- Чайник браги, - заземлил он Олега. - Могу поделиться, кстати. Более того, могу все отдать. Да и мало мне одного поцелуя, посущественней что-нибудь бы. Поворачивай, Пахомыч, в парк культуры. Едем выводить из комы одного паренька. Сахарный диабет, классика, можно сказать.
Сколько пареньков, дедушек и бабушек ему довелось "выводить" из комы за прошедшие годы… Упомнить невозможно. Пространство города невозмутимо бороздили несколько десятков "повторно рожденных", тех, кому Изместьев "завел" остановившееся сердце. Кто-то даже поздравляет открытками в День медицинского работника и в Новый год. Последний праздник - особенно символичен. Можно сказать, роковой день для Изместьева. Признаться честно, побаивается доктор этого дня… Вернее, ночи, боя курантов.
Дело в том, что его самого однажды "завели" фактически под бой курантов, в одну из новогодних ночей. Когда-то, в новогоднюю ночь с восемьдесят четвертого на восемьдесят пятый, он открывал бутылку шампанского, и она выстрелила раньше времени. Пробка угодила ему в открытый глаз… Такие вот встречались бутылки в застойные годы.
Рефлекторно случилась остановка сердца. На его счастье среди гостей оказался доктор, а "скорая" примчалась на редкость быстро. Доктора звали Стефан, он приходился Изместьеву дядей. Именно в ту новогоднюю ночь Аркадий решил стать врачом. Что было, то было, из жизни не вычеркнуть.
Сорт майонеза
На дворе август, а у нее на душе - поздняя осень с заморозками и длинными ночами. Что ж, Ольга Матвеевна, проскочить критический вираж своей жизни "на ура" не удалось, это надо признать. Глупо сейчас округлять глаза, делая вид, что ничего подобного она не слышала никогда. Может, и не слышала, но чувствовала интуитивно. На уровне подкорки, как любил иногда выражаться ее муж. Так сложилась жизнь. А сломать это "сложившееся" не у каждой мужества хватит. Большинство женщин предпочитают двигаться по линии наименьшего сопротивления.
Генриетта, в принципе, никаких Америк для Ольги не открыла. Так, выплеснула то, что сама выучила назубок, как опостылевшую роль. И - отправилась принимать следующую, возможно, такую же горемыку, как и Ольга, а может, еще хуже… Неужто сама Генриетта такая суперправильная, неужто у самой график над кроватью висит?
Спокойно, ровесница, до тебя никому нет дела. Кто-то троллейбус ждет, кто-то такси ловит. Бомжи сосредоточились над мусорным баком, словно шахматисты над доской. Утомленно-упакованная мадам с двойным подбородком вдоль витрины с покупками тащится, свое мешковатое отражение разглядывая. Может, самое главное и не купила… Ей точно наплевать, насколько и у кого внутри что выросло. Это не на носу, дуреха! Миома, миома… Название подошло бы к майонезу. Гм, господа, разрешите вам предложить "высококалорийную миому". К мясу, к макаронным изделиям… Дошутишься, ровесница, не ровен час!
Поворот, проходной двор, клиника. Может, зря она со своими тараканами к нему, Павлику? Вывалит сейчас, огорошит… Надо это ему? Небось пациентов полный коридор. И все - к доктору Ворзонину. Для всех он - доктор Ворзонин, а для нее просто Павел. Хотя между ними ничего не было. Правда!
А могло бы. Еще как! Стоит ей лишь глаза опустить в нужный момент.
Как странно. У нее есть муж, но в своей проблеме Аркадию она не признается даже под страхом смерти. Другие бы - наверное, скорее всего, но не она. Период откровений, "хрущевской оттепели" между ними бесследно прошел. Сейчас - застой, отчуждение. Как-то сложилось так: одно к другому, кирпичик к кирпичику, глядишь - вау, стена покрепче берлинской.
Она пришла со своей болью к Павлу. В принципе, к чужому человеку. В принципе…
Они познакомились больше года назад. Ольга что-то планировала для его психотерапевтического центра… Проект был фактически готов, а они все болтали, болтали. Ольга чувствовала легкость, почти девичью бесшабашность. То, что улетучилось тотчас, стоило ей выйти из кабинета. Может, Ворзонин загипнотизировал ее тогда?
Потом, спустя какое-то время, она обратилась с просьбой пристроить Савелия. У парня была как раз ломка. И опять - легкость, решаемость любых проблем, даже таких тяжелых, как эта. Сына достаточно эффективно пролечили. Хоть и сорвался он вскоре. Он всегда срывался, тут ничего не попишешь.
Сейчас ей кажется, что с Павлом они росли вместе, в одном дворе. Хотя доктор утверждает, что это было в предыдущей жизни. Может, несколько жизней назад. В иную историческую эпоху. Ольга с ним не спорит. Его правоту в подобных вопросах она признала давно.
Он чертовски мудр, этот доктор Ворзонин. Не зря его женщины обожают. Вон какой "малинник" у кабинета. Самый сок приема! Она приблизилась к двери ровно настолько, чтобы посеять панику в стройных рядах поклонниц, но к открытой конфронтации прибегать не стала. Сотовый телефон для чего создан?
- Павел, это я… в коридоре… у твоего кабинета. Надо бы поговорить.
Ни разу еще он не требовал уточнения: кто именно у кабинета, всегда узнавал с первого раза.
Сегодня ей показалось… Только показалось, что в его глазах мелькнуло, пусть на долю секунды, но она прочитала. Разгадала, как ребус. Мужики, в принципе, все одинаковы, и этот психотерапевт с кучей регалий и научных званий - увы, в потоке. Отнюдь не исключение.
Жутко примитивный народ! Нехитрый выбор между сексом и всем остальным. Если перед ними интересная женщина, то весь спектр взаимоотношений с ней тотчас раскалывается на "это" и все остальное. Остальное может быть чем угодно: уборка квартиры, варка борща, совместное конспектирование, работа над презентацией, прыжки с парашютом. В зависимости от пристрастий, уровня или этапа взаимоотношений… Но все это туго напичкано по одну сторону, по другую - только секс. По другую сторону свобода, масса пространства - воображай, фантазируй, оттягивайся. Но - на уровне плоти, с подключением инстинктов, рефлексов и прочей запрограммированной мокроты, как любит выражаться ее муж.
Эх, Ворзонин, Ворзонин… И ты туда же. Запущена цепочка под кодовым названием "как использовать ситуацию". Как сыграть "в одни ворота". Конечно, Ольга пришла сама, на лице все написано. А ты, кобелиное семя, пользуешься. Так пользуйся же, дрянь!
Она не смогла сдержаться, расплакалась. Разревелась по-коровьи. Все, что сдерживало, словно растворилось в тумане, и она дала волю слезам.
Ну почему это - именно ей?! Это наваждение, этот сноп, ворох, лавина?! Почему, почему??? Нет чтобы мимо прошла болезнь эта идиотская! Мало женщин на свете? Других женщин!
Слезы лились рекой, водопадом. Рыдания душили, руки тряслись, как у матерого алкоголика. Но ничего поделать с этим она не могла.
А он-то как хлопотал! Павел Ворзонин, светило отечественной психотерапии, доктор наук. И музыку включил, и валерианку накапал, и вентилятор направил, и на кушетку уложил.
Что это с ней? Климакс, что ли? Не рано? Она прислушалась, его речь звучала плавно и успокаивающе. Возможно, он говорил уже давно. Вечность?
- … гинекологи, как всегда, все упрощают. На самом деле я тебе сейчас открою жуткий секрет, - в этот момент Павел прислушался, словно выясняя, сколько жучков понатыкано в его кабинете. Потом махнул рукой на все и продолжил: - Этого никто не знает. Я имею в виду, как на самом деле влияет интенсивность половой жизни и ее регулярность на матку, придатки, предстательную железу… Не знает, и все! Им кажется, что они знают, они смоделировали ситуацию на макаках, получили, к примеру, гиперплазию, и смело переносят данные на людей. Однако сейчас даже сам факт нашего происхождения от обезьян здорово подвергается сомнению. Им выгодно представлять все в таком свете, не более того. На самом деле миома возникает как у замужних, так и незамужних, аденома - как у женатых, так и неженатых. Не стоит искать черную кошку в темной комнате, ее, скорее всего, там нет. Никто не сможет провести черту, сказав, что здесь ты получаешь удовольствие, и у тебя в данном случае ничего не завяжется, (хоть ты и эгоист чистой воды, так как "работаешь" исключительно на себя), а здесь ты - заботишься о продолжении рода. Этого никому не дано, понимаешь? Гинекологам - тем более. У них это скорее шоу, как на Первом канале.
Он продолжал говорить. Ни разу не выказав беспокойства о том, что за дверью - легионы страждущих. Ольга не заметила, как тревога прошла, уступила место уверенности. Желанию продолжать жить, заниматься текущими делами…
Да, да, да, у нее почти закончен проект фасада нескольких корпусов местного курорта. Оплату проведут взаимозачетом, ей обещали три путевки на сентябрь, в самый бархатный сезон. Ни Аркадий, ни Савелий еще не знают об этом. Они тысячу лет не отдыхали нигде всей семьей. Говорят, там просто рай осенью: настоящее буйство красок. Только бы все получилось.
Знакомая бумаженция
Тополиные ветки отбрасывали от единственного на всю округу фонаря нечеткие тени. Роптание склонившихся людей прерывалось женским надрывным криком:
- Дайте что-нибудь сладкое, умоляю! Хоть конфету… хотя конфетой он подавиться может. Лучше воды… да не нужна минералка! Ну где же эта "скорая"? Венечка, милый… Очнись, Венечка…
Бледность лежащего на скамье паренька, казалось, светилась в темноте. Пары манипуляций Изместьеву хватило, чтобы диагностировать гипогликемию. Девушка рядом все время что-то шептала, но Аркадий не прислушивался, действовал автоматически:
- Лена, глюкозу дробно… Олег, давление, преднизолон, кислород. Пахомыч, носилки, живо! Глубоко ушел, паря. Шевелимся!
В машине девушка, которую звали Кристина, наблюдая за уверенными действиями медиков, несколько успокоилась:
- Мы с ним в кино ходили… Я предупреждала, что не надо на две серии, а Венечка настоял. Обычно он ужинал в это время.
Аркадию было не до спокойствия. Больной ему не нравился с каждой минутой все больше и больше. Не укладывался в стереотип. Ввели пятьдесят кубиков глюкозы, должен давно уже прийти в себя. Пульс, давление, кожные покровы, зрачки - все в норме, но парень и не думал "просыпаться".
- Доктор, скажите, все идет… нормально?
Тревога доктора передавалась Кристине. Она хлопала больного по щекам, целовала его, гладила, нашептывала всякие нежности, но - без эффекта. Олег, заполняя "карту вызова", старался не смотреть в глаза Аркадию, но по его поведению чувствовалось, что ему также не по себе.
Машина неслась по ночному городу, асфальт блестел огнями реклам и витрин. Никому в городе не было дела до крошечной "скорой", с трудом вписывавшейся в опасные повороты.
- Он всегда по-другому из комы выходил, - лепетала Кристина. - Он давно уже должен… давно… Тут что-то не так, доктор. Вы все правильно ввели? Ничего не перепутали?
- Успокойтесь, девушка, - Леночка сидела с каменным лицом и теребила лямку на своей зеленой униформе. Не так давно все медики "скорых" и МЧС облачились в зеленые костюмы, за что некоторые из коллег стали звать их долларами. - Все будет в порядке. Как зовут больного, фамилия, возраст?
- Что? А, да… - девушка кивнула и замолчала, потом, словно спохватившись, промямлила: - Поплевко Вениамин, двадцать де…
Договорить она не успела. Из горла больного вырвался всхрап, после чего последовал жутковатый вопрос:
- Какое сегодня число, господа?
Грубый гортанный голос словно звучал из глубины колодца. К тому же говоривший был явно не из этой местности, чувствовался странный акцент. Кристину сначала затрясло, потом началась истерика:
- Это не Венечка! Куда вы дели моего Венечку?! Это не его голос!!! Он не так выходил… Господи!!!
Леночка начала креститься, Олег выронил авторучку. Изместьев старался самообладания не терять, но колени начали подгибаться. В горло будто кто-то напихал ваты.
- Вениамин, - прокашлявшись, начал он, - вы слышите меня?
- Если вы ко мне обращаетесь, то прекрасно слышу! И спрашиваю, какое сегодня число и год, - повторил больной, не открывая глаз. - И прекратите называть меня Вениамином. Или Венечкой, терпеть не могу это имя!
- Останови, Пахомыч! - Леночка забилась в истерике. - Чур, не я! Чур, не я! Я выпрыгну на ходу! Ради бога, останови-и-и-и! Не могу больше!
- Уже подъезжаем! - нервно отозвался водитель. - Вторая клиническая, санпропускник. Эндокринология - на третьем этаже. Один поворот - и мы на месте.
- Вас, Вениамин… Или как вас там, - пытался взять под контроль ситуацию Изместьев, - мы госпитализируем в больницу, вас следует полечить. Вы больны…
- Какая больница? Зачем лечить? Ничего мне не надо, - нервно оборвал его больной. - Я чувствую себя прекрасно. Вот, смотрите.
С этими словами он сел на носилках и открыл глаза. Кристина медленно, без сознания сползла вниз. Леночка раскрыла на ходу задние дверцы, а доктор сидел как вкопанный, глядя в зеленоватые глаза того, кто совсем недавно валялся в парке на скамейке.
Внимание "прозревшего" больного тем временем привлекла "карта вызова", которую до этого заполнял Олег:
- Знакомая бумаженция, хм… - пробубнил он, ввергая всех в шок. - Только со временем пожелтеет и край ее начнет махриться. А так… узнал, узнал. Да, если бы не она, не быть бы мне сейчас в вашей тесной компании.
Словно инопланетное существо сидело сейчас перед Аркадием, зачем-то тянулось к наполовину заполненной карте, интересовалось датой своего "приземления". Кое-как сохраняя самообладание, он силой уложил больного на носилки. Едва Пахомыч остановил машину, Аркадий кивнул Олегу, мол, давай транспортируем. Кое-как они перенесли "Вениамина" в приемное отделение.
Кристина пришла в себя лишь после вдыхания "нашатырки". Конечно, она осталась с больным в санпропускнике.
Обратно ехали молча, лишь Леночка периодически всхлипывала, глотая слезы. Возвращаясь домой после смены, Аркадий с Олегом заскочили в круглосуточный супермаркет и купили по бутылке водки. Выпили по дороге.
К утру Изместьев смутно помнил подробности дежурства.
Секс накануне перестройки
Как у нее язык повернулся такое сказать?! После сказочной ночи и божественного вечера. После совершенно чумового секса, какого у доктора не было уже несколько лет.
Кажется, от здания банка до ресторана их отвез все тот же черный "лексус". Аркадий, мягко говоря, вел себя не лучшим образом: приставал к банкирше на глазах секьюрити. По каменисто-равнодушным рожам последних он догадался, что им приходилось и не такое наблюдать.
В ресторане, помнится, несколько раз заказывал любимый шлягер Жанны "Не говорите мне "прощай"". У него словно открылось второе дыхание, и он все не мог натанцеваться. Аленевская пила "Божоле", Аркадий в основном налегал на водочку. Все вокруг казались родными, доктор с каждым из присутствовавших в зале готов был пить на брудершафт.
Следующей серией мыльной оперы суждено было стать их неравному поединку в спальне двухуровневой квартиры банкирши. Где он, собственно, и проснулся минут десять назад. И - такое услышать!
- Ракеш, я все привыкла делать сама за эти годы. - В прозрачном белом пеньюаре она сидела перед ним на полу по-турецки и дымила сигаретой. - Ты знаешь, плохо это или хорошо, но по-другому не хочу. Думаешь, я ту ночь не помню, когда у тебя… ничего не вышло. Ты уж прости, но я привыкла к конкретике. Она стала точкой отсчета, понимаешь? Да, да, та самая ночь. Припоминаешь?
Лоб Изместьева покрылся испариной: он вспомнил конфуз и жуткую беспомощность, когда был разрушен ореол школьного Казановы, перед которым ни одна старшеклассница не могла устоять. В ночь выпускного бала он потерпел полное фиаско, такое больше не повторялось ни до, ни после. Ну зачем она вспомнила про это?!
- Да, конечно, - кивнул он, отводя глаза. - По-свински вышло, прости, Жанк… Я все эти годы…
- Не просто по-свински, Ракеша. - Она перебила его, выпустив струю дыма в потолок. Словно выжидая паузу, чтоб в его сонной голове отчетливо проступил кадр двадцатилетней давности. - Я потом мужиков возненавидела. На подкорковом уровне, это от меня не зависело. Впечатлительная была слишком. Ты поступил как жлоб… самого низкого пошиба. И, кто знает, может, ты и сделал меня такой. Но сейчас уже ничего не исправить. Как сложилось, так сложилось. Меня устраивает моя жизнь. Возможно, она не идеальна, но ничего менять в ней я не собираюсь.
- Но нам было… сегодня, я имею в виду, замечательно, - отбросил он простыню, забыв, что плавки вчера, будучи "в дрезину" пьян, закинул куда-то за трельяж. - К чему все усложнять? Двадцать лет назад я был другим, столько воды утекло…
- Да, замечательно. В эту ночь - да. Я не собираюсь отрицать очевидное. Давно так не летала, как с тобой, и очень тебе благодарна. - Она поднялась, подошла к столику с пепельницей и резко раздавила сигарету: - Но признайся самому себе, Ракеш, ты любишь до сих пор выпускницу - ту наивную десятиклассницу из восемьдесят пятого года. Ты ее любишь, ведь так? К чему скрывать?
Он не смог выдержать ее прямого взгляда, как бы извиняясь, развел руками:
- Ну, так…
- Вот! - Жанна сжала кулачки, подошла к нему, наклонилась так, что он задохнулся от открывшегося готического вида за капотом ее пеньюара, и потрясла ими перед его опухшей физиономией. - Что и требовалось. А я… совершенно другой человек. Стала такой, тут уж ничего не попишешь. И больше такого, как сегодня… не будет. Никогда, уж извини. Это было в последний раз. И - хватит об этом!
- Почему? - Изместьеву показалось, что захлопываются двери камеры-одиночки. Остались считанные секунды, - и они закроются окончательно. Он залопотал, почти закудахтал: - Мне тоже понравилось, спасибо тебе, ты… чудо, здорово, фантастика…
- Ой, ой… К чему этот треп, Изместьев? - Она резко плюхнулась на кровать рядом с ним. И застыла, не поворачивая головы. Он залюбовался ее профилем. - К чему эта банальщина? Прибереги красноречие для своих многочисленных девах. Я не сомневаюсь, их не один десяток, и они готовы лизать тебе… ну, ты понимаешь. Как я сказала, так и будет. Раньше надо было думать! Двадцать лет назад, кажется? Сегодня у меня все замечательно. Год назад выдала дочь, Женьку, замуж за москвича, квартиру им сделала в Марьине… Он тоже, кстати, доктор, хирург-косметолог, уже кандидат медицинских наук, заведует отделением.
Она потянулась к журнальному столику, на котором стояла цветная фотография в декоративной рамке. На Изместьева взглянула улыбающаяся Жанка из его школьной юности, в белом свадебном платье, рядом с "упакованным" в кремовый костюм серьезным женихом. Доктор невольно залюбовался девушкой. Одного взгляда на фото было достаточно, чтобы констатировать: эту пару ждет блестящее будущее. Фантастическое.
- Женьку, значитца… Ты Жанна, она Женька. Не слишком много ли женского в именах? А как зовут твоего зятя? - вполголоса поинтересовался он у своей бывшей одноклассницы. - Кажется, где-то мы уже пересекались.
- Костя… Константин Фаревский. Насчет того, что пересекались, - вряд ли. Он в Перми пока не бывал, только еще планирует. Через месяц какая-то конференция здесь намечается. Как раз по его теме. Кажется, у него доклад. Приедет, могу познакомить.
- Если не секрет, - набрался доктор смелости, - кто отец девушки?
- Вообще-то это тебя не касается, но я отвечу. Не ты, сам понимаешь, хотя мог бы! - банкирша укоризненно сверкнула на него глазами. Я не любила его, он погиб в Афгане… Перед самым выводом войск. Я поначалу, до его гибели, планировала сделать аборт, но потом… Решила оставить. И хватит об этом!