Земляки с радостью принесли все это добро, да еще копченого сала трехгодичной давности и черствого белого хлеба, у которого по углам пряталась плесень. Музычко уплел с полкило сала, вылакал одну бутылку водки и приказал почать другую. Его желудок, мощный как у быка, принял это как ребенок сладкую конфетку, трижды икнул и стал думать, что же делать дальше. Автомат за спиной придавал ему боевитость, а пальцы невольно нащупывали спусковой курок, но, понимая, что еще не мешало бы выпить, а удивить своих земляков чем - то необычным, еще успеет, он пока что только поглаживал ствол грязной ладонью. Он давно не мылся, не принимал душ: революция не способствовала этому, поэтому под мышками квасился волосяной покров, издавая дурной запах, как говорят в народе: запах перченого козла. Девушки, которых он душил в своих объятиях, всегда чихали, а мужики отворачивали голову и норовили сплюнуть. Но никто не посмел сказать: Сашко, надо бы того, подмышками поскрести, чешется у тебя там, небось. Это было бы для Сашко Билого оскорбением, и в отместку он мог раздавить любого как букашку.
- Ишшо стакан! Да ты шо, блядь? Вона, тот ребристый. - Музычко на мелочи не разменивается. - Как вы думаете, братва, городская администрация все еще работает? Мне навестить их охота, бля буду.
- Скоро пять часов, как раз они заседают. И прекуроры, и судьи, тама и сельские преседатели, и вся фунансовая мафия, - сказал друг Музычко Петро Отвертка.
- Тады я пошел. Только телевидение нужно, надо заснять шпектакль, который я им устрою. Отвертка, позаботься, будь другом.
- Будет исделано.
У здания областной администрации Владимир- Волынского на первом этаже дежурили два человека в милицейской форме.
Вооруженный до зубов Музычко крепко поднатужился и дважды выпустил пар из штанов. Получилось громче, чем выстрел из пистолета.
- Куда, зачем? - спросили милиционеры, вздрагивая от неуверенности в правильности поставленного вопроса и канонады, выпущенной из того места, на которое Музычко обычно садился.
- Ты шо, хиба ты не бачишь? Я - Музычко - герой Майдана.
- Нейзя!
- Нейзя, ты горовишь? - Музычко схватил милиционера за шиворот, приподнял выше своей головы и потряс, как веткой. Второй страж порядка тут же улетучился. Он залез в туалет якобы по надобности, но оттуда выйти не хватало смелости, а герой Майдана Музычко был уже на третьем этаже, где проходило совещание у губернатора области Пустомелько. Он широко открыл входную дверь и увидел сидящих за столом буквой "П" великих мужей и дам Волынской области. Реакция была мгновенной - злые глаза, искаженные злобой лица и у всех один и тот же вопрос: кто, зачем, почему?
Но Музычко, не говоря ни слова, выпустил автоматную очередь в потолок. Столы опустели в мгновение ока. На стульях никого не было, все скромно разместились на полу, по возможности спрятав голову промеж ног. Музычко расхохотался. Он обошел стол, прицеливаясь к голове каждого.
- Ну, шо, прекурор Гвоздодер? Я вижу, ты обгадился. Ладно, штаны поменяешь дома, а пока поднимись и открой окно: у вас тут вонь страшная.
И действительно, почти каждый оставил лужу на полу, как маленький ребенок.
- А смелые-то какие. К вам, бывало, не подступишься, по три месяца надо стоять в очереди на прием, опосля того, как запишешься. Прекурор, ты чего там сидишь? - И Музычко кованым сапогом дал прокурору в промежность. Прокурор взвыл, но стал на колени.
- Ничего, отойдешь. Вонь здесь, ты понимаешь это? Вы все описались и обосрались. Разрешаю всем занять свои кресла, ну? Кому сказано? Хотите жить - выполняйте приказ героя Майдана.
Услышав это волшебное слово "Майдан", все зашевелились и стали занимать кресла. Некоторые дамы, что были в шерстяных штанах, меньше пострадали: шерсть впитала мочу и теплая вступила в контакт с теплым телом, не оставляя особо заметных следов. Ну, а мужчины? Все были помечены.
Наконец, Гвоздодер открыв два окна в кабинете, хромая на правую ногу, вернулся к своему креслу и охая, погрузился в него, с заметно искаженным лицом.
Но Музычко не отставал от него. Он подошел сзади, схватил его за шиворот и приподнял высоко над столом.
- Иде уголовное дело, которое ты возбудил против Музычко осенью прошлого года? Ты знаешь, кто такой Музычко? Это моя кличка, а как мое настоящее имя?
- Сашко Билый - вор и убийца.
Автомат Сашко оставил на столе сразу после выстрела в потолок.
- Чичас я тебе прострелю башку этим пиштолетом. А пока повтори, кто такой есть Музычко.
- Сашко Билый - герой Майдана, - произнес прокурор.
- Вот это другое дело. А теперь подымись в свой кабинет и извлеки из своего сейфа постановление о возбуждении уголовного дела в отношении Музычко. Жду тебя десять минут.
Гвоздодер спустился к себе на второй этаж, а Музычко подошел к губернатору Задоплюйко.
- Пиши заявление об отставке, падло! Кто тебя назначил, Янукович? Так вот Януковичу скоро капец, ты понял, мурло- сверло?
Наиболее жестоко Музычко расправлялся с прокурорами, судьями и милицейскими начальниками. Никто с ним не мог справиться. Зная, что в Киеве бардак, что Янукович перестал контролировать ситуацию и управлять государством, областное начальство находилось в подвешенном состоянии. Никто не решился арестовать майданутого смутьяна.
- Ни, не буду писать заявление об отставке, я еще не все сделал для народа, хоть режьте, не буду писать никаких заявлений, пока не отслужу народу положенный срок, - произнес Задоплюйко.
Тогда Музычко привязывал губернатора к ножке стола и направил на него пистолет.
Молодой прокурор на Волыни, который так хотел жить, как всякий прокурор, втянул голову в плечи, несколько раз вздрогнул, а потом попросил бумагу и ручку. Музычко схватил его за галстук и приподнял к потолку.
- Ну, сука, ты буш писать заявление?
- Сашко Билый, дай бумагу, напишу, куда деваться?
- Ладно, пиши. А ты есть кто, главный судья области? Ты есть Веревка? Сымай штаны.
- Не буду.
Музычко достал автомат и направил дуло на Веревку. - Сымай, сказал. А, штаны мокрые. Вот у чем дело. Обгадился, значит. Ладно, прошшаю. Тогда начальника милиции подайте люди добрые. Начальник милиции есть?
- Так точно есть.
- Фамилиё.
- Рыбка.
- Рыбка, развяжи ему штаны и опусти вниз. А ты Веревка стой, не шевелись.
Рыбка выполнил приказание. Дамы что находились в зале, отвернулись в смущении и боязни, что с ними поступят так же, и только кое-кто из них проявил любопытство, чтоб не видеть то, что болталось у Веревки между ног.
- Что-то ничего нет. Откусили тебе, что ли? Га - га - га. Бабы не смотрите, вы там ничего не увидите. Вот если я вам покажу, ахните, у мене до колен. Кого из вас осеменить? Га - га - га! Не бойтесь, это я так, шутю. Шо, никто мой автомат не взял? Никто пиштоль не хочет взять, эх, слабаки. Помните: Музычко - герой. Пройдет месяц - два и вы увидите Музычко, шагающего по Красной площади в Москве. А этому Путину, я ему все отрежу, сука буду. Все, на этом можно закончить шпектаклю.
Депутаты, министры областного правительства захлопали в ладоши. Прокурор явился с постановлением о возбуждении уголовного дела в отношении Музычко и изорвал его на глазах великих людей области под дружные аплодисменты.
- Ну, Сашко Билый, ты герой Майдана, - произнес губернатор области Задоплюйко под дружные аплодисменты.
Весь этот экзотический спектакль был заснят на пленку местного телевидения, однако ж показан и по центральным каналам, в результате чего авторитет Музычко возрос до самих небес. Даже Яруш задумался и стал выдувать нос.
Когда Сашко Билый вернулся в Киев, исполненный величия и гордости за свой подвиг, о котором давно мечтал, сферы влияния на Майдане уже были окончательно распределены. Он, Музычко, остался посреди реки. Возможно, эта съемка повредила ему…с непредсказуемыми губительными последствиями. Так иногда бывает: взлет провоцирует падение в пропасть, откуда нет возврата. Должно быть, посол Пайетт переоценил вольное поведение революционера и сказал: убрать, нам такие не нужны.
Америка сделала ставку на Бакая-Яйценюха и Вальцманенко, оттеснив Фротмана.
Яйценюх задрал нос кверху и приходил теперь на собрания боевиков, как хозяин. Он долго и бестолково выступал, строил прогнозы, обещал героям Майдана золотые горы, но ничего не говорил о распределении должностей.
Он продолжал свою проповедь:
- Как только мы посадим президента за решетку, я тут же поеду в Вашингтон, встречусь с Бараком, попрошу его выделить Украине пятнадцать миллиардов долларов, затем навещу МВФ (Международный валютный фонд), там получу пятнадцать миллиардов и вернусь в Украину самым богатым премьером. А что такое богатый премьер? Это богатая страна. Каждый из вас сможет построить дворец в Крыму, нашем Крыму, который принадлежал Украине сотни лет. Я повторяю Крым - наш, а не Российский. Во- москалям (он показал комбинацию из трех пальцев). Если, конечно, Америка, не потребует Крым, в качестве подарка за финансирование нашей революции.
- И ты готов отдать Крым янкам? - не выдержал Яруш.
- Как народ, как народ.
- Я тоже хочу сказать слово, - поднял палец Тянивяму. - А мое слово такое: долой москалей. Красная площадь в Москве это украинская площадь, каждый москаль должен висеть на фонарном столбе от Москвы до Киева. Потом мы переименуем Москву в Бандероманию. Только надо победить фашистский режим Януковича. Ребята, деритесь, не жалея своих сил. Если потребуется, я сниму с Верховной Рады своих депутатов и сюда, на майдан, нечего штаны протирать. Пусть учатся мужеству, набираются стойкости, им это пригодится в борьбе с москалями.
15
Американский ястреб, скунс, он же сенатор, белоголовый, злобный старик, все искал место под солнцем, но судьба долгое время не проявляла к нему милости. Его самолет был сбит советской ракетой во Вьетнаме, он успел катапультироваться, но попал в плен и просидел в тюрьме около пяти лет. Потом вернулся в Америку, где началась его служебная карьера. Решетка вьетнамской тюрьмы не могла не повлиять на его характер, изломать психику. Так он стал трудным человеком. Кажется, дважды принимал участие в гонке выборной компании на пост президента США, но все время проигрывал. Не будем слишком пристально копаться в грязном белье непредсказуемого сенатора, скажем лишь, что он скрытен, мстителен и таинственен как скунс. Борьба за кресло президента всегда была бесполезной: американцы его не любили, конгрессмены ему не симпатизировали. Перепробовав много стран, где можно было бы наследить, он вдруг перекинулся на Россию, хотя в России никогда не был, а с русскими только встречался, но в полемику никогда не вступал. На ненависти к России, он буквально помешался. Возможно пиарился. Россия была модной темой не только в Америке, годы шли, жизнь близилась к завершению, а он, Маккейн, никак не мог добиться своей амбициозной цели.
Узнав, что на западе Украины неофашисты правят бал, что Америка играет в этом не последнюю роль, что его страна выделила пять миллиардов долларов на переворот в Украине, Маккейн обрадовался и засобирался в Киев. И не зря. В столице Украины это вызвало бурю восторга. Сенатор Маккейн - это будущее Америки, срок Барака скоро закончится, а Маккейн займет его место, и Украина может стать очередным штатом США. Да это просто милость небес! Есть за что воевать, наконец, пришла пора сказать москалям: геть москали!
Киевляне чаще стали посещать туалеты, чтобы освободиться от жидкости, наплывающей от бешеного восторга, старушки напекли много пирожков, наварили невероятное количество галушек и отнесли на Майдан бандеровцам-освободителям. Пацаны, старше двенадцати лет, напихали украинской горилки (бормотухи) вместо учебников и тоже отправились на Майдан. Это была эйфория, словно на Украину, спустившись с небес, должен был явиться сам Иисус Христос.
В кабинет Виктора Федоровича влетела Анна Герман.
- Виктор Федорович! Вам надо побриться и возможно постричься, можно я вызову лучших парикмахеров, ведь, вы, должно быть, знаете, завтра, к нам, в неньку Украину, прибывает Джон Маккейн. Джон, ах Джон, белоголовый красавчик! Вы наверняка в курсе: Джон Маккейн - американский сенатор, эдакий красавчик, старичок под девяносто, нет, под восемьдесят, но весомый, популярный во всем мире. Он успешно ведет дипломатическую войну с Россией, нашим заклятым врагом, ой, простите, с нашим другом. Женщины Украины от него в восторге. И я в восторге. Это все же американец, сенатор, это Джон, а не Иван. Джон, понимаете? Как я выгляжу, Виктор Федорович? Вы уж там, когда он зайдет в ваш кабинет, ручкайтесь с ним, низко опускайте голову и дарите ему американскую улыбку, можно на украинский манер, приседая и наклоняя голову до колен, рот до ушей, зубки начистить до блеска, духи французские и…и меня позовите, я чмокну его в щеку. Вы не будете возражать? И знаете, неплохо было бы, чтоб кто-то из вашей администрации, с тряпочкой в руках, а то и языком, если не окажется тряпки, навел блеск на обуви Маккейна, как это делают в Польше. А почему бы нет? Мы ведь не хуже поляков, правда, Виктор Федорович? Вон Польше сколько отвалили после того, как поляки доказали свою преданность при помощи языка. Язык у них, как метелка, они им даже улицы могут подметать. Мы ведь не хуже поляков, правда, у меня у самой польские корни и если никто не согласится, эту почетную миссию выполнить, я могу взять на себя. Ах, Виктор Федорович, вы так похожи на москаля, но, слава Богу, не стали им окончательно.
Виктор Федорович подошел к зеркалу, покрутил головой, как тыквой перед разрезом и нашел, что Анна права, и сам направился в кабинет, где дремала молодая женщина в белом халате - парикмахерша. Выйдя из парикмахерской, он снова стал перед зеркалом, отражающим его в полный рост, и как обычно, сложил ручищи и произнес: виноват, простите.
- Хорошо у вас получилось, Виктор Федорович, даже отлично, только вы забыли опустить голову, сделать наклон, а наклон вы можете сделать классический: у вас живота нет. Вот сделайте, попробуйте, я посмотрю. Так, так, отлично, молодчина. Сенатор достоин таких почестей. Я тоже хотела бы так сложить свои ручки, как вы, но у меня, к сожалению, не тот статус. Скорее, я буду все время приседать и делать губами чмок - чмок. Как вы думаете, Виктор Федорович, ведь Маккейн, после вас конечно, мужчина - во! Ну, я побежала.
За считанные минуты она обошла все кабинеты администрации президента, и даже не здороваясь, всем объявляла судьбоносную новость: Маккейн едет! Приводите себя в надлежащий вид.
Виктор Федорович тоже стал нервничать. Он как бы чувствовал, что Маккейн его не жалует. Полгода тому, когда он был у Барака, Маккейн тыкал в него пальцем и, не подавая руки, произнес:
- Ти есть москал. А ми москал чик-чик.
"Ну, вот сегодня, я усажу его в мягкое кресло, предложу чашку кофе с коньяком, и мы поговорим по-дружески. Я постараюсь убедить Маккейна в том, что мой взор, взор президента страны, направлен не на восток, а на запад, на запад, где размещены мои капиталы, - размышлял президент. Потом ему пришла идея отказаться от подписанных в Москве договоренностей, если сенатор Маккейн затронет эту тему. - Я поспешил с этим договором и кредитом тоже. Америка богаче России, она могла бы отвалить не три миллиарда долларов, а все тридцать".
Как и Анна Герман, он ждал завтрашнего дня.
Когда стрелки показывали два часа, президент засобирался в аэропорт. Ведь надо было встретить великого человека современности.
- Анна, позвони в Борисполь, узнай точное приземление самолета из Вашингтона.
- Сию секунду, сейчас, сейчас, прямо набираю, вернее, жму на кнопку. Алло, Алло! Уже прибыл, о боже. Виктор Федорович, сенатор Маккейн уже приземлился. Его встретил Яйценюх, представляете, какой пассаж. Как он посмел? Яйценюх! Это долговязое ничтожество встречает самого Маккейна. Но мы упустили, надо признать. Нам с вами надо было подъехать к взлетной площадке, уже давно надо было там быть, а мы…, эх мы!
- Но разведка мне донесла, что самолет с Маккейном прибывает в Киев в 16 часов. Тут что-то не так, тут заговор какой-то. Мне докладывают, что Яйценюх не вылезает из посольства США в Киеве, он часто там и ночует. Это посол Пейта пустил пушку, что в 16 часов самолет с Маккейном должен приземлиться в аэропорту Борисполь. А он приземлился раньше на два часа.
Президент тяжело вздохнул. Это была нехорошая новость. Должно быть, Америка сделала ставку на этого долговязого Яйценюха, такую его мать. Не зря он так нагло ведет себя не только на улице, но и здесь, в кабинете президента, когда ведутся переговоры об урегулировании взрывоопасной обстановки. Яйценюх пищит и даже размахивает руками, а Тянивяму посмеивается и смотрит на президента, как на убитого медведя.
Прошли еще два часа. Маккейна все нет. Где он, Маккейн?
Президент нажал кнопку.
- Начальник службы безопасности Украины генерал Якименко у телефона, - раздалось в трубке.
- Где сенатор Маккейн? Ты располагаешь такими сведениями?
- Он сейчас на Майдане произносит речь со сцены. Его внес на сцену наш Геракл Клочка. Маккейн клянет Россию, обвиняя ее во всех смертных грехах, и заверяет майдановцев в том, что при помощи Америки бандеровцы скоро будут шествовать по улицам Москвы. Ему надели лавровый венок на белую голову, а тройка в составе Яйценюха, Клочка и Тянивяму на коленях вылизывают ему ботфорты на глазах у публики. Тянивяму старается как никто: все норовит обнажить анус и навести там блеск. Дело в том, что этому жиду американцы не предлагают никакой должности в будущем правительстве из-за его ярко выраженных националистических взглядов. Правда, не все воспринимают его всерьез. Раздаются возгласы: не бреши, старик. Хватит трепаться, янки.
- Это хорошо. А какие намерения Маккейна? Я ведь его тоже жду.
- Вряд ли дождетесь. Ястреба Маккейна опекают руководители оппозиции.
- Ну, насчет ястреба будь осторожен, генерал. Какой же он ястреб, если…, если…
- Есть быть осторожным.
После сумбурной речи со сцены Майдана, Маккейн осмотрел разношерстную толпу, даже жал ручки дамам, выразил восторг баррикадами из мешков набитыми снегом и обильно поливаемых водой, взобрался на возвышенность, специально приготовленную к его приезду. Но будка показалась неудобной, не на возвышенности, как ему хотелось, он поморщился и произнес:
- Будка выше, будка - второй этаж, брать кукер (бинокль) и смотреть толпа.
- Сейчас доставим будку и еще одну будку. Положим одну будку на другую, получится второй этаж. Ты - коротконогий, тебе надо повыше, это видно. Она остеклена, там тепло. Подведем туда ток, ввернем лампу, вы поднимитесь наверх и будете глядеть в бинокль. Бинокль сейчас купим. Хороший бинокль стоит тысяча долларов. У меня деньги есть, - сказал Яйценюх, который только вчера в посольстве США получил пятьсот миллионов на нужды революции.
- Окей, окей. Ти, Крилка, Кролка есть наш чьеловэк.
Через сорок минут все было готово. Майдан был освещен прожекторами, люди, как пешки на шахматной доске в непонятной одежде, похожей на одежду аборигенов, передвигались с места на место: они мерзли и чтоб окончательно не замерзнуть, передвигались по заполненной народом площадке.