Сенатор Маккейн смотрел на эту уродливую картину с высоты полета голубя, копающегося в мусорном баке, и получал удовольствие. Ему казалось, что эти дикари не знают страха и жалости. Жаль, что он уже дряхлый старик, а то стал бы во главе этих аборигенов и прямиком на Москву. Москва бы точно не устояла.
Он любовался минут тридцать, а потом понял, что это скучное занятие. К нему тут же подбежал Яйценюх и спросил:
- Хотите посмотреть еще один палаточный городок. Там собрались последователи президента Януковича. Пойдем, пообщаетесь.
- Мой не планировал смотр бандит Янукович. Сам Янукович я хотел навестить, посмотреть ему в глаза.
Пять минут - и машина остановилась у приемной президента. Виктор Федорович, со сложенными ручками вышел на ступеньки и сделал три низких поклона, да так усердно, что третий поклон пришелся лбом по колену сенатора.
- Ласкаво просимо - милости просим, - запел президент мягким голоском. - Я жду весь день. Чай готов, кафа готов, коньяк варится, простите, охлаждается. Заходите, прошу. Нет- нет, вы первый, вы - гость. Когда гости тут - хозяева ждут.
- Он не гость, а иншпектор, - произнес Яйценюх, отталкивая президента в сторону, чтоб не мешал пройти ему первому, а потом уж гостю.
- Ти Россия есть друг, друг москал, это есть некорошо. Америка тебе не понимайт, не помогайт, коль ти есть москал.
Высказав главное, ради чего он сюда приехал, Джон Маккейн повернулся и ушел, не пожав руку президенту Украины. А Виктора Федоровича это очень расстроило, и он расплакался.
16
Пора браться за дело, решил посол США в Киеве Пейта Джинфри и дал указание руководству Майдана демократическим путем захватить киевскую мэрию, ряд других правительственных зданий, а также занять улицу Грушевского, а там до Верховной Рады рукой подать. Демократическим путем была вынута брусчатка на площади Независимости, привезены, бог весть откуда, возможно, из предгорья Карпат булыжники, способные проломить голову, защищенную каской, заточена арматура, туристические топорики и всякий хозяйственный инвентарь с острыми наконечниками и самое демократическое оружие - коктейли Молотова.
- Демократическим путем вы будете разбивать головы работникам правоохранительных органов, - поучали демонстрантов Яруш, Этинзон, Бакай и Вальцманенко. - А коктейлями Молотова будем их сжигать живьем тем же демократическим путем. Пусть москали знают, что такое демократия.
Эти лозунги так понравилось демонстрантам, что они стали рассматривать и коктейли Молотова и называть их на американский манер - "демократик", а булыжники, помещенные в плетеную сетку и прикрепленные к длинной веревке, которые предназначались для крошения черепной коробки - оружием пролетариата.
Мощные биты тоже получили такое название и орудовали ими на демократический манер: каски не выдерживали удара, страж порядка получал удар по голове и падал замертво. Демократические биты могли переломать руку или ногу. Но мгновенную смерть приносили булыжники. От них невозможно было уберечься: обязательно попадет кому - то по голове, а страж порядка падает замертво. Таким образом, стражи порядка стали беззащитны перед бандеровцами. Они, безоружные, погибали за президентскую власть в то время, когда президент угощал кофе и шампанским какую-нибудь кривоногую красавицу Эштон и все время произносил: виноват и складывал перед ней ручки.
Если киевская мэрия и ряд других правительственных зданий, сдались практически добровольно, что называется без единого выстрела, точнее без боя, то улица Грушевского стояла безоружной грудью в виде огромной толпы стражей порядка. Они были построены в колонну в двадцать-тридцать человек в затылок друг к другу, в касках, с тоненькой, можно сказать детской палочкой в виде штыка, прикрепленной к правому боку.
Президент полагал, что это грозное, непобедимое каре и ни один бандеровец через мощное живое укрепление не прорвется. Он был настолько слеп, настолько не сообразителен, что не смог понять простых вещей: эти стражи порядка - всего лишь живая мишень для расчетливых, вооруженных до зубов древним оружием бандеровцев, где на каждого демократического бойца было по два американца - террориста. Они безнаказанно убивали молодых, беззащитных милиционеров и беркутовцев, не имеющих права на собственную защиту.
Улицу Грушевского заняли сотрудники "Беркута", вроде элитные подразделения МВД Украины. В подавляющем большинстве это двадцатилетние мальчишки, одетые в камуфляжную форму, не имеющие опыта уличных сражений, у них, кроме кулаков и совершенно непригодных дубинок, ничего на вооружении не было. А в рядах бандеровцев, как правило, взрослые люди, многие из которых воевали в Чечне. Любой сотрудник "Беркута" рисковал жизнью просто так, за спасибо, к тому же был совершенно безоружен, а любой бандеровец был вооружен идеей, получал солидное количество долларов, его снабжали не только спиртным и не только клубничкой по вечерам, но и давали наркотики, отлично кормили и оказывали срочную, по возможности квалифицированную медицинскую помощь.
А президент и его команда совершенно в этом не разбирались. Президент носился со своей каплей крови, как несушка с яйцом, которое еще не вышло наружу, а его помощники принюхивались, как бы, где бы урвать миллиончик долларов и пополнить карман.
Надо признать, что вначале так называемых боев, бандеровцы не применяли оружие, но у них были бутылки с зажигательной смесью, топоры, лопаты с короткими ручками, остро заточенная арматура и длинные металлические цепи, да огромное количество булыжников. Резина от старых колес, горела, распространяя удушливый дым, тоже помогала путчистам.
Министр Захарченко просто выстраивал бойцов в четыре-пять шеренг а то и больше, приказывал им создавать эдакий живой щит, чтоб муха не пролетела, но вскоре оказалось, что такой щит это просто мишень, куда даже не надо целится. Крепкие ребята, подходили близко к этому живому щиту, кидали булыжники, брусчатку по головам, по плечам и спинам, отчего бойцы падали как подкошенные. Или большим булыжником обмотанным сеткой и привязанным к длинной веревке. Раскачаешь этот шар за конец веревки и по головам - пролом черепа обеспечен. А обычная цепь весом в пять-шесть килограмм? Это страшное оружие, когда стоишь навытяжку, а противник размахивает цепью и бьет по голове, - никакой шлем не выдерживает. А еще лучше коктейль Молотова. Бросишь подальше вглубь, в густую толпу и стражи порядка загораются как манекены. Или еще проще. Берут биты в руки и нещадно бьют по головам. Шлемы крошатся, и сотрясение мозга обеспечено. И эти невинные ребята подставляют свои головы будущим головорезам-бандеровцам. Как мог президент этого не видеть, как он мог так испугаться поступка провокаторши Богословской?
Вначале прибывали кареты скорой помощи. Это заметил Вальцманенко.
- Э, нет, этому надо положить конец, - сказал он и тут же отправился во все пункты Скорой помощи Киева. - Вот десятка (десять тысяч долларов). Распорядитесь, чтоб "Скорая" не выезжала за работниками "Беркута", если от них будут поступать вызовы. А за митингующими выезжать немедленно.
- О, благодарствуем. Ваша экономическая помощь Скорой помощи в самый раз. Надо произвести ремонт изношенных машин, надо покупать топливо и прочее и прочее, - врали начальники пунктов скорой помощи, а деньги прятали подальше.
Вальцманенко быстро обошел главврачей больниц ближайшего района, куда могли бы доставить служащих государственной власти.
- Да вы понимаете. Я должен эту сумму разделить среди коллектива, дать каждому лечащему врачу, - обычно жаловался Тарас Петрович. - И медсестрам тоже. - Если весь коллефтив будет за, легче станет с нарушением клятвы Гиппократа.
- Добре, Тарасик, вот тебе двадцать тысяч долларов. Хватит?
- Ну, це друге дило, - радостно произносил Тарас Петрович, запихивая двадцать тысяч долларов во внутренний карман. - Но…, ежели того, потребуется, придется прибавить еще столько же, вы же понимаете, клятва Гиппократа дорого стоит. Ее не так просто продать. Это ценный наравственный продухт.
- Ну и жадный же ты, сука. Да ладно, получишь, только шоб добросовестно работал на благо революции. Только никакой помощи стражам порядка. Пусть умирают. У нас даже американцы принимают участие.
- Мериканцы?! Ну, цэ другое дело. Не двадцать, а пятнадцать тышш, коль мерканцы нас так любят. Короче, не волнуйтесь. Мы знаем, як це зробыты. Скажем, вместо укола пенницилина, хворый получит укол простой некипяченой воды из трубопровода, шо промывае фекалии, або щось таке, от чего быстро помре, - заверял Тарас Петрович, главный врач больницы.
- Умертвить это самый простой и легкий способ. Нам надо, чтоб человек помучился, чтоб понял, кому он служил и почему пошел против воли народа. Придумай, чтоб он корчился, чтоб в муках на тот свет отправился, соленую воду давайте, если будет просить пить, чтоб еще больше жажда усиливалась. Можно ржавый гвоздь в брюхо засунуть во время операции и потом зашить ржавой иглой. Словом, можно использовать разные способы. У моих друзей на Майдане 135 способов умерщвления противника. Я могу достать таблицу с этими способами казни неверных.
- Бандеривцив, я им тоже симпатызую, будем лечить, как положено. А снотворное, смешанное с водой в вену - буль - буль и готово. Так добрэ будэ?
- Думаю, да.
- Эй, Параска, совещание медперсонала, срочно. Вказивка президента Януковича, - приказал главврач Лизоблюд, только что нарушивший клятву Гиппократа.
Вальцманенко гнал машину в другую больницу. И там проводил точно такие же переговоры. И они были успешными. Врачи давали клятву Гиппократа, но это было давно, они ее все забыли. Осталась совесть, но что такое совесть, врачи тоже забыли. Остался кошелек вместо души и совести. Может быть, если Украина выйдет из ямы, куда ее толкнула любимая Америка, этих врачей будут судить. И дадут им мало, ибо они заслуживают двести лет заключения в колонии строгого режима, но их никчемная жизнь скунсов, закончится быстро.
Вальцманенко вернулся на Майдан, разыскал Яруша, рассказал ему о своих успехах среди медиков. Как раз в это время они готовились ко второму штурму улицы Грушевского.
Яруш взял длинную веревку прикрепил к ней булыжник весом в два килограмма и пустил по головам сотрудников "Беркута". Сотрудник Федюкин получил серьезную травму головы и тут же упал. Его товарищи в спешке отступили и не успели его подобрать. Бендеровцы быстро подбежали, окружили и практически мертвого стали избивать коваными сапогами, поломав несколько ребер. Андрей затих.
- Мертв!
- Ничего подобного, - сказал Яруш. - Берите его за ноги и тащите в подвал. Там я с ним поговорю.
Два бойца по мерзлой земле, взяв за ноги беркутовца, дотащили и бросили его в подвал. Андрей полежал некоторое время, и пришел в себя от невыносимой боли. Боль была везде: в пояснице, в животе, в голове, в районе грудной клетки. Андрею было 39 лет. Он родом из Крыма. В Крыму супруга и две дочери. Он видел жену, она склонялась над ним и промывала его раны. И вдруг он заорал, сколько было сил.
- Зашей ему рот, - приказал Яруш будущему министру Яреме..
- Проволокой. Иголки у меня нет, и ниток тоже.
- Нет, проволокой не годится. Губы порвешь, а мне надо, чтоб рот был зашит и он не мог кричать. Поди, тебе ребята дадут, только зайди в правый сектор, там мои люди.
Ярема вернулся с целым мотком ниток и большой ржавой иглой.
- Приступай, - приказал Яруш.
- Боюсь: укусит.
- А ты сначала выбей ему зубы…сапогом, молоток не бери в руки, картину испортишь.
Ярема размахнулся и нанес удар в зубы больному почти бесчувственному человеку. Андрей замолк. Изо рта хлынула кровь.
- Я закрою ему рот носком, - сказал Ярема.
- Не надо: задохнется, а мне надо, чтоб он остался жив. Вытри кровь, она больше не будет идти. Приступай, учись. Я, когда служил в Чечне, русским глаза выкалывал, а потом приступал к умерщвлению.
Ярема зашил рот, затем взвалил полумертвого человека на плечи и вытащил на мороз.
17
"Скорая" прибыла через двадцать минут. Врачи вышли, но увидев человека в форме "Беркута", вернулись в машину. Музычко поднял палец кверху.
- Тут у нас один боец, он поскользнулся ушиб колено. Заберите его. Яруш велел.
- А что с этим мильтохой делать?
- Пусть погибает на морозе.
- Нет, заберите его тоже. Разрешаю поэкспериментировать над ним. Только смотрите, чтоб он не вернулся в строй.
- Разберемся, - сказала дама лет сорока. Она уже была в курсе и сегодня получила гонорар от главврача в размере пятисот долларов. За каждого умершего бойца в больнице, главврач обещал по сто долларов. - Грузите его, он должен умереть. Но не сегодня и не завтра.
- А кто ему зашил рот? - спросил мужчина, съежившись.
- Сам себе зашил, - заявила дама, брезгливо осматривая искалеченного человека. - А он еще живой, крепкий парень. Надо было дома сидеть, а не по столицам шастать. Иногородний, небось. Кто ему глоток воды подаст? Господь бог.
Глафира Кастратовна села рядом с водителем, а ее помощник Алексей Иванович в салон вместе с двумя больными. Бандеровца положили на раскладушку, а стража порядка на пол, как животное.
Алексей Иванович достал медицинские ножницы и флакончик с йодом, кусочек ваты и осторожно разрезал нитку, при помощи которой был зашит рот. Затем пинцетом вытащил нитки, промыл раствором и замазал раны йодом.
- Глафира Кастратовна, надо бы дать успокоительное человеку.
- Разве это человек? Это мильтон, пусть подыхает. Мы еще премию получим.
- Глафира Кастратовна, мне такая премия не нужна. Я не продаюсь, учтите. Сумку! Дайте мне сумку с лекарствами.
- Бери, но предупреждаю: пожалеешь.
- Как получится.
У входа в больницу подошли два санитара, погрузили больных на качалку, потом в лифт и увезли на третий этаж. Андрея погубило то, что он был в форме. Его сразу бросили на пол в коридоре, и к нему больше никто не подходил.
К бойцу - бандеровцу, который ушиб колено пришли земляки из Галичины, назначили ему сиделку, ученицу десятого класса Надю.
Андрей лежал у стенки на полу, и все время просил пить. Надя иногда, когда могла, когда никто ее не видел, приносила Андрею обычной воды из-под крана. Он выпивал до дна и благодарил.
- Говорите на ридний мове, пся крев, - с обидой в голосе, говорила Надя.
- Добже.
- Вот это другое дело. Может, я еще компот вам сумею принести.
Но Андрей попросил лоскуток бумаги и карандаш. Он как мог, нацарапал адрес супруги, живущий в Симферополе, и слезно стал просить Надю послать телеграмму в Крым.
Надя просьбу выполнила, никому не рассказывая о своем подвиге.
Но Андрей не дождался супруги. У него поднялась высокая температура, и он через два дня отдал Богу душу. Врачи не дали ему ни одного укола, не сделали рентген грудной клетки, где было сломано несколько ребер. Правая щека сильно раздулась, опухоль пошла от травмы черепа. Последний день он только хрипел. Он кого - то все время звал, пальцем как немой. Надя наклонялась к нему, но не могла разобрать, о чем он ее просит.
- Супруга ваша уже в пути, она едет, потерпи, немного, будь мужественным. О, матка боза, что это творится в наше время. Как так можно?
- Что ты бормочешь? - спрашивал Беккер, за которым она ухаживала.
- Я так не могу. Для меня все люди одинаковы, что бандеры, что русские, - говорила Надя, вытирая мокрые глаза.
Беккер тут же набрал номер, куда - то позвонил.
В тот же вечер Надю уволили. Вместо нее пришла учительница польского языка Ядвига Мирославовна, лет пятидесяти с красными змеиными глазами. Она достала яд, растерла его и сунула в рот умирающему человеку. Он зевнул несколько раз и отдал богу душу.
Жена приехала час спустя. Не успела.
- Эта участь ждет всех, кто воюет против народа, - сказала Ядвига Мирославовна. - Вы должно быть, русские. Так вам и надо псы поганые, мочкали паршивые. Кто наш самолет сбил, в котором летел сам президент, министр обороны и все правительство моей родины? Вы, русские свиньи.
- Успокойтесь, я этого не делала.
- Зачем отпустила мужа в Киев охранять Януковича, пся крев?
- Он сам ушел.
- Пшла. Взваливай его на плечи и в свой поганый Крым, где мы еще не навели порядка. Он будет переименован и будет именоваться Галичина–2. Пшла.
Вскоре подвезли новую партию раненых, двое из которых были в камуфляжной форме. Один с переломом руки, другой с раздробленными пальцами. Они были сидячими и ходячими, и пошли к главврачу напролом.
Главврач Кишка Владимир Дмитриевич ничего не мог сделать, пришлось оказывать помощь.
- Только, ребята, знаете что? Мы вам сделаем перевязку и отпустим. Вы дуйте домой, сбросьте свою форму и займитесь чем-нибудь, но только не охраной общественного порядка. У меня тут приказ министра, подписанный заместителем: легавых не лечить.
- Не может быть. Дайте нам копию этого приказа, мы его покажем министру Захарченко.
- Ваш Захарченко доживает последние дни. И вообще ваш президент бросил вас под пули безоружных в качестве пушечного мяса. Вот вы и гибнете, как ягнята. Нечего служить такому президенту. Он спасает свою шкуру, прикрываясь вами.
- Мы все поняли.
И солдаты вернулись домой в Кировоградскую область, и написали другим, своим сослуживцам, и среди сослуживцев распространился нехороший слух.
Президент по совету своих подчиненных, в основном членов совета безопасности распорядился перекрыть подъездные дороги к Киеву и издал об этом Указ. Хороший Указ. Но он действовал всего два дня, а потом его перестали исполнять. Если даже ликвидировать Майдан полностью, то это ничего не давало: его в течение суток заполнили бы галичане. Они свободно въезжали в Киев на своих машинах, на автобусах, на поездах. В президентской партии нашлись люди, которые стали понимать, что восставшие непобедимы и настоятельно рекомендовали своему лидеру принять более жесткие меры, затянуть вожжи. Но президент настойчиво повторял одну и ту же пустую фразу, а точнее романтическую фразу: любая революция не стоит ни одной капли крови.
Такому гуманному и пустому утверждению трудно было возразить. Под бременем этой правдивой фразы соратники президента стали опускать головы, полагаясь на авось.
Виктор Федорович и сам понимал, что надо бы что-то сделать, но его высказывание по поводу капли крови обошло все средства массовой информации, да и в Евросоюзе это поддержали. Нельзя нарушать, данное тобой слово. "Позвоню-ка я Путину, - подумал он и тут же стал набирать номер.
- Не верь никому, и прими должные меры, пока еще не поздно, - посоветовал ему Путин. "Гм, может он и прав, Надо провести Совет безопасности".