- Или ты не знаешь, или опять притворяешься, будто не знаешь слов священной Книги: "А когда они сделают какую-нибудь мерзость, то говорят: "Мы нашли в таком состоянии наших отцов, и Бог повелел нам это". Скажи: "Поистине Бог не приказывает мерзости!"" Это в седьмой главе Книги, "Преграды". Ты осмеливаешься бахвалиться преступлениями твоих братьев и отцов? Так ты хуже, чем неверный, человече, ибо ты, вероучитель, извращаешь слова пророка.
Наивысшее оскорбление - обозвать мусульманина, да к тому же духовное лицо, неверным!
- Значит, мы, по-твоему, должны отказаться от джихада? - спросил его кто-то на пушту.
Это был афганец. По-видимому, каждый тут задавался вопросом: понимает ли наби и его язык?
- Он оправдан, только когда на нас нападают, - ответил Эманалла на безупречном пушту.
По рядам прокатился восхищенный шепот - удовлетворения одних, удивления других. Люди воздевали руки к небесам. Кто же еще может столь красноречиво владеть всеми языками, если не посланец Бога?
- Но мы никогда не должны делать из этого повод для нападения на невинных, как, похоже, полагает мой досточтимый противник…
Афганец вдруг быстро наклонился и выхватил из-за голенища острый кинжал. Никто и глазом моргнуть не успел, как он метнул его в Эманаллу.
Каждый услышал свист.
Вероучитель оказался ловок в метании ножей.
Эманалла видел, как сверкающее лезвие летит прямо ему в грудь. Но не дрогнул. Только вытянул руку вперед.
Невероятный гул сотряс здание, словно началось землетрясение. Послышались крики ужаса. Вспыхнул невыносимо яркий свет.
Кинжал повис в воздухе, будто наткнувшись на ладонь оратора. Словно серебряная рыбка, застывшая в хрустале.
Потом развернулся, полетел обратно и вонзился в грудь тому, кто его метнул. Хулитель Эманаллы раскинул руки, выкатил глаза и замер, пригвожденный к спинке кресла.
Последовало неописуемое смятение. Толпа духовенства, словно охваченная безумием, хлынула к возвышению с искаженными лицами, крича, плача, вырывая клочья бород, выкрикивая невнятные слова.
Один из сановников, сидевших на возвышении, бросился к Эманалле, схватил его руку и осмотрел. На ней не было ни малейшей царапины.
Министр внутренних дел звонил по мобильному телефону, требуя вмешательства армии.
Эманалла смотрел на это столпотворение с удрученным видом.
- Братья! - крикнул он наконец в микрофон.
Суматоха приостановилась. Все застыли в растерянности.
- Братья, вернитесь на свои места.
Сиденья были усыпаны наушниками. Охрана отцепила труп того, кто покусился на жизнь наби, и унесла. Соседи отшатнулись от его кресла, словно это было седалище самого шайтана.
- Братья, неужели свет небесный померк, что вы поддались такому смятению? Вы воочию видели проявление гнева Создателя. Но не за меня он мстил, а за пренебрежение нечестивцев и глупцов к Его слову. В высочайшей своей справедливости он покарал убийцу, но только его одного. Бойтесь же гнева Господа. Он будет безжалостен к тем, кто извращает божественное слово. Вы сами видите, братья, неверные есть и в наших рядах.
Вскинулись вверх руки - в знак проклятья, уверений, возмущения.
В зале для прессы нетерпение было близко к горячке. Но для средств массовой информации доступ на ассамблею оставался закрыт.
- Я вам представил, - продолжал Эманалла, - почерпнутые в Коране доводы, чтобы осудить терроризм и вероломство. Теперь я прошу всех вас обнародовать в ваших странах фетвы против террористов, и в первую очередь против тех, кого финансирует "Аль-Каеда", а также против всех группировок, распространяющих насилие и ненависть. Оставляю вас вашим размышлениям.
Он сошел с трибуны и покинул Дворец конгрессов, сопровождаемый муллой - министром внутренних дел и несколькими охранниками.
В каких-нибудь трехстах километрах оттуда, в Кетте, в одном из медресе, принадлежащем "Джамаат Улум эль-Исламия", исламской организации, считавшейся одним из очагов самого крайнего экстремизма, мавлана Рафик Абд эль-Азим сидел перед телевизором, разинув красногубый рот в зарослях черной бороды и выпучив сверкающие гневом глаза. Передавали заседание ассамблеи в Исламабаде.
Присутствовавшие вместе с ним в комнате четырнадцать юнцов только что стали свидетелями совершенно невероятных событий и были теперь ошеломлены и подавлены. Ведь они уже два года готовили себя к священной войне, а некоторые недавно вернулись из горного Вазиристана, из тренировочных лагерей, которые курировал сам мулла Омар. Там они научились прицельной стрельбе, сборке и разборке АК-47, взрывному делу, рукопашному бою. Они горели от нетерпения схватиться с неверными, которые угрожают чистоте ислама и незаконно удерживают его территории.
Однако они только что увидели и услышали изобличение единственной цели их жизни, к тому же человеком, которого религиозные лидеры всего мусульманского мира почитали за наби!
И еще они видели чудо, бросающее вызов чувствам и уму!
- Это сфабриковано на деньги американцев! - кричал мавлана, который был их вероучителем и при этом военным инструктором. - Этот человек - не наби! Это американский шпион! Или израильский!
Гневным жестом он протянул руку, чтобы выключить телевизор, стоящий на низком столике у стены. Эти телевизоры и впрямь сатанинская выдумка! Правы были талибы, разбивая их вдребезги.
Поразивший его электрический разряд встопорщил дыбом бороду и сбросил тюбетейку с головы. Он взвыл.
Студенты тоже заорали.
В следующую секунду он рухнул.
Потрясенные ученики - и шести-семилетние мальчишки, и пылкие шестнадцати-семнадцатилетние юноши - тупо уставились на безжизненное тело. Они не знали приемов реанимации.
В любом случае закатившиеся глаза муллы смотрели теперь только на тот свет.
Ученики опять заорали и бросились вон из комнаты. Через несколько минут они переполошили все медресе. Но их ужас возрос еще больше, когда, едва покинув комнату, они услышали за спиной невероятный грохот. Обернувшись, они увидели, что на них обрушилось новое проклятие: телевизор взорвался, и языки пламени уже лизали пышную бороду муллы.
Новые вопли. Ад вознамерился поглотить останки святотатца. Ибо как иначе истолковать это чудо? Они оттащили мертвеца подальше от пламени и стали гасить пожар.
- Значит, этот человек - нечестивец, - сказал прибежавший на место событий глава медресе, указывая на труп Рафика Абд эль-Азима. - Он пытался остановить слово Божье.
Вечером весть о несчастном случае разнеслась по Кетте. Назавтра ее знала вся страна.
Два чуда в один день. Это перст Божий.
Наступила ночь. Янтарный водопад застыл, излившись на прибрежный лед. Но льдины были теплыми и мягкими, а впрочем, это оказались простыни. Да и янтарь в мерцании масляной лампы обернулся трепетным телом.
Женский голос раздался в полутьме:
- Вот и кончена моя жизнь.
- Почему?
- Поражена любовью наби, как дерево молнией, - сказала она мечтательно. - К чему жить дальше?
- Выходит, любовь несет тебя к смерти, женщина? - спросил он мягко.
- Твоя была словно нестерпимый свет, озаривший пустыню моего прошлого и будущего. Дальше я смогу жить, только думая, что вознеслась на небо в твоих объятиях, но вновь спустилась на землю.
- Неужели ты не поняла, что любовь и есть этот свет?
- Но с кем я его познаю после тебя?
Мужчина повернулся к ней:
- В каждом есть искорка божественного света. Научись видеть ее. И ищи того, в ком она сверкает ярче, чем в других.
Она улыбнулась.
- Придется не одну жизнь пройти из конца в конец, чтобы найти искру хотя бы во сто крат менее яркую, чем твое пламя.
Наступило молчание. Протянув руку к ночному столику, женщина закурила сигарету.
- Теперь я всего лишь прелюбодейка, - сказала она, выдохнув струйку дыма.
- Почему? Разве ты нарушила клятву верности?
- Нет, первая в моей жизни родилась этой ночью - в моем теле.
Рука мужчины погладила "клятву" и нежно коснулась ее груди.
- Прелюбодеями становятся только под взглядом своей совести, - заметил он.
- А теперь ты уйдешь, ты ведь сам это сказал, - опять начала женщина.
- Остерегайся чувства собственности. Это признак гордыни. Мы всего лишь прохожие.
- Кто говорит о чувстве собственности? Я буду словно вдова. Вот я и думаю, что хуже: никогда не знать счастья или же только вспоминать о нем…
- И то и другое - в голове.
- Так ты никогда не искал счастья? - спросила она, повернувшись к мужчине.
Тот улыбнулся. Имел ли возраст власть над ним? Если бы не борода, он порой мог бы сойти за совсем молодого человека.
- Я знаю, чего бы мне не хотелось, - ответил он. - Но я ведь тебе уже сказал: мы всего лишь прохожие.
- А женщину ты бы не хотел? Неужели я первая? Почему ты улыбаешься?
- Почему ты без конца ставишь слова между собой и миром? Они словно мухи… Бог дарует и цветок, и молнию. И то и другое озаряет мир. Владел кто-нибудь цветком? Или молнией? Мы даровали друг другу наши души, а плоть тут была всего лишь добавкой. Мы поступили в согласии с Божественным Духом. Подумай лучше об этом.
- Ты создан из плоти, я видела. И при этом говоришь так, словно ты только дух, - сказала она задумчиво. - Ты и в самом деле наби. Я недостойна тебя. Ты подарил мне сокровище. Ты превратил мое тело в факел, а меня в твою вечную рабыню. И до последнего вздоха я буду мечтать о том, чтобы сгореть в твоем пламени. Но подумай обо мне, я ведь всего лишь одинокая душа. Вдруг на нее упал небесный свет. Она начинает верить, что жить стоит. Но мужчина, подаривший ей этот свет, подобен облаку: сегодня здесь, завтра там или обернется дождем.
- Уж не требуешь ли ты у меня какого-нибудь залога?
Она не ответила. Да, она требовала залога.
- Только дающий взаймы требует залога, - сказал он. - Ты же мне преподнесла дар. Не превращай дар неба в сделку. Ничто не теряется, Индра. Я тебя не потеряю, ты меня не потеряешь.
Он взял ее руку и запечатлел поцелуй на ладони.
Нет, она не понимала. Но он источал саму жизнь. Она вновь вытянулась подле него и заснула.
11
- Начали! - объявил Сай Саниван. - Кассета номер один!
Свет в маленьком зале лаборатории почти погас. Саниван, начальник отдела фотоэкспертизы ЦРУ, устроился перед большим телеэкраном. Два его сотрудника, Джеф Вонг и Чандра Чаттерджи, уселись позади него, рядом с компьютером.
Чаттерджи, гений информатики, разработал программу анализа кино-, фото- и видеоизображений, которую они как раз и собирались запустить. Система позволяла проверить соответствие друг другу следующих параметров: источников освещения, их яркости, количество пикселей на кадр, перспективу, фокус камеры - короче, все, что способно выявить фальшивку. В данном случае анализу подвергалась видеопленка со съезда религиозных лидеров в Исламабаде, а конкретно эпизод с кинжалом, брошенным в наби Эманаллу, и обратный полет того же кинжала.
В фильме с обилием спецэффектов слишком захваченный действием зритель обычно не способен заметить мельчайшие изменения, свидетельствующие о комбинированной съемке. Но программа Чаттерджи, усовершенствовавшая предшествующие системы этого рода, тщательно анализировала каждый из шестнадцати кадров в секунду и позволяла немедленно обнаружить любое несоответствие. Компьютер включал звонок, останавливал подозрительный кадр и выдавал его параметры.
Первая видеозапись была сделана оператором катарского телеканала "Аль-Джезира" с помощью камеры, установленной в зале ассамблеи. Там же находились и четыре другие камеры, принадлежавшие различным каналам, в том числе CNN, и отснятые ими пленки уже были проанализированы программой.
Запись беспрепятственно прокручивалась вплоть до броска кинжала.
Когда наби Эманалла поднял руку, компьютер стал звонить через каждые три-четыре кадра и выдал надпись:
ИЗМЕНЕНИЕ ПЕРСПЕКТИВЫ:
1 градус. Соответствие: 100 %.
- Это тот самый толчок, о котором говорят очевидцы, - объявил Вонг.
- Отключи звонок, - попросил Саниван.
Чаттерджи исполнил. Саниван остановил пленку на одном из этих кадров. Стало отчетливо видно острие кинжала, упершегося в ладонь.
- Проанализируй.
Чаттерджи задействовал программу. Никакой реакции.
Саниван прокрутил пленку назад, чтобы еще раз проследить полет кинжала.
- Есть что-нибудь ненормальное?
- Ничего.
Хотя из-за движения клинок был немного смазан, каждый этап его траектории был различим вполне четко. Равно как и вытаращенные глаза религиозных лидеров в первых рядах.
- Увеличь кинжал и руку.
Чаттерджи дал крупный план того и другого. Опять острие кинжала, остановленное ладонью.
- Все-таки удивительно, - заметил Вонг. - Несмотря на свою кинетическую энергию, острие не вонзилось ни на миллиметр!
Саниван и Чаттерджи ничего не добавили к замечанию.
- Вернись к ста процентам, пожалуйста, - попросил Саниван.
Изображение вернулось к прежним размерам, и пленка продолжала крутиться дальше. Потом кадрах на двенадцати образовался засвет, и компьютер снова зазвонил, объявив:
ОБЩЕЕ ВОЗРАСТАНИЕ ЯРКОСТИ: 135 %.
СООТВЕТСТВИЕ: 100 %.
- Можно локализовать источник света?
Чаттерджи повозился с компьютером и наконец ответил:
- Нет. То же заключение: общее возрастание яркости.
- Кинжал по-прежнему четко виден, - заметил Вонг.
- Это же невозможно, - проворчал Саниван. - Наверняка тут какой-то подвох, а нам не удается его обнаружить. Должно быть, все произошло в момент вспышки.
Он остановил пленку, в этот раз на том кадре, где кинжал, отделившись от ладони, начал разворот. Рука по-прежнему оставалась неподвижной.
Это бросало вызов рассудку.
Саниван увеличивал руку и кинжал до тех пор, пока они не заняли весь экран.
- Даже если тут и есть какой-то подвох, - заметил Вонг, - это все равно не объясняет, как ножик мог развернуться.
Пленка вернулась к нормальной скорости, вплоть до того момента, когда кинжал вонзился в грудь убийцы. Они втроем смотрели и пересматривали запись столько раз, что уже знали каждый кадр наизусть. Наконец Саниван щелкнул выключателем, и в лаборатории снова зажегся свет.
- Ничего, - подытожил он, проведя рукой по лицу.
- А относительно других пленок?
- То же самое, - ответил Вонг. - На CNN провели собственную экспертизу и пришли к такому же заключению. Никакого трюка.
- Невероятно, - пробормотал Саниван. - Ладно, надо написать отчет. Директору это не понравится. Да кто же он такой, этот тип?
- Не знаю, - ответил Чаттерджи. - Во всяком случае, не фокусник.
Рапорт, представленный директору ЦРУ, был по его решению помечен грифом "СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО". Потом передан шести начальникам INR (Bureau of Intelligence and Research) Государственного департамента, которые сочли, что его содержание слишком спорно, а разглашение может вызвать политические последствия, противные американским интересам. Коалиция президентских советников укоренила эту точку зрения и в Белом доме. Ведь не собираются же Соединенные Штаты потакать религиозным фантазиям Пакистана, то есть признавать, что какая-то недоразвитая страна сподобилась чести принять у себя настоящего пророка, ну уж нет, еще чего! Только Соединенные Штаты достойны такой привилегии. Так что о рапорте лаборатории ЦРУ - молчок и рот на замок. Впрочем, общеизвестно, что в собственном лоне этой организации имеется немало свихнувшихся интеллектуалов, развращенных своими подпольными связями с психами всего света и тайно бунтующих против политиков Вашингтона.
Напрасный труд. В тот же день дирекция CNN нанесла ответный удар. Ей надоело слышать обвинения скептиков, консерваторов, "ястребов" и прочих птиц того же полета, заявлявших, что канал, мол, участвует в "международной мистификации, подстроенной исламистами и шарлатанами", и "деморализует христианский Запад, поддерживая пакистанское надувательство". ("Pakistani swindle" - выражение произвело фурор в коктейльных кругах федеральной столицы.) Дирекция CNN заявила, что видеозапись была подвергнута экспертизе в независимой лаборатории и что никаких следов монтажа не было обнаружено. Больше того: благодаря утечке информации (поскольку все специалисты заодно) стало известно, что и в ЦРУ тоже изучали заснятые в Исламабаде пленки и тоже не нашли никакой подделки.
ЦРУ сконфуженно призналось, что, э, ну да, в самом деле, пленки были изучены, и, хм, пока там не обнаружили никакого трюка, но ведь ни в чем нельзя быть уверенным на все сто процентов.
"Нью-Йорк таймс" объявила: "CIA admits Islamabad CNN reels undoctored". Заголовок итальянской "Коррьере делла сера" вторил ей: "La CIA confessa: i filmi della CNN sul miracolo di Islamabad erano autentichi". "Монд" не отставала: "ЦРУ подтверждает, что видеозапись исламабадского "чуда" не является монтажом".
Правда, "Оссерваторе романо" дала лишь заметку на третьей полосе о стычке экспертов по поводу видеозаписей выступления наби, взволновавшего "определенные круги" мусульманской Азии.
12
Исламабад стал средоточием мира.
Четыре фетвы были обнародованы религиозными лидерами Пакистана, Ирана, Египта и Индонезии против террористов всех мастей, любого наименования и находившихся где угодно, которые несли смерть невинным людям якобы во имя ислама. Это было равнозначно смертному приговору, вынесенному и приведенному в исполнение духовными властями.
Мировое общественное мнение было озадачено: исламское духовенство осуждает террористов!
Москва, на долгие годы увязшая в чеченском кризисе, тем не менее и тут нашла повод для недовольства: ведь она оказалась обязана этим перемирием чуду исламской веры - почти оксюморон, повергший Патриарха Мефодия в крайнюю растерянность. Он даже отказался дать интервью российским телеканалам, пожелавшим узнать, могут ли чудеса твориться и в других, не христианских религиях.
Но факт был налицо: произошло чудо.