- Правильно, я как раз хотела тебе это посоветовать.
- И еще я решил положить ему небольшое содержание, триста франков в месяц. Что ты об этом думаешь?
- Не слишком щедро!
- В его годы достаточно.
Кароль улыбнулась ему в зеркале. Можно ли это считать поощрением к действию? Филипп положил руку жене на плечо, ощущая под толстой тканью халата стройное, чувственное тело. Кароль встала и, обернувшись к нему, равнодушно произнесла:
- А Франсуаза?
- Что Франсуаза?
- Ей бы тоже надо помочь.
- Ну, Франсуаза - это совсем другое дело. У ее мужа есть работа, она сама кое-что зарабатывает. Мне бы не хотелось вмешиваться. Разве что в случае, если ей станет совсем трудно…
При этих словах Филипп положил вторую руку на плечо жены: теперь он почти обнимал ее, но как пленницу. Достаточно было одного легкого движения - и он притянул бы ее к себе. Филипп стоял так близко, что уже чувствовал тепло, исходившее от ее лица. Кароль не протестовала, не становилась неподатливой. Боже милостивый! Неужели она согласна?! Филипп уже потянулся к ее приоткрытым, ждущим поцелуя губам, но тут она прошептала:
- А что мы станем делать с Жан-Марком?
Словно ледяной шквал ударил Филиппа в лицо. Отпрянув от Кароль, он резко выпрямился и посмотрел на нее. Она не улыбалась, но он уловил у нее в глазах искорки жестокой радости.
- А Жан-Марк, - повторила она, - он тебя не интересует? Ему ты не хочешь помочь? Я часто спрашиваю себя, на что он живет?
Да, Кароль тщательно подготовила ответный удар, признался себе Филипп. Она разожгла в нем желание, дала повод надеяться, а потом, в последний момент, отбросила назад - в пустоту, в одиночество. Впрочем, не исключено, что это - экспромт. В любом случае, она сильнее, и она с ним играет. Скорее всего, именно этим она его и держит, потому что никто никогда не обращался с ним подобным образом. В своих отношениях с женщинами он всегда был хозяином положения. А теперь годы, усталость… Филипп отступил на шаг назад: ему показалось, что сейчас он ее ненавидит. Кароль запахнула пеньюар, прикрыв полуголую грудь.
- С кем ты проводишь сегодняшний вечер? - спросил он глухим голосом.
- С друзьями.
- С кем именно?
- Ты их не знаешь.
- С Ксавье Болье?
- И с ним тоже.
Филипп вышел из ванной, хлопнув дверью. Что делать? Еще нет и половины седьмого. Вернуться в контору? Нет, делами он сыт по горло. На прошлой неделе у Зюрелли случился второй сердечный приступ, и теперь дела в европейском секторе затормозились. Надо будет найти ему замену, какого-нибудь молодого энергичного парня. Ладно, завтра посмотрим, решил Филипп, выходя в коридор.
- Месье будет обедать дома? - спросила проходившая мимо Аньес.
- Нет, - ответил Филипп.
И тут же ему пришла в голову мысль: а вдруг Кароль уйдет только после обеда, часов в девять? Надо было спросить… А что если сегодня она приглашена на поздний ужин? Филипп спохватился, ему стало стыдно своих колебаний, и он еще раз твердо повторил: "Нет!" Пройдя мимо Аньес, измученный и несчастный, он вошел в библиотеку. Здесь пахло кожей и табаком, на столе лежала почта. Филипп вскрыл несколько конвертов - ничего интересного: счета, рекламные проспекты, приглашения. Много приглашений… Он решил отклонить все, зная, что Кароль не очень хочется появляться с ним на людях. Сколько продлится эта сомнительная ситуация? Он сойдет с ума, если Кароль не смягчится. Как она может быть такой жестокой с ним и такой очаровательной с другими? Какое ангельское выражение лица было у нее сегодня в палате Даниэлы! Филипп вынул из кармана ручку и написал распоряжение в свой банк: "27 числа каждого месяца на счет моего сына, Даниэля Эглетьера, должна переводиться сумма в размере трехсот франков". Поставив точку, сказал себе: "Ну вот, маленький хитрец добился того, чего он хотел".
VI
В складском подвале печатной продукцией пахло еще сильнее, чем в самом магазине. Даже печенье, которое жевал сидевший на стуле Николя, отдавало бумагой и типографской краской. Возмутительное дело, чтобы заморить червячка и передохнуть, он вынужден прятаться! Эти две дамочки сверху могли бы хоть на время оставить его в покое. Но куда там, даже в отсутствие Брекошона они не перестают шпионить, придираться к мелочам, лезть не в свои дела. Можно подумать, что если он, Николя, не работает, то тем самым наносит ущерб их карману. Просто две дуры, причем, каждая - в своем роде. Перед хозяином вечно лебезят, а ему так и норовят сделать какую-нибудь гадость. Ну, ничего, они у него еще попляшут! Уж он-то им отомстит! Как? Этого он пока не решил.
Набив полный рот, Николя какое-то время предавался сладостным мечтам об изощренной мести, которую он им уготовит. Потом его скучающий взгляд скользнул по полкам, где стояли книги, рассортированные по фамилиям авторов. Когда-то, вначале, он ради развлечения просматривал некоторые из них. Это были романы, эссе, исторические произведения… Он листал Стендаля, Пруста, Достоевского, Джойса, Гете, более или менее известных современных авторов. Неужели можно все это прочесть?! Когда-нибудь он обязательно это сделает. Потом. Сейчас он так закрутился, что ему не до чтения. К тому же, если время от времени полистывать эти книжки, глядишь, чего-нибудь и нахватаешься. Ведь важно не быть образованным, а производить впечатление образованного.
Посмотрев на висевшую прямо перед ним табличку "курить воспрещается", он щелкнул зажигалкой, сделал несколько затяжек и загасил окурок о каблук. Спать хотелось так, что сводило скулы. Вчера он просидел в кафе "Наличник" до трех часов ночи: танцевал там до упаду, выпил на спор четыре порции виски, за которые заплатила Коринна. После этого она привела его к себе: в премиленькую однокомнатную квартирку, где все было из пластика. В скандинавском стиле, кажется. Она и сама тоже скандинавского типа - высокая, светловолосая, крепкая. Дыхание, как у спортсменки. В борьбе она точно уложила бы его на обе лопатки. Но в любовных утехах главным был, конечно, он. Уж тут-то он отличился! Перебрав в памяти свои ночные подвиги, Николя наградил себя медалью за боевую доблесть. Завтра они опять встречаются. Будь что будет. Коринна часто меняла ухажеров, но любому достаточно пройтись с ней один раз, чтобы его зауважали. Она здорово котируется в их квартале. Николя страстно жаждал признания. Он мечтал, чтобы его узнавали издали и, завидев, говорили: "Смотрите-ка, вон идет Николя! Интересно, с кем это он сегодня?" Ему хватило всего нескольких месяцев, чтобы прижиться в Париже. Да, это его город. В Тулузе он никогда не ощущал такого единения с улицей. Правда, в Париже он редко выходил за пределы своего квартала. Районы Сен-Жермен, Сен-Мишель и Монпарнас ограничивали ареал его счастливого обитания.
Николя зевнул во второй раз, глубже и смачнее, чем в первый. Какой же мерзкий здесь воздух - все пропахло бумагой и пылью! Но будет ли лучше в другом месте? Николя не любил перемен. Он боялся трудностей в обучении новому ремеслу. У Брекошона его держала не мизерная зарплата, а небольшие левые заработки. Он сказал хозяину, что хочет постепенно собрать себе библиотеку из книг по искусству. Как работнику магазина ему предоставлялась скидка. Получая эти книги по сниженной цене, он потом отдавал их своему приятелю Пьеро Куане, большому специалисту по торговле книгами с доставкой на дом, который перепродавал их по дорогой цене любителям искусства. Прибыль они делили пополам. В декабре, месяце подарков, Николя наварил своей коммерцией около ста франков. В январе, когда после праздников кошельки опустели, ему пришлось довольствоваться тридцатью. В феврале Николя намеревался получить нечто среднее между этими двумя цифрами. Пьеро заказал ему книги, на которые у него уже были покупатели: "Офорты Рембрандта", "Тулуз-Лотрек" и "Импрессионисты". Брекошон без возражений отдал эти издания в распоряжение своего служащего на обычных условиях. Он заберет их сегодня вечером, предварительно попросив кассиршу мадам Бук удержать их стоимость из его жалованья. В прошлый раз она ядовито заметила: "Я вижу, вы очень интересуетесь живописью". В тот день ее придирчивый тон вывел Николя из себя. Однако сам Брекошон был, казалось, абсолютно счастлив, что продавец его магазина оказался таким тонким ценителем прекрасного. А он, Николя, и был ценителем прекрасного. Только в данном случае объектом его восхищения стали черные кожаные сапоги, которые он смог купить себе на декабрьский и январский барыш.
Николя вытянул ногу и покачал носком сапога справа налево. Свет электрической лампочки отразился от металлической застежки на щиколотке. Весь шик английской обувной промышленности сконцентрировался на уровне его ног. Безусловно, он мог бы заработать вдвое больше, если бы сам продавал книги. Но это предполагало долгие хождения по квартирам, звонки в дверь, путаные объяснения, лязг захлопывающейся перед носом двери. Нет, подобные унижения не для него. Лучше меньше зарабатывать, но зато жить спокойно. Мелкие брызги грязи испачкали каблук сапога. Плюнув на указательный палец, Николя стер пятна. Кожа сверкала. Двадцать пять минут шестого. Еще полтора часа тянуть лямку. Он опять принялся за печенье. Из открытого люка до него донесся голос мадемуазель Ляфоллик:
- Ну что, месье Верне, мы когда-нибудь дождемся нового товара?
Николя не любил, когда его называли Верне. При жизни матери - еще куда ни шло, но теперь он предпочел бы называться Козловым. А для этого необходимо, чтобы отец официально признал его. Сможет ли Александр сделать это законным путем по прошествии стольких лет? И главное, захочет ли? Конечно, нет. Плевать ему на семейные узы! И он прав. Что такое фамилия? Ничего, все равно что бирка или порядковый номер.
- Вы слышите меня, месье Верне?
- Иду, иду! - проворчал Николя.
Он сложил книги в корзину, быстро проверил по списку, все ли на месте, и, взяв корзину за ручку, стал подниматься по винтовой лестнице, ведущей в магазин. В торговом зале ему пришлось расставлять книги по названиям на тех стеллажах, которые ему указывала мадемуазель Ляфоллик. Потом она поручила ему поправить стопки с новинками и вытереть пыль на полках в глубине магазина. В общем и целом, поручения для прислуги. Зато, как только на пороге появлялся клиент, именно она летела ему навстречу со своей бархатной улыбочкой. Николя тоже хотелось бы время от времени продавать книги. Ему очень редко поручали работать с покупателями, но каждый раз после этого у него создавалось впечатление, что он обманул простака. Глядя, как клиент, выходя из магазина, гордо несет под мышкой свой сверток, Николя радовался, что ловко обвел клиента вокруг пальца. Без пяти семь он подошел к кассе, чтобы взять три книги, которые приготовила для него мадемуазель Ляфоллик. Вопреки обыкновению, мадам Бук воздержалась от каких-либо замечаний.
- Вы занесете это на мой счет? - спросил Николя.
- О, конечно, конечно, не беспокойтесь!
Она улыбалась. Вылитое свиное рыло с маленькими глазками. Хорошо бы, подумал Николя, взять ее за нос и крутануть, пока не хрустнет хрящ.
- Всего доброго, мадам, до завтра, - сказал Николя нарочито вежливым тоном.
Он вышел из магазина, неся под мышкой "Рембрандта", "Тулуз-Лотрека" и "Импрессионистов". Как было условлено, он отдал пакет Луиджи, хозяину бистро на рю дез Эколь. Завтра утром Пьеро, прежде чем начать обход своих клиентов, должен будет забрать у того товар.
Погода стояла ясная и холодная. Николя, подняв воротник и засунув руки в карманы, вышел на бульвар Сен-Жермен и смешался с прохожими. На ходу он любовался своими сапогами, сиявшими в свете уличных фонарей. Он мог бы прогуливаться еще очень долго, влекомый вперед своей удивительной обувью, но на перекрестке с рю де Бюси заметил, что его преследует какой-то мужчина. Лет сорока, с розовым цветом лица, седой гривой и солидным животиком. Было ясно, что он ищет партнера. В этом квартале таких типов было много. Симон, приятель Николя, однажды попробовал. Говорит, ничего особенного. В большинстве случаев эти господа довольствуются лишь поверхностными вольностями. Взамен можно получить разные небольшие презенты: к примеру, часы или ремень… Николя, конечно, был заинтересован в каком-нибудь подарочке, но мысль о том, что такой субъект станет его лапать, была ему неприятна. Ему больше нравились девчонки. Важную роль здесь играла кожа. Разве можно сравнивать Коринну с ее нежным, легким телом и стройными длинными ногами и этого толстого брюхана? Николя обернулся. Мужчина, который шел за ним, послал ему слащавую улыбку. Он мог быть дипломатом или чиновником высокого ранга… Скользкий, как обмылок. С вкрадчивыми движениями. Уж этот-то, наверно, мог бы научить многому! Но у Николя что-то не было охоты учиться. Он сжал челюсти, бросил на преследователя яростный взгляд и прибавил шагу. Чиновник быстро отстал. Николя ликовал. Сапоги несли его по воздуху, словно сказочные сапоги-скороходы. Он так и шел, восхищаясь ими, пока не уткнулся носом в кафе "Обриан". Наудачу он заглянул внутрь. Александр сидел за своим столиком, разложив вокруг себя бумаги. Подперев голову рукой, он что-то писал.
- Угостишь меня кока-колой? - попросил Николя и рухнул на диванчик, показывая всем своим видом, как он измотан после долгого рабочего дня.
Александр сделал заказ и, продолжая писать, как бы между прочим обратился к Николя:
- Кстати, я говорил тебе, что пригласил Брекошона на обед?
- Нет, - пробормотал Николя. - А когда он придет?
- Сегодня.
Это было прямое попадание. С потухшим взглядом Николя, осознавая опасность, просчитывал варианты отступления. "Если Брекошон придет к нам домой, то обязательно заведет речь о книгах, которые я беру у него со скидкой. Он думает, что я покупаю их для себя. Как же мне выкрутиться?" Николя судорожно соображал, как отвести от себя беду. Страх в душе рос.
- Вот незадача, - сказал он отцу, - сегодня вечером я не могу. Я договорился…
- Значит, передоговоришься.
- Это невозможно!
- Сделай так, чтоб стало возможно. Брекошон придет ради тебя.
- Ради меня?!
- Да, он хочет посмотреть твою библиотеку.
Александр улыбался, глядя на Николя. Улыбка была невыразительной: губы раздвинуты, глаза прищурены, а в лице ни малейшего намека на веселость.
- Он сам тебе это сказал? - в ужасе прошептал Николя.
- Да.
- А что именно?
- Ну, он сказал, что ты коллекционируешь книги по искусству.
- Ну, и?..
- Я был удивлен, даже изумлен, и ему этого хватило, чтобы все понять. Он давно тебя подозревает.
- Но в чем? - дрожащим голосом спросил Николя.
- Не строй из себя идиота.
- Он что, правда, придет сегодня вечером?
- Нет, я это выдумал, хотел тебя проверить.
Николя перевел дух. Самым страшным для него была бы очная ставка и необходимость давать объяснения.
- Я действительно только что его встретил, - продолжал Александр, - но ради меня он замнет это дело.
Николя вспыхнул. Теперь, когда не надо было играть перед благородным Брекошоном роль раскаявшегося грешника, он мог позволить себе сопротивляться.
- Пошлю-ка я этого Брекошона куда подальше!
- Это - твое право, - признал Александр. - А что дальше?
- Больше я туда ни ногой.
- Само собой разумеется. Брекошон тебя уволил!
На какое-то время за столиком воцарилась тишина. Николя допил содержимое своего стакана. Александр закурил сигарету.
- И что же тебя сподвигло на подобные махинации? - поинтересовался Александр между двумя затяжками.
- А что здесь такого? Кому от этого стало хуже? Я бы мог стянуть кучу книг у него из магазина, а он бы этого даже не заметил. И все бы спокойненько списали на недобросовестных клиентов! Я же довольствовался только разницей в цене. И теперь этот старый кретин, который не знает, куда ему девать свои деньжищи, позволяет себе упрекать меня?! Нет, это уж слишком! Разве не так?
- Если бы все служащие магазина поступали так, пришлось бы прикрыть лавочку.
- Но ведь они так не поступают! На что же он жалуется?
- На твой обман. Он взял тебя по моей рекомендации, доверял тебе…
- Значит, ты злишься из-за этого? Надеюсь, что ты не станешь читать мне мораль!
- Плевать я хотел на мораль, - резко ответил Александр. - Пусть каждый живет, как хочет. При условии, что он не мешает соседу. Но чего я не могу простить, так это глупости. А ты вел себя, как последний дурак. Чтобы заработать несколько жалких монет, ты рисковал так, словно впереди у тебя маячило несколько тысяч. Не умеешь, не берись! Послушай меня, если у тебя нет призвания к мошенничеству, сиди спокойно и не дергайся. Короче, с этим делом покончено, тебе придется искать себе другое место. Хотя сомневаюсь, что ты сумеешь найти что-нибудь лучшее!
После приступов страха и гнева Николя всей своей массой погрузился в душевный покой. Он вновь плавал в тихих водах и размышлял об отце. Какой он необыкновенный человек! Несмотря на весь свой цинизм, все может понять и простить. Как будто ему тоже восемнадцать.
- Ты мне не дашь сигарету? - попросил Николя.
Александр протянул ему через стол открытую пачку.
- Бери.
Они молча курили. Николя был погружен в свои мысли. Внезапно он спросил:
- А что ты скажешь Франсуазе?
- Правду, - ответил Александр.
Николя насупился.
- Не надо. Я ей скажу, что Брекошон меня уволил, потому что праздники уже прошли и он больше не нуждается в моих услугах.
- Как хочешь.
- Иначе она раздует из этого целую историю! Просто поразительно, какой беспокойный характер у твоей жены. Кажется, она из всего готова сделать трагедию.
- Зато ты со своим спокойствием хорошо ее уравновешиваешь, - заметил Александр.
Николя откинулся на спинку диванчика, поднял глаза к потолку и негромко произнес:
- Мне очень нравится Франсуаза! Но она слишком серьезная. Скажи, она тебе не надоела?
- Если бы надоела, я бы ушел.
- Но вы же женаты!
- И что с того?! Нет, старик, надо близко знать Франсуазу, чтобы оценить ее по достоинству. Часто случается, что самые большие скромницы оказываются великолепны в постели!
- Так, значит, ты счастлив?
- Да.
- Это хорошо, - важно произнес Николя. - А я, мне кажется, не мог бы быть счастливым, живя все время с одной и той же женщиной. У меня тут есть одна, Коринна…
- Да ну? - удивился Александр. - А я думал, ты девственник.
- Издеваешся?!
- Ну, и какая она, эта твоя Коринна?
- Шведского типа, очень опытная. Ты наверняка встречал ее в нашем районе. Ее все знают. Мне с ней очень нравится. Но, чувствую, в один прекрасный день я ее брошу…
- Если она тебя не опередит!
Николя оскорбился. Скривив губы, он уставился на носки своих сапог. Александр начал складывать свои бумаги и книги в портфель.
- Вообще-то, - заговорил Николя тягучим голосом, - нам, молодым, не везет в жизни.
- Это почему же?
- Потому что мы родились в трудное время. Угораздило же нас появиться на свет в этом омерзительном мире. Думаешь, легко принадлежать к послевоенному поколению?
- Должен тебе заметить, что, начиная с доисторических времен, каждое новое поколение является послевоенным.
- Ты прав! - согласился Николя. - Значит, так гнусно устроен мир. Закажешь мне еще кока-колы?
- Нет, - ответил Александр. - Пора идти. Франсуаза ждет гостя к обеду сегодня вечером.
Сердце Николя екнуло.