Олдос поднимает взгляд от червей.
- Что-то давно Рибики нет, - замечает он.
Смотрю на часы, пытаясь вспомнить, во сколько мы пришли. Сибас, приправленный карри, давненько уже стоит напротив ее пустого стула.
- Точно. Схожу проверю, жива она там…
Начинаю вставать. Почему - понятия не имею, ведь:
а) Рибика в женском туалете, мне туда все равно нельзя;
б) уже слышу звук сирены.
Вдруг меня одолевает нехорошее предчувствие. Уверен - сирены направляются в нашу сторону. Кажется, две машины подъезжают с разных сторон, но обе они приближаются с одинаковой скоростью. Ну куда еще они могут ехать? Точно такое же ощущение посетило меня в тот раз, когда папа сообщил, что дядя не переедет к нам в Канаду, потому что его посадили в шотландскую тюрьму за мошенничество. Не спрашивайте как, но я заранее знал, что он скажет, еще до того, как папа открыл рот. Можете назвать это шестым чувством на неприятности.
Вот почему совсем не удивился, когда около ресторана с визгом затормозили одна скорая и целых три полицейские машины. В зале моментально стало тихо. Из динамиков как ни в чем не бывало продолжает петь малийский исполнитель джаза Али Фарка Туре.
Сначала в двери заходят медики в темно-синих куртках и прокладывают себе дорогу между столиками. Посетители едва успевают уворачиваться от объемистых красных сумок с медикаментами. Следом шагают копы с невнятно шуршащими рациями.
- Круто, - тянет Олдос. - Как думаете, что случилось?
Бригада скорой помощи шагает прямиком в женский туалет. Как выяснилось позже, Рибика потеряла сознание и упала с унитаза. Обслуживающий персонал по ошибке принял ее за певицу Тейлор Свифт - пожалуй, небольшое сходство есть, - которая как раз приехала в Торонто на гастроли. Благодарить за недоразумение следует близорукую тринадцатилетнюю фанатку, страдающую булимией. Пошла избавляться от ужина, а вместо этого увидела на полу своего кумира. Фанатка сделала несколько фотографий и выложила на свою страницу в Фейсбуке с комментарием "Т. Свифт умерла в туалете!!!". Потом мама фанатки пошла узнать, почему та долго не возвращается, отобрала у дочки телефон и набрала 911. Позже эта история попала в газету "Сан" - большая фотография и три параграфа под статьей о концерте, страница вторая рубрики "Досуг". "Стар" и "Глоб", увы, событие проигнорировали. Имя Рибики в статье не упоминается - там она просто "бывшая студентка, исключенная из ветеринарного колледжа".
Анализ показал, что кокаина в крови Рибики хватило бы, чтобы свалить Чарли Шина, но в сумочке осталось слишком мало, чтобы предъявить официальное обвинение. В суматохе Гирта сбежала, предоставив нам отвечать на вопросы и платить за ее недоеденный wildebeest a la cornichon. Пенелопе всерьез грозили санкции за отказ сотрудничать с полицией, и только тогда она неохотно прекратила изображать артистку мимического жанра и дала показания. Увы, на полицию сила молчания ни малейшего воздействия не оказывает.
В квартиру я вернулся только около полуночи. Как раз расслаблялся на диване под альбом Леонарда Коэна с бокалом шабли и подогретыми в микроволновке куриными крылышками, когда раздался звонок в дверь.
- Прости, что так поздно, - произносит Леа, робко шагнув в коридор. - Ты ведь еще не лег?
- Нет, нет…
Но если ты ляжешь рядом со мной…
- Еще раз извини за испорченный вечер.
Гадаю, что означает улыбка Леа - или она со мной заигрывает, или это мое воображение разыгралось. Зачем она пришла ко мне в полночь? То же самое можно сказать и завтра, на работе. Или написать имейл. Или позвонить. Или вообще не извиняться. В конце концов, Леа ни в чем не виновата. Я на нее совсем не злюсь - наоборот, больше всего на свете хочу поцеловать…
Нет, прекрати. Возьми себя в руки. Ты выпил целый бокал вина. Уже поздно. Ты не в состоянии рассуждать здраво. Держись в рамках приличий. Ну же, ты сможешь. Строго, с достоинством и уважением…
- Да ладно тебе, у меня такого интересного вечера сто лет не было! Сначала две полуголые женщины орут непонятно что, потом личинки, а потом еще и передоз! - восклицаю я.
Да, правильно - шутливый тон. Отлично.
- Ух ты, крылышки, - оживляется Леа, бросая голодный взгляд на мою тарелку.
- Хочешь?
- Если ты не против. В ресторане совсем не поела. Не успели принести мой заказ - сразу приехали копы. Впрочем, я все равно так и не поняла, что заказала…
- Конечно, не против, - оживился я, жестом приглашая Леа в нишу возле крошечной кухни, где у меня стоит обеденный стол. Протягиваю Леа всю тарелку и направляюсь к микроволновке, чтобы подогреть добавку. - Угощайся.
Леа садится за маленький круглый стол и набрасывается на еду с таким остервенением, что это одновременно и умиляет, и пугает.
- Не волнуйся, я тебе оставлю! - говорит Леа, хотя такими темпами тарелка вот-вот опустеет.
- Расслабься. У меня их много, и готовятся всего за десять минут. Ешь сколько хочешь!
Леа указывает на стереосистему.
- Я была на его концерте в "Сони центр".
- Я тоже! - радуюсь я. - Может, мы с тобой были на одном и том же!
- Повезло, что менеджер его ограбил внаглую, иначе бы Коэн не стал устраивать гастрольный тур. Я плакала под "Аллилуйю".
- А у меня любимая - "Все это знают". И еще "Первым делом Манхэттен". Лучшее вступление за всю историю музыки!
Леа кладет косточки от третьего крылышка на тарелку и громко рыгает. Оба смеемся.
- Прошу прощения, - слегка смутившись, произносит она. - Боже, меня нельзя людям показывать.
- Хочешь вина?
- Очень!
Подумываю, не выставить ли на стол хрустальный бокал. Они мне достались в наследство от бабушки и дедушки. Бокалов всего четыре штуки, поэтому приберегаю исключительно для особых случаев. Сегодня уж точно особый случай, но тогда мой собственный бокал покажется слишком невзрачным, и вообще, не будет ли это перебор?.. А-а, черт с ним! Спрашивается, для чего я их берегу? Можно подумать, жду, когда у Моники Беллуччи спустит шину прямо напротив нашего дома и она обратится за помощью именно ко мне. А потом еще заглянет на тарелочку пасты и бутылочку "Брунелло", ведь эта штука так хорошо помогает раскрепоститься…
- О-о, какой красивый бокал, - одобряет Леа, отпивая сначала крошечный глоточек, потом большой. - И вино чудесное.
- Спасибо. Бокалы от бабушки с дедом. А вино из Франции… вернее, из магазина за углом.
- Понимаешь, перед кастингом села на диету, поэтому я такая голодная и нервная.
- На диету? - переспрашиваю я, всем своим видом изображая недоверие. - Извини, если лезу не в свое дело, но зачем тебе диета?
- Спасибо, конечно, но видел бы ты, кто ходит на эти кастинги. Можно подумать, в ролике поддержки голодающих сниматься собрались. Знаешь, что камера десять фунтов веса прибавляет? Так вот, на фотографиях они очень даже нормально смотрятся.
Прекрасно понимаю, почему женщины так переживают из-за веса. Мы, мужчины, и вправду поверхностны, любим глазами. И только потом уже другими частями тела.
Думаю, что бы еще сказать, как вдруг Леа сообщает сенсационную новость:
- Помнишь, я говорила, что Гровер уехал по делам? Я соврала. На самом деле мы расстались.
Застываю как вкопанный. Не сразу осознаю, что сжимаю что-то в руке. Ах да, бокал с вином. Неожиданно моргание превращается в работу, требующую усилий.
- Д-да?..
- Я думала, Фермина тебе скажет.
Фермина? Кто такая Фермина? Почему я стою рядом с этой плитой?
- Что?..
- В тот раз, в кафе. Когда я вошла, вы разговаривали.
Мозг отдает распоряжения, но тело не в состоянии подчиняться.
- Как… грустно… мне очень… жаль…
Бросаю взгляд на руку Леа, и точно - кольца нет! Как же я раньше не заметил?
- Просто для меня сейчас очень важна карьера, а Гровер меня совсем не поддерживал. Работает с утра до ночи, потом забежит домой и с порога ругается, почему такой беспорядок - к нам через две минуты важные инвесторы приедут! А потом давай возмущаться, что его мерзкие мясные полуфабрикаты кончились! Вот я и сказала - нужна домработница, найми, у тебя же все за деньги. Он в массажный салон ходил, ты знал?
Качаю головой. Как я мог об этом знать? Только если бы оказался там в одно время с ним. А это невозможно физически, я вообще заведения такого профиля не посещаю. Прошу этот факт занести в протокол.
- Ушам своим не поверила. А он с таким видом рассказывает, будто это обычное дело. - Леа начинает басить наигранно мужским голосом. У Гровера близко такого нет. - "Да, ходили с ребятами из G&S в какую-то убогую дыру, называется "Черная роза", так там сексуальные рабыни из Восточной Европы почти даром ручную стимуляцию делают, представляешь?" Между прочим, отличные крылышки.
Должен признаться, с трудом поспеваю за ходом ее мысли.
- Спасибо.
- Я все равно собиралась от него уходить. История с массажным салоном просто удачно под руку подвернулась. Прости за каламбур.
- А где ты теперь живешь?
- Не волнуйся, квартира есть. Гровер уехал обратно в Калифорнию. Конечно, скоро меня оттуда попросят, но пока наслаждаюсь в свое удовольствие. Кстати, отличная у тебя квартира.
Неужели Леа хочет ко мне переехать? Чувствую запах гари. Откуда? У меня что, какая-нибудь опухоль в мозгу? Помню, показывали по телевизору одну женщину, которая рассказывала врачу, что ей всюду мерещится запах гари. Ее потом электродами лечили. Мне тогда было пять лет, мне этот сюжет нанес глубокую психологическую травму. До сих пор последствия ощущаю. Вспомнилась их любимая нейрохирургическая присказка: "Береги свои мозги". Вроде бы врачи, уважаемые люди, и такие детские стишки…
- Спасибо. Вообще-то это историческое здание, по закону я обязан на все спрашивать разрешения. Например, если захочу картину повесить или окно открыть. Но есть и минусы - водопровод отвратительный и с электричеством проблемы. Каждый раз, когда унитаз смываю, на телевизоре каналы переключаются.
Леа смеется.
- Да, весело, должно быть, с канала на канал перепрыгивать!
- Это точно. Когда ребята приходят чемпионат мира смотреть, говорю, чтобы во время игры дули прямо в окно.
- Ничего себе… Эй, Икар, у тебя крылья горят!
Что? Мы разговариваем метафорами? Леа догадалась, что я к ней клеюсь? И только когда срабатывает пожарная сигнализация, до меня доходит, что Леа говорила о нашей полночной закуске. Опускаю глаза и вижу, что врубил микроволновку на полную мощность. Открываю дверцу, и в лицо сразу ударило облако дыма. Выдергиваю поднос, на котором теперь покоится с десяток черных кусков угля. А ведь только что был нормальный, съедобный продукт. Вид напоминает съемку бомбежки с воздуха.
Включаю вентилятор, Леа машет полотенцем около сигнализации, пока та наконец не умолкает.
- Извини, это я виновата, - говорит Леа. - Отвлекла в неподходящий момент.
- Нет, виноват только я.
Отвлекай меня почаще… Нет, это уже перебор.
Сигнализация сбила все настроение. Так бывает, когда посреди вечеринки вдруг включают свет. Леа снова просит прощения за поздний визит и объявляет, что ей пора, ведь нам обоим завтра на работу, хоть и в разные смены. Ей - в дневную, мне - в вечернюю.
- Душевно посидели, надо как-нибудь повторить, - говорит Леа на пути к двери.
- Обязательно, - соглашаюсь я. - Только в следующий раз все будет по-другому.
Леа смеется. Целый день бы слушал. Ну, может, не целый… Все-таки смеяться целый день - это ненормально.
- Поддерживаю. Устроим вечер без приключений. Может, сходим на какой-нибудь фильм в "Престиже", а потом зайдем ко мне? Я тебе что-нибудь приготовлю.
Что это? Приглашение на свидание? Кажется, да, но в ушах до сих пор звенит от сигнализации, и дымом воняет… Наверное, и мне тоже голову затуманило.
- Прекрасно.
- Вот и хорошо. Увидимся завтра.
Тут Леа наклоняется ко мне, целует в щеку и выходит. Пытаюсь сообразить, что сейчас было, но тут снова активизируется сигнализация. Встаю на стул и вытаскиваю батарейку, потом открываю окно. Дождь наконец перестал, воздух прохладен и свеж. Завтра обещали снег.
Впрочем, сейчас мои мысли заняты отнюдь не погодой.
Глава 10
У Данте проблемы.
У Лукреции обнаружили какую-то редкую форму рака крови, и теперь неизвестно, сколько она еще проживет. Может, лет десять, а может, пару дней. Ну, не то чтобы пару дней, но около того. Лукреция объявила, что ее единственное предсмертное желание - увидеть сына счастливо женатым.
Лукреция - женщина шустрая, времени даром не теряет. Уже организовала свидание с недавно разведенной дочерью подруги семьи. Мол, эта девушка влюблена в Данте с детства. Отвертеться не получится - встреча назначена на следующий день в доме Лукреции. Будут присутствовать обе семьи. В программу вечера входят официальное представление и обмен символическими подарками. На этот раз все более чем серьезно. Уже представляю ухаживание и свадьбу в духе "Крестного отца". Как знают все уважающие себя киноманы, там все закончилось не слишком хорошо.
- Что будешь делать? - спрашиваю я.
Данте заламывает руки.
- Понятия не имею. Наверное, придется подчиниться. Может, это не так уж и плохо. В пятидесятых все геи женились, и ничего…
- Не говори глупостей, сейчас не пятидесятые.
- Ты себе даже представить не можешь, как трудно быть гомосексуалистом-итальянцем, - изливает душу Данте. - Все равно что в армии или в футбольной команде. Вслух об этом говорить не принято. Это несправедливо - премьер-министр может во всеуслышание объявлять, что он ворюга и коррупционер, спать с тринадцатилетними девочками, а потом назначать их на правительственные должности! Но это ничего, главное, что он не гей! И за тебя будут голосовать как ни в чем не бывало!
- Да брось. Традиция гомосексуализма в Италии глубока и всесторонне развита. Возьмем творчество Микеланджело. Да у него все женщины - голые мужики с сиськами!
- Может, и так, но все итальяшки это отрицают, - качает головой Данте. Думаю, поскольку он сам "итальяшка", ему позволено высказываться о собственном народе в столь неполиткорректном тоне. Чем Данте часто и пользуется. - Говорят, Микеланджело просто был убежденным холостяком, а моделей-мужчин приглашал только потому, что был слишком благочестив, чтобы смотреть на обнаженных женщин.
- А как же Даг?
- Мы расстались, - отвечает Данте. - Даг случайно набрал в рот не ту краску, и когда она застыла, челюсти склеились. Пришлось в больницу ехать. Ему все зубы удалили.
- Брр! Ужас.
- На самом деле не так уж это и плохо. Теперь у Дага вставные зубы, он может их вынимать, когда работает. На следующий неделе у него выставка в галерее Хайссен, называется "Плюнь на все". Мы решили остаться друзьями. Надо будет сходить. Понимаешь, на мой вкус, Даг уж чересчур творческая личность. Наступает возраст, когда мужчине пора нормальным делом заняться.
Хотя с такой ориентацией Данте следовало быть либералом, представления о жизни у него как у работяги средних лет.
- А сестра что говорит?
Сестра Данте - единственный член семьи, посвященный в тайну. После окончания университета она переехала в Ванкувер и устроилась в неправительственную организацию, оказывающую финансовую помощь странам Африки.
- Лючия в Ботсване. Вернется в конце месяца. Они с мамой никогда не были близки. Особенно с тех пор, как Лючия забеременела в семнадцать, но, вместо того чтобы выйти замуж, сделала аборт и пошла учиться.
- Значит, Лючия, скорее всего, будет против идеи со свадьбой.
Данте издает мрачный смешок.
- Лючия считает, я должен все сказать как есть. Мол, мамочка от такой новости лопнет.
- Но ты же не будешь рисковать? Ох, чует мое сердце, будешь…
Данте трет подбородок.
- Да… При одной мысли фибромиалгия разыгрывается.
- Фибромиалгия не может разыграться.
- Ну, значит, подагра. Или волчанка.
- Ты хоть знаешь, что это такое? Извини, забыл, с кем говорю. Конечно, знаешь. Конечно, не мое дело учить тебя жизни, но не могу удержаться. Нельзя жениться только из-за того, что боишься мамы.
- Хочется хоть раз порадовать старушку, - отбивается Данте. - Между прочим, она мечтала, чтобы я стал священником. Можно просто немного подыграть ей, как тогда, с семинарией.
- Ты поступил в семинарию? Как же потом отвертелся?
- Изобразил острую пневмонию. Здание было старое, отовсюду сквозняки, холодно…
- А что будешь делать, если спектакль затянется? Кажется, у нас в стране пневмония основанием для развода не является. Придется пойти на крайние меры и инсценировать собственную смерть.
- Некоторые так делают. Мой двоюродный брат Марти инсценирует автомобильные аварии, чтобы стрясти со страховщиков деньги.
- Данте, ты безнадежен.
- У мамы была трудная жизнь. Отец сбежал с уборщицей, когда мне было семь лет. Мама всем рассказывала, будто он погиб под завалами в угольной шахте.
- Не знал, что в Скарборо есть угольные шахты.
- Мама облачилась в траур и с тех пор на мужчин даже не смотрела. Впрочем, ей, кажется, нравился член нашего городского совета. Он составил план, согласно которому Центр контроля рождаемости должен был переехать в другой район. А зимой он подвозил нас до церкви. Но потом мама узнала, что он наполовину алжирец, и оборвала всякие отношения.
- Как сказал Джон Сейлз, всегда приятно видеть, как над одним предрассудком одерживает победу другой.
- Мама - человек старой закалки. Отец жил всего в двадцати минутах езды от нас, в Ньюмаркете, но для нее он все равно что умер. Бумаги на развод так и не подписала. Сказала, это грех. Они бы, наверное, до нынешнего дня оставались женаты, если бы папа тогда не напился и не влез в вольер к белому медведю в зоопарке.
- И что, медведь его съел?
Данте качает головой:
- Ну, не совсем. Один ботинок остался и рука, у него там шипы засели - как-то на дороге байкера по спине хлопнул. Наверное, медведю не понравилось.
- Брр…
Надеюсь, все это случилось ночью.
- Отца кремировали, а прах прислали маме. Она его высыпала на голову той самой уборщице. Та как раз ужинала с сестрой в ресторане "Трентино". И шипы мама тоже не забыла…
- Шутишь!
- "Хочешь его - получай! - сказала мама. - Вот тебе твое сокровище!" Меня там не было, но люди потом рассказывали.
- Беру свои слова обратно. Женись, мой друг, женись.
- Может, ее в больницу положить? - рассуждает Данте. - Как думаешь, это трудно устроить? Нет, не в сумасшедший дом, а в какое-нибудь милое, уютное учреждение и совсем ненадолго. Пока я из страны не сбегу.
- Еще можно в армию записаться.
- Верно. По крайней мере, там мне выдадут оружие, будет чем защититься. Правда, у меня указательный палец не гнется, курок спустить не смогу. Наверное, признают негодным к службе…
- Даже не знаю, что еще посоветовать. У тебя два пути - или говоришь правду, или продолжаешь долгую бесславную традицию тайных гомосексуалистов в браке для отвода глаз. А что, у Рока Хадсона получалось. Хотя недолго…
Данте стонет:
- Мама хочет, чтобы я записался на курсы для женихов при церкви.