Они уставились друг на друга долгим взглядом. Чарли явно не удавалось сдержать подрагивание подбородка. Потом он покачал головой и беззвучно расхохотался.
- Не знаю, что на меня нашло. Пошли, сукин сын, опрокинем по одной, - сказал он, засовывая пистолет в кобуру.
Амато кивнул и сглотнул слюну. Оба мотоцикла одновременно рванули с места.
21
Наступила рождественская ночь.
- Папа, телевизор не работает!
Незадолго до полуночи на всех каналах произошло любопытное явление: изображение исчезло, уступив место сплошным помехам. То же самое со спутниковым телевидением. Ведущие попытались предупредить публику, что речь вдет о временной технической неисправности, но ни один звук не достиг телезрителей.
Когда большая стрелка догнала маленькую на цифре двенадцать, когда колокола зазвонили во всю мочь, приветствуя рождение Христа Спасителя, и торжественные слова "Полночь, христиане!" прогремели в церквях, на всех экранах Франции - в Лилле, в Марселе, в Бордо, в Страсбурге - появилось лицо Эмманюэля Жозефа.
Он был серьезен и строг, напоминая Христа Вседержителя с мозаик Святой Софии и Равенны.
Безграничное изумление охватило сотрудников парижского телевидения, когда они узнали на мониторах лицо человека, внушавшего им такой страх после передачи Фокарди.
- Отключите! Отключите! - исступленно орали в режиссерской аппаратной.
- Я пытался. Никак.
- Отключите электропитание!
- Невозможно. Все вышло из строя.
- Это саботаж!
- Я тут ни при чем.
Они в панике смотрели на мониторы.
Хоть и удаленные от центральной власти, но все же вполне осведомленные о ее наказах и опасениях, провинции испытали перед этим явлением столь же глубокое замешательство.
Каждый понял, что некая превосходящая возможности специалистов сила завладела главным средством коммуникации XXI века. Все программы каким-то образом прервались, чтобы передать одно и то же изображение. Это и в самом деле было чудом.
- Братья и сестры мои любого вероисповедания, - начал Эмманюэль Жозеф, - я желаю вам мира в ваших сердцах. Этот мир - от Господа, и только от Него. Это путь возвышения душ. Ибо вы существа, наделенные душой.
В Париже, в министерстве внутренних дел, ответственный дежурный чуть не задохнулся. Он позвонил в дирекцию канала, который смотрел. Ему сообщили о ситуации. Едва он положил трубку, как по нервам хлестнул телефонный звонок: это был сам министр. Дежурный доложил ему то, что узнал.
- Прикажите обесточить сектор.
Через несколько минут весь квартал, где располагались студии, погрузился во тьму. Но экраны упрямо продолжали светиться. Изображение по-прежнему шло в эфир.
Ужас завладел тогда сердцем ответственного дежурного. И сердцем министра, и всех прочих министров, и самого президента.
- Благочестивая легенда, - продолжал Эмманюэль Жозеф, - требует, чтобы вы праздновали этим вечером день моего рождения. Однако я родился не во время зимнего солнцестояния, а в апреле, в Иерусалиме. Не важно, впрочем. Главное, чтобы вы думали в этот вечер о посланце Господа, который пришел напомнить людям, что их Бог - это Дух любви и терпимости.
Миллионы мужчин и женщин во всей Франции залились слезами.
Супруга президента в Елисейском дворце тоже плакала. Она никогда и не сомневалась.
- Как я вижу, вы пируете, - продолжал оратор с неуловимой улыбкой. - Этот устарелый обычай был вам завещан еще в те времена, когда повседневная пища была скудной. Бог тем не менее вовсе не против, чтобы вы угостились от души, Господь осуждает только неумеренность.
Он сделал паузу.
- Некоторые из вас, те, кто безуспешно пытался прервать эту передачу, недоумевают: как человек, умерший двадцать веков назад, смог появиться вновь. Хотя сами же учат, что я бессмертен, потому что я - Сын Божий. Это говорит об их маловерии. Однако я не умер в жизни вечной. Никто никогда не умирает в той жизни, даже если многим, увы, там уготованы муки. Мое присутствие среди вас объясняется просто. Господь в своем огромном сочувствии к своим созданиям захотел, чтобы я вновь явился к вам, но не для того, чтобы объявить неминуемый конец света, а чтобы напомнить вам об условии вашего спасения, ибо ваши заблуждения встревожили Его. Вы приближаетесь к краю пропасти, к распре, которая воспламенит всю планету, если не остановитесь. Ибо на сей раз погибнут не только тела жертв, но и души выживших.
Папский нунций в своей резиденции был неспособен пошевелить хотя бы пальцем. Словно гигантская рука придавила его к креслу. Истина слов, которые он твердил и в детстве, и в семинарии, вдруг обрушилась на него с нестерпимой силой. Собственный отказ признать небесную природу Эмманюэля Жозефа наполнил его чувством вины.
- Многие из вас, - продолжил Эмманюэль Жозеф, - удивляются также, что я сначала пришел в мусульманскую страну, ведь я действительно был в Пакистане, чтобы напомнить мусульманам, что послание, продиктованное пророку, - это послание мира, а не ненависти. И эти люди сомневаются, что я могу быть также посланцем Бога к христианам. Но невежеству, которое часто ведет к нечестию, неведомы слова пророка мусульман, ясно сказавшего, что есть лишь единственный Бог - это Бог милосердный. Тот самый, учение о котором я некогда принес вам. Мусульмане - братья христиан. Недоверие, презрение и эксплуатация, которых они удостоились от держав этого мира, могут лишь ожесточить их обиду, ничего более. Поэтому я предостерегаю вас от имени Господа: не противопоставляйте единственного Бога самому себе под тем предлогом, что ваши языки различны и вы по-разному называете Его.
Оцепенение охватило предместья Лилля, Страсбурга, Марселя, Бордо, Парижа, население которых по большей части было мусульманским. Выходит, наби Эманалла - это Мессия христиан? Имамы мечетей Франции были повергнуты в глубочайшую растерянность. Означает ли это, что христианский Мессия соглашается с учением ислама? Но зато сам ислам не может одобрять догмы христианства!
И тем не менее этот человек требовал во имя Господа, чтобы христиане не враждовали с мусульманами.
Все эти вопросы вызывали головокружение. Как же вышла в эфир эта поразительная передача? Несколько телефонных звонков в аппаратную телевидения и в министерство внутренних дел не внесли ясности.
Тем временем Эмманюэль Жозеф продолжал:
- Ваши заблуждения и злоба, которые не прекращают свирепствовать на земле, вызваны гордыней. За каких-нибудь два века наука блестяще продвинулась вперед, а вслед за ней пришла и мощь. Человек счел себя властелином мира, хотя он - лишь его составляющая часть. Потом люди отбросили веру и духовность, ссылаясь на то, что все - лишь материя, а религия только сковывает ее. Они называли себя атеистическими материалистами. Но их твердыни рухнули со вселенским грохотом. И тогда те, кто именовал себя верующими, сочли, что восторжествовали над всей планетой. Они до сих пор так считают, заражая соседей своим безумием. Они верующие только на словах. Сами же они - те же материалисты, не менее хищные и властные, чем предыдущие. Одержимые алчностью, они распространили дух наживы, который вас превращает в диких зверей и делает несчастными. Ибо едва вы нагребли груду золота, как хотите нагрести другую, а пока не достигнете этого, мучаетесь от зависти и недовольства.
В Елисейском дворце президент Республики вскричал:
- Да что же это, в конце концов! Прямо Жорес какой-то!
Супруга бросила на него укоризненный взгляд.
- Вы отвернулись от Божественного Духа, - продолжал Эмманюэль, - а потому печальны и несчастны, Я видел в ваших городах, как вы пытаетесь забыться, в шуме и неистовстве, в пустом расточении бесполезных богатств, в исступленном тщеславии, в грязном разврате и бесчувствии, вызванном алкоголем и наркотиками. Как вы не видите, что это признаки вашего отчаяния? Вы движетесь к катастрофе. Ваш неудержимый эгоизм отрывает вас от семей и отвращает от желания создавать их, ибо вы страшитесь последствий. Однако именно поэтому население ваших благополучных стран сокращается, так же как и тех, что посвящены вечной семье. Через полвека эти Вавилоны, которыми вы так горды, будут населены лишь похотливыми стариками, ищущими свежей плоти! А их показная моложавость, это смехотворное отрицание смерти - всеобщего удела - дойдет до того, что даже собаки отвернутся от них!
Послышался всхлип супруги одного министра, которая (все это знали) так перетянула себе кожу на лице, что ее принимали, правда в сумерках, за собственную дочь.
- Господь ваше единственное прибежище. Обратитесь к Нему и молитесь, не только в этих памятниках, которые называются церквями, но в ваших сердцах. Вы отмечаете сегодня мое рождение. Обратите же свою подлинную молитву к Тому, Кто Отец всем нам. Доброй ночи. Я еще вернусь.
Внезапно прерванные программы возобновились. Опять в грохоте перестрелок, мнущегося железа и воя сирен погнались друг за другом машины. Женщины продолжили непристойно извиваться в сверкании блесток и разноцветных лучей. Бешеные скачки заполонили равнины Дикого Запада. Миллионы телезрителей, не сговариваясь, нажали на кнопки своих пультов. Тишина воцарилась средь потрясенного народа.
Президент, Республики повернулся к своей супруге и гостям.
- Может, это и называется Страшным судом, - сказал он.
22
Шок и сумятица, вызванные передачей Ксавье Фокарди, были пустяком по сравнению с оцепенением, охватившим Францию на утро после рождественской ночи.
Страна была в коме.
Люди на улицах время от времени останавливались и глядели на небо, ожидая появления божественной тучи, несущей Господа в громе архангельских труб.
Наиболее заметные последствия этого паралича умов наблюдались в аэропортах и на вокзалах. Некоторые самолеты взлетали почти пустыми, лишь горстки не понимавших по-французски иностранцев являлись на регистрацию, чтобы улететь в свои родные страны, в основном отдаленные. Руасси, Орли, да и провинциальные аэропорты тоже, стали похожи на Помпеи. Вокзалы казались ландшафтами с сюрреалистических полотен Поля Дельво.
Кто же захочет отправиться в тропики или кататься на лыжах с гор, когда сам Иисус выступил по телевидению, чтобы объявить французам, а заодно и прочим смертным, что мир движется к гибели? Даже атеисты были отнюдь не в праздничном настроении, предчувствуя, что после первого же иронического замечания будут изгнаны из общества, и это еще в лучшем случае.
В Монте-Карло, Энгиене, Дивонне и других подобных городах игрокам, вышедшим из казино, где они провели ночь за азартными играми, ничего не слыша и не зная, показалось, что за время их отсутствия разразилась атомная война. Люди потерянно блуждали по улицам.
Едоки из гастрономических притонов - тех, которыми так славятся большие города, - отмечавшие Рождество Христово, лакомясь гигантскими устрицами, паштетом из гусиной печенки, икрой и цесарками с трюфелями, запивая все это шампанским и винами сказочных урожаев, тоже ничего не поняли. Придя домой поутру, они обнаружили у нянек, сидевших с их детьми, совершенно остекленевшие взгляды.
Зато церкви были переполнены с самых ранних богослужений. На памяти священников никогда ничего подобного не было. Результаты сбора пожертвований были просто феноменальными.
Некоторые безрассудные священнослужители взошли на кафедру, чтобы объявить: "Иисус среди нас! Мы все видели его вчера вечером!" Другие же догадались, что на горизонте замаячила чудовищных размеров богословская проблема, и ограничились проповедями, сотканными из осторожных намеков. В самом деле, чуть свет епископы и архиепископы предостерегли их от поспешного истолкования телевизионного феномена из опасения вызвать коллективную истерию апокалипсического размаха. Только высшим церковным инстанциям надлежит расшифровывать смысл слов пресловутого Эмманюэля Жозефа.
Поскольку было воскресенье, отпечатанные слишком рано дневные газеты еще не успели дать отчет о ночном появлении Эмманюэля Жозефа на экранах страны. Впрочем, мало кто интересовался злоключениями американской армии в дальних странах или расследованием финансовых махинаций в бельгийской агропищевой группе, зарегистрированной где-то на Девственных островах.
Сообщения телевизионных каналов были столь же осторожны, сколь и скованны, и почти все с вопросительной интонацией. "Что же произошло в субботу вечером?" - вопрошал заголовок крупной утренней газеты, что уже являлось способом поставить под сомнение реальность громоподобных заявлений Эмманюэля Жозефа и интерес к их содержанию. Казалось, прессу занимает не вопрос "Что нам делать после предупреждений Иисуса?", но "Как этому типу разрешили пролезть в прямой эфир?".
В понедельник наметились первые судорожные признаки реакции.
Коммерция была в коматозном состоянии. Парижская биржа открылась, но будто пребывала в летаргическом сне. Объем торгов был таким хилым, что власти предусматривали замораживание котировок. По лондонской, франкфуртской, мадридской и прочим биржам ударило рикошетом. Объединенная Европа была всерьез обеспокоена поразившим Францию приступом мистицизма, мотив которого вызывал все больше сомнений.
"Mysterious preacher purporting to be Jesus sows deep trouble in France" - под таким заголовком вышла лондонская "Тайме", то есть: "Таинственный проповедник, называющий себя Иисусом, сеет смуту во Франции". Соединенные Штаты опять заподозрили Францию в международной подрывной деятельности.
Поскольку страна-виновница по-прежнему пребывала в ступоре, "Вашингтон пост" протрубила на третий день: "Fierce attack on capitalism on French television stuns world markets" ("Яростный выпад против капитализма на французском телевидении потрясает мировые рынки"). Последствия этого непредвиденного кризиса начала ощущать московская биржа; и даже шанхайская заразилась от европейских крайней анемией. Послы России и Китая отправились к премьер-министру, чтобы выразить удивление и беспокойство своего руководства бездействием французского правительства.
Против "французского Иисуса" была развернута международная кампания. Заголовки газет представляли Францию как больную страну, деморализованную таинственным милленаристским заговором, возвестившим конец света.
Президент всемогущего Экономического совета промышленности и торговли Франции Жан-Рене Верту отправился к кардиналу-архиепископу Парижскому монсеньору Менье, проживающему на улице Сен-Венсан. Кардинал выглядел осунувшимся, измученным сомнениями и бессонницей человеком.
- Осознает ли ваше преосвященство ситуацию? - спросил он. - Эта страна катится к экономической катастрофе из-за появления на экранах французского телевидения какого-то сумасброда, Эмманюэля Жозефа. Подумать только! Если ваше преосвященство не развеет иллюзии, внушенные этим субъектом, у нас наверняка будут десятки, да какие там десятки - сотни тысяч безработных. Это террорист, я вам говорю, но террорист нового рода: он действует в плане экономическом. Он появился в Пакистане и взбудоражил весь исламский мир. Какие еще более очевидные доказательства вам нужны? Я уверен, слышите, что он - орудие исламского заговора, цель которого - разрушить экономически Францию и Европу и подчинить этот континент их халифу.
Горячность посетителя удивила прелата.
- Если мы не предпримем что-нибудь, через несколько лет собор Парижской Богоматери превратится в мечеть! - воскликнул Верту.
- Я уже высказался по этому поводу, - ответил кардинал. - Явно впустую. Я так же, как и вы, сознаю социальную опасность, угрожающую нашей стране. Чего вы от меня ожидаете?
- Добейтесь согласия Папы и заверьте премьер-министра и даже президента Республики, что употребите весь ваш авторитет для разоблачения, которое настоятельно необходимо.
- Папа? Разоблачение?
- Это заговор, - уверил президент Верту. - Даже если у правительства еще нет доказательств, надо действовать так, словно оно их уже имеет. Страны всего мира возмущаются нашим бездействием. Я вас заклинаю, тормошите руководство этой страны. Вы один располагаете необходимым для этого авторитетом. Это расстройство умов грозит поразить само христианство, весь западный мир!
Кардинал провел рукой по лицу.
- Папа, - пробормотал он. - Еще надо теологически обосновать, что Эмманюэль Жозеф - не Иисус.
- А вы можете себе представить, ваше преосвященство, чтобы Иисус хулил праздник Рождества? Утверждал, что родился не в этот день?
- Однако это так, - заявил кардинал устало. - Рождество позаимствовано из языческих ритуалов, в частности, из митраизма. Оно было принято церковью начиная с пятого века…
Верту не знал этого.
- Так он родился не в Рождество? - спросил он ошеломленно.
Кардинал покачал головой.
- Я не знаю, - сказал он, - является ли этот человек Иисусом. Во всяком случае, он не невежда… Что касается обстоятельств его появления на телеэкранах, то сомневаюсь, чтобы тут был заговор, как вы утверждаете. У нас есть собственные донесения: даже когда отключили ток, трансляция продолжалась.
- Ваше преосвященство, - возразил Верту, - этот человек ни разу не назвал себя. Почему? Разве не проще всего было бы сказать: "Я - Иисус"? И представляете ли вы себе Иисуса, заявляющего, что Магомет прав?
- Вот тут и есть самое больное место, - согласился кардинал, надув губы.
Он задумался на какое-то время.
- Да, вы правы, - продолжил он, - только авторитет Папы может вывести нас из этой катастрофы. Давайте вместе отправимся к нунцию.
- Надо спешить, - настаивал Верту, - мы на краю пропасти. И этот человек сказал, что еще вернется.
- Я слышал, - сказал кардинал Менье.
С утра собор Парижской Богоматери осаждали сотни людей, требуя, чтобы для них отслужили то, что они называли "мессой бедняков", и чтобы на нее был приглашен Эмманюэль Жозеф. Но, во-первых, кардинал не знал, где искать Эмманюэля Жозефа, даже если бы захотел его пригласить, а во-вторых, месса бедняков вызывала у него неопределенные воспоминания о священниках-рабочих. А церкви совершенно незачем вмешиваться в социальные проблемы.
Днем нунций известил папскую канцелярию, что кардинал-архиепископ Парижский и президент французского ЭСПТ вылетели самолетом в Рим в надежде получить у Папы аудиенцию по делу самой высокой и самой срочной важности.
Через два дня после визита кардинала-архиепископа Менье и президента ЭСПТ Верту телевизионное обращение Папы Иоанна XXIV транслировалось по всему миру.