Август не отвечает. Я поворачиваюсь и вижу, что он ставит рядом со мной еще одну бадью и уходит. Удаляется по путям, неся еще две бадьи. Я подхватываю свои и догоняю его.
- Это же гнилье. Кошки наверняка не станут, - продолжаю я.
- Надеюсь, станут. Иначе нам придется принять непростое решение.
- А?
- До Жолье еще далеко, а козлов у нас, увы, уже нет.
Ответ застревает у меня в горле.
Когда мы доходим до второго поезда, Август запрыгивает на платформу и раскрывает боковые стенки на двух кошачьих клетках. Отперев замки, он оставляет их болтаться на дверцах и спрыгивает обратно.
- Ну, давай, - подталкивает он меня в спину.
- Что?
- Каждому по бадье. Вперед! - поторапливает он.
Я неохотно взбираюсь на платформу. В ноздри ударяет сильнейший запах кошачьей мочи. Август протягивает мне две бадьи с мясом, одну за другой. Я, стараясь не дышать, ставлю их на повидавший виды дощатый настил.
В каждой из клеток по два отделения: слева от меня - пара львов, справа - тигр и пантера. Все это очень крупные звери, один другого увесистее. Они поднимают головы, принюхиваются и подергивают усами.
- Ну, давай же! - не отстает Август.
- А что нужно-то, просто открыть дверей и запихнуть бадьи внутрь?
- Если не придумаешь чего получше.
Тигр - шесть сотен фунтов (чуть больше 370 кг.) великолепного черного, рыжего и белого - поднимается на ноги. У него огромная голова и длинные усы. Он подходит к двери, разворачивается и уходит обратно. Вернувшись, рычит и что есть сил ударяет лапой по засову. Замок бряцает по прутьям клетки.
- Можешь начать с Рекса, - Август указывает на львов, которые тоже расхаживают взад-вперед по клетке. - Вот он, слева.
Рекс значительно меньше тигра, в гриве у него колтуны, а из-под тусклой шкуры выпирают ребра. Собравшись с духом, я беру бадью.
- Постой, - говорит Август, указывая на другую бадью. - Не эту. Вон ту.
Разницы я не вижу, но поскольку уже успел убедиться, что с Августом лучше не спорить, повинуюсь.
Заметив меня возле дверцы, лев лупит по ней лапой. Я замираю.
- В чем дело, Якоб?
Я оборачиваюсь. Август весь светится.
- Ты что, боишься Рекса? - продолжает он. - Это же просто котенок-писунишка.
Рекс на миг перестает тереться облезлой шкурой о прутья решетки у входа в клетку.
Дрожащими пальцами я снимаю замок и кладу его на пол. Потом поднимаю бадью и выжидаю. Как только Рекс отворачивается от двери, я ее распахиваю.
Но прежде чем мне удается вывалить мясо, на моей руке захлопываются огромные челюсти. Я ору. Бадья падает на пол, из нее во все стороны разлетаются измельченные потроха. Лев отпускает мою руку и набрасывается на мясо.
Захлопнув дверь и придерживая ее коленом, я проверяю, на месте ли рука. Вроде бы на месте. Вся обслюнявленная, красная, как если бы я обварил ее кипятком, но кожа цела. Миг спустя я осознаю, что Август за моей спиной громогласно хохочет.
Я оборачиваюсь:
- Что с вами такое, черт возьми? Думаете, это смешно?
- Именно, - отвечает Август, даже не пытаясь сдержаться.
- А пошли бы вы куда подальше, - я спрыгиваю с платформы, еще раз ощупываю руку и с гордым видом ухожу прочь.
- Якоб, постой, - смеется, нагоняя меня, Август. - Не сердись! Я над тобой просто малость подшутил.
- Подшутили? Он же мог отхватить мне руку!
- У него нет зубов.
Приостановившись, я пялюсь на гравий под ногами. Наконец до меня доходит, и я продолжаю свой путь. Насей раз Август уже не пытается меня нагнать.
Вне себя от ярости, я иду прямо к ручью и опускаюсь на колени рядом с рабочими, моющими зебр. Одна из зебр пугается, принимается ржать и высоко вскидывает полосатую морду.
Человек, держащий ее за повод, пытается с ней справиться, то и дело бросая на меня недовольные взгляды.
- Вот черт! Что это у тебя? Кровь?
Я осматриваю свою одежду. Она вся в пятнах крови от потрохов.
- Да, - отвечаю я. - Я кормил кошек.
- Да чем ты вообще думаешь, черт тебя дери! Хочешь, чтобы она меня прикончила?
Я ухожу вниз по ручью, оглядываясь, пока зебра наконец не успокаивается. Тогда я наклоняюсь и смываю с рук кровь и львиную слюну.
Вернувшись через некоторое время к поезду, на платформе рядом с клеткой шимпанзе я вижу Алмазного Джо. Из закатанных рукавов серой рубахи торчат волосатые мускулистые руки. Шимпанзе сидит у него на бедре, лакомясь смесью зерен и фруктов, и глядит на нас блестящими черными глазами.
- Помочь? - спрашиваю я.
- Не-а, я почти закончил. Слышал, Август наколол тебя со стариной Рексом.
Я готов взорваться, но замечаю, что Джо не улыбается.
- Поостерегись, - говорит он. - Может, Рекс и не откусил тебе руку, но уж Лео-то отхватит, как пить дать. Не понимаю, почему Август тебя туда послал. За кошками ходит Клайв. Может, хотел поставить тебя на место? - Умолкнув, он заходит в клетку, пожимает шимпанзе лапу - и лишь тогда закрывает дверь и спрыгивает с платформы. - Послушай, я тебе вот что скажу. Август чудной, но не из тех чудаков, над которыми все посмеиваются. Любит, чтобы помнили, что главный здесь он. Ты с ним поосторожней. К тому же иногда на него находит, если ты понимаешь, о чем я.
- Пожалуй, понимаю.
- Что-то я сомневаюсь. Но еще поймешь. Скажи, ты вообще ел?
- Нет.
Он указывает рукой в сторону Передового отряда. Там прямо вдоль путей накрыты столы.
- Повара приготовили нам что-то вроде завтрака. И коробочки с сухим пайком. Не забудь взять - похоже, до вечера мы уже не остановимся. Бери, пока дают, как я всегда говорю.
- Спасибо, Джо.
- Да не за что.
Я возвращаюсь в наш вагон с коробочкой, где обнаруживаю сэндвич с ветчиной, яблоко и две бутылки напитка из сарсапарели. На соломе рядом с Серебряным сидит Марлена. Увидев ее, я откладываю коробочку в сторону и медленно подхожу к стойлу.
Серебряный лежит на боку и, судя по тому, как поднимается и опускается другой его бок, дышит неглубоко и часто. Марлена уселась возле его головы, поджав под себя ноги.
- Ему не лучше? - спрашивает она, поднимая на меня глаза.
Я качаю головой.
- Не понимаю, как это ему так быстро похудшало. - Голос у нее до того тонкий и тихий, что кажется, будто она вот-вот заплачет.
Я присаживаюсь рядом с ней.
- Всякое бывает. Вы тут ни при чем.
Она гладит коня по морде, проводит пальцами по впалым щекам и подбородку. Веки у него подрагивают.
- Ему можно еще как-то помочь? - спрашивает она.
- В поезде - больше никак. Даже при более благоприятном стечении обстоятельств особо ничего не сделаешь - остается лишь кормить и молиться.
Взглянув на меня и заметив мою руку, она приглядывается повнимательнее:
- Боже правый! Что случилось?
Я опускаю глаза.
- Да так, ничего.
- Как это ничего? - возражает она, поднимаясь на колени. Взяв меня за руку, она поворачивает ее так и этак, пытаясь поймать луч света, пробивающийся сквозь щели между досок. - Совсем ведь недавно. Ну и синячище тут будет! Больно? - она проводит ладонью, такой мягкой и прохладной, по расползающемуся под кожей лиловому пятну. Волоски на коже встают дыбом.
Я закрываю глаза и сглатываю.
- Да нет, на самом деле, я…
Раздается свисток, она оглядывается на дверь. Я тут же высвобождаю руку и поднимаюсь.
- Два-а-адцать минут! - гудит откуда-то со стороны первого вагона низкий голос. - Два-а-адцать минут до отправления!
В открытую дверь просовывает голову Джо.
- Эй, нам пора загружать лошадок. Ой, простите, мадам, - говорит он Марлене, снимая шляпу. - Не знал, что вы здесь.
- Ничего, Джо.
Джо застывает в неловком ожидании прямо в дверном проеме.
- Дело в том, что нам нужно бы начать прямо сейчас, - отчаявшись, повторяет он.
- Так начинайте, - отвечает Марлена. - На этот перегон я останусь с Серебряным.
- Нет, так нельзя, - быстро вставляю я.
Она поднимает голову и смотрит прямо на меня, обнажив длинную белую шею.
- Это еще почему?
- Когда мы загрузим остальных лошадей, вы окажетесь в ловушке.
- Ничего страшного.
- А если что-то случится?
- Ничего не случится. А если что, я проберусь по их спинам. - Она устраивается на соломе, вновь поджав под себя ноги.
- Ну, не знаю, - колеблюсь я. Но Марлена смотрит на Серебряного так, что становится понятно: с места она не сдвинется.
Я оглядываюсь на Джо - он сердито поднимает руки вверх, показывая, что сдается.
Еще раз покосившись на Марлену, я устанавливаю разделитель и помогаю завести в вагон остальных лошадей.
Алмазный Джо не ошибся: перегон оказался длинным. Поезд останавливается только вечером.
С отъезда из Саратоги-Спрингз мы с Кинко и словом не перемолвились. Сомнений нет никаких: он меня ненавидит. Не то чтоб я его обвинял - тут уж Август постарался за нас обоих, но, по-моему, объяснить это Кинко все равно не получится.
Чтобы не мешаться у него под ногами, я провожу время с лошадьми. Кроме того, меня беспокоит, что там, в западне, за этими животными весом под тысячу фунтов каждое, осталась Марлена.
Когда поезд тормозит, она легко перебирается через лошадиные спины и спрыгивает на пол. Из козлиного загончика выходит Кинко, глаза его тревожно вспыхивают, но он тут же с напускным безразличием переводит взгляд на дверь.
Мы с Питом и Отисом выводим и поим лошадей, верблюдов и лам. Алмазный Джо и Клайв вместе с рабочими зверинца отправляются ко второй части поезда, чтобы заняться обитателями клеток. Августа нигде не видно.
Когда мы загружаем животных обратно, я забираюсь в вагон и заглядываю в нашу комнатушку.
Кинко сидит на раскладушке, положив ногу на ногу. Дамка обнюхивает постель, которую мне принесли вместо заплесневелой попоны. Скатанная в рулон постель увенчана аккуратно сложенным красным пледом и подушкой в мягкой белой наволочке. На подушке лежит квадратная картинка. Когда я за ней наклоняюсь, Дамка отпрыгивает, словно ошпаренная.
"Мистер и миссис Розенблют имеют честь пригласить вас тотчас же в купе номер 3, вагон 48, на коктейль, за которым последует ужин."
Я удивленно поднимаю глаза. Кинко смотрит на меня в упор.
- Что, подлиза, не тратил времени даром?
ГЛАВА 7
Номера на вагонах расставлены в полнейшем беспорядке, так что найти вагон номер 48 мне удается далеко не сразу. Он выкрашен темно-бордовой краской, и во всю длину вагона золотыми буквами в фут вышиной значится: "БРАТЬЯ БЕНЗИНИ: САМЫЙ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ЦИРК НА ЗЕМЛЕ". А под ними сквозь свежую краску едва заметно проступает другое название: "Цирк братьев Кристи".
- Якоб! - доносится из окна голос Марлены, и миг спустя она уже появляется в конце вагона и свешивается через перила так резко, что юбка закручивается вокруг ног. - Якоб! Как я рада, что ты пришел. Заходи скорее!
- Спасибо, - говорю я, оглядываясь. Взобравшись на подножку, я прохожу вслед за ней по длинному коридору до еще одной двери.
Купе номер 3 просто грандиозно, а вот номер на нем явно неправильный: оно занимает половину вагона, а внутри есть еще как минимум одна комнатка, отгороженная плотной бархатной шторой. Само купе отделано ореховым деревом и обставлено мягкой мебелью.
Еще в нем есть обеденный уголок и встроенная в нишу кухня.
- Чувствуй себя как дома, - говорит Марлена, указывая мне на один из стульев. - Август подойдет через минуту-другую.
- Спасибо, - отвечаю я и сажусь.
Марлена усаживается напротив.
- Ох, - восклицает она и снова вскакивает, - и никудышная же из меня хозяйка! Хочешь пива?
- Спасибо, - говорю я. - Это было бы просто шикарно.
Она проносится мимо меня к рефрижератору.
- Миссис Розенблют, можно вас спросить?
- Пожалуйста, зови меня просто Марленой, - просит она, открывая бутылку. Достав высокий бокал, она медленно наливает пиво по стеночке, чтобы не было пены. - И спрашивай, конечно же. - Протянув мне бокал, она возвращается еще за одним.
- Откуда у всех в этом поезде столько спиртного?
- Обычно мы начинаем сезон с Канады, - отвечает она и снова присаживается. - А у канадцев куда как более цивилизованные законы. Твое здоровье, - добавляет она, поднимая бокал.
Мы сдвигаем бокалы, и я делаю глоток. Какое чудесное прохладное светлое пиво.
- А что, пограничники не проверяют?
- А мы прячем выпивку у верблюдов.
- Простите, не понял, - признаюсь я.
- Верблюды плюются.
У меня чуть пиво через нос не выливается. Она тоже прыскает и, смутившись, прикрывает рот ладонью, а потом вздыхает и отставляет бокал в сторону.
- Якоб!
- Да?
- Август рассказал мне, что случилось сегодня утром.
Я смотрю на свою пораненную руку.
- Он так расстроился. Ты ему нравишься. Честное слово. Это всего лишь… ну, не так просто объяснить, - она опускает глаза и краснеет.
- Да ладно, - отвечаю я. - И думать забудьте.
- Якоб! - раздается из-за моей спины голос Августа. - Дружище, дорогой! Как славно, что ты смог выбраться к нам на ужин. Я погляжу, Марлена уже налила тебе выпить. А в костюмерную водила?
- В костюмерную?
- Марлена, - говорит он, печально качая головой и укоризненно грозя ей пальцем. - Ай-яй-яй, как нехорошо, дорогая.
- Ой, - подскакивает она, - совсем забыла!
Август подходит к бархатной шторе и отдергивает ее.
- Алле-оп!
На кровати разложены бок о бок три наряда. Два фрака, причем к каждому полагается пара туфель, и чудесное платье из розового шелка с обшитыми стеклярусом горловиной и подолом.
Марлена вскрикивает, хлопая от радости в ладоши. Схватив с кровати платье, она прикладывает его к себе и принимается кружиться по купе.
Я поворачиваюсь к Августу:
- Но ведь это же не от веревочника, так?…
- Фрак - на веревке? Не смеши меня, Якоб. В работе главного управляющего зверинца и конного цирка есть свои плюсы. Можешь переодеться там, - говорит он, указывая на полированную деревянную дверь. - А мы с Марленой - прямо тут. Такого у нас еще не было, да, дорогая?
Она хватает розовую туфельку и ласково тычет ею Августа.
Последнее, что я вижу, закрывая за собой дверь в ванную, - переплетенные ноги, опрокидывающиеся на постель.
Когда я возвращаюсь, Марлена и Август являют собой саму благопристойность, а за спиной у них, вокруг столика на колесах, уставленного блюдами с серебряными крышками, суетятся три официанта в белых перчатках.
Платье Марлены едва прикрывает плечи, из-под него торчат ключицы и тоненькая лямка лифчика. Перехватив мой взгляд, она поправляет лямку и снова краснеет.
Ужин просто великолепен. Сперва нам подают суп-пюре из устриц, потом - говядину, вареную картошку и спаржу в сливочном соусе, за которой следует салат из омаров. Когда приносят десерт - английский сливовый пудинг под коньячным соусом, мне кажется, что в меня не влезет больше ни кусочка. Однако не проходит и минуты, как я уже выскребаю тарелку ложкой.
- А ведь Якоб-то у нас не наелся, - нарочито медленно произносит Август.
Я замираю с ложкой в руке.
Тогда они с Марленой начинают хихикать, и я в ужасе опускаю ложку.
- Ну, что ты, мальчик мой, я же пошутил - неужели непонятно? - фыркает Август и похлопывает меня по руке. - Ешь, если нравится. Вот, возьми еще.
- Да нет, я больше не могу.
- Ну, тогда выпей еще вина, - говорит он и, не дождавшись ответа, вновь наполняет мой бокал.
Август до того любезен, обаятелен и шаловлив, а наши вечерние наряды так прекрасны, что мне начинает казаться, будто бы происшествие с Рексом было не более чем неудачной шуткой. Когда он принимается рассказывать мне, как ухаживал за Марленой, лицо его лоснится от вина и сентиментальности. Он вспоминает, как сразу распознал ее талант дрессировщицы, едва она вошла в зверинец три года тому назад. Почувствовал, как ее приняли лошади. И, к вящему неудовольствию Дядюшки Эла, отказался сниматься с места до тех пор, пока не покорил ее и не взял в жены.
- Да, пришлось потрудиться, - объясняет Август, выливая остатки шампанского из бутылки в мой бокал и открывая следующую бутылку. - Марлена - это тебе не какая-нибудь кокотка, к тому же она была почти что помолвлена. Но быть женой богатенького банкира - ведь это же так скучно, правда, дорогая? Так или иначе, ее призвание - именно цирк. Не каждому дается работать с лошадками. Это же дар божий, шестое чувство, если пожелаешь. Эта девочка говорит с лошадьми - и, представь себе, они слушают.
Четыре часа и шесть бутылок спустя Август с Марленой танцуют под песню "Может, это луна", а я отдыхаю в мягком кресле, закинув правую ногу на подлокотник. Август кружит Марлену и останавливается, держа ее на вытянутой руке. Его качает, волосы у него взъерошены, галстук-бабочка съехал набок, а несколько верхних пуговок на рубашке расстегнулись. Он сверлит Марлену до того пристальным взглядом, что даже не похож на самого себя.
- В чем дело? - спрашивает Марлена. - Агги, ты в порядке?
Не отводя от нее глаз, он оценивающе поводит головой. Губы его кривятся, и он начинает медленно, размеренно кивать.
У Марлены расширяются глаза. Она пытается отступить назад, но он перехватывает ее за подбородок.
Я приподнимаюсь в кресле, готовый броситься на помощь.
Август еще некоторое время смотрит на Марлену пылающим суровым взором. Потом выражение его лица вновь меняется и становится до того растроганным, будто он вот-вот зарыдает. Притянув Марлену к себе за подбородок, он целует ее в губы, после чего удаляется в спальню и падает лицом на постель.
Она заходит в спальню вслед за ним и, перевернув, укладывает на середину кровати, а потом снимает с него туфли и бросает на пол. Выйдя из спальни, она задергивает бархатный занавес и тут же отдергивает его обратно. Выключив радио, усаживается напротив меня.
Из спальни доносится богатырский храп.
В голове у меня гудит. Я совершенно пьян.
- Что, к чертям собачьим, с ним было? - спрашиваю я.
- Ты о чем? - Марлена сбрасывает туфли, закидывает ногу на ногу и, склонившись, растирает подошву.
- Ну, только что, - лепечу я, - когда вы танцевали.
Она резко поднимает на меня глаза. Лицо ее искажается, кажется, она сейчас заплачет.
Отвернувшись к окну, она подносит палец к губам и с полминуты молчит.
- Якоб, ты должен понять кое-что про Агги, - наконец произносит она, - но я не знаю, как объяснить.
Я наклоняюсь к ней:
- Попробуйте.
- Он… переменчив. Он может быть самым обаятельным человеком на свете. Как во время ужина.
Я жду продолжения:
- И?…
Она откидывается в кресле.
- Ну… понимаешь… иногда на него находит. Как сегодня.
- А что сегодня?
- Он чуть было не скормил тебя льву.
- А, вот вы о чем. Не сказать, чтоб я не испугался, но едва ли мне грозило что-то серьезное. У Рекса нет зубов.
- Да, но когти-то есть, и весит он четыре сотни фунтов, - тихо произносит она.
До меня наконец доходит весь ужас случившегося. Я ставлю бокал на стол. Марлена умолкает и пристально глядит прямо мне в глаза:
- Янковский - это ведь польская фамилия?
- Да, верно.