Люди в чёрных костюмах молча переглянулись и как-то странно усмехнулись, давая понять, что они и есть те самые. Кто же в действительности находился перед ними, определить было довольно сложно. Глаза их, как назло, были скрыты чёрными очками, а головы были покрыты чёрными шляпами. Видимо, неспроста.
– Только попробуйте нам что-нибудь сделать, – с вызовом ответила Жива.
– А то что? – поинтересовался русоволосый.
– А то! – дерзко ответила Жива.
Русобородый усмехнулся и кивнул чернолицему:
– Они, видимо, хотят нас напугать, Дэн. Тебе страшно?
– Очень, – деланно испугался Дэн. – А знаешь почему, Михаил?
– Почему? – пожал плечами русоволосый.
– Потому что стоит им только закричать, как тут же поднимется буря, способная ломать деревья, как спички.
Майя и Жива удивлённо переглянулись друг с другом.
– Ты глубоко ошибаешься, – покачал головой Михаил. – Даже если они и закричат, их никто не услышит.
– Так что, им даже рот зажимать не нужно?
– Нет.
Чернокожий подошёл к ним ближе.
– Ещё один шаг, и я закричу, – предупредила Жива.
Дэн сделал этот злополучный шаг.
Жива завизжала, вернее, она открыла рот, чтобы завизжать. Но визга своего почему-то не услышала. Голос у неё внезапно исчез, вместо крика получался только сип, как будто она кричала в себя.
Майя также попробовала закричать, но и у неё ничего не получилось.
– А-а, – просипела она. – Так это вы украли Зою? Что вы с ней сделали?
– Пока ещё ничего, – признался Дэн.
– Вы хотите принести её в жертву? – прошептала Жива. – Выпить её кровь?
– Нет большего заблуждения, чем это, – мягко заметил Дэн, сняв очки, и потерев безымянным пальцем левое веко. – Настоящие вампиры не пьют кровь у людей!
В правом глазу его Жива заметила вертикальный зрак.
– Ты не вампир, – прорезался вдруг у неё голос.
– А кто? – удивился Дэн.
– Ты – аспид! – призналась Жива.
– Ха-ха, – усмехнулся ей разоблачённый аспид, выстрелив на полметра вперёд свой раздвоенный язык. – Значит ты видишь меня? Но где же это ты видела змею, которая пьёт кровь? Тем более, что пить её нам запрещено. Кровь – это душа любого тела. А ваша красная кровь – это рабская кровь.
– Что же ты тогда делаешь? – испуганно воскликнула Майя.
Тупо уставившись на неё, человек-змей ничего не ответил. Русобородый херувим также сохранял молчание. Хотя глаза их были скрыты за чёрными очками, Жива по положению головы проследила, куда был направлен взгляд аспида. Дэн смотрел в нижнюю корневую чакру Майи.
Неожиданно у той подкосились ноги, и она осела на землю.
– Что с тобой? – бросилась Жива к двоюродной сестре.
– Я не чувствую ног, – обессилено прошептала Майя.
Сразу поняв, в чём дело, Жива кинула на аспида гневный взгляд.
– Что ты с ней сделал, гад?
– Ничего, – ответил Дэн, вновь показав свой длинный язык. – Я ведь даже не касался её! Но уж если коснусь, то мало вам не покажется.
– Что вам нужно?
– Нам нужно, чтобы вы немедленно убрались с горы. Здесь не должно быть посторонних. Тем более тех, кто видит нас.
Жива потянула сестру за руку.
– Вставай!
– Я не могу, – чуть не плача, ответила Майя.
Жива резко провела рукой за спиной сестры, делая зигзагообразное молниеносное движение и тем самым словно обрубая невидимые нити.
– Молния, сверкай!
Затем она тут же коротко хлопнула в ладоши и громко прокричала:
– Гром, греми! Перун, помоги!
Услышав призыв к Перуну, к самому главному из славянских богов, и непосредственно к их прежнему хозяину, аспид и херувим испуганно замерли.
Неожиданно Жива заметила, что сверху по спуску на них с огромной скоростью мчится чёрно-красное пятно. Этим пятном оказался велосипедист на горном велосипеде в чёрно-красном облегающем трико с защитным шлемом на голове, тот самый, чей портрет был нарисован на подпорной стене.
– Бежим! – кивнула она сестре, схватила её за руку, и они вместе стремглав бросились навстречу приближающемуся байкеру, оставив иных позади.
Развив сумасшедшую скорость, велосипедист со свистом пронёсся мимо расступившихся в стороны двух девушек в традиционных украинских нарядах, резко затормозил и едва не сбил с ног двух людей в чёрных шляпах.
10. Амфисбена
Когда круг замыкается – история повторяется, продолжал разглагольствовать перед экскурсантами босоногий гид. Согласно древней легенде, землю нашу опоясывает мировой змей, кусающий сам себя за хвост. Змея этого называют Уроборос, и, как символ, он олицетворяет цикличность жизни и смерти – вечность и бесконечность. "Мой конец – это моё начало".
Кроме того, змей, пожирающий свой хвост, обозначает одну часть человечества, которая уничтожает другую. Считается, что место, где Уроборос пожирает свой хвост, находится на одной из лысых гор.
Одни утверждают, что впервые это произошло на Голгофе в земле обетованной более двух тысяч лет тому назад, затем змея видели во время второй мировой войны на германском Брокене, и вот недавно Уроборос был замечен в Киеве, "в логове змиевом". Впрочем, некоторые считают, что на Лысой горе Девичьей поселился вовсе не Уроборос, а двухголовая змея Амфисбена.
Те, кто видел её, рассказывают, что хвоста у этой змеи нет. Выглядит Амфисбена так: одна голова у неё – спереди, другая – сзади. Передвигаться она может как в одну, так и в другую сторону. Подобраться к ней практически невозможно, потому что, пока спит одна голова, вторая бодрствует. Иногда Амфисбена засовывает одну голову в пасть другой и катится так, как обруч.
Третьи на полном серьёзе доказывают, что на самом деле всем заправляет семиголовый змей Левиафан, несущий хаос, и очень скоро он появится здесь. Как бы там ни было, если уж столько змеев обитает на Лысой горе, значит, где-то рядом находится и само пекло.
Впрочем, новейшие научные исследования доказывают, что это самое пекло находится вовсе не под землёй, а на солнце. На снимках со спутника очень хорошо различимы в пламени гигантских протуберанцев миллионы человеческих лиц.
И, действительно, откуда взять столько огня под землёй, чтобы черти смогли поджаривать на сковородках столько людей? Но, даже признавая это, никто не будет возражать, что чистилище – то самое место предварительного содержания перед отправкой на солнце – находится всё-таки под землёй.
Ну, а там, где гуляют черти, где-то поблизости должны быть и ведьмы. Неслучайно же веками они слетались сюда на шабаш. Играли здесь в свои поганские игры, водили вокруг костров языческие хороводы. Пока их самих на тех кострах не сожгли да не утопили в Днепре перед входом в Ведьмин Яр тысячу лет тому назад. С тех пор на долгое время Лысая Гора и перестала принадлежать ведьмам.
Вначале она перешла во владение монахов, которые прятались здесь от уйгуро-хазарского ига. Затем она стала принадлежать военным и превратилась в секретный объект. Что-то они там рыли, что-то добывали, что-то сооружали. Дорылись, говорят до полуторакилометровой глубины, нашли там даже урановую руду, во время войны производили танки, а после войны поставили вышки.
Потом и военных оттуда убрали, и стало на Горе тихо и пусто. Но, как говорится, свято место пусто не бывает. Поэтому сюда вновь слетелась всякая нечисть.
По Горе стали шастать люди в чёрном: всякие мистики-маги, разыскивающие места силы, и другие подозрительные личности в балахонах с капюшонами, утверждающие, что Лысая гора – это "usb-порт" или "телефонная будка" для связи с иными. К сожалению, без обратной связи. Хотя, бывали случаи, когда ответы на вопросы шли мгновенно.
А затем появились на Горе первые язычники, вслед за ними показались и ведьмочки. Ну, а там, где вновь объявляются ведьмочки и непокорные язычники, ждите в скором времени и змею, кусающую себя за хвост. Неважно, как она называется: Уроборос, Амфисбена или Левиафан. Главное: когда круг замыкается – история повторяется.
– Ну что, проспорил, Гог? – ухмыльнулся лысый дидько. – Чьё яблочко он съел? Никто не хочет жить вечно, а вот прозреть многие хотят.
Сивый дидько в ответ зашипел от злости.
– Магог, ну сколько можно! Ну, зачем ты подстрекаешь смертных к самому тяжкому греху. Зачем ты подбиваешь их к неповиновению? Разрешаешь то, что мной запрещено! Зачем ты их сбиваешь с толку? Что с того, что они кое-что увидят? Ведь им никогда не стать равными нам!
Сивый дидько с негодованием схватил лысого за грудки и, оторвав его от земли, стал трясти им так, словно хотел вытрясти из него душу.
Прозревший Димон-А с изумлением увидел, что чёрные шаровары и красная рубашка лысого покрылись вдруг змеиной чешуёй. Затем обе ноги его слились вместе и превратились в змеиный хвост. Хвост его рос прямо на глазах и неумолимо тянулся к сивому, у которого тело также приобретало вид змеи.
– Вы что, змеи? – не поверил глазам своим Димон-А.
– Ох уж эти люди, – покачал головой Гог. – Повсюду им мерещатся эти змеи.
– Змеи, змеи, повсюду одни змеи, – злорадно рассмеялся Магог.
Неожиданно хвосты их соединились в одно общее змеиное туловище, в совместное туловище для двоих: лысый и сивый стали единым целым. Димон-А увидел перед собой двуглавую змею. Ту самую амфисбену, о которой упоминала Навка.
– Ни змея себе! – расширились у него глаза.
К сожалению, О’Димон, отказавшийся от яблока, ничего этого не видел.
– Как ты мог, Магог! – продолжала неистовствовать седовласая голова.
– Главное, Гог, ты проспорил! – отвечал ему голова лысая. – Главное – результат.
Внезапное замедление, сдвиг , – и… тут неожиданно Гог зевнул. Он зевнул так широко, что рот его вдруг стал огромной пастью. Такой огромной, что в ней вполне могла поместиться человечья голова. Димон-А уже ясно представлял себе, чья, – и в ужасе отшатнулся. Но в пасть попала не его голова, а лысая голова Магога.
Пытаясь вырваться, Магог принялся дёргаться и выгибать спину. А поскольку ног у него не было, а было одно на двоих змеиное туловище, то вскоре это выгибание привело к тому, что змея приняла форму обруча. От сильного напряжения она переливалась всеми цветами радуги: от бело-сине-красного до жёлто-голубого.
С ужасом наблюдал Димон-А, как седовласая голова Гога не только не выпускала лысую голову Магога, но даже заглатывала её в себя всё глубже и глубже. При этом змеиный обруч засветился вдруг исключительно красно-жёлтым светом. Его сияние было настолько ярким, что Димону-А пришлось невольно прикрыть глаза и отступить на несколько шагов.
Пожирая одну из своих голов, амфисбена покачивалась из стороны в сторону, и наконец, сдвинувшись с места, покатилась вниз по дороге, как брошенное с горы пылающее колесо. На повороте, как раз на середине Змеиного спуска, она вдруг остановилась и, словно задумавшись, некоторое время стояла, не падая. Затем змеиный обруч неожиданно резко закрутился на одном месте, отчего сияние его возросло в несколько раз, после чего с огромной скоростью покатился назад в гору.
Через мгновенье сверкающая амфисбена вновь пронеслась пылающим колесом мимо изумлённого Димона-А и ничего не подозревающего О’Димона, а ещё через мгновенье исчезла из виду.
11. Порядок здесь наводим мы
Майя и Жива помчались вверх по трамплину с такой прытью, словно они понеслись не в гору, а вниз с горы. Велосипедист в чёрно-красном трико с защитным шлемом на голове с недоумением поглядел им вслед. Плечи у него были хоть и покатые, но широкие. Парень явно качался. Облегающее трико лишь подчёркивало объёмность грудной клетки и рельефность мышц.
– Чего это они? – спросил он у людей в чёрных шляпах.
– А кто их знает? – пожал плечами русоволосый.
Убедившись, что никто их не преследуют, девушки остановились в отдалении на вершине первого горба и перевели дух.
– Наверно, качка увидели и испугались, – усмехнулся чернолицый.
Нелепая шутка не понравилась байкеру. Чем-то они показались ему подозрительными. Тем не менее, перед тем, как двинуться дальше, он осведомился у русобородого:
– А, случайно, вы тут девушку… в белом платье не видели?
– Видели, – неожиданно ответил тот ему.
– Где? – обрадовался велосипедист.
– Вон там, – показал ему темнокожий. – В самом низу, возле высохшего озера.
Илья Муромский встал на педали и помчался в указанном направлении. Спешившись через пару минут перед котлованом, полностью заросшим сухим, полутораметровым очеретом, он громко позвал:
– Зоя!
Но никто не отозвался ему. Лишь ветер неслышно колыхал сизые метёлки тростника, сплошной стеной поднявшегося на месте высохшего озера, и гнал волны поверху, создавая иллюзию живого водоёма.
– Зоя! – вновь позвал он и прислушался.
Ему показалось, что в зарослях тростника кто-то скрывался. Там явно кто-то был.
– Зоя? – с вопросительной интонацией позвал он.
Ответа не последовало, но сухие стебли очерета в том месте подозрительно колыхнулись.
Бросив велосипед на землю, Илья спустился на дно котлована и пошёл в ту сторону. Мягкие метёлки на длинных жёлтых стеблях доставали ему до подбородка. Найти девушку в таких зарослях было непросто.
– Зоя, ты здесь? – спросил он.
Неожиданно где-то совсем рядом послышалось заливистое пение птицы. Это был явно соловей. Откуда он здесь? Не рано ли? Ах, да, ведь завтра ж начало мая.
Он, как зачарованный, прислушался к соловьиным руладам, изумляясь разнообразию, полноте и силе звуков. Тёхканье мгновенно сменялось посвистом, за которым следовало ульканье, курлыканье и щёлканье. Почти без перерыва мелодичные трели сменялись громкими и отрывистыми звуками. Соловей то замирал, то откидывал новые неожиданные коленца. Понять же, где он находился, было невозможно: пение лилось то сверху, то снизу, то спереди, то сзади.
Покрутив головой, Илья вдруг вздрогнул от испуга, обнаружив за своей спиной знакомую русобородую голову в солнцезащитных очках и в чёрной шляпе. Причём трель соловья тут же прекратилась. Что за чёрт! Как удалось ему так быстро оказаться здесь, да ещё так незаметно и неслышно подобраться? Тем не менее, не подавая вида, он спросил у русоволосого:
– Где вы её видели?
– Вон там, – показал рукой тот.
Пока Илья вглядывался в колеблемые ветром тростниковые волны, русобородый быстрым движением завёл ему правую руку за спину и резко наклонил его так, что голова его скрылась в волнах. И хотя русоволосый не отличался богатырским телосложением, в его движениях чувствовалась такая мощь, что даже здоровенный, накачанный Илья мгновенно покорился его силе.
– Офигел, что ли? – не понял Муромский, безуспешно пытаясь освободиться.
– Веди его сюда, – послышался голос чернокожего, стоявшего на берегу котлована.
Русоволосый вывел скрюченного Илью из высохшего озера на широкую тропу, и чернолицый тотчас, ни слова не говоря, принялся обыскивать его. Вывернув карманы байкерских брюк, чернокожий обнаружил в одном из них начатую упаковку жевательной резинки, которую он тут же выкинул. Затем он присел на корточки и зачем-то задрал до колена одну из штанин Ильи. После этого он стащил с другой его ноги кроссовку и так же небрежно отбросил её в сторону.
– И что дальше? – с недоумением спросил Илья.
Русобородый заломил ему руку выше и слегка подтолкнул вперёд, чтобы тот упал на колени. Илья вскрикнул от боли и неожиданности.
– Не бойся, не бойся, – успокоил его чернолицый.
– А я и не боюсь.
– Я знаю. Мы ведь уже давно присматриваемся к тебе.
– А кто вы?
– Мы? – переспросил его чернокожий. – Какая разница, кто мы? Главное – это выяснить сейчас, что представляешь собой ты.
– Ты – Муромский? – неожиданно рявкнул на него русобородый.
Илья напряжённо стиснул губы.
– Отвечай! – бородатый заломил ему руку так, что тот лбом коснулся земли.
– Да, – кивнул он.
Русоволосый слегка ослабил хватку, позволив Илье поднять голову.
– Так вот, Илюша, – присел перед ним на корточки чернокожий, – скажи мне, пожалуйста, что ты здесь забыл?
– Я?
– Ты-ты… а также твои ребятки… во главе с вашим бригадиром.
– Ничего мы здесь не забыли.
– Тогда какого дьявола вы сюда пришли?
– Мы? Ну, это… Мусор сюда пришли убирать, порядок навести.
– Порядок здесь наводим мы, – поднял указательный парень кверху чернокожий. – Запомни это.
– Вы – это кто?
Чернолицый посмотрел на белолицего и усмехнулся:
– Неважно. Как нас не назови, суть не изменится. Мы – сущие, мы везде. И всё на вашей земле принадлежит нам.
Илья округлил глаза:
– И эта гора тоже?
– И эта гора тоже, – подтвердил чернокожий.
– Вот как? – удивился Илья. – А я всегда думал…
– Меня не интересует, что ты думал, – перебил его чернолицый. – Ты лучше скажи, что замышляет ваш бригадир.
– Спроси у него сам!
– Я спрашиваю у тебя.
– Пусть он сначала отпустит мою руку, – потребовал Илья.
Русобородый отпустил его руку. Воспользовавшись этим, Илья тут же вскочил на ноги и кинулся прочь.
Но далеко убежать ему не удалось. За спиной своей он вдруг услышал соловьиный посвист – настолько пронзительный, что уши у него заломило, как в самолёте при наборе высоты, а затем, словно наткнувшись на невидимую преграду, Илья споткнулся на ровном месте и в одно мгновенье растянулся на земле. Подняв голову, он вновь увидел перед собою чернокожего, сидящего на корточках.
– Так что замышляет ваш бригадир?
Илья попытался встать, но тут же ощутил тяжёлый ботинок русобородого на своей спине.
– Пусть уберёт ногу, – вновь поставил Илья условие.
– Убери ногу, – кивнул чернолицый напарнику. – Ему всё равно некуда деваться.
Русобородый убрал ногу. Илья тут же вскочил и помчался к трассе, но через несколько метров после очередного соловьиного посвиста вновь упал, споткнувшись на ровном месте. Он, что, Соловей – разбойник, что ли ? – подумал Илья. Поднявшись, он рванул снова и снова упал, словно кто-то всё время ставил ему невидимую подножку этой своей милицейской трелью.
В очередной раз вскочив на ноги, он понял, наконец, что является причиной его падений, и решил никуда не бежать, а дождаться своих преследователей. Кто-то из них явно владел звуковой психотронной техникой подсечки бегущего на расстоянии. В это было трудно поверить, но факт оставался фактом, другого объяснения своих падений Илья найти не мог.
Первым к нему подошёл чернокожий и тут же упал, сражённый ударом его кулака. Русобородый, шедший следом, замер от неожиданности. Такой наглости от подопытного кролика он не ожидал. Муромский бросился к нему и обманным движением руки свалил его с ног ударом в пах.
Воспользовавшись заминкой, Илья тут же кинулся прочь. Впереди была видна железнодорожная насыпь, за которой по восьмиполосному Столичному шоссе в обе стороны сновали машины. Через пару метров широкая тропа раздваивалась на две тропинки. Одна уводила влево под гору, другая сворачивала к огромной плакучей иве, нависшей над котлованом. Её зазеленевшие ветви сплошной занавесью склонялись до земли.