул из шкафа с огромной коробкой в руках.
– Мама, смотри, что я нашёл? – Дима пододвинул к матери коробку и открыл её. – Смотри, это дедушкины сапоги. Они нужны тебе?
– Нет, в сапогах не хоронят.
– А что это там? – Дима стал вытягивать из сапога тряпку.
– Это портянка.
– А что это такое?
– Их вместо носков надевают. Дай-ка сюда, их выбросить надо.
Катя забрала у сына сапоги и портянку. Она засунула руку во второй сапог и почувствовала, что под портянкой есть ещё что-то. Она отшвырнула портянку и снова сунула туда руку. Сердце у неё чуть не остановилось, под портянкой была видеокассета. Катя быстро засунула кассету назад и заткнула её портянкой. Она вся побледнела, голова закружилась, и её тело медленно повалилось на пол.
– Мама, мама! – закричал Дима. Он начал с силой трясти маму за руку, но мама не реагировала.
– Папа, с мамой плохо! – Дима в последний раз дёрнул мать за руку и побежал звать на помощь отца.
Катя пришла в себя от того, что кто-то натирал её виски нашатырным спиртом. Она открыла глаза и увидела мужа.
– Ну слава Богу, очнулась, что с тобой? – спросил её Владимир.
– Не знаю, – соврала Катя.
– Зачем ты вообще связалась с этим? У нас что, служанки нет?
Владимир помог жене подняться с пола.
– А сапог? – спросила Катя.
– Какой сапог? – не понял Владимир.