Он долго с ноющей скулой бродил по засыпающему городу, пока наконец не добрался до двухэтажки Урсула. Позвонив "сокумарнику", сообщил, что "кингстоны пустые", срочно требуют "дозаправки".
В такие минуты он представлялся себе самому прыгуном с трамплина. Главное - качественно оттолкнуться, и тогда будешь лететь долго-долго…
Мама, мамочка… Ну зачем ты ходила к Ворзонину?!
В последнее время он думал о матери несколько иначе, нежели раньше. В сердце что-то екало, перед глазами проплывали красноватые разводы… Сразу вспоминался случай, за который было немного стыдно перед матерью до сих пор. Но признаться ей в этом он бы никогда не смог. Кажется, это случилось в начале мая.
Почему-то он вернулся из школы раньше времени, кажется, сбежал с алгебры. По обыкновению улегся на тахту и включил телевизор. Без звука - как всегда любил. Именно в этот момент в дверях повернулся ключ. Мать забежала домой на короткое время. Савелия в квартире она никак не ожидала застать. Быстро сбросив туфли в прихожей, помчалась к себе в комнату.
Когда сын неожиданно скрипнул дверью и высунулся в проем, мать вздрогнула. Не ожидая, что он окажется дома, как-то вся сконфузилась, покраснела. Бросив дежурную фразу типа "Почему ты не в школе?", быстро отвернулась. Мгновенно поняв, что его присутствие здесь лишнее, он ответил, что урок отменили по причине болезни учителя, и скрылся в своей комнате. Замер у прикрытой двери и прислушался.
"Здесь что-то не то, - пробурлило в голове, словно винт теплохода крутанулся несколько оборотов, поднял пену и вновь замер в глубине. - Надо подождать, и все станет ясно. Ждать, ждать!"
Он чувствовал, что поступает скверно, но…
Ощущение порочности, какой-то нестандартности, непохожести на других со знаком "минус" - этого в его жизни было хоть отбавляй. И дело тут не только в употреблении наркоты или размере главного органа. Ему по жизни нравилось совсем не то, что остальным. Так сложилось, он таким пришел в эту жизнь.
Когда одноклассники, все как один, поворачивали головы в сторону проплывающей мимо фотомодели, он смотрел в противоположную. Ему нравились то полные, то плоские, то со впалой грудью… А первой его любовью была вообще хромоножка. Инвалид детства. Девочку в шестом классе перевели в специальную школу.
Как он ненавидел рекламу косметических средств, устраняющих все природное и естественное. Выходило, что девушка должна искусственно блестеть и пахнуть, фальшиво двигаться и выглядеть. Получалось, что окружали его манекены, у которых не было ничего своего.
Особенно его раздражал парфюм. Уловив изысканный аромат, исходящий от одноклассницы, он готов был разочарованно развести руками: и ты туда же, и ты такая же, как все.
Какая это свобода вкусов! Где тут индивидуальность? Здесь ею и не пахнет! Возможно, в этом скрывались причины его бегства внутрь от суеты показушного мира, этой дешевой, помпезной реальности. Для того, чтобы быть таким, какой он есть. Где царит настоящая, подлинная свобода, а не тысячи условностей.
Вот и сейчас, стоя у дверей в своей комнате, он с жадностью ловил каждый звук, доносившийся из комнаты матери. Поскольку нутром чуял, что произошел выплеск чего-то естественного, чего нельзя предусмотреть. И это волновало, разжигало, подстегивало.
За дверями щелкали шпингалеты, скрипели половицы. "Туалет - ванная - снова туалет", - без труда определял сын "дислокацию" матери. Почему-то хотелось, чтобы она поскорее ушла. Чтобы он остался один и ему никто не мешал. Хотелось больше всего на свете!
- Савушка, я там рыбу с майонезом пожарила, - донеслось до него из прихожей. - Поешь, потом посуду помой, не забудь… Я побежала.
- Не забуду, ма, пока.
Едва за матерью закрылась дверь, он на цыпочках проскользнул в ванную. Открыв воду, чтобы если вдруг мать вернется, то ничего противозаконного не заподозрила, он с замирающим сердцем открыл корзину с грязным бельем.
Они лежали сверху, ее розовые скомканные трусики. Красивые, с ажурным краем… Он долго рассматривал их в тусклом свете лампы, затем прижался к ним лицом и начал медленно втягивать ноздрями запах.
Ничего подобного он до этого не ощущал. Вроде бы ничего особенного, но почему-то хотелось вдыхать и вдыхать. Рука сама потянулась в трико, в плавки, где нарастало напряжение с каждой минутой. О, это было что-то!
Савелий осторожно вышел в коридор и заглянул в туалет. Так и есть, в мусорном ведре лежал крохотный белый сверток, - использованная мамина прокладка. Он развернул липкие "крылышки"…
Вот оно, настоящее. Вот она, истинная горечь жизни без прикрас, без парфюмерного камуфляжа… Савелий кончил минут через десять, едва не потеряв сознание. Аккуратно вернув на место и трусики, и прокладку, прошел в свою комнату. В душе гнездилось что-то необычно-большое, совершенно незнакомое, впервые испытанное.
Поддержка с воздуха
Аркадий чувствовал, как тревога Вениамина за будущее медленно, но верно передавалась ему, врачу "скорой" образца начала века. Обстоятельства сложились столь причудливо, что без этого "чужого" будущего для него могло не быть его "кровного" прошлого. Если Вениамин-Клойтцер не выполнит своей миссии, если благополучно Аркадий его не отправит обратно ("Назад, в будущее" - совсем как в фильме Р. Земекиса), то у самого доктора ничего не выйдет, не сложится. На этом хрупком долговязом пареньке для Аркадия сконцентрировалось все. Жизнь, любовь, успех…
Программу-минимум он выполнил, аборты в клинике отложили до завтра. Водитель "газели" теперь не скоро "отмажется". Гораздо сложней оказалось отделаться потом от Люси. Вернее, от ее ненасытного "чумового" секса. Она "пропахала" доктора "вдоль и поперек", с кокаином и без… "Жертве" порой казалось, что до встречи с ненасытной нимфоманкой он вообще не "трахался", а так, неумело баловался с женщинами.
Несколько часов после этого Изместьев "отмокал" в джакузи, смазывал своего "меченосца" разными гелями, не переставая ломать голову над вопросом, как в принципе отговорить путану от прерывания беременности? Как ее уболтать?
Реальность втиснулась в поток его мыслей наподобие иглы, вспарывающей тугую вену. Он с бригадой возвращался на газели "Скорой" на подстанцию после тяжелого вызова.
Как всегда, травили анекдоты, подкалывали друг друга… Необходимо было снять напряжение. После случая с Поплевко никто не вспоминал о нем, словно сговорившись. Естественно, помалкивал и Изместьев о своих дальнейших отношениях с "воскрешенным". Интересно, что бы о нем коллеги подумали, проговорись он о своих планах…
"Ворзонин" - неожиданно всплыло спасительной соломинкой в воспаленном мозгу. Вот кто мог с проституткой помочь радикально. Всегда спокойный и рассудительный, никогда не порющий горячку и доводящий тем самым подчас до бешенства… Наш лысый друг Паша!
Пусть последние месяцы они не контачат из-за того разговора, около ресторана "Солнечная Аджария" на юбилее Кедрача. Это ж надо, такое заявить: я боготворю твою жену, а ты, тормоз, блин, не ценишь, какой ангел идет с тобой рядом по жизни… Возможно, возможно… Но сейчас Изместьеву думать не хотелось об этом.
И на счет сына тоже: мол, не интересуешься., не знаешь, сколько бабок он на наркоту тратит… В принципе, так оно и было. Только зачем интересоваться тем, что через несколько дней растворится в пыли мироздания?! В этой реальности Изместьева ничего не держит, он все для себя решил. Он готов на любой компромисс, все оправдано. Ради великой цели, как любили говорить отцы и деды… Только они все приносили в жертву светлому будущему, а он - прошлому. Все незамутненное и светлое сконцентрировано для доктора сейчас там, в далеких восьмидесятых. Как бы парадоксально это ни звучало.
С Ворзониным он сделает вид, что не помнит того разговора возле ресторана. Только бы сработало.
- Пафнутьич, - рявкнул неожиданно для себя Аркадий. - Поверни сейчас по Куйбышева, там через пару кварталов будет центр "Красота и здоровье", мне с одним психотерапевтом перетереть одно дельце нужно.
- Сделаем, Аркадий Ильич, - кивнул водила, сбавляя скорость.
- У вас что, проблемы? - вполголоса поинтересовалась медсестра Леночка, сверкнув подведенными глазками. - Может, не стоит сразу к психиатру-то. У нас на подстанции есть люди, способные помочь…
Аркадий прыснул от смеха:
- У меня не эти проблемы, Ленок, - с ударением произнес доктор, - поэтому грязные мысли, которые косяком ходят в твоей головушке, ты выкинь куда подальше.
- Вот и мне кажется, что не эти, - продолжила в том же духе медсестра, глядя в упор на доктора. - Иначе мы бы с вами их обязательно решили, правда?
- Всенепременно, - огрызнулся Изместьев.
Уже перед самым кабинетом заведующего Центром Аркадий замедлил шаги: как объяснить коллеге и однокласснику необходимость прерывания беременности у проститутки? С чего это вдруг тебе "сбрендило", док? С каких это пор ты стал беспокоиться о путанках, которые "залетают" по несколько раз в году? У тебя что, мало с сыном проблем???
Он попытался сосредоточиться. Как назло, в голову лезли глупости типа "беспокоюсь о дальней деревенской родственнице, совсем еще неотесанной, ничего не соображающей…" Так и не успев придумать ничего удобоваримого, Аркадий вздрогнул от щелчка открываемой двери. В проеме стоял Павел:
- Какие люди в Голливуде! - прогремело на весь коридор. Павел посторонился, приглашая одноклассника в кабинет. - Каким ветром: Норд-ост? Зюйд-вест?
Кажется, он что-то промямлил в ответ, начиная, как всегда, свекольно краснеть. Минут через пять смущение прошло. Ворзонин его понял буквально с полуслова:
- Зачем, почему… Аркадя, мне по барабану все это, - буквально огорошил он готового к отказу доктора. - Я вижу, что в трудный час ты обратился ко мне, это льстит. Это для меня важно. И я в лепешку разобьюсь, но тебе помогу. На войне есть такой термин: поддержка с воздуха. Так вот, я буду этой самой поддержкой, уловил?
- Спасибо, конечно, но с чего ты взял, что у меня трудный час? - насторожился Аркадий.
- Ты на себя в зеркало взгляни, и самому все станет ясно, - развело руками светило психотерапии и вдруг закрякало с немецким акцентом: - Я ф-ферю, что просто так ты пы не попросил. Кте, кофоришь, котовится к апорту твоя путаночка? Палата намба … скоко? И кокта? Какой эташ? Клафное - не опостать, тальше - тело текники…
Зная Ворзонина не первый год, Аркадий не стал обращать никакого внимания на его речевые выкрутасы. Не может Павел иначе, не-мо-жет! Без словесного выкаблучивания у него створожатся мозги.
Договорившись о сроках, уточнив все детали, одноклассники расстались. Напоследок Павел заверил:
- Будь спок. Сегодня же вечером ее навещу. Завтра ты ее не узнаешь. Запрограммирую на пожизненное материнство. При малейшем желании убрать беременность ее начнет так корежить, что она будет готова выносить не только свою беременность, но и "за того парня", как пели в годы нашей молодости. - И, перекрестившись, он закатил глаза: - Хоть одну невинную жизнь спасу на этом свете.
* * * *
Удаляясь от Центра "Красота и здоровье", которым руководил Ворзонин, доктор рассуждал о том, что его внешний вид сейчас никакого значения не имел. Когда перед ним открывались такие перспективы, такие возможности, зачем ему обращать внимание на внешний вид?
В этом теле он, возможно, последние дни находится. Какая разница, как он при этом выглядит?! У него есть дела поважней. Например, оказавшись в далеком 1985 году, всего за 5 месяцев до выпускных экзаменов за курс средней школы, он должен будет идеально подготовиться по физике, химии, алгебре, литературе… Поскольку Аркаша Изместьев образца середины восьмидесятых - отличник, идущий на золотую медаль. Это значит, четверок на экзаменах быть не должно.
От настигнувшей его догадки он даже свернул в аллею Парка Культуры и присел на первую подвернувшуюся скамью. Как он сможет соответствовать имиджу, если мозги у него будут сегодняшние. Не станет же он объяснять своим школьным преподавателям на выпускном экзамене правила транспортировки больных с черепно-мозговой травмой, в самом деле!
Изместьев! Решай задачи по мере их поступления. Вот перенесешься благополучно в доперестроечный рай, там видно будет. А пока нечего воду мутить. Преждевременно.
С этими словами он благополучно поднялся со скамьи и направился к выходу из парка.
Ниже уровня асфальта
Терзайся теперь догадками… Что он имел в виду, говоря напоследок "помогу тебе"? Потом, спустя несколько секунд, - "Обязательно помогу! Только потерпи немного". Ну, не любовника же он хотел ей подобрать, в самом деле! Упаси, господи!
Если это действительно так, то его, Павлика, авторитет упадет для нее ниже уровня асфальта. И уже никогда не поднимется. Ольга не собирается изменять мужу. Какие бы диагнозы ей ни ставили гинекологи! Пусть это усвоят все потенциальные особи мужского пола, которым суждено так или иначе встретиться с ней. Ей противна сама мысль об измене. Если же он имел в виду что-то другое…
Она старательно разбивала плоскорезом комья глинистой почвы, готовя участок для цветника. Мысли в голове крошились наподобие глины. Тот разговор с Ворзониным в его кабинете, куда она забрела в отчаянии после неутешительного диагноза подруги-гинеколога, она, словно ком земли, разбила на несколько мелких кусочков.
Павел ее тогда утешил, как мог, утвердил в мысли, что диагноз может быть ошибочным. Что не все так однозначно, как выглядит в устах врачихи. И, когда она, убаюканная его монотонной речью, успела вздремнуть и проснуться, когда поднялась с кушетки и собралась покинуть кабинет, он пробубнил, что обязательно поможет ей. Быстро, скомкано, словно не ей, а самому себе выдал, но она разобрала.
Едва потом собралась уточнить, что он имеет в виду, в дверь грубо постучали. Через секунду в кабинет впорхнула "бальзаковка" с крашеными под платину волосами, колыхающимися шеей и бюстом. В карих глазах, придавленных пудовыми ресницами, читалось однозначное желание затеять скандал. Даже способностей Павла могло не хватить, чтобы прервать поток "бальзаковского" красноречия.
Их сеанс, короче, был прерван. Ольга осталась один на один с вопросами. Комом вопросов. Сейчас она кромсала их, как могла.
Запыхавшись, решила сделать перекур. Ландшафтный дизайн - модное название, на которое неплохо "клюет" неопытная молодежь. На практике в трех случаях из пяти оказывается, что тебе предстоит копать, садить, полоть, рыхлить, черенковать… То есть, заниматься всем тем, что укладывается в должностную инструкцию обычного садовника.
К тому же прослеживается явная сезонность: с мая по сентябрь ты бываешь занят процентов на 200, а с сентября по май - как хочешь, так и живи. Хорошо, что Ольга заведует "Зимним садом" во Дворце культуры: у нее круглогодичная занятость. У ее коллег все иначе, кому как повезет.
Еще один "ком", который ей следует как можно быстрее "разбить" - ошарашивающая новость о сыне. Словно снег на голову. Они с Аркадием не подозревали, что Савелий тратит на наркотики столько, сколько их семейному бюджету не снилось даже в самом радужном сне. Вернее, у них с Аркадием были розовые очки… Они не хотели об этом думать. Их устраивал тот паритет, то положение вещей, которое было. Пусть деньги периодически исчезали из дома. Как выяснилось, суммы были просто микроскопические по сравнению с истинными цифрами. Откуда у выпускника школы такие деньжищи? Кто ответит? Кто поможет? Савелия подобные вопросы выводили из себя…
Но она - мать, и должна знать про своего сына все. Особенно когда тому шестнадцать, и впереди - выпускные экзамены. Какие бы шторма не сотрясали семейное суденышко Изместьевых, родительских обязанностей никто не отменял.
Да, ее сын - наркоман. Этот приговор, клеймо, меч дамоклов… она готова нести в одиночку. До конца. Не маленькая давно, умела расшифровывать в глазах подруг, знакомых, коллег сочувствие с оттенком жалости… И это унижало, расстраивало.
Откуда у ее сына такие деньги? Куда он делает уколы? Куда периодически исчезает на неделю? Вот они, ключевые вопросы повестки дня. Она тысячу раз разглядывала его локтевые ямки, его ступни и голени, - нигде не было даже намека на следы инъекций.
Непонятность, неопределенность - хуже всего на свете. Когда она спрашивала лечащего врача об этом, тот многозначительно поднимал вверх указательный палец, дескать, если есть в наличии и болезнь, и наркотик, то путь введения всегда найдется. Можно не сомневаться. Путь введения в данном случае мелочь, о которой и говорить-то смешно.
Может, она не знает чего-то такого, чего и не хватает для его спасения. Ее несчастному мальчику, ее Савелию. Его грубость и жесткость - все напускное, защитное. Он запутался, его надо вывести за руку из лабиринта на свет. Пусть это демагогия, но что-то надо делать.
Парень подсознательно ищет помощи. Он очень одинок. Кто ему поможет, если не она?
С Аркадием выяснять что-либо бесполезно. Он давно уже отстранился от семейных проблем. И, прежде всего - от сына. Словно это не его семя, не его кровинка. Слово у него есть другие дети, есть выбор…
У Ольги выбора точно нет. Чаще нее из родителей в школе, где учится Савелий, бывают разве что педагоги.
Раушания Гараевна, классный руководитель, полностью на ее стороне: звонит на сотовый всякий раз, как только Савелий пропускает уроки. Обе женщины понимают, что это означает лишь одно: очередной заплыв.
После этого звонка жизнь Ольги перетекает в иное измерение; все, что не касается Савелия, как бы перестает для нее существовать. Она напрочь забывает о еде, сне и работе. Как правило, это заканчивается в худшем случае - милицией, в лучшем - стационаром, в котором ее сын дольше недели находиться не может, - либо сбегает, либо его выписывают из-за невозможности дальнейшего содержания.
Боже, не дай свихнуться, наложить на себя руки. Ей всего тридцать восемь!
Следующий "ком" - банкирша Аленевская. Ольга знала ее, как одноклассницу мужа, не более. Что-то было, кажется, у них в юности. Но сколько воды утекло с тех пор! Выходит, первая любовь не стареет. Савелий просто так "мутить воду" не станет. Дыма без огня не бывает.
Какое-то предчувствие у Ольги было. Не слепая. Стоит ли сейчас затевать скандалы, бить тарелки? Сердце еще долго будет болеть, но ничего уже не изменить. Слишком долго все тянется.
Желтый снег за ярангой
Мозг Кристины начисто отказывался искать в окружавшем ее сумбуре подобие хоть какой-то логики. Возможно, кто-то понимал, что происходит, но только не она.
Вначале к Клюкве, абсолютно "безбашенной", надо признать, особе, пожаловал очкастый усач с отполированным наподобие елочной игрушки, черепом гигантских размеров. За размер головы девушка тотчас нарекла его Глобусом.
Приторным голосом ведущего телепередачи "Спокойной ночи, малыши" Глобус попросил ее, то бишь Кристину, покинуть на несколько минут "аудиторию". Последнее относилось к крохотной палате "три на четыре", в которой они, "случайно залетевшие с разбега", как любила выражаться Клюковка, смиренно ждали "экзекуции".
Ожидание, признаться, затянулось. Из-за наркотиков, найденных в одном из биксов со стерильным материалом. В результате этого, отнюдь не пионерского, надо признать, поступка, все плановые операции, в том числе и аборты, в медсанчасти отложили на сутки.