* * *
Неизвестно, где Анна подцепила идею о том, что сначала приходят ответы и только потом вопросы, но произошло это очень рано. Меня в свое время учили совершенно противоположному, а уж старого Джона и подавно. В отличие от нас Ма всегда придерживалась именно такого взгляда на вещи, так что, когда к нам пришла Анна, они с Ма сразу зажили душа в душу. Для меня это было немного слишком, потому что я никогда по-настоящему не знал, куда я двигаюсь, а чаще всего пытался делать это в двух направлениях сразу, если не больше. Временами это бывало довольно болезненно.
Иногда я принимался жаловаться на необъяснимую манеру Ответов лезть наперед Вопросов, но никогда особо не упорствовал в таком взгляде на вещи. Надо мной смеялись. Смех по этому поводу вынести было довольно трудно. Я сразу же начинал чувствовать себя очень маленьким.
- Внутри любого порядка есть беспорядок, - говаривала Ма. - А внутри беспорядка - порядок. И каковы бы они ни были, оба они - твои, и ничьи больше!
Все, кто знал Анну, все время пытались уподобить ее чему-то знакомому и понятному.
- Она будто сорока или галка, хватает и улетает.
Я сам так делал; я называл ее ангелом. Не то чтобы я очень много знал об ангелах, не припомню даже, встречал ли я когда-нибудь хоть одного или нет, но вот когда Джона угораздило сравнить ее с ружьем, я откровенно выпал в осадок.
- Вы когда-нибудь стреляли из ружья, Финн?
- Только в детстве. Из пугача и игрушечной духовушки. А почему вы спрашиваете?
- Она мне его напоминает.
- Бомбу я бы еще мог понять; у меня временами бывает ощущение, будто меня только что взорвали, - задумчиво отвечал я. - Но чтобы ружье… нет, никогда.
Он явно сражался со словами.
- Черт! Иногда мне кажется, что она умеет смотреть и вперед, и назад. Не будьте таким тупым, молодой Финн. Вы прекрасно понимаете, куда я веду.
- Не отвертитесь, Джон. Давайте объясняйте.
- На самом деле я хочу сказать, что, глядя вперед, мы намечаем цель, а глядя назад - прицеливаемся и делаем точную наводку.
- Звучит разумно, - сказал я. - Но что вы имеете в виду?
- Ничего особенного… кроме того, что она, кажется, всегда четко знает свою цель. Хотел бы сказать то же самое о себе. Из-за нее мне в голову приходят очень странные мысли. Идиотские мысли, надо сказать. О вещах, которые просто не могут быть правдой, но, однако же, вот они, у меня в голове.
Теперь уже запутался я. Он рассуждал прямо как Анна, и я не преминул сказать ему об этом.
- Быть может, вы правы, молодой Финн, быть может, вы правы.
- У вас никогда не появлялось от общения с ней такого чувства…
- Какого чувства, Джон?
- Что она - такой самостоятельный кусочек вашей собственной памяти? У меня появлялось. Я сразу теряю контроль над собой.
- Не может быть, Джон! Только не вы!
- Она часто напоминает мне мое собственное детство - мои путаницы, мои воспоминания.
- Насчет путаниц я могу понять, - подтвердил я. - Она частенько ставит меня с ног на голову.
- Теперь вы надо мной смеетесь. Не смейте! Мне это не нравится.
- Извините, Джон. Вы сами частенько надо мной смеялись.
- Знаю, - сказал он, - но это было совсем по-другому. Я был гораздо старше вас, и потом, в этом состоял наш долг: мой - учить, ваш - учиться. У меня от нее временами начинается прямо-таки ментальный зуд, только вот я не знаю, где и как почесать. Что-то вроде умственного несварения, я полагаю. Но, Финн…
- Да?
- Иногда мне думается - а ведь она, может быть, права. Не в большом, сами понимаете, но в малом. Если бы она только могла точно объяснить, что чувствует, это сильно бы облегчило дело.
- Мне бы тоже, - рассмеялся я. - Если бы вы объяснили мне, о чем, собственно, речь. Я совершенно потерял нить ваших рассуждений.
- Случалось ли, - спросил он, - что она совершенно сбивала вас с толку всякими штуками из ее мира, которые со словом "очень"?
- Ах это, - сказал я. - Такое случается со мной по несколько раз в неделю - как правило, посреди ночи. Очень-очень большими и очень-очень малыми. Чем-нибудь, что она где-нибудь подобрала. Что ей кто-нибудь написал БОЛЬШИМИ БУКВАМИ или что она выкопала в одной из моих же собственных книжек.
- Это я понимаю, но откуда она взяла ту идею о разных правилах? Она ее сама "разработала" или кто-то ей подсказал? Она ведь, знаете ли, права.
- Это меня удивляет куда меньше, чем тот факт, что она отыскала в словаре это самое слово "очень". Я тоже это сделал в свое время - много-много лет назад. Я не так уж часто его использую. Вам известно, что оно означает?
- Как-то не задумывался. Я просто употребляю его в речи.
- А оно на самом деле значит "настоящий", или "истинный". И вот в этом-то я на самом деле отнюдь не уверен.
Теперь Джон проводил у нас дома с детьми не меньше времени, чем я в свое время в Рэндом-коттедже. Было странно созерцать почтенного отставного учителя сидящим на старом деревянном ящике или не менее старом автомобильном сиденье, которые уважительно именовались "место мистера Джона". Очень скоро он уже был на короткой ноге с Милли и ее товарками с верха улицы. Теперь из его уст нельзя было услышать ни критики, ни осуждения в их адрес. Разумеется, его крайне удручал тот факт, что они избрали для зарабатывания денег именно такой путь, но то, что для них это был единственный способ содержать свои семьи, служило для девушек вполне достаточным извинением. Свое отношение к ним он чрезвычайно корректно выразил фразой: "Вам необычайно повезло иметь таких замечательных друзей".
И в этом мне действительно крупно повезло.
* * *
Я совершенно уверен, что Анна ни разу не употребляла при мне слово "предисловие", но при этом прекрасно знала, что в вводной части книги говорится о том, про что, собственно, книга, и что это, по сути дела, ее скелет. Чтобы все как следует понять, нужна была остальная часть книги, ее "мясо". Поэтому, когда мистер Джон сказал ей, что он не мог поверить в мистера Бога, потому что не мог поверить в начало Библии, ее это совершенно не удивило, а только опечалило. У него в кабинете она видела десятки полок с книгами, значит, он был умным человеком и, по идее, должен был знать, что начало - это всегда только скелет. Он согласился с ней, когда она объяснила ему свой подход, но это ему совершенно не помогло. Забавно, как взрослым удаются такие вещи. Им и дела нет до всех этих чудных сочных мясных кусочков, зато они готовы глотку друг другу перегрызть за кучу костей. Например, преподобный Касл. Он всегда говорил о мистере Боге, как будто тот был каким-нибудь упертым директором школы, которого хлебом не корми - дай всех наказать. Неудивительно, что его проповеди всегда награждались звучным Анниным фырком откуда-то из глубины рядов. Насколько было известно Анне, мистер Бог был решительно приятным типом. Если придерживаться этого мнения, все начинает казаться совсем другим.
- Не то чтобы я думал, будто она права. Просто она так говорит, молодой Финн. Всего лишь ее мнение, ничего больше, но все же…
- Я понимаю, что вы имеете в виду, Джон. С ней всегда есть какое-нибудь "но все же"…
- Она умудряется сплести столько разных вещей в одну концепцию, что, с моей точки зрения, получается форменная неразбериха.
- И c моей тоже. Никогда заранее не знаешь, чем все закончится.
- При том, что она всегда каким-то образом умудряется вывернуться из этой путаницы.
- Да, именно так она и поступает.
- А я с нетерпением жду следующего откровения. К величайшему собственному удивлению - жду, затаив дыхание, чего со мной уже много лет не случалось.
Как часто, говоря об Анне, я замечал, что у меня заканчиваются слова. Я стою и не знаю, что сказать дальше. Единственное, что мне удалось из себя выдавить, - это:
- Она просто видит вещи по-другому, Джон, вот и все.
- Может быть, может быть, но, по крайней мере, у нее есть дар делать так, что они выглядят красивыми. Даже ее собственные запутанные путаницы. Она меня удивляет и озадачивает, Финн, и я не стесняюсь об этом говорить. Более того, самое замечательное в нашей юной леди - то, что она заставляет меня остановиться и подумать еще. Она пишет рассказы, Финн?
- Да, довольно часто.
- Быть может, она бы согласилась писать что-нибудь для меня время от времени?
- Почему бы вам не спросить ее саму? А еще лучше попросите ее - пусть сама расскажет что-нибудь.
- Возможно, я так и сделаю.
* * *
Та зима оказалась сурова к Джону. Слишком часто ему приходилось сидеть дома то с одним вирусом, то с другим, а это означало, что наши визиты стали куда реже и короче, чем раньше. Когда нам все-таки удавалось пообщаться, он выглядел гораздо более задумчивым. Острота и резкость куда-то исчезли. Теперь ему больше нравилось слушать, чем пускаться в сложные рассуждения о природе вещей. Даже не знаю, как он воспринял бы комментарий Анны по поводу своего преображения.
- Он стал таким хорошим, - сказала она.
Не уверен, что использовал бы те же самые слова, но перемены были и в самом деле очевидны. Куда-то подевалась его непоколебимая уверенность. Теперь он с большим вниманием прислушивался к мнению других и даже, что меня несказанно удивляло, сам задавал вопросы, чего я от него никогда раньше не слышал. Когда же мне случалось задать ему вопрос, ответ нередко был: "Я не уверен, Финн" или "Я не знаю". И очень часто, говоря со мной о чем-то, он вдруг поворачивался к Анне и спрашивал: "А ты что думаешь по этому поводу, моя милая?" У меня было стойкое ощущение, что он пытается завладеть хотя бы искоркой Анниного огня, частицей ее открытости и восторга перед ликом природы. Может быть, все это было не более чем игрой воображения, но мне так действительно казалось. Я чувствовал, что на самом деле он хочет поговорить с ней, а вовсе не со мной. Во многом мы с ним были слишком похожи, чтобы сейчас я мог оказаться хоть чем-то ему полезен. Моя роль в этой триаде сводилась к исполнению функций переводчика.
Большую часть времени они, видимо, совершенно не осознавали, что я тоже присутствую в комнате. Старый Джон даже временами принимался хихикать. Не так, как хихикают украдкой, прикрыв рот ладошкой, а таким полновесным, жизнерадостным хихиком. Поначалу он все время пытался извиняться, но потом привык и, когда подходил приступ, просто брал Анну и давал себе волю. Было очень здорово видеть, как эти двое радостно хохочут на пару. У них были секреты, в которые меня не посвящали. Они разгадали друг в друге нечто такое, чем я не обладал. Несмотря на все их веселье, я чувствовал, что Джон переживает не лучшие дни своей жизни. Он все время боролся с чем-то внутри себя, и я не мог понять с чем, а ни он, ни Анна не хотели мне говорить. Меня не только частенько отсылали заняться чем-нибудь полезным (а на самом деле абсолютно бесполезным… или мне так только казалось), но и делали это в не терпящей возражений форме.
- Финн, пойди и купи в лавке пончиков. Уверен, Анна не стала бы возражать против парочки пончиков к чаю.
Естественно, я шел. Я был совершенно не в состоянии популярно объяснить ему, что на кухне в буфете ждет своего часа целый пакет этих самых пончиков. Я уходил и оставлял их вдвоем. На самом деле мне не влом было делать все эти пустяки. Что меня действительно заставало врасплох, так это когда после беготни по магазинам я водружал на стол в гостиной поднос с чайным сервизом, он оборачивался ко мне и изрекал:
- Пончики, Финн? Ты же знаешь, я их никогда не ем. Неужели на кухне нет бисквитов с джемом? Или простых булочек?
Мне стоило большого труда не рассказать ему, что на кухне имелись не только бисквиты с джемом и простые булочки без всего, но и фруктовый пирог и еще по меньшей мере шесть пышек. Так что я молчал. На самом деле оно того не стоило.
* * *
Ма отличалась от всех прочих вовсе не тем, что она была такой ужасно хорошей. Ей было не чуждо крепкое словцо, и, когда ей случалось выйти из себя, на это действительно стоило посмотреть. Умри все живое! Нет, она действительно была не такой, как все, - гораздо проще.
С ее точки зрения, причиной тому, что этот старый добрый мир так запутался, было отнюдь не то, что люди верили или, наоборот, не верили в бога. На самом деле вся штука была в том, что все хотели сделать больше, чем бог. Она формулировала это так: "Вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вы обязаны сделать больше, чем бог, да или нет?" Лично я не припомню, чтобы мне такое говорили. Все вышесказанное отнюдь не означало, что мама не особенно напрягалась с работой. Однако у нее всегда находилось время для себя самой, время, когда она просто жила - со всеми сопутствующими тому, чтобы просто жить, сумасшедшинками. Она умела выключаться. Анна тоже в совершенстве владела этим искусством. Она, кажется, умела выключаться от природы, а для меня оно всегда было тяжкой работой, и, чтобы научиться этому, мне пришлось потратить массу времени и сил. Как говаривала Ма: "Как можно было бы читать книгу, если бы между словами не было промежутков? И представь себе, на что была бы похожа музыка, если бы не паузы!"
* * *
Новый год прошел для меня почти незамеченным - не считая разве того, что все мы стали на год старше. Анна быстро росла - как в размерах, так и в неустанной погоне за красотой. В этом году ей должно было исполниться семь. Я купил себе тандем. Так стало куда безопаснее, чем когда она сидела у меня на руле, поскольку наша юная леди имела обыкновение все время вертеться и ерзать и это представляло определенный риск, чтобы не сказать большего. Мы решили поехать повидать Джона и похвастаться перед ним нашим приобретением. Я без труда отрегулировал второй руль и заднее сиденье, и вскоре мы уже были готовы стартовать. Не уверен, что Анна обратила хоть какое-то внимание на педали, равно как и на то, что они, по идее, должны помогать велосипеду двигаться вперед. Я отнюдь не возражал крутить педали за двоих, тем более что Анна, вертящаяся и глазеющая по сторонам на заднем сиденье, устраивала меня куда больше, чем Анна, делающая все то же самое у меня на руле.
Джон самым тщательным образом изучил драндулет, обойдя его несколько раз по кругу.
- Возможно, вы мне не поверите, молодой Финн, - заявил он наконец, - но когда-то я был недурным велосипедистом. Когда погода будет потеплее, вы должны позволить мне совершить на нем небольшую прогулку.
- Я сама сяду за руль, мистер Джон, - успокоила его Анна.
- Полагаю, - произнес он с некоторым сомнением в голосе, - было бы лучше подождать, пока ты немного подрастешь.
- Мне уже почти семь, - возразила она. - Я достаточно взрослая.
- Подумать только - семь! - воскликнул он. - Почтенный возраст, не правда ли? Ну-ну. Мне почти… - Он совсем было уже сообщил нам свой возраст, но почему-то передумал и просто сказал:
- В таком случае я уже очень взрослый.
Я пошел с Джоном в дом, чтобы пропустить пинту чего-нибудь освежающего, а Анну оставил бродить в саду. Мы подняли кружки и пожелали друг другу счастливого нового года, а потом Джон сказал:
- Эта малышка помогла мне понять нечто такое, что мне давно следовало осознать. Ошибка, за которую я при всем желании уже не смогу ответить.
- Что же это, Джон? - спросил я, теряясь в догадках, что за ужасная ошибка это может быть.
Прежде чем ответить, ему пришлось основательно прочистить горло.
- Мне всегда казалось, что человеческий разум - это такой ряд шкафчиков, на каждом из которых четко и ясно надписано, что находится внутри: "Математика", "Английский", "Точные науки", "География"… может быть, и "Религия" тоже.
Не думаю, чтобы ему требовался с моей стороны какой-нибудь ответ на эту тираду, поэтому я промолчал и просто ждал, что последует дальше.
- Вы понимаете, о чем я говорю, не так ли, молодой Финн?
Я покачал головой.
- Ну хорошо, может быть, вы и не понимаете, но я вам все сейчас объясню. Внимательно послушав, что обычно несет наша мисс Болтушка, - сказал он, ткнув пальцем за окно, - я начал понимать, что нельзя сорганизовать свой разум точно тем же образом, что и библиотеку. Он работает совершенно по-другому.
Мне в голову тут же пришел следующий вопрос, но задать его я не успел.
- Нет, Финн, - продолжал он, - все то новое, что поступает к нам в голову, должно быть до некоторой степени упорядочено в соответствии с тем, что уже там находится.
- Звучит вполне логично, - сказал я. - Подписываюсь.
- Того любопытного и восторженного взгляда на мир, которым обладает Анна, у меня не было, думаю, никогда. Это совсем другое, Финн. Вы защищаете себя, все время сохраняя дистанцию между собой и миром. Не скажу, чтобы она была права во всем, что говорит, но допускаю, что вот так легко списывать все это со счетов было с моей стороны крайне ошибочно. Какая ужасная путаница, Финн! Это все - ужасная путаница, если уж на то пошло. Как и в каждом человеке, во мне тоже жила надежда, но меня еще нужно убедить. Не то чтобы юная леди меня наконец убедила, но все эти милые глупости, которые она говорит, заставили меня засомневаться в самых моих сомнениях. Несколько дней назад я спросил ее, откуда она знает, что мистер Бог на самом деле существует. В ответ она просто сказала, что чувствует его, потому что он теплее меня. "Вот почему. Если бы мистер Бог от вас не отличался, я бы его не чувствовала, правда?"
Потом я спросил ее о Сатане. "А Старый Ник холоднее", - сказала она. Знаете, Финн, в том, как она формулирует свои идеи, есть некоторый смысл. Возможно, ошибка с моей системой ценностей состояла как раз в том, что я никогда не подвергал ее сомнению. Наверное, мне не следовало так на нее набрасываться, но, кажется, у этой девочки есть ответы на все мои вопросы. Хотя это не значит, что я эти ее ответы понимаю!