Человек быстро оглядывает нас с головы до ног, пропускает и запирает дверь. Мы проходим в облицованное плиткой фойе, минуем гардероб с облаченными в униформу гардеробщиками и спускаемся в танцевальный зал с мраморным полом. С высокого потолка свисают изысканные хрустальные люстры. На небольшой эстраде играет ансамбль, а на танцевальной площадке яблоку негде упасть. Вокруг нее - столики и отдельные кабинки.
На возвышении вдоль дальней стеньг - отделанный деревом бар, бармены во фраках и сотни бутылок, расставленных на полках перед закопченным зеркалом.
Мы с Марленой остаемся в одной из обитых кожей кабинок, а Август отправляется выбирать напитки. Марлена смотрит на музыкантов, закинув ногу на ногу и вновь раскачивая туфелькой, на сей раз в такт музыке.
Передо мной появляется бокал. Миг спустя рядом с Марленой усаживается Август. Заглянув в бокал, я обнаруживаю там кубики льда и виски.
- Ты вообще как? - спрашивает Марлена.
- В порядке, - отвечаю я.
- Неважно выглядишь, - продолжает она.
- У нашего Якоба что-то вроде похмелья, - говорит Август. - Но сейчас мы попробуем ему помочь.
- Только не забудьте меня предупредить, чтобы я успела вовремя убраться, - с сомнением в голосе произносит Марлена, отворачиваясь к ансамблю.
Август поднимает бокал:
- За нашу дружбу!
Мы с Августом сдвигаем бокалы, но Марлена поворачивается к нам, только чтобы подхватить свой пенистый коктейль и чуть приподнять его над столом. Она изящно потягивает коктейль через соломинку, постукивая по ней покрытыми лаком ноготками. Август опускает свой бокал на стол. Мне сложнее: лишь только виски касается губ, как язык инстинктивно не пропускает его дальше. Поскольку Август за мной наблюдает, я делаю вид, что проглатываю.
- Вот и славно, дружок. Еще бокал-другой - и будешь снова как огурчик.
Не могу ничего сказать про себя, но Марлена после второго коктейля со сливками явно оживает. Она тащит Августа танцевать. Пока он ее кружит, я наклоняюсь и выливаю свой виски в сложенную ковшиком ладонь.
Раскрасневшиеся от танца Марлена и Август возвращаются. Марлена вздыхает и обмахивается меню, Август зажигает сигарету.
Он замечает мой пустой бокал.
- Так-так, похоже, я недосмотрел, - говорит он и встает. - Еще порцию?
- А толку? - отвечаю я без особого энтузиазма. Марлена просто кивает, увлеченная происходящим на танцевальной площадке.
Стоит Августу отойти, как она вскакивает и хватает меня за руку.
- Ой, что это вы? - хохочу я, когда она принимается вытаскивать меня из-за стола.
- Пойдем потанцуем!
- Что?
- Ах, до чего же я люблю эту песню!
- Нет, я…
Но тщетно - я уже на ногах. Она тащит меня прямо на танцплощадку, пританцовывая и щелкая пальцами. Лишь когда нас окружают другие пары, она поворачивается ко мне.
Я глубоко вдыхаю и обнимаю ее. Мы выжидаем несколько тактов - и плывем по танцплощадке, по этому морю кружащихся дам и кавалеров.
Она легкая, как воздух, и ни разу не ошибается. До чего же я рядом с ней неуклюжий! Не то чтобы я не умел танцевать - на самом деле я умею. Вот черт, не пойму, что со мной творится. Но дело точно не в том, что я пьян.
Она, кружась, отдаляется от меня и возвращается, подныривая под мою руку и прижимаясь ко мне спиной. Моя рука лежит на ее обнаженной ключице. Я чувствую, как под рукой поднимается и опускается ее грудь. Головой она касается моего подбородка. Какие у нее душистые волосы, как она разогрелась от танца. А вот она уже снова отдаляется, раскручиваясь подобно ленте.
Едва музыка замолкает, танцующие принимаются свистеть и хлопать руками над головой, а громче всех - Марлена. Я бросаю взгляд в сторону нашей кабинки. Август, скрестив руки на груди, в бешенстве смотрит прямо на нас. Я испуганно отшатываюсь от Марлены.
- Облава!
Все замирают, и раздается еще один крик.
- ОБЛАВА! Все вон!
Толпа сбивает меня с ног. Люди пронзительно кричат, отпихивая друг друга и проталкиваясь к выходу. Марлена чуть впереди, она оглядывается, пытаясь не упустить меня из виду среди множества качающихся голов впавших в панику посетителей.
- Якоб! - кричит она. - Якоб!
Я пробиваюсь к ней сквозь толпу.
Выловив в море плоти чью-то руку и взглянув Марлене в лицо, я понимаю, что попал.
Крепко сжав ее ладонь, я ищу глазами Августа, но вижу одних лишь незнакомцев.
В дверях нас с Марленой разбрасывает в разные стороны, и миг спустя я оказываюсь на улице. Люди с воплями набиваются в машины, рычат моторы, гудят клаксоны, визжат шины.
Быстрей! Быстрей! А ну пошли отсюда, к чертям собачьим!
Пошевеливайтесь!
Откуда ни возьмись появляется Марлена и хватает меня за руку. Мы спасаемся бегством под вой сирен и полицейские свистки. Когда раздается стрельба, я хватаю Марлену и тащу ее за собой в проулок.
- Постой! - выдыхает она, останавливается и, подпрыгивая на одной ноге, снимает туфельку. Стаскивая вторую, она держится за меня. - Побежали, - говорит наконец она и берет туфельки в руку.
Мы несемся по лабиринту задворков и проулков, пока не перестаем слышать сирены, крики толпы и визг резины, и наконец останавливаемся под какой-то пожарной лестницей, чтобы отдышаться.
- Боже мой, - говорит Марлена, - боже мой, чуть не попались. Хотела бы я знать, выбрался ли Август.
- Очень надеюсь, - отвечаю я, запыхавшись, и сгибаюсь пополам, уперевшись руками в бедра.
Миг спустя я поднимаю глаза на Марлену. Она смотрит прямо на меня, хватая ртом воздух. И вдруг начинает истерически хохотать.
- Что такое? - спрашиваю я.
- Так, ничего, - отвечает она. - Ничего, - и продолжает хохотать, хотя выглядит так, словно вот-вот расплачется.
- Что случилось? - повторяю я.
- Ох, - говорит она, шмыгая носом и поднося палец к уголку глаза. - Ну и безумная же у нас жизнь. Вот и все дела. А платок у тебя есть? - Я извлекаю из кармана носовой платок.
Она вытирает лоб, а потом промокает все лицо. - Ну и видочек у меня. Ты только посмотри на чулки! - вскрикивает она, указывая на свои босые ноги. Из дырок торчат пальцы. - А ведь они к тому же шелковые! - добавляет она высоким и неестественным голосом.
- Марлена, - мягко спрашиваю я, - с вами все в порядке?
Она прижимает ко рту кулак и стонет. Я беру ее за руку, но она отворачивается. Мне приходит в голову, что она так и останется стоять лицом к стене, однако она продолжает вращаться, словно дервиш. На третьем обороте я ловлю ее и прижимаюсь губами к ее губам. Она застывает и пытается хватать ртом воздух, не отнимая губ. И вдруг обмякает и касается пальцами моего лица. Но туг же отстраняется и, отступив на несколько шагов назад, глядит на меня больными глазами.
- Якоб, - начинает она надломленным голосом. - Боже мой, Якоб…
- Марлена, - я делаю шаг ей навстречу и останавливаюсь. - Простите. Я не хотел.
Она глядит на меня в упор, зажав ладонью рот. Под глазами у нее легли тени. Прислонившись к стене и не отводя взгляда от асфальта, она надевает туфлю.
- Марлена, ну пожалуйста, - я беспомощно развожу руками.
Она надевает вторую туфлю и бросается бежать, спотыкаясь и чуть не падая.
- Марлена! - кричу я, пытаясь ее нагнать.
Но она бежит все быстрее, заслоняя от меня лицо ладонью.
Я останавливаюсь.
Она уходит по проулку, стуча каблучками.
- Марлена, ну пожалуйста!
Я смотрю ей вслед, пока она не скрывается за углом. Она не отнимает от лица ладони, как если бы я все еще был рядом.
Через пару часов мне удается добраться до цирка.
Я прохожу мимо ног, торчащих из дверных проемов, и мимо реклам бесплатного питания. Мимо табличек в витринах, гласящих "ЗАКРЫТО" - понятное дело, что не на ночь. Мимо табличек "СЛУЖАЩИЕ НЕ ТРЕБУЮТСЯ" и мимо вывесок в окнах второго этажа "ПОДГОТОВКА К КЛАССОВОЙ БОРЬБЕ". Мимо объявления на бакалейной лавке:
"У ВАС НЕТ ДЕНЕГ? А ЧТО ЕСТЬ? ВОЗЬМЕМ ЧТО УГОДНО".
Мимо газетного киоска, где на первой странице газеты крупными буквами значится: "КРАСАВЧИК ФЛОЙД ВНОВЬ НАНОСИТ УДАР: КАК УДРАТЬ С 4 ООО ДОЛЛАРОВ ПОД ЛИКО-ВАНИЕ ТОЛПЫ".
Не дойдя около мили до цирка, я миную пустырь, приютивший бродяг и безработных. В середине - костер, а вокруг полно людей. Одни не спят, а сидят и глядят в огонь. Другие лежат на свертках с одеждой. Я прохожу настолько близко, что могу различить лица - и обнаруживаю, что большинство из них молоды, моложе меня. Там есть и девушки, а одна парочка занимается любовью. Они не удосужились даже отойти в кусты - так, отодвинулись от огня чуть подальше. Несколько ребят наблюдают за ними со скучающими минами. Те же, кто спит, сняли ботинки, но привязали их к щиколоткам.
У огня устроился человек постарше, подбородок у него весь не то в щетине, не то в струпьях, а может, в том и другом одновременно. А впалые щеки явственно показывают, что у него нет зубов. Мы встречаемся взглядами и долго-долго смотрим друг на друга. Поначалу я не понимаю, откуда у него во взгляде такая неприязни, и лишь потом до меня доходит, что на мне вечерний костюм. Ему просто невдомек, что только этот костюм нас и разделяет. Переборов совершенно неуместное стремление объясниться, я продолжаю свой путь.
Добравшись наконец до цирковой площади, я останавливаюсь, не в силах отвести глаз от зверинца, вернее, от его огромного черного силуэта на фоне ночного неба. Минута-другая - и я уже внутри, рядом с Рози. Мне удается различить лишь ее абрис, да и то только когда глаза привыкают к темноте. Она спит, ее огромное тело неподвижно, если не считать медленного сонного дыхания. Мне хочется к ней прикоснуться, положить руку на ее грубую теплую кожу, но я боюсь ее разбудить.
Бобо растянулся в углу клетки, одной лапой обхватив голову, а другую положив на грудь. Он глубоко вздыхает, причмокивает и переворачивается на бок. До чего по-человечески!
Потом я отправляюсь в наш вагон и устраиваюсь на своей постели. Дамка и Уолтер даже не просыпаются.
Я не сплю до рассвета, слушая, как похрапывает Дамка, и чувствуя себя несчастнейшим человеком на земле. Месяц назад лишь несколько дней отделяли меня от диплома одного из лучших университетов и от работы под крылышком у отца. А сейчас я как никогда близок к тому, чтобы стать бродягой, - я, цирковой рабочий, буквально за несколько дней опорочивший свое доброе имя даже не единожды, но дважды.
Еще вчера мне казалось, что дальше некуда: подумать только, меня вырвало на женщину, на Нелл. Однако, похоже, нынче вечером я умудрился сам себя переплюнуть. И о чем я только думал?
Интересно, скажет ли она Августу. На долю секунды я представляю себе, как мне в голову летит крюк, а на смену этой фантазии приходит еще более мимолетная мысль: встать немедленно, сию минуту, и вернуться к бродягам, в разбитый ими неподалеку лагерь. Но я не имею права уйти: разве можно бросить Рози, Бобо и остальных зверей?
Я возьму себя в руки. Брошу пить. Никогда больше не останусь наедине с Марленой. Пойду и исповедуюсь.
Уголком подушки я вытираю слезы. А потом зажмуриваюсь и вызываю в памяти образ матери. Пытаюсь удержать его, но тут же его место занимает образ Марлены. Вот она, равнодушно-отстраненная, смотрит на музыкантов и раскачивает ногой.
Вот, вся сияющая, кружится со мной в танце. А вот сперва бьется в истерике, а потом приходит в ужас там, в переулке.
Напоследок воспоминания становятся осязательными. Ее вздымающаяся грудь у меня под рукой. Ее губы, прижатые к моим, мягкие и полные. И еще одна совершенно невероятная, непостижимая подробность, с которой я засыпаю: мне вспоминается, как она проводит пальцами по моему лицу.
Несколько часов спустя меня будит Кинко-Уолтер.
- Эй, Спящая Красавица! - говорит он и трясет меня за плечо. - Флаг подняли!
- Хорошо. Спасибо, - отвечаю я, не шевельнувшись.
- Да ты и не собираешься вставать!
- Ну, ты у нас просто гений!
Голос Уолтера взлетает на октаву:
- Эй, Дамка! Иди сюда, девочка! Иди сюда! А ну-ка, Дамка, лизни его! Лизни хорошенько!
Дамка набрасывается на мое лицо.
- Эй, перестань! - я заслоняюсь рукой, поскольку Дамка забралась языком мне прямо в ухо, а сама подпрыгивает у меня на лице. - Перестань сейчас же! Брысь!
Но остановить ее невозможно, и мне приходится сесть. Дамка отлетает на пол. Уолтер глядит на меня и хохочет. Дамка вспрыгивает ко мне на колени и, встав на задние лапки, облизывает мне шею и подбородок.
- Дамка хорошая девочка, Дамка умница, - приговаривает Уолтер. - Знаешь, Якоб, ты выглядишь как будто после еще одной… гм… небезынтересной ночки.
- Не вполне, - отвечаю я. Поскольку Дамка все равно у меня на коленях, я решаю ее погладить. Она впервые позволяет к себе прикоснуться. До чего же она теплая, а шерсть у нее на удивление жесткая.
- Ничего, скоро привыкнешь. Пойдем позавтракаем. Полезно доя опохмелки.
- Я не пил.
Он задерживает на мне взгляд и проницательно кивает:
- Ага.
- Как это понимать? - уточняю я.
- Дело в женщине.
- Нет.
- Да.
- А вот и нет!
- Ну надо же, как быстро Барбара тебя простила. Или нет? - присмотревшись ко мне, он вновь принимается кивать. - Угу. Кажется, я начинаю понимать, что к чему. Ты не подарил ей цветов, так? А я ведь говорил.
- Не лезь не в свои дела, - огрызаюсь я, снимаю Дамку с колен и встаю.
- Вот те на! Да ты первоклассный брюзга. Пойдем лучше подкрепимся.
Наполнив тарелку, я направляюсь вслед за Уолтером к его столу.
- И что это ты делаешь, скажи на милость? - останавливается он.
- Подумал, что сяду лучше с тобой.
- Не выйдет. Тут у каждого свое место. К тому же ты сразу опустишься в глазах всех остальных.
Я колеблюсь.
- Да что с тобой такое? - продолжает он и бросает взгляд туда, где я обычно сижу. Август и Марлена едят молча, не поднимая глаз. Веки Уолтера вздрагивают.
- Только не говори мне…
- Да я тебе ни слова не сказал! - отвечаю я.
- И не надо. Послушай, малыш, тебе ведь туда просто не хочется, правда? Это в переносном смысле. А в буквальном: пошел-ка ты за свой стол, и держи себя, как ни в чем не бывало.
Я вновь смотрю на Марлену и Августа. Они нарочито друг друга не замечают.
- Слушай сюда, Якоб, - продолжает Уолтер. - Он отъявленный негодяй, я такого в жизни не встречал, и что бы там, ко всем чертям, ни происходило…
- Ничего не происходит. Совершенно ничего.
- …лучше прекратить немедленно, или в один прекрасный день ты - покойник. Сбросят с поезда как пить дать, а то еще и на мосту. Я серьезно. А теперь отправляйся туда.
Я свирепо гляжу на него сверху вниз.
- Давай-давай! - говорит он, махнув рукой в сторону столика.
Стоит мне подойти, как Август поднимает глаза от тарелки.
- Якоб! - восклицает он. - Рад тебя видеть. Не знал, добрался ли ты до места. А то хорошенькое было бы дельце, если бы пришлось вытаскивать тебя из тюрьмы. Могли быть трудности.
- Я о вас тоже беспокоился, - отвечаю я, садясь за стол.
- Неужели? - с преувеличенным удивлением спрашивает он.
Я поднимаю взгляд. Глаза у него горят, а рот кривится в странной усмешке.
- О, мы добрались прекрасно, правда, дорогая? - он бросает на Марлену злой взгляд. - Но скажи на милость, Якоб, как это вам с Марленой удалось потеряться? Ведь вы были так… близки там, на танцплощадке.
Марлена бросает на него беглый взгляд, на щеках у нее проступают красные пятна.
- Я же тебе вчера говорила. Нас разделила толпа.
- Я задал вопрос Якобу, дорогая. Тем не менее, благодарю. - Август берет с тарелки кусок тоста с зеленью и широко улыбается, не размыкая губ.
- Там была такая давка, - отвечаю я, пытаясь подцепить вилкой яичницу. - Я старался не потерять ее из виду, но безуспешно. Потом я искал вас обоих, но потыкался туда-сюда - и решил, что попытаюсь-ка лучше найти дорогу сам.
- Разумное решение, малыш.
- А вам, стало быть, удалось встретиться? - как можно более небрежно спрашиваю я, поднося вилку ко рту.
- Нет, мы приехали в двух разных такси. Пришлось, конечно, заплатить вдвойне, но я не пожалел бы и в сто раз больше, лишь бы с моей любимой женушкой ничего не случилось - правда, дорогая?
Марлена не поднимает взгляда от тарелки.
- Я спрашиваю, правда, дорогая?
- Правда, - безжизненно отвечает она.
- Потому что случись с ней хоть что-нибудь, я даже не представляю, что сделал бы.
Я тотчас же поднимаю глаза. Август глядит на меня в упор.
ГЛАВА 12
При первой же возможности я удираю в зверинец.
Меняю компресс жирафе, лечу нарыв на ступне у верблюда, опустив его ногу в холодную воду. Наконец, мне впервые приходится заняться кошками - я обрабатываю вросший коготь Рекса, в то время как Клайв гладит его по голове. Прежде чем продолжить обход, я заглядываю к Бобо и беру его с собой. Без моего внимания остаются лишь грузовые лошади, да и то потому, что они все время в работе - а значит, если хоть что-то будет не так, меня всегда позовут.
Ближе к полудню я превращаюсь в рядового рабочего: чищу клетки, налезаю корм и убираю навоз вместе со всеми остальными. Рубашка у меня насквозь мокрая, в горле пересохло. Когда наконец поднимают флаг, мы с Алмазным Джо и Отисом устремляемся из огромного шатра-зверинца в сторону кухни.
За нами вдогонку бежит Клайв.
- Если получится, держитесь подальше от Августа, - предостерегает он. - На него нашло.
- В чем дело? Сейчас-то что? - спрашивает Джо.
- Да он, понимаешь, бесится, потому что Дядюшка Эл требует вывести сегодня на парад слона. Ну, и набрасывается на всех, кто попадется под руку. Вон как на того беднягу, - он указывает на пересекающую поле троицу.
Это Билл и Грейди тащат по направлению к Передовому отряду Верблюда. Тот буквально висит у них на руках, еле волоча ноги.
Я тут же прерываю Клайва:
- Но он его хотя бы не побил?
- Не-а, - отвечает он. - Зато отчехвостил почем зря. Еще и полудня нет, а старик уже наклюкался. А тот парень, который взглянул на Марлену, - у-у-у-у-у, уж он-то запомнит урок надолго! - качает головой Клайв.
- Да не пойдет эта чертова слониха ни на какой парад! - сердится Отис. - Он ее и от вагона-то до зверинца по прямой довести не может.
- Ну, это мы с тобой в курсе, а Дядюшка Эл, должно быть, не в курсе, - говорит Клайв.
- А почему Дядюшка Эл так торопится ее вывести?
- Да он, может, всю жизнь ждал, когда сможет объявить: "Придержите своих лошадок! Слоны идут!"
- А ну его к черту! - говорит Джо. - И на лошадках теперь не ездят, и слонов у нас нет.
Одна только слониха.
- А зачем ему так объявлять?
Все как один недоуменно выпучивают на меня глаза.