Неожиданно перед ними возникла преграда. Глубокий ров, по которому они шли, был засыпан впереди грунтом. Поднявшись наверх, они обнаружили, что это был своего рода мостик через ров. По насыпи пролегала грунтовая дорога – главная внутренняя дорога крепости, Бастионный шлях, зажатый в этом месте с двух сторон защитными валами и чем-то напоминавший собой длинный узкий коридор с высокими пятиметровыми стенами.
– Это место называется Перекрёстная лощина, – пояснила Жива.
– Что-то мне здесь не очень хорошо, – поморщила Майя носик.
Она почувствовала мгновенную слабость в ногах и резкую головную боль, словно голову её зажали в тиски. Ей почудилось, будто со дна траверза, который продолжался дальше за насыпью, поднималась какая-то негативная чёрная энергия, которая отбивала всякую охоту спускаться вниз.
– В этом месте всегда так, – подтвердила Жива.
У неё также появилось неприятное чувство "стискивающего шлема", словно кто-то костяными пальцами немилосердно сдавливал ей виски.
– Однажды я даже упала здесь в обморок, – призналась она.
– В обморок? – испуганно переспросила Майя.
– Ну да, потеряла сознание. Хочешь, покажу, где?
Майя кивнула головой и поплелась следом за Живой, спускавшейся в траверз по другую сторону от насыпи. Пройдя с десяток метров по дну лощины, они оказались у куста можжевельника, росшего на краю обрыва. Глубоко внизу располагалось ложе окружного рва, которое, возможно, когда-то было заполнено водой, а сейчас всё полностью заросло деревьями и кустарниками.
– Вот здесь у меня вдруг подкосились ноги, а дальше я ничего не помню, – показала Жива на место возле можжевельника. – Когда же я пришла в себя, то обнаружила, что лежу на земле. И вижу над собою Морока.
– Морока? – широко раскрыла глаза Майя. – Какого ещё Морока?
– Духа Лысой горы, – ответила Жива.
– А у Лысой горы есть дух?
– Конечно. Гора ведь, она живая, и у неё есть свой дух. Морок – это то, что выходит из земли. Иначе говоря, Мрак. Он-то и следит за всеми, кто заходит на гору. Но показывается он немногим.
– Жива, не морочь мне голову. Ты уже задолбала меня своими страшилками.
– Не хочешь, не слушай. Но я реально тогда увидела над собой его лицо. А потом… чувствую… будто в меня входит что-то из земли… какая-то сила. Именно тогда я и получила от Морока свой дар – криком создавать ветер.
В то время, как Жива всё это рассказывала, Майя краем глаза заметила за её спиной в сплетении ветвей, листьев и веточек сквозное очертание лица человека. Ясно были видны глубокие пустые глаза, стиснутые губы, впалые щёки.
– Жива, – испуганно прошептала она.
– Что? – обычным голосом спросила Жива.
– А как он выглядит?
– Ну, у него, – принялась объяснять Жива, – такое сквозное лицо…
– Такое же, как… за твоей спиной? – тихим шёпотом спросила Майя.
Жива повернулась и вновь, как и в прошлый раз, увидела то самое прозрачное лицо, лишь отдалённо напоминающее лицо человека. Оно стояло на месте, не двигалось, и тем было страшнее на него смотреть. Майя отвела взгляд, но неотвратимая сила вновь заставила её поглядеть в ту сторону. Сквозящие глаза влекли к себе, притягивали взор, они словно гипнотизировали её.
– Это Морок? – прошептала Майя.
Жива молча кивнула.
Внезапно Майя почувствовала, что у неё земля уходит из-под ног. Словно подкошенная, она упала на спину. Услышав падение тела за своей спиной, Жива обернулась и бросилась к ней.
– Майя, ты что! Да что же это! Майя! Вставай! Я что сказала!
Майя лежала неподвижно с открытыми глазами, но как будто не видела её.
Жива принялась тормошить её, приводя в чувство, но безрезультатно. У Майи был такой застывший взгляд, как будто она была в прострации.
– Я как знала! Я как знала, – запричитала Жива, – что тебя не стоило приводить сюда.
Майя всё слышала и видела, но не могла двинуться. Сквозное лицо Морока нависало над ней за спиной Живы. Майя не могла оторвать взгляд от его бездонных глаз. И, как ни пыталась, она не могла закрыть свои глаза, хотя сверху слепило солнце. Безжалостное, огненное, всевидящее око. Самое главное божество на планете, без которого жизнь тотчас прекратится.
– Облако! – беззвучно произнесла она. – Облако! – мысленно попросила она у сквозного лица. – Хочу облако! – потребовала она у Морока.
Перед глазами её от напряжения появились белые точки. Не мигая, Майя продолжала смотреть сквозь его прозрачное лицо в небо до тех пор, пока мельтешащие белые точки в синеве, находящиеся в непрерывном движении, не стали соединяться друг с другом. И вот в небесах просто из ничего возникли белые пушинки, из которых затем образовалась крошечная дымка.
Усилием воли Майя заставила её уплотниться, и вскоре рядом с солнцем появилась на безоблачном небе маленькое белое облачко.
Жива хлестнула двоюродную сестру по щеке, приводя в чувство. Будь Майя в сознании, ей наверняка было бы больно от такого удара. Но по лицу Майи проскользнула едва заметная улыбка. Как будто ей понравилось то, что её ударили по щеке. На самом деле, ей доставляло удовольствие нечто другое. То, что её желание исполнялось. Облачко накрыло солнце, давая передышку её глазам, но вскоре пёрышко уплыло, и небесное светило вновь заслепило ей в глаза.
– Ещё! – беззвучно потребовала в мыслях Майя. – Хочу ещё облачко! – попросила она. – Хочу много облаков! – приказала она.
И они не замедлили явиться. Весь небосклон покрылся тончайшими перистыми облачками, которые, видоизменяясь, стали превращаться в пуховые, ватные, барашковые облака.
Невыразимое счастье охватило Майю. Она почувствовала в себе опьяняющее чувство власти над природой. Безудержная радость перекатывалась в ней словно пузырьками шампанского.
Жива этого не замечала. Она испуганно приложила ухо к груди Майи и прислушалась. Услышав, как оглушительно бьётся её сердце, она с облегчением вздохнула, и в это время Майя пришла в себя. Ресницы её вздрогнули, сжатые губы раздвинулись и первое, что она произнесла, было слово:
– Морок…
– Что? – не поняла Жива, но всё равно обрадовалась. – Ну, наконец-то! Что это с тобой было? Почему ты не отвечала?
Майя приподнялась на локтях.
– Я не могла. Я всё слышала, всё видела, но не могла произнести ни слова. Он всё время смотрел на меня.
– Кто?
– Морок.
– Он и сейчас смотрит? – замерла Жива. У неё почему-то не возникало желание его снова увидеть.
– Нет, – с сожалением покачала Майя головой, – сейчас нет. Его больше не видно.
– Это хорошо. Вставай!
– Я не могу встать. У меня всё тело будто онемело.
– Я тебе помогу.
– Мне не хочется вставать.
– Со мной было то же самое, когда я впервые увидела его. В тот раз земля, как магнит, притягивала меня к себе. И до сих пор притягивает. С тех пор земля даёт мне силы. Иногда мне хочется просто зарыться в неё, и вообще не вылезать оттуда.
Майя вдруг хихикнула.
– Ты чего?
Майя засмеялась в ответ.
– Я не вижу в этом ничего смешного, – недовольно пожала плечами Жива.
Не обращая на неё внимания, Майя продолжила заливаться неудержимым звонким смехом.
– Прекрати, – не поняла её веселья Жива.
Но Майя смеялась совсем не потому, что ей было весело. Она чувствовала, как к ней возвращаются силы. Вернее, она чувствовала, что в неё входит другая, совершенно неведомая ей сила. Теперь она могла всё.
Она попыталась встать. Жива помогла ей подняться. Майя сделала шаг, словно это был первый шаг в её жизни.
– Вот это да! О! О! – воскликнула она. – Ничего себе!
Она словно прислушивалась к себе, к тем новым ощущениям, которые происходили в её теле, и гримасы улыбки, радости и восхищения своим новым состоянием сменялись на её лице одна за другой. Её пошатывало. Подставив ей плечо, Жива обняла её за талию и помогла выбраться из траверза на насыпь.
Некоторое время сёстры, обнявшись, шли молча по Бастионному шляху. Неожиданно Майя остановилась. Расправив плечи и выпрямив спину, она дала понять Живе, что больше не нуждается в её поддержке.
Майя вдруг поняла, что только что благодаря Мороку она получила и свой дар.
23. Сгори, ведьма, в пламени идолов!
Воодушевлённый победой над зелёным змием и удавшимся изгнанием бесов из одержимых людей, о. Егорий решил завершить намеченное и поспешил туда, откуда, по его мнению, исходило первоначальное зло и распространялась по всему миру пагубная зараза.
Он отправился к языческому капищу, чтобы на корню уничтожить находящихся там идолов. За всё время пребывания на Лысой Горе, ему никак не удавалось попасть туда, поскольку там постоянно кто-то находился. На этот раз ему повезло. Убедившись, что поблизости никого нет, о. Егорий перекрестился перед канавкой, ограждавшей капище, и переступил её.
Затем он ещё дважды осенил себя крёстным знамением: перед дубовым истуканом с ножом в руке и перед вырезанным из осины божеством песиголовцев – вздыбленным из земли оскаленным псом.
Он напрямую пересёк огороженное свежестёсанными брёвнами кострище и решительно направился к грозным идолищам, чтобы рассмотреть их поближе. Задрав голову, он предстал, наконец, перед четырьмя изваяниями Перуна.
Вид у них был жутковатый. Вырезанные из цельных дубов, все четыре идола были похожи друг на друга. У каждого на голове были шлемы, грудь они прикрывали мечами с непонятными рунами на клинке, сбоку же они заслонялись щитами, на которых также были изображены какие-то символы.
Обходя идолов вокруг, дьякон обратил внимание, что все они были на одно лицо. У всех были длинные узкие носы и густые усы подковой, но отличия среди них всё же были. Один выделялся нахмуренными бровями, другой – глубокими мешками под глазами, третий – морщинами на лбу.
Четвёртый идол стоял с надутыми щеками и с открытым ртом, готовый в любую секунду выдуть из себя не просто ветер, а яростный вихрь, способный в одночасье обложить ясное небо чёрными тучами, а затем, напугав обидчиков раскатистым громом, поразить их внезапной молнией.
Словно заподозрив недоброе, налетел вдруг ветер и начал раскачивать верхушки деревьев, окружавших поляну. Дьякону почему-то показалось, что ветер исходил из открытого рта, нависавшего над ним Перуна.
Заглянув во внутреннее пространство между идолами, он заметил, что все четыре изваяния изнутри обуглены, и туда вполне мог поместиться человек. Злорадная улыбка проскользнула по его угрюмому лицу. "Как видно, не я первый уже пытался это сделать. Мне предстоит завершить начатое!" – самодовольно подумал он.
Чернобородый дьякон беспокойно оглянулся. Не заметив никого вокруг, он присел на корточки и раскрыл чёрный саквояж. При новом порыве ветра буйно цветущая рядом груша тут же осыпала его чёрную спину белыми лепестками.
Из саквояжа он вынул двухлитровую пластиковую бутылку со "святой водой", уже ополовиненную в борьбе с зелёным змием и при изгнании бесов из одержимых людей. Но оставшейся жидкости вполне ещё хватало, чтобы довести задуманное дело до конца.
– А что вы тут делаете? – неожиданно раздался чей-то голос за его спиной.
Инквизитор оглянулся и заметил выходящую из-за цветущей груши женщину в красном сарафане.
Та самая ведьма!
– Я? Да вот, – потряс он бутылкой, – место сие освятить хочу.
– Святой водичкой? – догадалась Навка.
– Именно, – зыркнул на неё чёрными глазами дьякон, но тут же, смилостивившись, спросил, – а это не вы тут, случайно, ищете свою дочку?
– Я. А вы что… видели её?
– Да.
– Где? – подошла она к нему поближе.
– Вон там! – показал он бутылкой направо. – В той яме.
– В яме? – ужаснулась Навка и бросилась в ту сторону.
И тут же упала, оглушённая сзади этой самой пластиковой бутылкой по голове.
Пришла в себя она от резкого запаха бензина. Попыталась закричать и не смогла: рот её был залеплен липкой лентой чёрного скотча.
Навка попробовала избавиться от него и поняла, что это невозможно: руки её были чем-то связаны. Более того, она сама была привязана скотчем к одному из чуров.
Широко раскрыв от ужаса глаза, Навка заметила безумного инквизитора, который обходил идолов по кругу и широко, крестообразно хлестал на них горючую жидкость:
– Во имя отца… и сына… и святого духа…. Аминь.
К счастью, до идола, к которому она была привязана, он не успел дойти: бензин в бутылке закончился. Когда на дне её не осталось ни капли, инквизитор отбросил пластиковую бутылку в сторону и осенил Навку крёстным знамением:
– У-у, чертовка, – злобно произнёс он. – Будь проклята ты, наложница дьявола, невеста сатаны.
Навка что-то замычала в ответ и в изнеможении покрутила связанными за спиной руками. "Что делать? – суматошно думала она. – Отсюда мне не вырваться! И никого, ни одного человека рядом. Ну, где они? Куда они все подевались? Неужели никто мне не поможет? Нет, никто! Ведь я даже на помощь не могу никого позвать!"
Оказавшись в безвыходном положении, Навка обратила свой взор к небу. Закатив глаза, она с мольбой обратилась к солнцу. Теперь только оно могло ей помочь.
Дьякон заметил, как Навка, глядя на верхушки деревьев, колеблемые ветром, что-то зашептала про себя. Как ни странно, ветер начал усиливаться, и на синем небе появились серые облачка. Они росли и темнели прямо на глазах.
– Призывай, призывай своего Перуна, – злорадно усмехнулся инквизитор. – Только вряд ли он тебе сейчас поможет.
Неожиданно солнце над его головой померкло, накрытое небольшой тучкой. Оглядевшись по сторонам, инквизитор поспешно вытащил из кармана спичечный коробок, вынул из него спичку и чиркнул по боковой поверхности коробка. Спичка почему-то не вспыхнула. Безумный инквизитор чиркал ею до тех пор, пока она не сломалась. Навка благодарно подняла глаза к небу.
Недовольно покачав головой, дьякон вынул вторую спичку и, повернув коробок другой боковой поверхностью, на удивление, легко поджёг её.
– Сгори же, ведьма, в пламени идолов! – с ожесточением произнёс инквизитор и бросил горящую спичку в ближайшего идола.
Налетевший порыв ветра в ту же секунду затушил пламя, и погасшая спичка, не долетев, упала на землю. Навка вновь благодарно подняла глаза к небу. Тучка уже ушла, и на нём вновь сияло солнце.
Третью спичку инквизитор предусмотрительно прикрыл ладонями. Вспыхнувший в пещерке из рук огонёк инквизитор бережно поднёс вплотную к идолу.
Навка с ужасом смотрела на колеблющееся пламя. Ещё секунда, и всё! Безумный инквизитор протянул горящую спичку к облитому бензином идолу, и… непонятно от чего она вновь погасла.
– Ах, ты ж ведьма треклятая! – разъярился дьякон.
Навка и сама не понимала, кто спас её на этот раз.
24. Дар Майи
Минуту назад солнце над головой Майи также неожиданно померкло. Подняв глаза кверху, она увидела, что его накрыла небольшая тучка. При этом небо вокруг по-прежнему оставалось ясным и безоблачным, хотя ветер уже вовсю раскачивал верхушки деревьев.
– Дождя! – вдруг сказала Майя.
– Что? – не поняла Жива.
– Я хочу дождя! – потребовала Майя. – Дождя!!!
Жива подозрительно посмотрела на неё.
– Майя, что с тобой?
Внезапно ей на голову упала крупная капля. Майя также провела рукой по щеке и глянула вверх: тучка приблизилась и повисла прямо над ними.
– Видишь? – обрадовалась она. – Получается!
– Что получается? – с недоумением спросила Жива.
– У меня всё получается! – радостно воскликнула она и вновь потребовала, – я хочу больше дождя!
И как по заказу редкие, но крупные капли стали одна за другой усеивать дорожку. При этом солнце открылось и сквозь призму капель засияло ещё ярче. Это был прекрасный, блистающий, словно бисер, ослепительный дождь! Но Майе солнечного дождика почему-то показалось мало.
– Хочу, чтоб был ливень! – сказала она.
– Ты чё, ненормальная? – рассмеялась Жива.
– Да, я – ненормальная! – подтвердила Майя. – Я стала ведьмой! И я хочу, чтобы был ливень!
…Когда на лоб инквизитора упала крупная дождевая капля, он сразу понял, отчего погасла спичка. Чёрные оспины слепого дождя, одна за другой покрывающие землю, подтвердили его догадку.
"Откуда он мог взяться?" – дьякон провёл рукой по лбу и с удивлением посмотрел на солнце, выглянувшее из-за единственной тучки на синем небе.
Навка также глядела вверх, умоляя небеса пролиться более обильным дождём.
– Чёрт, дьявол! – вышел из себя инквизитор.
Ко всему он заметил мелькнувшую вдалеке за деревьями бритую голову знакомого парня в камуфляже. О. Егорий тут же присел, не желая быть обнаруженным, и торопливо выхватил из коробка очередную спичку.
Обнаружив привязанную к идолу женщину в красном сарафане и углядев сидящего перед ней дьякона, бритоголовый грозно закричал:
– Эй, поп! Ты что там делаешь?
Четвёртая попытка оказалась более удачной, и горящая спичка коснулась облитого бензином чура. Тот вспыхнул мгновенно. Огонь от него в один миг перекинулся на другого идола, и через секунду уже все три пылали так, что пламя поднялось до небес. Инквизитор тут же бросился прочь, захватив с собой по пути лежавший на земле топор.
Злой поначалу устремился за ним, но, глянув на объятых пламенем идолов, на то, как языки огня уже касались привязанной к четвёртому чуру Навки, он, не теряя времени, кинулся на помощь к ней. Выхватив из кармана куртки нож, он одним движением разрезал липкую ленту, которой она была примотана к идолу.
Освободившись, Навка замычала, показывая, что руки у неё тоже связаны. Злой первым делом сорвал с губ её чёрную полоску скотча, а затем освободил ей руки. Несмотря на начавшийся дождь, огонь, между тем, охватил уже все четыре чура.
Ожесточённо размахивая сорванной с себя курткой, Злой тут же бросился сбивать пламя с идолов, но вскоре ему стало ясно, что потушить этих четырёхметровых великанов невозможно, ни ему одному, ни даже всей бригаде чистильщиков.
Неожиданно дождь усилился и полил, как из ведра. Ливень стеной обрушился на идолов и прямо на глазах погасил огонь.
Глядя на белый дым, поднимавшийся над обожжёнными чурами, промокшая насквозь Навка улыбалась, до сих пор ещё не веря своему спасению.
Злой с облегчением провёл рукой по своей стриженной налысо голове, но опомнившись, тут же бросился вдогонку за инквизитором.
Сбежав по крутому склону на самое дно Русалочьего яра, чернобородый дьякон спрятался в глухой чаще за огромным дубом. Прислушиваясь к каждому шороху, он крутил головой из стороны в сторону. По его бороде стекали капли дождя. Вскоре он услышал, как треща ветками, кто-то продирался сквозь кусты, и вскоре увидел в ста метрах от себя знакомого бритоголового парня в камуфляже. Не заметив за дубом инквизитора, тот побежал дальше, поднимаясь вверх по склону.
О. Егорий облегчённо вздохнул, и в глазах его засияла радость от только что совершённого. Он сделал то, что изволил. Он сжёг идолов. И в придачу ведьму.